***
6 лет назад
То был вечер приёма в доме Баратеонов, на котором присутствовал весь свет столицы. Санса чувствовала себя неуверенно. Золотое платье из мокрого шелка было таким узким, что сковывало движения, а серьги в виде львиных голов неприятно оттягивали мочки ушей, сияя в свете электричества раскалённым позорным клеймом. Она стыдилась того, как выглядела, и своего положения, ощущая себя грязной преступной тварью, что продала родных за золото и статус невесты Джоффри. Видят боги, она прокляла тот день и тот час, когда приехала в Королевскую Гавань. И каждую букву в своем имени прокляла. Ибо кем она была сейчас? Куклой для битья, игрушкой для развлечений, которую не насиловали по сто раз на дню лишь потому, что Джоффри не любил секс. В обычном его виде. Но Санса знала, чувствовала, однажды её час настанет. Однажды, проснувшись очень рано, она видела, какой красной была вода, которой мыли пол в спальне Джоффри после того, как тот вызывал шлюх. И видела клочья женских волос, что прислуга брезгливо собирала перчатками с чёрных атласных простыней. Ей нужно было вдохнуть свежего воздуха, ощутить, как кислород проникает под черепную коробку, очищая, изгоняя кровавые образы, гнездящиеся в ее сознании, словно пауки в темном углу. Она вышла на веранду, желая поскорее оказаться в саду, подальше от посторонних глаз, но чей-то бархатный голос окликнул ее, ударяясь в обнажённую спину, куда-то между лопаток. — Вы любите поэзию, мисс Санса? Вздрогнув, она обернулась и увидела Мизинца — доверенное лицо Серсеи Ланнистер — стоявшего прислонившись к одной из колонн. Он дёрнул бровью и выдохнул изо рта табачный дым, а затем оттолкнулся от колонны и подошёл ближе, внимательно изучая ее лицо. — Ну так… — нетерпеливо уточнил он, улыбаясь так лучезарно, как будто получал огромное удовольствие от этой светской беседы. Его звали Петир Бейлиш, она видела его прежде, но никогда не обращала внимания. Пусть он был не одним из тех, кто стал бы держать её руки, пока Джоффри наносит удары, но определённо был из числа тех, кто предпочитал не смешиваться, тактично отводя глаза. На вид Мизинцу было тридцать с небольшим, он был подтянутым и энергичным, и в чьих-то глазах мог бы выглядеть соблазнительно в этом элегантном, сидящем по фигуре фраке, только седые виски несколько сбивали с толку. — Поэзию? Да, конечно. Я люблю. Что ещё она могла сказать? — Знаете, какой мой любимый поэт? — спросил он, затягиваясь, смотря с таким хитрым прищуром, что она невольно почувствовала себя не в своей тарелке. — Байрон? — пожав плечами, предположила она и обняла свои руки, дрожа то ли от прохлады, то ли от нервов. — Байрон? — переспросил он весело, изумлённо вскидывая брови, и вдруг просто взял её за руку, чуть выше локтя и отвёл в тень, к колонне. Никак не поясняя свои действия, он зажал сигарету в зубах и начал расстёгивать пуговицы на пиджаке. Она замерла, вжимаясь спиной в стену. Судорожно ища пути к отступлению. — Нет, мне нравится Шеймас Хини, — сказал он, снимая с себя пиджак и накидывая тот ей на плечи. Ей в ноздри тут же ударил незнакомый мужской запах, томный, щекочущий обоняние. Опустив руку, держащую сигарету, на колонну, совсем рядом с её плечом, он приблизился, заключая Сансу в капкан, и понизив голос до хриплого, почти интимного шёпота продекламировал: — Сочиняй в темноте, где живут только тени. От полярных сияний не жди озарений. Зренье не оскверни светом ярким и жёлтым, доверяйся тому, что на ощупь нашёл ты. Она сглотнула, ощущая, как сбивается дыхание, не в силах отвести взгляда от немигающих тёмно-зелёных глаз, таких глубоких, что прокричи в них — и услышишь эхо. Её губы дёрнулись было, чтобы ответить, но тут, откуда-то сбоку, из сада, послышался