i fancy you

      За две недели, прошедшие после недавних событий, они толком не прикоснулись друг к другу ни разу. И Хината чувствует, как постепенно начинает сходить с ума.       У них попросту нет никаких шансов побыть наедине. Дом Тсукишимы вечно полон родственников, у Хинаты — мать и младшая сестра, которые имеют вредную привычку врываться в его комнату без предупреждения, про школу и заикаться не стоит, а Ямагучи…       Они так ему ничего и не рассказали. Да и что они расскажут? И как? «Хэй, Тадаши, помнишь, как на этих выходных ты делал домашку по истории и мы тусили вдвоем? Так вот, в итоге мы стали целоваться и тереться друг о друга, и это все закончилось-»       Нет.       Он даже думать об этом не может.       Как и о Ямагучи в подобном ключе.       Он пробовал. Он действительно попробовал представить на месте Тсукишимы Ямагучи, на месте его тонких и мягких губ — чужие обветренные, пытался представить, как горели бы глаза Ямагучи, если бы он толкнулся, когда целовал его. Через пять секунд после подобных представлений он покраснел так сильно, как не краснел, наверное, никогда, и решил, что Ямагучи слишком чист и невинен для его пошлых и низменных мыслей.       (Когда он ненароком попытался расспросить у Тсукишимы, как Ямагучи ведет себя во время этого, тот быстро поменял тему, и его уши окрасились в красивый розовый цвет).       Так что да. Уединиться в доме Ямагучи, родители которого вечно на работе, они тоже не могут — хотя это было бы, честно сказать, просто изумительно.       Хината ловит момент и прижимает Тсукишиму к шкафчикам, когда Ямагучи уходит поговорить с Ячи, и они остаются в крошечной раздевалке совсем одни. Хината не достает до губ Тсукишимы даже на цыпочках, и тот не спешит облегчить его задачу.       — Да наклонись ты!       — Придурок, семпаи могут войти в любой… — Хината, не в силах достать до его лица, всасывает кожу на его шее и отстраняется с громким хлюпающим звуком, и Тсукишима затыкается. Хината, довольный достигнутым результатом, целует его в шею снова, и Тсукишима издает тихий, едва уловимый стон. Кажется, он снова говорит что-то про школу, про раздевалку, про то, что сейчас действительно не время…       Но он чуть съезжает на этих самых шкафчиках, и Хината не упускает случая чуть надавить коленом между его бедер. Тсукишима дергается и цепляется за его плечи. Хината отстраняется ровно настолько, чтобы увидеть его полузакрытые глаза, его приоткрытые губы, почувствовать его горячее дыхание на своих губах и ощутить его дрожь возбуждения, и…       То, что кто-то идет в раздевалку, они слышат еще издалека и отстраняются друг от друга в считанные мгновения.       Энношита забирает свои наколенники, которые забыл в шкафчике, и просит их поторопиться, ведь тренировка уже почти началась.       Тсукишима избегает его взгляда, взгляд самого Хинаты, и вылетает из раздевалки вслед за своим семпаем.       Этих коротких, взбудораженных моментов не хватает, чтобы утолить эту внезапно проснувшуюся жажду, этих быстрых, мимолетных прикосновений и поцелуев не хватает, чтобы этот жар, эта истома, это сладкое и тягучее желание, сковывающее изнутри, прошли, и этого всего катастрофически не хватает, чтобы снять их возбуждение.       Каждый раз, когда Тсукишима ухмыляется и смотрит на него едким и горячим взглядом, все внутри него переворачивается, и его собственный взгляд становится блестящим и затуманенным. Каждый раз, когда они вместе прыгают на блок и удачно блокируют чужую атаку, Хината страстно желает схватить Тсукишиму за футболку и притянуть к себе. Тсукишима смотрит на него чуть дольше обычного, чуть дольше положенного, и они с трудом возвращают свое внимание к игре, стараясь не смотреть друг на друга.       Каждый раз, когда они оказываются в разных командах и сталкиваются во время блока, Хината не хочет ничего сильнее, чем поднять сетку, перейти на чужую сторону, схватить Тсукишиму и завалить его прямо на пол их спортзала.       Раздается свисток, Тсукишима отводит свой взгляд и меняет позицию, и Хината понимает, что такими темпами он точно свихнется.       