В объятьях тьмы

      — Саске, — Наруто подозрительно покосился на друга, когда они остались в спортзале вдвоём, пытаясь разобраться с новой комбинацией. Однако, вопреки всему, выходило очень не слажено: парни не могли поймать темп друг друга, а Саске постоянно отвлекался и действовал так, будто оказался на площадке впервые.       — Что происходит, а? — поймав мяч, грозно спросил Узумаки. — После того матча со школой Така ты сам не свой. Тренировки начал прогуливать, на уроках спишь, и сейчас твои мысли непонятно где. У тебя какие-то проблемы? Я могу помочь?       — Помочь? Мне? — Саске невесело усмехнулся, смотря сквозь сетку. — Ты и так уже мне помог, Наруто. Сделать что-то большее уже не получится.       — Ты же знаешь, я готов на большее, — пробурчал тот, начав отбивать мяч, как баскетбольный. — А ты нет. Но если вдруг что-то изменится, а мне кажется, что что-то меняется. Правда, не в лучшую сторону, — отмечая отрешенный взгляд черных глаз, мрачно заключил он.       — Ты никогда ни о чем не рассказываешь, — продолжил Наруто, не дождавшись от друга ответа. — А я не хочу быть навязчивым, но всё же не понимаю, в чем твоя проблема. С учебой у тебя было всё в порядке, с волейболом пока тоже всё неплохо — мы прошли практически все отборочные. А в семье… Насколько я знаю, твои родители — очень хорошие люди и не идут против твоих желаний. Вряд ли с ними у тебя могут быть разногласия. Ты изменился после матча с Така… Значит, это как-то связано с твоими бывшими одноклассниками, — пришёл к выводу Наруто, а Саске невольно вздрогнул. Узумаки, хоть и ленился учиться и ловил на уроках ворон, в жизни был очень догадливым и смышленым. Только не хватало, чтобы ещё и он начал копаться в его прошлом!       — Но странно, что тебя могут беспокоить другие люди. Ты ведь всегда сам по себе, — пожал плечами напарник, перестав отбивать мяч.       — Меня не беспокоят другие люди, — наконец-то ответил Учиха. — Просто осенняя депрессия, — кисло добавил он. — Почему не может быть так, что в один прекрасный момент мне просто всё надоело? И учеба, и волейбол… — он развернулся и устало посмотрел на друга. — Надоело и всё.       — Ты ведь не такой, — покачал головой Наруто. — Ты не можешь сойти с пути, который выбрал. Ты идёшь до конца, также, как и я.       — Нет, как раз всё наоборот, — возразил Саске. — Я сошёл с пути, на мгновение позволил слабости взять над собой верх, и снова всё начало рушиться. Так странно, — он опять развернулся к сетке и, подняв свою ладонь, посмотрел на неё, нахмурившись, — что лишь одна эмоция может пустить всё наперекосяк. Сегодня у нас вряд ли с тобой что-то получится, — продолжил он, пресекая дальнейшие размышления Наруто. — Так что, пойду домой, — обогнув напарника, Саске отправился к раздевалке, а Наруто, вздохнув, перекинул мяч через сетку, а заодно и забросил его в баскетбольное кольцо. И почему он полюбил волейбол, а не баскетбол?       Несмотря на то, что Саске не торопился возвращаться домой и шёл нарочито медленно, самой длинной окружной дорогой, всё равно оказался в знакомых стенах слишком быстро. Сегодня матери дома не было — она уехала к родственникам, а отец приходил поздно. Поэтому, разогрев себе немного еды, Саске принял душ и отправился к себе. Правда, вскоре сильно пожалел об этом: ему абсолютно было нечем заняться. Уроки он все сделал ещё в школе, телевизор или компьютер его не интересовали. Он пробовал что-то почитать, однако не осилил и страницы: мысли постоянно уплывали. В итоге, выключив свет, он лёг на кровать и просто лежал, смотря в тёмный потолок и надеясь как можно скорее уснуть.       «И правда — зачем я это сделал? — вспоминая разговор с Наруто, спросил сам себя парень. — Зачем снова ходил туда? Зачем мне это? Зачем я снова хочу разворошить прошлое, о котором едва смог забыть?»       После матча со старшей школой Така прошёл почти месяц, а за последние две недели Саске три раза посещал восточный район и гулял по тому переулку, от торговых площадок до церкви, где прятался в кустах. Он ходил туда в разное время: утром, прогуляв пару уроков, днём, когда их отпустили пораньше, и вечером, уйдя прямо с тренировки. Разумом юноша понимал, что всё это бесполезно и не принесет ему ничего, кроме раздражения. И всё же, несмотря на полнейший абсурд, цеплялся за это место, как за последний шанс выбраться из бездонного колодца. Хотя было как раз всё наоборот: своими действиями он будто прыгал туда с завязанными глазами.       