голос Джоффри. — Эй, там Мизинец, спроси у него! — Да он опять там с какой-то шлюхой, небось, ни хрена не видел! — Я сказал тебе спросить! Её сердце билось где-то в горле, тошнотворно быстро. — Мизинец! — послышался голос Транта. Мистер Бейлиш чуть повернул голову в сторону говорившего. — Меррин. — Не видел мисс Сансу? Она закрыла глаза, молясь всем богам — старым и новым — о чуде. О том, чтобы вмиг обернуться маленькой птичкой и улететь далеко-далеко. О том, чтобы её не нашли. — Она пошла в сад, — просто проговорил мистер Бейлиш. — Так и знал, что она где-то здесь, — прокричал Джоффри, — ищите лучше, тут воняет ее духами! Пора моей дорогой невесте, наконец, объявиться и украсить этот нудный вечер. Скорее её тело будет украшено новым сияющим кровоподтеком. Едва шорохи и голоса стихли, как Мизинец снял с неё пиджак и, перекинув тот через руку, вновь затянулся сигаретой. — Пожалуйста, — сказал он, галантно кланяясь ей. И Санса поняла, что затевая с ней разговор о поэзии, этот человек знал, что Джоффри и его свора поджидают ее в саду.***
5 лет назад
Этот дом не просто так назывался Гнездом: здесь всё было мягким и уютным, устроенным по вкусу тёти Лизы. Светлые пушистые ковры с длинным ворсом, плюшевые подушки такого тонкого оттенка кремового, что он казался почти белым, мягкие диваны, обитые замшей, в которых хотелось утонуть, и обои из настоящего антикварного шёлка. А ещё изящные мраморные столики, с которых тётушка любила нюхать кокаин. Подняв от дорожки припудренное лицо, тётя Лиза закинула голову вверх, и, несколько раз протерев нос, воскликнула: — Давайте же праздновать, в конце концов! Петир! Посмотри мой подарок! Сейчас же! То был его день рождения. Повиновавшись, Петир вздохнул и, пару раз повертев в руках сверток, несколькими резкими движениями сдёрнул с коробки обёртку. «Должно быть, он так же зверски разрывая сдирает с тети Лизы кутюрные платья, — подумала Санса, усмехнувшись, — иначе, почему она так кричит?» Открыв коробку, Петир изобразил на лице улыбку и продемонстрировал присутствующим — Сансе и Зяблику — золотые часы. — Они с гравировкой! — прокричала тетя Лиза, хотя муж сидел совсем рядом с ней. Обычно шампанское и кокаин сочетаются не так плохо, как в её случае. — О да, я вижу, Лиз, «Навечно вместе», спасибо, они великолепны, — ответил Петир, вертя часы в руках. «Положи к остальным», — мысленно предложила Санса, зная, что для него это лишь очередная дорогая безделушка. Коими был полон этот дом. — Поцелуй! Поцелуй! Поцелуй! — снова закричала тётя и Петир, напряжённо отложив подарок, подвинулся к женщине ближе и чмокнул её в щеку. Сансе было жаль его в такие моменты.Тётя Лиза была душным человеком, способным перекрыть кислород любому. Порой казалось, она берёт одну из мягких диванных подушек и, положа на лицо, душит, медленно и мучительно, не давая умереть. — У меня тоже есть подарок, — произнесла она, и все посмотрели на неё удивлённо. — Конечно, мой подарок совсем померкнет после вашего, тётя Лиза, теперь мне даже неловко показывать, — сказала она, с притворным смущением оглядывая присутствующих. — Ну что ты милая, — махнула рукой тётя Лиза и шмыгнула носом, — не смотри на меня, со мной сложно тягаться, ведь я знаю Петира всю жизнь! Показывай, давай! Не зря же ты его приготовила. — Да, — усмехнулся Петир, — не обращай внимания на свою тётю. Смотря ему прямо в глаза, она достала из сумки свёрток, бережно упакованный в чёрную матовую бумагу и перевязанный такой же лентой. Подойдя ближе, она растягивала момент, наслаждаясь каждым мгновением, передавая подарок: почти физически ощущая тепло его тела, вдыхая обволакивающий, горчащий на языке запах, откликаясь на тьму, зовущую из глубины его