***
Бойтесь хулигана, у которого нет ни ума, ни фантазии. Бойтесь, не сталкивайтесь, обходите стороной, и девяносто процентов, что он вас не заметит, озадаченный насущными вопросами у кого стрельнуть деньги, сигарету, телефончик. Вы ему не с руки, девчонок запугивать ну такое, да и женские слезы его вводят в ступор. Дурной хулиган сам обойдет вас стороной, если, конечно, вы не сразите его своей красотой. Тогда только держись. Но еще больше бойтесь хулиганов, у которых с мозгами все в порядке. Останется загадкой, почему именно вы стали объектом его пристального внимания, злобных выходок и дерзкого поведения. То, что вы девушка — его не останавливает. Вы — причина его недовольства, вот и все. Объяснений, почему именно ваше существование раздражает его до изжоги, вы никогда не получите. Он вас везде отыщет, отовсюду достанет. Вы нигде не будете чувствовать себя спокойной и умиротворенной, ожидание новых злых и жестоких поступков будет преследовать вас каждую секунду, и даже дома не спрятаться от мыслей, что этот человек может придумать нового, чтоб лишить вас покоя, радости и счастья. И вы никому ничего не докажете. Хитроумные, мозговитые, но злопамятные и мстительные, они обставляют все так, что комар носа не подточит. Чужими руками, при молчаливой отстраненности остальных учеников. Вы остаетесь одни перед развернувшимся во всю мощь ураганом, торнадо, штормом, и никто не протянет руку помощи.***
Сраный Ви оказался с мозгами. И Сыльги в очередной раз недоумевает и злится когда раскладывает на деревянных трибунах школьного стадиона мокрые тетради и учебники, неизвестно как намокшие у нее в рюкзаке. — Почему Господь Бог оказался так недальновиден, отмеряя за глаза одному парню сногсшибательную внешность, изворотливый ум, но не подарив ему доброты и щедрого сердца? — негодует девушка, просушивая учебники под порывами ветра. — Миллион раз приказала держаться от него подальше, доучиться спокойно в ожидании университета. Разве так сложно не смотреть в сторону длинных ног, широких плеч и ярких глаз? На себя есть тоже повод позлиться, ведь теперь покой ей только снится. Встречи в коридорах теперь наполнены глупыми шутками и провокациями, на которые так щедр наглый парень. — Сегодня ты выглядишь еще воинственнее и злее, моя маленькая боевая мышка. Так пялилась раньше, не знал куда деться от горячих взглядов, а теперь глаза боишься поднять. Почему так, НУНА? — постоянно шепчет парень всякую ерунду, толкая Сыльги на стену, касаясь телом неприлично жарко. Вечно прижимается так, чтобы теплое дыхание перебирало пряди волос на шее. Сыльги с бесконечным «тебе показалось» раз за разом отталкивает жесткое тяжелое тело, преграждающее ей путь, каждый раз стряхивая с себя ощущение стыдной усмешки, растекшейся по шее, смахивая горячие выдохи, приласкавшие кожу бархатной тканью. — Что именно показалось? Что пялилась или что перестала? — снова и снова с усмешкой спрашивает парень. Но Сыльги к этому моменту всегда уже бежит прочь, внутренне скривившись от того, что сволочной приметливый говнюк засек ее пылкие взгляды. Диалог, раз за разом повторяющийся в школьных коридорах, и нет ни одной мысли, как все это прекратить. А еще вредный хулиган откуда-то узнал, что Сыльги совсем не школьного возраста и каким-то звериным чутьём понял, что для нее — любоваться несовершеннолетним школьником, протирать глаза о его невозможную красоту аморально и неприлично, стыдно и неправильно. И теперь мелкий засранец метко каждый раз бьет словами по больному, заставляя Сыльги задыхаться от злости, от того, что дурацкое сердце решает