Они открыли что-то неизведанное, темное и жгучее, они, совсем случайно, перешли на новую ступень, и Хинате отчаянно хочется ее изучить. Тсукишима открывается с новых сторон, и по вечерам Хината вспоминает его стоны, его прикрытые глаза, его поддающиеся навстречу бедра, вспоминает его темный и жадный взгляд в раздевалке, его жгучие и жаждущие прикосновения в короткие моменты уединения, вспоминает…       Тсукишима всегда будоражил его, заставлял терять голову, вызывал в нем что-то жгучее и яростное, и сейчас, когда к этому прибавляется возбуждение, все это смешивается в невообразимую смесь раздраженного желания, и это сводит Хинату с ума.       Он ловит на себе чужие взгляды постоянно — в раздевалке, на тренировках, на больших переменах, когда они расходятся по домам, и внутри ворочается что-то тяжелое и волнительное.       Тсукишима по-прежнему редко говорит о своих чувствах, мало прикасается и практически ничего не пишет по смс, и взгляд его — ледяной. Но в редкие минуты, когда им удается остаться вдвоем, его дыхание сбивается и становится невероятно тяжелым, и он цепляется за его плечи крепко и отчаянно, и его поцелуи — голодные-голодные.       Через несколько недель Хината чувствует, что его голова просто взорвется, и Тсукишима тянется к его губам в любые моменты, что они остаются наедине, и его поцелуи — отчаянные и глубокие с первых же секунд, и возбуждение не оставляет их ни на секунду, что они проводят в одном помещении.       На выходных они идут на свидание. Они опять не могут остаться друг у друга, и Ямагучи предлагает им сходить в торговый центр. Они оба отвечают согласием. Они обедают в кафе, Тсукишима покупает книгу, которую давно хотел, Ямагучи подбирает себе новые джинсы, а Хината находит небольшой брелок, который очень понравится Нацу. Они держатся за руки и целуются, когда никто не смотрит, и Ямагучи улыбается каждый раз, когда целует его в щеку.       Когда они собираются расходиться, Тсукишима берет его за руку и предлагает пойти к нему. Ямагучи поднимает брови, а Хината сглатывает — медленно и тяжело. Взгляд Тсукишимы не отрывается от его лица, и все вмиг становится волнительным и тягучим. Хината переводит слегка затуманенный взгляд на Ямагучи и придумывает какую-то глупую отговорку, но тот фыркает и говорит:       — Если хотите остаться вдвоем, так и скажите.       В его голосе нет обиды, и тяжеленный камень, висевший на сердце, мигом исчезает. Тсукишима молчаливо обменивается взглядом с Ямагучи, и тот тихо улыбается, кивает и поправляет сумку. Хината мысленно обещает Ямагучи сходить с ним на сто свиданий и купить ему тысячи порций картофеля фри, но пока что ограничивается улыбкой и мягким поцелуем в кончик губ.       Они расходятся, и спустя пару минут, на этой тихой улице, остаются только они вдвоем.       Они начинают целоваться сразу же, как пересекают порог комнаты Тсукишимы. Суббота, и его родственники снова собрались в их доме, и даже здесь они слышат гул чужих переговоров. Но Тсукишима наклоняется и засовывает язык в его рот, и он нашаривает на двери замок, и в маленькой, слегка тесной комнате щелчок звучит невероятно громко. Хината начинает дрожать. С каждой секундой они движутся все ближе к кровати, и Хината зажмуривается так сильно, что не замечает бортика. Он вскрикивает, когда падает на подушки, и тут же оказывается придавлен чужим телом к матрасу кровати. В нос ударяет запах кондиционера для белья и чего-то сладковатого и легкого, и в голове все перемешивается, и чужие губы вновь припадают к его собственным.       Они целуются, цепляют друг друга за волосы, одежду, поддаются навстречу, раскрываются под чужими прикосновениями и поцелуями, и довольно скоро становится очень и очень жарко. Дыхание сбивается еще давно, руки мелко подрагивают, и с каждым новым поцелуем, с каждым прикосновением чужого языка к его собственному колючее возбуждение крепнет в нем все сильнее. Ему становится так сладко, так тепло, и Тсукишима спускается со своими поцелуями к его шее, и с первого этажа раздается громкий и резкий смех.       Хината замирает, и его дрожь становится все сильнее.       Его начинает тошнить.       — Нас услышат, — со сбитым дыханием говорит он, когда Тсукишима запускает ладони под его рубашку. Тсукишима хмыкает, не отрываясь от его шеи, и это хмыканье раздается гулом по всему его телу. Хината добавляет: — Меня услышат.       — А ты попробуй быть тихим. Или это настолько тяжело для тебя?       Тсукишима ухмыляется и одновременно с этим проводит пальцем по его соску, и Хинату выгибает. Он вскрикивает и тут же зажимает рот ладонью, и ухмылка Тсукишимы становится чуть шире — но вместе с тем Хината замечает, что его глаза становятся темными. Тсукишима не дожидается ответа — да и вряд ли Хината смог бы его дать, — и его руки, будто дорвавшись, продолжают свое путешествие по его телу.       