Понимая, что сна нет ни в одном глазу, Саске откинул покрывало и снова поднялся на ноги. Да, он был в том месте утром, днём и вечером. Но вот ночью ещё не бывал ни разу. Быстро надев темные джинсы и черную мешковатую толстовку, которая была чуть велика, парень вышел из комнаты и спустился с лестницы, где на кухне столкнулся с отцом.       — Саске, — скупо произнёс старший Учиха в семье, наливая себе в бокал кипятка. Юноша невольно замер, ощущая прохладное покалывание на спине. С отцом он виделся редко: тот постоянно был на работе, приходил поздно, на выходных тоже где-то пропадал. Да и встречались они в основном в присутствии мамы, и Микото как-то разряжала обстановку. Не то, чтобы у школьника были напряженные отношения с отцом, но всё же Фугаку он немного побаивался и старался говорить с ним очень осторожно.       — Да, ты поужинал? Мама оставляла карри в холодильнике, — буднично произнёс Саске. Ни он, ни отец не были многословны, поэтому диалоги всегда давались им тяжело.       — Да, ещё решил чаю попить, — также бесстрастно ответил тот. — Ты куда-то собрался? — мужчина нахмурился, глядя на его одежду.       — Прогуляюсь немного, — нехотя отозвался Саске. — Возле дома, — тут же добавил он, чтобы отец не задавал лишних вопросов.       — Ладно, только недолго. Уже поздно, — всё же посетовал тот. — Как твоя учёба?       — Всё нормально, ты же знаешь, — протянул юный Учиха. — Ниже третьего места всё равно не упаду. Мозги — это врожденное, — усмехнулся он. — У кого-то они есть, а у кого-то нет.       — А с волейболом? Ещё не надоело?       — Нет, наоборот, — пожал плечами школьник. — Мы как никогда близки к победе в турнире, так что запал только растёт.       — Спорт — это хорошо, но тебе следует уже начать думать о том, чем ты будешь заниматься в дальнейшем, — поучительно произнёс Фугаку. — Сам не заметишь, как окончишь школу.       — Я думаю, иногда, — буркнул юноша и искоса посмотрел на папу. Да, с отцом говорить было труднее, чем с матерью, но если дело касалось объективности, то тут Микото явно проигрывала.       — Надеюсь, что не выкинешь фокус, как твой старший брат, — с отчетливой яростью проронил Фугаку, а Саске тут же сжался, ощущая, как напряжение сковало его тело.       О старшем сыне в семье Учиха говорили редко. А точнее, не говорили совсем, лишь иногда вспоминали, когда дело касалось острых моментов. Фугаку был зол на него за то, что пять лет назад тот сбежал из дома и отрекся от своей прошлой жизни, выбрав наиболее странный путь своего дальнейшего существования, тем самым буквально предав отца и всю семью, которая возлагала на него большие надежды. Мама всё время грустила оттого, что он разорвал все связи с семьёй и даже просил больше не считать его своим сыном, поскольку для него теперь существовал другой отец.       — А ты… — пересилив свой страх, решился спросить Саске, — ничего не слышал о нём за последнее время?       — Что? — разошёлся отец, вспоминая о прошлом. — Нет. Пять лет назад он написал всего одно единственное письмо после того, как сбежал. Мать тут чуть с ума не сошла, когда он пропал. Мы искали его несколько дней, думали, его похитили, или он погиб. А он ни с того ни с сего решил сбежать и мало того, отправился учиться в семинарию! В духовную семинарию! — громыхнул отец так, что Саске даже вздрогнул. — Что ему в голову ударило? Ведь он был идеальным ребенком. И мог стать прекрасным врачом, юристом, ученым в конце концов, и имя Учиха звучало бы на весь мир! Но как же надо было… — понимая, что недалек от ругательств, Фугаки с силой стиснул кулак, мгновенно беря себя в руки и не давая ярости захватить разум. — Как можно было отказаться от таких блестящих перспектив? От семьи? И в угоду чему? Бесполезной трате своей жизни? Если он меня больше отцом не считает, тогда и он мне не сын, — поставил точку разъяренный Фугаку. — И не вспоминай больше о нём. Для меня он не существует, — добавил мужчина и, держа в руке бокал с чаем, отправился в гостиную, чтобы засесть за телевизор.       — Вообще-то, ты первый вспомнил о нём, — процедил юный Учиха, провожая папу мрачным взглядом. Больше не теряя ни секунды, он вышел из дома и буквально побежал к остановке.       Да, так случалось всегда, стоило речи зайти об Итачи. Отец бушевал, практически проклиная его, мать плакала, тоскуя о любимом сыне, даже не зная, жив он ещё, или уже простился где-нибудь с жизнью, ведь кроме того единственного письма не было ни одной весточки от него. А Саске… оставалось только слушать и молчать. Сжимать кулаки под столом и опускать глаза. Гасить в себе то, что рождалось каждый раз, когда речь заходила о старшем брате. Ведь о причине, по которой тот так внезапно сбежал из дома, знал только он.       