само, при виде кого ему сильнее биться и трепетать в груди. Хулиганистый школьник — совсем не тот, кто должен был стать объектом ее интереса. Не должен и почему-то стал. То-то шумиха в школе будет, если узнают о ее тайном позоре и не важно, что этот школьник выше Сыльги на голову и шире в два раза. Она выпустится из школы, а ему еще год учиться, и это точно ни в какие ворота. Богачка уже подозрительно смотрит на их столкновения в коридорах, шуршит сплетнями со своими приспешницами, активистка сбавляет обороты, прислушивается к язвительным перебранкам, и Сыльги тысячу раз пожалела, что привлекла внимание как парня, так и кучи сумасшедших девиц. Все, что ей надо, спокойно дождаться выпуска и, наконец-то, осесть на одном месте. И сейчас только остается заставлять себя молчать по максимуму, сцеплять зубы, когда мяч прилетает в спину на совмещенном уроке физкультуры старших классов или скрежетать этими же зубами от раздражения, стирая перед каждым уроком оскорбления с доски. Измазанные вчера фиолетовой краской ее парта и сиденье после ее же отработки стали последней каплей в чаше терпения. И не важно, что краской были выведены небрежные сердечки, все в мелких брызгах от кисти. Это конец, финита ля комедия, финиш! Кровожадные мысли катались горохом по пустой черепушке, пока Сыльги разглядывала испорченное деревянное полотно: она его уроет, угробит, расквасит ему шнобелину, размажет полные, нежные губы по лицу. Нет, не поцелуем! Кулаком! Учитель негодовал, увидев это безобразие, стучал указкой по парте, гремел на весь класс криками под тихие смешки одноклассников. — Что это значит? Никого кроме тебя не было в кабинете со вчерашнего дня! Ключи тоже кроме тебя никто не брал! — Но учитель, если бы это была я, з-зачем мне портить с-собственную парту? — Сыльги от возмущения даже начала заикаться. Ее мигом снесло с сиденья, руками уперлась на сраные фиолетовые сердечки. — Разве это не очевидно? Бесполезно, пожилой мужчина закусил удила, ему не важно найти виновного, было бы кого обвинить. — Быстро к директору! — гаркнул он возмущенно. Слава Богу, директор, молодая ухоженная женщина, только похмыкала, слушая торопливые объяснения учителя, отправила его ленивым взмахом руки на урок. Постучала дорогой ручкой по столу, разглядывая замершую перед ней девушку. — Госпожа директор, вы знаете мою историю, мне нет смысла вредить самой себе. Вы знаете, чего я хочу… — Сыльги вцепилась пальцами в волосы, зажмурила глаза в попытках успокоиться и не пойти убивать одного тупого идиота. — Я понимаю… Есть какие-нибудь идеи, кто мог это сделать? — директор вообще положительно настроена к ней, зная непростую жизненную ситуацию, в которой Сыльги крутит водоворотом по миру, мотая по городам и странам. — Нет… — многострадальные зубы скрипнули опять, сводя ее лицо в злую гримасу, ногти оставили глубокие полукружия в ладонях, но нелогичное желание не выдавать одного засранца сильнее. Она сама с ним разберется. — Уверена? — пальцы с ручкой замерли над столом в ожидании ответа. И не дождавшись, снова начали дробный перестук. — Чтож, иди в класс. Не забудь оттереть художество. На перемене сидя на подоконнике около кабинета, болтая в воздухе километровыми ногами, чертов Ви улыбался так ярко, квадратная улыбка цвела хулиганским задором и лукавством. Злость притушилась, щедро политая неясными чувствами, пока девушка выдыхала бешенство, отворачивая лицо от настойчивых взглядов. — Пусть живет. Что мне действительно надо, это мирно закончить школу, поступить в институт и на четыре года задержаться на одном месте, — как мантру шептала она