Это… Жуть как непривычно и волнительно. В предыдущий раз… Да и в принципе за все время, что они состоят в отношениях, Хината привык вести. Он привык делать первый шаг, привык первым тянуть руку навстречу, привык прижиматься и засосывать свой язык в чужой рот.       Тсукишима проводит ладонями по его бокам, спине, животу, и Хината плавится, плавится, плавится, и Тсукишима задирает его рубашку и припадает влажными поцелуями к его оголенной коже, и Хината выгибается. Его разгоряченное за эти две недели тело остро реагирует на каждый поцелуй, на каждый вздох, и Тсукишима, наконец, добравшись до его тела, не может оторваться. У него мозолистые, холодные ладони и мягкие, жаркие поцелуи, и от одного этого контраста хочется кричать. Хината прикрывает глаза и цепляется ладонями за простынь, и где-то с первого этажа раздаются крики чужих разговоров.       Тсукишима поднимается со своими поцелуями и прикасается языком к его соску, а его ладони, напротив, спускаются ниже и проводят по ширинке его джинс, и тяжкое дыхание Хинаты разносится по всей этой маленькой комнате.       Он скучал. Он безумно, невообразимо скучал, он так сильно хотел почувствовать это желание и возбуждение вновь, хотел снова ощутить эти сладостные вспышки, появляющиеся от каждого движения и неосторожного толчка, хотел тереться о чужое тело до тех пор, пока из головы бы не вылетели все мысли, и…       Комната Тсукишимы находится на втором этаже, единственная уборная комната — тоже.       Хинате не нужно открывать глаза, чтобы знать, что Тсукишима выглядит сейчас, как довольный и очень ехидный кот, который добрался до своей любимой еды со стола хозяина и ест ее прямо на его глазах.       Тсукишиме не нужно прилагать особых усилий, чтобы заставить его стонать.       И в этом заключается вся проблема.       Тсукишима расстегивает молнию на его джинсах и приспускает их к его коленям, и все тело Хинаты пробивает мелкая дрожь.       — Если для тебя это действительно так трудно, то мы можем прекратить.       С губ Хинаты срывается тяжелое, загнанное дыхание, холодный воздух комнаты в сочетании с влагой на местах поцелуев на его животе заставляет мелко подрагивать, у него стоит, и он отчаянно, невероятно, ужасно сильно хочет сбросить накопившееся за несколько недель напряжение, хочет просто забыться и забыть обо всем, и предложение Тсукишимы выглядит как откровенная издевка.       Впрочем, это она и есть.       Хината прислушивается к шуму за дверью, заглушая сбитое дыхание своей ладонью, и он так сильно концентрируется на попытках услышать хоть что-то, и все его тело напрягается и превращается во слух, и Тсукишима проводит языком по его животу, и короткий вскрик Хинаты раздается по всей комнате.       Хината затыкает свой рот сразу обеими руками и бешеными глазами смотрит на Тсукишиму. Тсукишиму, который просто довольно ухмыляется ему, будто это не его родственники сбегутся к его комнате, если услышат из нее подозрительные звуки.       Хината обязательно ему отомстит.       Тсукишима цепляется за резинку его трусов, стягивает их до середины бедра и сжимает его член в своей ладони.       Хината выгибается и забывает обо всем, о чем он там думал.       По лестнице раздаются шаги, и до них доносится небольшой гул переговоров, и глаза Тсукишимы блестят безумным, ярким огнем, и он наклоняется и проводит языком по головке.       Хинату подбрасывает, и он громко мычит в свои ладони, крепко зажмуривая глаза.       Он отомстит. Он заставит Тсукишиму стонать под его ладонями, под его поцелуями, под его ртом, он заставит его забыть обо всем, он заставит его извиваться и кричать его имя, он заставит…       Хината извивается, заглушает крики своими ладонями, цепляется в свои волосы и крупно дрожит, а Тсукишима и не думает останавливаться. Его рот такой теплый и влажный, его язык такой длинный и ловкий, его прикосновения такие ласковые и нежные, и все, о чем думает Хината: «Если я издам хотя бы один громкий звук, в его комнату сбежится вся его родня». Тсукишима устанавливает быстрый, но такой поверхностный темп, и Хинате не хватает. Не хватает его языка, не хватает его губ, не хватает этой горячей влаги, просто не хватает, и его