зрачков. Порой ей становилось страшно от того, какими неосторожными они были, пожирая друг друга глазами в полуметре от тёти Лизы. — Ну что там! Открывай скорее! — прокричал Зяблик, кидаясь на колени к Петиру. — Что подарила Санса? Петир развязывал ленту так медленно, что она оказалась в каком-то странном трансе. Самые обыкновенные действия, произведённые его руками, вдруг становились завораживающими. Она беззвучно вздохнула, предвкушая и любуясь тонкими, словно провода, венками на его пальцах. Развернув сверток, он дёрнул бровью. — Книга? — разочарованно воскликнул Зяблик. Тётя Лиза заглянула сыну через плечо, а затем бросила на мужа довольный взгляд. — Когда это ты в последний раз читал стихи? — И не припомню… — пожал плечами Петир и, бросив на Сансу жаркий взгляд, спокойно предложил: — Поцелуй? Она словно приросла к месту, а он встал и, подойдя ближе, наклонился, произнося с чуть было не выдавшей их хрипотцой: — Спасибо, очень милый подарок. Поцеловав её в щеку, в нескольких сантиметрах от приоткрытых пылающих губ, он на мгновение задержал на тех свой взгляд, ставший вдруг удивительно пустым. — Я старалась, — ответила она, и, зная, что её лицо видно тёте Лизе, посмотрела на него просто и невинно. Петир закусил губу и, отводя взгляд в сторону, произнёс: — Пойду, положу часы в сейф… — Ты даже не примеришь? — взвилась тётя Лиза. — Конечно, примерю, Лиз, не начинай, пожалуйста, они мне очень понравились. — Если бы понравились, примерил бы сразу! Возведя глаза к небу, Петир обернулся к жене и предложил: — Может быть, выкуришь немного и расслабишься, ммм, детка? Ты сегодня, наверное, так утомилась за хлопотами. Устроила мне такой праздник… Кажется, только Санса замечала, сколько скрытой угрозы в этом бархатном голосе. С этими словами Петир присел рядом с женой и чувственно поцеловал ту в губы. Санса отвела глаза, в очередной раз пересчитывая розовые бутоны, расцветающие на шёлковых обоях. — Да, — послышался томный голос тёти Лизы — самый противный из всех, — я так старалась для тебя, котик, совсем выбилась из сил. — И все было прекрасно, Лиз… — ответил Петир, галантно целуя увешанную брильянтовыми браслетами руку, — ты превзошла все ожидания. — Пожалуй, я отведу Роберта спать, — сказала Санса и поднялась, пытаясь ухватить упирающегося ребенка. — Милый! Не упирайся! Иди спать! — закричала тетя Лиза, которая думала, что племянница оказывает ей услугу, позволяя остаться с мужем наедине. — Если будешь хорошим мальчиком, завтра поедем с тобой в магазин игрушек! Но Санса знала, что если старания Петира увенчаются успехом, накурившись, тетя Лиза скоро уснет, и в доме, наконец, настанут покой и тишина. Они, наконец, останутся одни. Так и произошло. Не без усилий уложив Роберта спать, она спустилась вниз и обнаружила, что свет во всех комнатах потушен. Тётя Лиза сопела, раскинувшись на диване. Санса вынула из безвольно опущенной на ковёр руки косяк и потушила тот в нефритовую пепельницу. Оглядевшись, она прислушалась к зловещей тишине, повисшей в доме, ощущая тонкое, разжигающее кровь волнение. Сняв туфли, она вступила во тьму коридора, ведущего к его кабинету. Передвигаясь тихо, на ощупь, она ласкала пальцами узоры на шёлковых обоях и благодарила богов за то, что мягкие ковры делали её шаги практически бесшумными. У тёти Лизы был очень чуткий сон. Санса боялась дышать, судорожно пытаясь успокоиться, ей казалось, что стук её сердца слышен в другом конце особняка. Она видела тонкий луч света, льющийся из приоткрытой двери, и с ужасом думала, что именно так люди сбиваются с пути. Хорошие люди, которые делают плохие вещи. Но хорошая ли ты, Санса? Или просто слабая? Оказавшись перед дверью, она почувствовала себя мотыльком