вчера, уходя дальше по коридору, задевая плечами встречный поток людей. — Что мне действительно надо, это сохранить сердце в покое, оградить от чувств, защитить от боли, — молитва девушки, узнавшей слишком много о горечи расставаний и о необхватных километрах расстояний. — Тысяча первое обещание забыть кое-чьи широкие плечи, смуглую шею в вороте куртки, нереально красивые ладони. Начать серьезно ненавидеть его за все жестокие, злые поступки, — шепчет Сыльги сегодня, и ветер несет над стадионом негромкие слова, швыряет волосы в лицо, закрывая обзор, игриво переворачивает мокрые листы книг, норовя их скинуть с длинного сиденья. Сыльги суматошно прижимает их ладонями, но книг и тетрадей явно больше, и она серьезно опасается, что скоро будет собирать имущество по всему футбольному полю. Огромные ладони широкими пятернями опускаются на книги, и их хватает на каждую, длинные пальцы жмут влажные листы к деревянной скамейке, пока Сыльги ошарашенно разглядывает усевшегося напротив Ви. Как он умудрился подойти незаметно? И что ему надо? Опять пришел издеваться? Девушка хмурится под вопросительным взглядом ярких глаз, молча тянет ближайшую тетрадь, желая собрать манатки и свалить, но большая смуглая ладонь держит крепко, глубокий баритон дергает внутри сладкой дрожью: — Кто это сделал? Скажи мне, кто? — Это что, новый вид издевательства? Не надоело еще? Оставь меня в покое! Просто перестань меня замечать! Она задыхается от мгновенно накатившей истерики и давит, душит ее в себе, не желая показывать слабость в край оборзевшему нахалу. Мало того, что сам вредит как может, еще и переспрашивает в надежде убедиться, что очередной удар попал в цель. Сыльги хватает пустой рюкзак и кубарем скатывается со ступеней стадиона, и слезы уже не держатся, катятся по щекам, пока она бежит, не обращая внимание на громкий голос, повторяюший раз за разом ее имя.***
Дома, спрятавшись в четырёх стенах и в мягкой домашней одежде, Сыльги успокаивается. Заваривает чай, и зависая над теплой душистой кружкой, думает о том, что оставила чертову Ви кучу своих учебников и тетрадей. С него станется испортить их еще больше: распылит на молекулы, чтобы даже намёка не осталось на их существование, чтобы она не расслаблялась, еще раз огребла себе забот в школе с учителями и директором. Ее мучают сомнения — как поступить? Подойти к этому упырю? А что сказать? Проблем в учебном заведении не хочется, но еще больше не хочется падать в ножки этому гаду и вручать ему еще один рычаг управления ею. Сыльги уже представляет, как он опять над ней поиздевается, и не факт, что потом отдаст учебники. Ложка звенит о края чашки, размешивая несуществующий сахар в теплой заварке, пока девушка мысленно прикидывает безболезненные способы добыть обратно свое имущество и заодно клянет себя за так некстати случившийся всплеск чувств на глазах Ви. Спокойно бы собрала книги, молча бы свалила. И не было бы проблем. Но нет, противный школьник раз за разом выводит ее на эмоции, заставляет ошибаться. Опрокидывает Сыльги в их негласной войне с разгромным счётом, вынуждает злиться, негодовать и постоянно думать о нем. Кружка с грохотом летит в раковину, и она хватается за голову, замирая у окна. Никаких приемлемых идей как не было, так и нет. Придется отступиться.***
