Затаив дыхание...

      Вернувшись в комнату с водой и аптечкой Сыльги застает школьника, с шипением и тихими стонами пытающегося снять куртку. Рукава никак не поддаются одеревеневшему телу, застряли в манжетах, и Ви мнется, глядя на девушку.       — Я не могу справиться, — жалуется он и опять дергает плечом в попытке скинуть ткань. Стон настолько порнушный срывается с его губ, Сыльги плещет водой в чашке, поддавшись дрожи, зародившейся где-то на затылке и волной сбежавшей по рукам. Кажется, гадский подросток не разговаривает, а мурчит своим баритоном.       «Соберись, блядь…» — скрипит зубами она и, выдохнув, подходит к парню.       — Давай помогу… — она ставит чашку на пол, аптечку кидает на кровать рядом и, низко склонившись, освобождает скованные тканью руки. И совсем не обращает внимание, как прикрывает глаза, как жадно дышит Ви, по лицу которого скользнули ее длинные волосы.       Грязная куртка летит на пол, и Сыльги мысленно туда же кидает покрывало с кровати и так же мысленно НЕ кидает чужую влажную рубашку, с пятнами крови и мужские джинсы, в которые основательно втерта земля. Нечего там представлять и нечего об этом думать.       — Пересядь к тумбочке… — просит она, переносит туда чашку с водой, раскладывает рядом бинты, перекись водорода — создаёт суету, оттягивая момент, когда придется замереть перед Ви, дотрагиваясь до его точеного лица и мягких губ.       Кто бы знал, как ей этого не хочется: такого близкого контакта со школьником, запретным для сердца и чувств. Предвыпускной класс, как ни крути, это шестнадцать лет, а она слишком долго учится, дольше положенного — Сыльги снова и снова считает в голове разницу в годах, молча и машинально выполняя порядок действий: пододвигает пуфик от туалетного столика вплотную к чужим коленями, рвет бинт, сворачивает ватные тампоны. Она ощущает сейчас слишком взрослой, слишком опытной, хотя это совсем не так. Легко стать прожженной, меняя города и страны, меняя увлечения и парней, но это каждый раз больно. Сыльги никогда не стать такой с ее глупым сердцем.       Лучше уж совсем никак.       Когда дел для суеты больше не остаётся, Сыльги обречённо падает на пуф, толкая коленями чужие ноги. От того, что кровать слишком близко, приходится их раздвинуть, втиснуться своими между его длинных, широко расставленных. И этих впечатлений уже за глаза. Тишина ее комнаты, неяркое освещение, дышащий в паре сантиметров от нее привлекательный парень нагнетают совсем другую, интимную обстановку.       Она мочит бинт в воде, поднимает голову и… Рука замирает в сантиметре от мужского лица.       Капли падают на джинсы, но кому какое дело? Перед глазами чертов рот с четким рисунком верхней губы, нежно-оливковая кожа в вырезе рубашки.       Будто весь воздух крадут из вселенной. Разве хоть раз она такое чувствовала?       — Ты не выжала бинт… — шепчет парень ей в лицо, понимающе улыбаясь, и тут же трогает языком ссадину на губе. — Черт…       — Больно?.. — Сыльги отмирает, полыхая щеками, как алым флагом. Чертыхаясь про себя, отжимает воду и невесомо касается засохшей крови на скуле.       — Нет… Продолжай… — выдыхает Ви и закрывает глаза, и от этого даже легче, когда никто не наблюдает, как она, не дыша любуется, следуя взглядом за собственной рукой, стирающей грязь и кровь с изысканно-красивого лица.       — Мне надо обработать твои ссадины перекисью… — предупреждает Сыльги, когда заканчивает оттирать кожу, чуть не схлопотав за это время кислородное голодание.       Парень кивает и открывает глаза. Взгляд поплывший и какой-то чумной, впаивается в нее жаром. Сыльги трогает лоб. Горячий.       — Тебе надо в больницу… — в тысячный раз повторяет она.       — Нет! Это не температура, просто… Слишком близко… — гибкий язык на мгновенье показывается между ярких губ, смачивая их сухую кожицу.       — Я принесу таблетки, — вздыхает девушка. Кажется, он уже бредит.

***

      — У тебя есть… Еще ссадины? — мнется Сыльги после того как обработала и залепила бактерицидными пластырями ранки на лице. И молится про себя, чтоб школьник ответил отрицательно и сам переоделся.       Но сегодня вообще не ее день. Сразу с утра. Главное, все длится и длится, никак не закончится и грозит стать апофеозом ее страданий, потому что Ви поводит торсом, хмурится и, поджимая губы кивает головой.       — Кажется есть… Надо проверить… — и сразу осуществляет задуманное, начав расстегивать рубашку в сантиметрах от ее носа.       — Я пойду поменяю воду, — отшатывается Сыльги, оглушенная картиной открывающейся смуглой кожи между полами рубашки, подхватывает чашку с бурой водой и скрывается за дверью.