перед светом неоновой вывески. И, кажется, прикоснувшись к дереву, толкнув его, она обожглась. Петир сидел за своим столом и курил, внимательно изучая ее напряжённым, тяжёлым как камень взглядом. От этого взгляда было не выдохнуть. Он снял ненавистный бежевый кашемировый джемпер, что так любила тетя Лиза, и сейчас остался в одной светлой рубашке с закатанными рукавами и расстёгнутым воротом. Сансе вдруг захотелось убежать, закрыться в своей комнате и заткнуть себе рот руками. Но он стряхнул пепел с сигареты и сказал: — Не стой в дверях. И она повиновалась. Сделав шаг вперед, Санса аккуратно прикрыла дверь и поставила на пол туфли, которые все это время держала в руках. Он выглянул из-за стола и, выдыхая дым, оценивающе посмотрел вниз, на её ноги. — Какая ты осторожная… — произнес Петир, испытывая ее взглядом, и если за секунду до этого она ощущала себя жертвой, то теперь почувствовала себя соучастницей. Прямо как тогда. Когда он увёз её со свадьбы. Вырвал из окровавленных объятий Джоффри. Санса лишь приоткрыла губы, но слова застряли где-то на полпути, между её грудью и человеком, сидящим по другую сторону стола. — Закуришь? — предложил он, облизывая губы, и, не дожидаясь ответа, протянул ей пачку. Она аккуратно достала оттуда сигарету и наклонилась, чтобы он, чиркнув, поджёг кончик спичкой. С минуту они просто курили, смотря куда угодно, только не друг на друга. Пытаясь успокоиться, совладать с собственной кровью и дыханием. В конце концов, люди — примитивные механизмы, и Санса допускала, что испытывает влечение к мужу своей тёти, потому что он был первым привлекательным мужчиной в её жизни, кто хотя бы пытался изображать джентльмена: не бил и не унижал её. Он был тем, кто спас её. Санса старательно опускала и замалчивала тот факт, что кроме всего прочего, только с Петиром она чувствовала себя по-настоящему — легко и естественно. Не стоит называть это чувство влюблённостью, детка. Слишком темно для любви. Это ощущение проглатывало Сансу, пережёвывая, меняя день за днём её внутреннее устройство. Заставляя то возноситься к небесным чертогам, когда он был рядом, то агонизировать в болезненном бреду, когда ей казалось, что эти чувства не взаимны. Она не могла бы ответить себе, когда именно начала этот преступный путь, но понимала, что зашла слишком далеко. — Спасибо за подарок, — прошептал он, откладывая сигарету и укладывая руку ей на колено. Аккуратно толкая её, заставляя облокотиться на стол, он поставил левую руку на столешницу, словно отрезая ей пути к отступлению, а правой медленно проник под расклешённое бархатное платье. Санса посмотрела за его спину, в окно. На собственное отражение, которого не узнавала. Она видела девушку во взрослом платье с обнажёнными плечами и волосами, уложенными тяжёлой голливудской волной. Такую девушку кто угодно захотел бы уложить в постель, и это должно было бы льстить, но на самом деле делало больно. Потому что в глубине души она уже хотела быть чем-то большим, чем девушкой в его постели. И уже понимала, что эти мечты — дорога в ад. Тем временем его раскалённые губы обманчиво нежно прихватили мочку её уха, вонзая в кожу острые зубы. Она выдохнула и закинула голову вверх. — Я должна была бы пошутить про то, что это была лишь часть подарка… — сказала она, кладя руки ему на плечи, отзываясь на прикосновения. — Должна… — повторил он, мягко, мучительно нежно целуя её в шею, — … но не будешь? — У тебя для таких подарков есть жена, — выдохнула она, улыбаясь. Она должна была бы бояться, осознавая, что в этот самый момент погибает. На деле же, ей казалось, что нет более безопасного места на земле, чем эта комната, этот час и его руки. — Прошу… — взмолился он, лаская её между