Телефон на компьютерном столе звякает входящим сообщением, разбавляет вечернюю тишину девичьей комнаты, и Сыльги нехотя тянется к нему. Ведёт пальцем по экрану и недоуменно вчитывается в пару строчек текста. «Если хочешь забрать потерянное, приходи сегодня в 9 вечера к гаражам возле школы». Что за черт? Номер незнаком, никаких подсказок нет, кто это. Она скользит взглядом по буквам еще и еще. Это кто, Ви? Опять что-то замышляет? Откуда у него ее номер? Опять его интриги? Почему так поздно? Почему зовет в такое подозрительное место? — Почему при мысли об этом противном мальце в голове одни сплошные вопросы и ворох различных эмоций? — шипит девушка возмущенно, отбрасывая телефон куда-то на постель. Тяжёлые раздумья заставляют ее бродить по комнате, ероша челку. Что, если она пойдёт? Ну что он с ней сделает? Не изобьет же в конце концов, не причинит боль. Да и пусть только попробует. Какой бы он не был злой, до такой низости он вряд ли дойдёт, так ведь? — А может, действительно, есть шанс забрать обратно учебники и конспекты, тем более домашку еще сегодня делать? — говорит сама себе Сыльги, вдруг обретя призрачную надежду. — Всего-то немного потерпеть его шутеечки, послушать немножко оскорблений. Скорее всего Ви учебники просто так не отдаст, какую-нибудь пургу взамен предложит, но она попробует со всей дипломатичностью и тактичностью уговорить его подобру-поздорову отдать чужое. — Пхе-пхе, — вслух хмыкает девушка, начиная закидывать в рюкзак необходимую мелочёвку. — Как будто у дочери военных есть дипломатичность и такт. Ключевые слова «подобру-поздорову». Была не была. Если есть хоть маленький шанс вернуть забытое, надо попробовать. Сыльги кидает взгляд на настенные часы. Если сейчас выйти, за 20 минут к назначенному времени она как раз подойдёт. Девушка споро переодевается: джинсы, свитер под горло. Накидывает кожаную куртку, обувает лёгкие кеды, хватает рюкзак и выходит в прохладный осенний вечер.***
Как же он ее раздражает. Слов нет. Сыльги уже три раза обошла этот сраный гаражный комплекс, но Ви так и не появился. Ее злость невозможно облечь в слова. Все нутро кипит от очередной жгучей обиды, дрожит от ярости и страха. Покажись он сейчас, так бы и врезала бы гаденышу. Зловещая тишина пустынного места ее пугает. Безмолвие разбавляет только ветер, тревожно шуршащий остатками жёлтых листьев на деревьях, гоняющий их мягкие кучи туда-сюда по протоптанной дорожке. Полное ощущение какой-то надвигающейся неприятности. Сыльги выдыхает долгим звуком, злобно пинает соседнюю гору сухих листьев. Не помогает. Ничто не помогает успокоиться. Она раздражённо вскидывает руку с часами к глазам, пытаясь разглядеть в осенней густой темноте их стрелки. Уже десятый час. Все. Баста. Сыльги итак посвятила этому месту и одному наглому школьнику времени больше, чем положено. Ни минуты лишней ждать не собирается. Очередной 1:0 в пользу мелкого засранца. Разворот на сто восемьдесят градусов, и быстрым шагом через территорию школы, прочь от неприятно пустынной территории. Спустя пару десятков торопливых шагов она вдруг останавливается и чутко прислушивается. Эти звуки ни с чем невозможно спутать. Чавкающие глухие удары, когда чей-то кулак встречается с твёрдым телом, гулкое бряцанье от соприкосновения тяжелой обуви и туловища. Сорванные стоны, тяжёлое дыхание и рваные тихие выкрики. На территории школы явно кого-то избивают. Сыльги вытягивает шею в сторону звуков, вытирая вспотевшие от волнения ладони о грубую джинсу. Бьют явно несколько человек. Слишком частые удары, слишком много голосов. Двое? Трое? Отсюда не понять. — Будь проклят тот час, когда я решила, что прийти сюда будет отличной идеей. И будьте прокляты собственное любопытство и жажда справедливости, толкающие посмотреть, что там сейчас происходит, — шепчет она, медленно переставляет ноги по сухим листьям в темноте школьного двора, кусая губы и