бедра дрожат, и он жмурится так сильно, что перед глазами стоят яркие пятна, и Тсукишима не дает ему ни секунды передышки, и он такой громкий, такой громкий, и как же тяжело сдерживать все эти стоны, и он извивается, извивается, и простынь сбивается где-то в его ногах, и мимо комнаты проходит кто-то из его родственников, и Хината напрягается так сильно в попытках не закричать, и…       Тсукишима проводит и надавливает языком именно по тому месту, от которого по всему телу течет и вспыхивает удовольствие, и Хината всхлипывает, и все его тело пробирает крупная, судорожная дрожь. Все возбуждение, бурлившее в нем эти дни, все их короткие, рваные прикосновения, отчаянные поцелуи, тяжелые взгляды и это нестихающее желание накапливаются и завязываются в один узел в его животе, и Тсукишима всасывает его головку, и узел развязывается в одно мгновение, и горячая, колючая волна оргазма прошибает все его тело, ударяет в голову, заставляет подогнуться пальцы ног и прогнуться в пояснице, и он цепляется за свое лицо так сильно, что становится даже больно, и он дрожит, дрожит, и… Его крик получается громким даже несмотря на обе его ладони, которым он заткнул свой рот, и он зажмуривает глаза так сильно, что они начинают болеть, и Тсукишима не отстраняется ровно до того момента, пока дрожь Хинаты не стихает.       Его тяжелое, загнанное дыхание разбивается об его ладони, которые он так и не убрал со своего лица.       Тсукишима отстраняется и вытирает губы запястьем, и Хината пялится на него долгие пять секунд, прежде чем краснеет с головы до пят.       Раздается стук, и они вздрагивают.       — Кей, Хината-кун! Вы выйдете поужинать?       — Нет! — судорожно кричит Тсукишима слегка охрипшим голосом, пока Хината молча пялится на него. Его рубашка задрана до груди, джинсы с нижним бельем по-прежнему спущены до колен, и весь его вид говорит о том, что они явно не алгеброй тут занимались. Тсукишима напрягается всем телом, Хината напрягается всем телом, и долгие три секунды они делят одно загнанное дыхание на двоих.       Возможно, она слышала. Последний крик Хинаты вышел таким громким, что он еле сдержал его ладонями, и Тсукишима дернулся, когда это произошло. Возможно, она просто издевается над ними, и последствия их небольшой «шалости» будут такими серьезными, что это скажется на всех них. Возможно, его выгонят из этого дома с крупным скандалом прямо на глазах всех родственников Тсукишимы.       Тсукишима-сан отвечает:       — Хорошо! Спускайтесь, если передумаете, не стесняйтесь!       И уходит, так и не попытавшись зайти в комнату.       Они выдыхают, Тсукишима переводит взгляд прямо на него…       И ухмылка снова появляется на его лице.       У него плывущий, блестящий взгляд, растрепанные волосы, красные щеки и опухшие, влажные губы.       Все внутри Хинаты замирает, а потом резко ударяет по его сердцу и разбивается вздребезги.       — Ты и правда не можешь просто взять и заткнуться, даже когда требуют обстоятельства.       Хината оживает. Раздражение вновь вспыхивает в нем, и он хочет ответить, хочет начать возмущаться и кричать на этого придурка, который просто взял и засунул его член себе в рот в доме, полном его родственников, который довел его до ярчайшего и такого сумасшедшего оргазма, который…       Хината чувствует себя, словно в невесомости, и его язык просто отказывается ворочаться и что-то там произносить. Он лежит на мягких подушках, по-прежнему пахнущими Тсукишимой, ему так тепло и хорошо, ноги отказываются подчиняться и продолжают мелко подрагивать. Хината просто выдыхает, смотрит на эту довольную ухмылку, переводит взгляд на видимую выпуклость между чужих бедер…       И притягивает Тсукишиму к себе.       — В следующий раз… Ты поплатишься.       Тсукишима фыркает. Его плечи начинают трястись, и Хината замирает. И только через пять секунд понимает, что Кей просто… Смеется.       Хината ударяет его по плечу, а потом обнимает его и утыкается носом в его шею. Тсукишима, не отстраняясь, поправляет его брюки и рубашку, а после прижимается в ответ. Тсукишима возбужден, Хината ясно чувствует это, и, возможно, ему стоит поменять их позиции и помочь ему — тихо и очень, очень быстро.       Но все силы резко его покидают, и он думает о том, что он не хочет испытывать судьбу, и, честно говоря, Тсукишима просто не заслужил, и он прикрывает глаза и так ничего и не говорит.