Саске просчитал практически каждую минуту своего спонтанного путешествия, чтобы успеть на последней электричке вернуться домой. С учетом дороги туда и обратно, на всё у него оставался ровно час. Чтобы добраться до церкви, немного послоняться по переулкам около неё, в очередной раз убедить себя в том, что впустую тратит время, и уйти.       «На этот раз, точно последний, — засунув руки в карманы, юный Учиха проходил по небольшим темным улочкам, почти не встречая прохожих на своём пути. — Хватит этого бесполезного сталкерства. Ему это не нужно. Он не хочет видеть ни меня, ни маму с папой. Всё кончилось пять лет назад, а я всё продолжаю цепляться за какие-то призрачные надежды. И никак не могу признать очевидное… Я для него — никто».       Ощущая, как неприятно сжало горло, Саске на мгновение остановился и, качнувшись, припал к стене. Он сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая свою душу. В сотне метрах от него уже виднелся шпиль церкви, и он хотел скорее выбраться из мрачного переулка, как вдруг позади себя услышал шаги, хотя был уверен, что находился здесь один.       — Эй, малыш, — голос с придыханием раздался прямо у уха, и Саске передёрнуло. — Составишь компанию на вечер?       Учиха даже не знал, что было омерзительное: его тошнотворный запах алкоголя, парфюма и табака, его пошлый и сладкий голос, до краев наполненный скотским желанием, или его прикосновения, от которых заледенело всё тело. Понимая, что не может двинуться с места, Саске широко открыл глаза, смотря перед собой и не видя ничего. Его дыхание снова сбилось, а сердце судорожно забилось в груди. Нет, чувство, что он испытал не было страхом. Просто в глубине его души или разуме что-то переключилось, и он перестал ощущать себя человеком, превратившись в непонятное существо.       Не говоря ни слова, Саске сбросил его руку с плеча и двинулся вперед, но мерзавец не отстал так просто: разразившись смехом, он снова нагнал юношу и на этот раз схватил его крепко, заломив руки за спиной.       — Обожаю таких, как ты! — задыхаясь, воскликнул он, чувствуя, как жертва сопротивляется. — Как же упоительно вас прогибать и ломать!       Его беспрестанный хохот оглушал, а руки походили на клешни. Сам мужчина был не очень высоким, но мощнее Саске раза в два. Приправленное алкоголем тело не ощущало боли, а сила казалось колоссальной. Он хватал юношу, сжимал его, пытался сорвать одежду прямо тут, сломать ему руки или ноги, а может быть даже и убить, чтобы после поглумиться над покорным телом всласть.       — Не трогай меня! — после очередного захвата воскликнул Саске так, что мерзавец на мгновение опешил. — Не трогай меня, мразь! — Учиха вырвался и посмотрел на подонка таким безумным взглядом, что у того перехватило дыхание, и даже смеяться он перестал. Глаза Саске были черны, как ночь, но в тоже время они горели, прорывая все глубины мглы. Его душу сжигал огонь ярости и гнева, вспыхнувший из самых глубин сознания. Он тоже не ощущал боли, страха или сомнений. Не хотел разбираться и понимать, что творится вокруг. Бежать, звать на помощь или просить о пощаде. Его трясло, руки и ноги были ледяными, но грудь буквально разрывало клокочущее исступление. Впервые за всё это время он позволил вырваться на свободу самым тёмным и самым сильным чувствам, которые до этого постоянно находились под замком.       — Не прикасайся ко мне, тварь… — прошипел он, видя перед собой не человека, а какую-то бесформенную массу, прогнившую насквозь. Его рука сама собой потянулась в сторону и, склонившись, Саске поднял что-то с земли. Он не понимал, как смог увидеть это. Ледяные пальцы не чувствовали холодного металла, но обломок трубы очень хорошо лёг ему в руку.       — Эй, ты чего… — раздались какие-то звуки от этой кучи дерьма, что лежала перед ним, и губы Саске странно дрогнули.       — Я ненавижу, когда ко мне прикасаются. Особенно, мрази вроде тебя… — не своим голосом прошептал он и, замахнувшись, двинулся прямо на ублюдка, заглушая его крики своими ударами.       — Ненавижу, ненавижу, ненавижу! — всё повторял он, повышая голос и силу своих ударов. — Похотливый ублюдок, захотелось свежего мяса? Так получи его…       Сначала звуки ударов были глухими, и рука Саске опускалось легко. Но с каждым разом его рука будто тяжелела и погружалась глубже. Звуки изменились, став более хлюпающими, а когда в лицо что-то брызнуло, попав по глазам, юноша невольно зажмурился и остановился. Вытирая предплечьем глаза, Учиха внезапно понял, что не ощущает ничего. Его пальцы настолько замерзли, что практически онемели, а в ногах резко появилась сильная слабость. А когда он снова открыл глаза, то ощутил невыносимый приступ дурноты: перед ним лежал какой-то человек в грязном лиловом костюме, его голова была размозжена настолько, что вместо лица виднелось только кровавая каша.       — Что… это… — юноша рухнул на колени и тут же прижал левую ладонь ко рту, ощущая, как что-то лезет наружу. Однако смог сдержаться, зажмурившись и отпрянув назад. Из пальцев его правой руки что-то со звоном выпало, и этот звук оглушил его. Саске увидел обломок металлической трубы, который наполовину был в крови. Сопоставить эти два факта было несложно. Вот только как это могло произойти?       «Я ничего не помню… абсолютно», — бледный, как простыня, Саске с трудом поднялся на ноги, пугливо осматриваясь вокруг. Переулок был пуст и также темен, что немного его успокоило. Однако случайные прохожие могли появиться в любую минуту. Схватив ледяными пальцами трубу, Саске кое-как спрятал её под толстовку, и, натянув капюшон на лоб, побрёл вперед. Всё, что он помнил — как ярость захватила его, а тело стало неуправляемым. Такого никогда не случалось прежде, хотя совсем недавно юноша испытывал отголоски этого состояния. Когда Наруто неоднозначно касался его. Но тогда Учиха был просто потрясен, а теперь…       «Совсем слетел с катушек. И всё из-за него…» — обойдя переулок и выйдя в соседний, юноша оказался во дворе какого-то дома. На глаза попалась пустая собачья конура и, недолго думая, он засунул трубу туда. Та хорошо вошла в углубление между стенкой и полом, а подстилка закрыла её сверху.       «Сколько времени уже прошло? Где я? И что мне теперь делать? — скрываясь в тёмных переулках, Саске снова шёл вперед, но каждый шаг давался с таким трудом, что он вот-вот был готов упасть. Его снова колотило, теперь от холода, страха и беспросветности своего будущего. — Теперь что, моя жизнь кончена? — Учиха с ужасом представил эту картину, как сейчас из-за угла выедет полиция и арестует его прямо здесь. Разбираться в его причинах никто не будет, а уж в то, что он впал в крайнюю степень аффекта, никто не поверит. — Идти домой? — он посмотрел на свою запачканную одежду. Толстовка хоть и была черной, но следы крови всё равно виднелись. — Нет, я даже до остановки не доберусь, как меня перехватят. Если только…»       Внезапно он остановился, среди бесконечных темных улиц увидев свет. С этим ужасным происшествием Саске и забыл, зачем пришёл сюда. Церковь была впереди и располагалась гораздо ближе, чем тогда. Ему показалось, что ноги сами привели его к ней и, больше не сомневаясь, юноша направился прямо туда.       В подобных местах он был от силы раза два в своей жизни и то лишь благодаря школьным экскурсиям. Однако, оказавшись внутри и почуяв этот специфический запах ладана, юноша вдруг ощутил спокойствие. В этой небольшой церкви было тоже сумрачно, но вокруг алтаря горело множество свечей. Саске плохо различал предметы вокруг себя, поскольку из-за пережитого зрение начало его подводить. Однако человека, который зажигал эти свечи, он видел и видел настолько четко, будто тот существовал вне его глаз, а прямо в сознании. Юноша сразу узнал его, несмотря на то, что тот стоял спиной и был одет в чёрную сутану. Казалось, ничего не изменилось, хотя за пять лет он стал выше, а его волосы, собранные в хвост, — длиннее.       Когда входная дверь скрипнула, он обернулся, и Саске слабо усмехнулся, видя, что и его взгляд остался прежним. Такой же спокойный, отрешенный и слегка надменный, скрывающей в своей глубине все мыслимые и немыслимые чувства. Кажется, когда этот бесстрастный взгляд остановился на Саске, в нём проявились какие-то эмоции, однако юный Учиха уже не смог их различить. Его глаза покрыла мгла, а бессилие и холод окончательно охватили его тело. Его ноги подкосились, и он рухнул на колени, продолжая странно кривить губы. Будто ему было нестерпимо больно и в то же время, отчаянно сладостно от того, что наконец-то он достиг своей цели.       — Вот и свиделись, нии-сан… — прошептал Саске перед тем, как его тело полностью лишилось всех сил, опустившись на холодный пол.