крепко сжимая лямки рюкзака никак не высыхающими ладонями. Но кому сейчас сдался ее тихий шаг когда там так увлечены экзекуцией: гулко дышат, переговариваются насмешливо, вскрикивают, нанося каждый удар. Сейчас мимо них слон может галопом пронестись, никто и не заметит. Девушка прижимается к стене школы, из рюкзака тянет телефон, чтобы не мешкая звонить в полицию и заглядывает за угол, не дыша. В закутке между школой и подсобным строением, огороженными с другого конца забором, под светом пары тусклых фонарей трое громил бьют какого-то несчастного. Тот под градом ударов молча и упорно из раза в раз поднимается на ноги и пытается отбиться. Его снова и снова валят, добивают ногами, но упрямый парень нечеловеческими усилиями опять встаёт на ноги, чтобы снова упасть. Что-то не даёт ей покоя. Какая мысль звенит на задворках сознания, заставляет замирать, настырно разглядывать парня, почти невидимого за спинами и ногами хулиганов. Знакомые плечи, какие-то знакомые длинные ноги, до ужаса знакомая светлая куртка. Сыльги в попытках разглядеть происходящее почти полностью показывается из-за угла, и вдруг, в один момент узнает. Понимание обжигает ее почти физической болью, давит колючим обручем на виски, вышибает воздух из легких. Под беспорядочными тяжелыми ударами кулаков и тяжёлых ботинок встаёт, падает и опять встаёт гребаный мелкий гаденыш Ви. В глазах темнеет. Приступ чистейшей ненависти нахлобучивает ее с размаху, и Сыльги яростно пытается продышаться, обуреваемая сонмом бешеных чувств, о происхождении которых подумает потом. Наверно. Телефон падает в жухлую траву, пока она судорожно ищет в рюкзаке то, что всегда носит с собой. Пальцы нащупывают телескопическую дубинку, и рюкзак летит куда-то вслед телефону. Да как они посмели… Нельзя даже пальцем… Убью гадов… — ни одной связанной мысли в голове, только крошево кровожадных картин с ней и теми козлами в главной роли. Резкий взмах рукой, и дубинка со зловещим щелчком раздвигается. Она молча разбегается и без каких-либо сомнений опускает ее на затылок первого бугая.***
— Ты выглядела такой грозной, моя свирепая малышка… — Ви сидит, утомленно облокотившись на кирпичную стену школы, морщится от прикосновений ее рук, методично ощупывающих его на предмет повреждений. — Где ты так научилась драться? С тобой опасно связываться… — Вот и не связывайся, — хмурит брови та, обходя молчанием и его насмешливое обращение, и его вопрос. Не рассказывать же ему о суровых родителях и военной кафедре, ожидающей ее после школы. — И прекрати болтать. Сыльги натужно изображает спокойствие, но на подходе грандиозная масштабная паника. И только мысли о том, что истерика сейчас вообще не к месту, останавливает девушку от рыданий. Лицо Ви в крови, ребра под ее руками ходят ходуном, и на каждом его вздохе в груди подозрительно сипит. Она аккуратно надавливает пальцами, старательно обходя мысли о крепком теле рядом, и парень откидывается головой на стену, болезненно шипя. — Тебе надо в больницу… — Сыльги отнимает дрожащие руки, пытается подняться с колен, уже готовая бежать за телефоном, оставшимся в траве за углом, но их перехватывают, прижимают к теплой груди. — У тебя кровь… — она смущенно опускает голову, разглядывая их сомкнутые ладони: его такие большие и изящные, и ее — маленькие и крепкие. Боже, этот школьник в каждой своей черте, каждой частью тела — чертов идеал. Когда не ерничает и не насмехается, даже грязный и побитый — сносит Сыльги чердак одним своим существованием. — Со мной все окей, подумаешь пара тумаков… — парень улыбается задумчиво и тут же стонет, трогая кончиком языка разбитые губы. — Не пойду я в больницу. На мне все заживает, как на собаке. И вдруг начинает суетиться в попытках встать, пальцами скребет землю и жухлую траву по обе стороны от ног. — Собака! Куда делась собака? — О чем ты? Какая собака? — девушка пытается удержать его на месте, прижимает за плечи к стене, и парень охает у нее под руками. — Прости, я не хотела сделать больно, — шепчет Сыльги расстроенно, убирая ладони с ткани куртки. — Все в порядке… — выдыхает Ви, протягивает ей руку, — помоги мне подняться… Эти уроды мучили собаку. Надо ее найти. Пару минут Сыльги удивлённо пялится на сидящего парня, словившая обидную мысль, что собаки для него, оказывается ценнее людей, собак он жалеет, а людей нет. Но потом пожимает плечами: для нее этот школьник — сплошная загадка; человек, который не вмещается ни в один шаблон, не попадает ни под одно правило, в котором она запуталась, как бабочка в паутине в попытках разгадать его. В любом случае, ее вообще не устраивает расклад, при котором человек в таком состоянии будет бродить по окрестностям в поисках собаки. Ни за что. — Куда тянешь руку? Сиди, я посмотрю. Надо быстрее уходить, пока те не вернулись. И все-таки, подумай о больнице, — Сыльги встаёт, отряхивает колени, поднимает дубинку и резким ударом об землю собирает ее обратно в компактный вид. — С ума сойти… Это было горячо… — расплавленный баритон жарким шёпотом льется ей в уши, пошлый смешок собирается испариной на шее и груди, и Сыльги торопится уйти, слушая вслед жаркие слова, сказанные так дерзко и насмешливо. — Я предпочитаю, чтоб меня полечила моя воинственная нуна.***
Конечно, никакой собаки поблизости не оказалось. Сыльги бродит по округе, холодный осенний воздух освежает горячую голову, и она опять полна подозрений. Кто эти громилы? За что одни хулиганы побили другого? И где, в конце концов учебники? — сумрачно думает Сыльги, пробираясь по залежам досок на заднем дворе школы, светя фонариком на телефоне по всем щелям. Цепляется ногой в кеде за какой-то подозрительный мусор и почти пропахивает носом борозду по жухлому газону. — Твою ж мать-то! Почему от него одни проблемы? — чертыхается девушка, поднимается на ноги и разглядывает царапины на ладонях. — Полное ощущение, что даже подбитый и подраненый чертов Ви умудряется издеваться надо мной! Она поднимает с земли телефон, осматривает его, сощурившись, на предмет повреждений. Если хоть одну царапинку найдёт, сама добьет одного мелкого гаденыша. Вроде цел. Значит кое-кто будет жить, хмыкает невесело Сыльги. Еще пара закоулков, тройка спотыкачей в кромешной темноте и она окончательно психует. — Так не пойдёт, я ноги переломаю в поисках какой-то мифической собаки, — злится Сыльги. — Все это бесполезно! Очередная злая шутка гадкого школьника! Но ее злость какая-то отчаянно-выдуманная. Сыльги не может не думать о том, что он один одинешенек, весь в крови и дышащий через раз, сидит в том тупике, где она его оставила. И почему-то эти мысли щемят сердце, морозят все ее злобные выпады в его сторону. Сыльги толстыми канатами тянет обратно картина одинокого избитого парня, который сейчас может положиться только на нее. — Просто я другая, — находит она себе оправдание. — Мне люди ценнее собак. Да… Девушка торопится обратно, безрассудно ускоряя шаг, уже не думая о том, что может опять упасть. Помыслы о себе отодвинуты на задний план, обжигают кипятком думы о Ви: вдруг ему стало хуже? Или те уроды вернулись, кого она разогнала парой-тройкой точных ударов? Сыльги срывается на бег, на всем ходу залетая в слабо освещенный переулок и выдыхает с облегчением. Парень стоит, опираясь плечами в стену школьного здания, прижимает платок к лицу в попытках оттереть присохшую кровь. — Зачем встал? — она задирает голову, следя за его рукой, в очередной раз осознает, какой же он высокий и широкий по сравнению с ней. — В больницу надумал? — Я же сказал, что я в порядке, бровь рассекли просто, — цыкает из-под платка вредный школьник. Белая ткань покрыта бурыми пятнами, а там где кровь стерта проглядывает более-менее целое, с парой ссадин лицо. Ви прижимает платок к брови, резко выдыхает. — Нашла собаку? Опять он про собаку, негодует Сыльги, как же раздражает! Лучше бы о себе подумал, чем о какой-то призрачной собаке. Терпением она никогда не отличалась, и именно в этот момент оно заканчивается. — Ну раз ты в порядке, отдавай мои учебники, как обещал, и я пойду, — шипит школьница возмущенно, протягивая руку в нетерпеливом ожидании. — Где они? Только не говори, что я зря пришла, и это очередная твоя дебильная шутка! Ви медленно отнимает руку с платком от лица. Впивается внимательным взглядом, как будто первый раз видит. — Что ты сейчас сказала? Когда это я обещал? — парень вдруг со всей силой вцепляется в ее руку, видя как Сыльги открывает рот, чтобы вылить на него ушат злобных слов. — А ну-ка, расскажи, как ты здесь оказалась! И его серьезный тон, острый взгляд, закушенная в волнении разбитая губа сгоняют стадо мурашек, табуном пробежавшихся по ее спине. Сыльги дышит сбито, волосы раздуваются ветром и лезут в рот, и она их судорожно откидывает, пугаясь непонятно чего. — Что ты имеешь в виду? Ты же мне сам написал… Чтобы я пришла сюда за учебниками… — бормочет она все тише и тише, вдруг понимая, что все это реально странно выглядит и дурно пахнет. — Я что-то ничего не понимаю… — Твои учебники лежат в твоём шкафчике, и я тебе ничего не писал… — уверенно гудит баритоном парень. — Какого бы черта я так поздно звал тебя в пустынное место? Ты серьезно, так плохо обо мне думаешь? Чёёёрррррт… — рычит Ви в сторону, морщась обхватывает себя под ребрами, — как же достало… — Что происходит? — Сыльги скользит по нему испуганным взглядом, в голове звенящая пустота. — Что все это значит? — Что нам пора отсюда валить… — школьник делает шаг и тут же пытается завалиться, и она без единой мысли подставляет ему плечо, аккуратно обхватывая мужскую талию. Но чужое твёрдое тело моментом выкручивается из ее рук, приземляется на колени. — А вот и ты, дружок… Где прятался? — мягкие и нежные нотки в голосе парня, адресованные куда-то вниз сражают Сыльги наповал, ведь она никогда их не слышала в его исполнении. Ее взгляд магнитом тянется вслед ласковым словам. Под ногами у них крутится, тихо повизгивает и машет хвостом маленький белый щенок, и Ви обхватывает его обеими руками, ласково к себе прижимая, шепчет в мягкое ухо что-то неразборчивое. Страх, недоверие и ужас накрывают с головой. Все совсем не так. Сыльги будто оказалась в Зазеркалье, а Черный рыцарь, взявший ее в плен вдруг превращается в Белого Короля.***
— Я не буду тащить тебя домой, — шипит Сыльги и поджимает губы в раздражении, ведь ноги несут ее именно в сторону дома. Торс парня под ее рукой дрожит в молчаливой усмешке. — Я не могу привести домой собаку, меня родители по приезде зашибут, — продолжает Сыльги, и даже ей слышатся умоляющие нотки в собственном голосе. Она откашливается и делает еще пару шагов, пошатываясь под тяжестью мужской руки на плече, а щенок в другой руке дружелюбно лижет ее в щеку, расстраивая Сыльги еще больше. — Так ты дома одна, нуна? — совсем уже весело ухмыляется парень, и Сыльги тут же мстительно сжимает пальцы на чужих ребрах, выбивая болезненный вздох. — Какое отношение это имеет к тебе? Я все равно не веду тебя к себе, — раздражается девушка опять, уже видя перед собой освещенный подъезд дома. Какая же она слабачка. Школьник ноги об нее вытирает вот уже пару месяцев, а она чисто сестра милосердия, весь вечер над ним хлопочет. — И реши что-нибудь с собакой, я серьезно не могу… — Не переживай, за ним уже едет мой друг. Он ветеринар… — на низких нотах выдыхает Ви на ухо девушке, вызывая толпу колючих мурашек под курткой и свитером. Она поводит плечами, прогоняя предательниц, перехватывает руку, норовящую сползти с ее плеч куда-то ниже и утомленно закатывает глаза. Тяжёлый черт, жмется близко в поисках устойчивости, пахнет мужским терпким потом, теплой кожей, землёй, кровью, прерывистое дыхание стелется ей по лицу, и этих ощущений слишком много: вязких, топких, горячих. До передоза. Сыльги отворачивается, закусывая губу. Сраный проблемный школьник. — А друг ветеринар тебя, случаем, вместе с щенком забрать не может? И подлечить за компанию? — интересуется она на авось. Тот тут же возмущенно ахает, останавливая итак свой небыстрый шаг. — Так вот как ты обо мне думаешь? Что я животное? — с подозрительным прищуром оглядывает он Сыльги, придвинув грязное лицо вплотную к ней. — И он не может, он на смене… Тем более, я сказал, что есть кому обо мне позаботиться, — квадратит Ви хитрую улыбку в пяти сантиметрах от ее губ, и Сыльги непроизвольно спускается взглядом на мягкие губы. И тут же отводит глаза. Ужас. Она сейчас смотрит в бездну, и бездна в ответ глядит на нее. — Пойдём, мы уже близко… — говорит девушка, поудобнее обхватывая его за талию. Голова Ви прижимается к ее макушке, он не шевелится, тяжело привалившись к плечу. Щенок возится в руке, зажатый телами. — Подожди пару секунд, мне надо отдышаться… Они замирают, почти обнявшись, освещённые уличными фонарями и скользкими лучами фар проезжающих машин. Осенний холод щипает открытые участки кожи: лицо, кисти рук, пробирается под джинсы, но большое горячее тело словно печка обволакивает теплом, расплавляет до костей неправильным жаром. Сыльги нервно вздрагивает, вспоминая их разницу в возрасте и мысленно стонет. Бездна все еще рядом. — Пойдём. Осталось чуть-чуть потерпеть…***
Дома Сыльги собирается с мыслями и, провожая избитого парня до своей спальни, выстраивает в голове цепочку своих действий. Определить щенка на постой, налить теплой воды в чашку, взять аптечку в родительской спальне, найти какие-нибудь старые отцовские вещи. Сыльги прикидывает размеры отца и молоденького школьника и с замиранием сердца отмечает: даже отцовские шмотки будут ему маловаты. Уже в комнате девушку катком догоняет очередная мысль: в своей спальне парня некуда пристроить кроме кровати. Одного Ви это ни капли не смущает. С долгим блаженным выдохом он откидывается на постель прямо в куртке, длинные ноги в кедах свисают до пола. Парень, лежащий в ее девичьей кровати смотрится дико и… Правильно. Сыльги устало трет лицо. Она точно попадёт в ад, где ее будут поджаривать за похотливые мысли в сторону подростка. Его «лечение» она точно не переживёт… — Раздевайся, я пока пойду покормлю щенка, — она отворачивается от заманчивой картины, уносит ноги подальше, забирает себе немного времени на выдохнуть: осознать и стряхнуть с себя события сегодняшнего вечера. — Знаешь, «раздевайся» в этой комнате звучит совсем двусмысленно, — несётся с кровати низкий смешливый баритон. Сыльги еле сдерживается, чтобы захлопывая не вышибить дверь из косяка.