ног, дотрагиваясь указательным пальцем до шёлковой поверхности её белья и прочерчивая на нем линию, — могу я хотя бы сегодня забыть, что женат на ней? Санса вздрогнула, подавляя в себе слишком громкий стон, и сильнее схватилась за его плечи в попытках сдержаться, остаться в собственном теле. Она нашла его губы и вложила в поцелуй всю свою нежность, все то, что не могла сказать ему. Санса очень сильно хотела быть ему нужной, и очень боялась всего того, что могло дальше произойти. — Я чувствую себя Лолитой… — произнесла она, едва оторвавшись от его губ, заглядывая в его глаза и ища там поддержки, но находя только тьму. — Из-за разницы в возрасте? — усмехнулся он, дернув бровью и прикусил ее за нижнюю губу, чувственно проводя по верхней горячим языком. — Нет… — выдохнула она, ощущая, что сходит с ума, — …потому что ты муж моей тети… и из-за того, что ты делаешь… Петир впился в ее губы требовательным, выпивающим поцелуем и, проникнув под бельё, судорожно выдохнул через нос, ощущая то, насколько влажно у неё между ног. — Ты… плохо… читала… — произнес он, укладывая слова между прерывистыми поцелуями и ровными движениями руки, — по книге Лолита… соблазнила… Гумберта… и… в итоге… в итоге… это он… оказался обманутым… — Это потому, — ответила она, шепча ему прямо в ухо, жмурясь от разрывающего, слишком яркого удовольствия, — …что он по-настоящему её любил.***
— У вас кровь, — сообщила Санса спокойно, не узнавая собственный голос, звучащий так хорошо и ровно, словно то была накрахмаленная белая скатерть на официальном приеме. — Что? — не понял мистер Сэнд, а затем, дотронувшись до верхней губы указательным пальцем, стёр кровавое пятно и с удивлением посмотрел на свои руки. Она рассеянно подумала: «Почему так всегда происходит? Почему люди так удивляются? Словно внезапно обнаруживают, что уязвимы». Сбоку послышался звон разбитой посуды, и боковым зрением Санса увидела, как падает, словно подкошенный, официант. Всё его лицо было залито кровью. Переведя взгляд на мистера Сэнда, она увидела, как тот побелел, очевидно, осознавая. Он посмотрел на нее изумленно, видимо задаваясь вопросом, за что она сделала это с ним. Но то была не она. Наклонившись, мистер Сэнд упал вперед, на стеклянный столик, заливая кровью белый как снег кокаин, которого тут было на тысячи золотых. Где-то впереди на корме послышался звук падающего тела. А позади неё второй официант упал за борт. Санса вскочила и побежала вперед, поочерёдно заглядывая в каждую комнату, каждый закоулок. Она не звала на помощь, молчала. Её тут вообще не должно было быть. «Твою мать, — думала она. Твою мать. Твою мать. Твою мать». Немногочисленный обслуживающий персонал яхты корчился на полу в луже крови. Оказавшись в уборной, Санса подошла было к унитазу, уговаривая себя опорожнить желудок именно здесь, а не разбрызгивать ДНК по всей палубе, но блевать, как ни странно, не хотелось. Она заглянула в зеркало, всматриваясь в собственное бледное отражение, прислушиваясь к ощущениям, но кроме паники — учащённого сердцебиения и скрученных от ужаса кишок — ничто не указывало на то, что она тоже отравлена. Красная помада чуть размазалась, и она стерла ту куском туалетной бумаги, а затем оторвала ещё, и, вернувшись к столу, попыталась стереть все отпечатки пальцев и губ, где они только могли бы быть. Взяв свой бокал, она пробралась на кухню, и, словно во время игры в твистер, стараясь не наступать на лужи крови, вымыла тот с чистящим средством и аккуратно поставила на полку. По пути назад она высматривала на полу и стенах собственные рыжие волосы. Твою мать.Твою мать.Твою мать. Будь проклята эта современная криминалистика и ДНК-тесты. Ей понадобится очень много времени, чтобы привести тут всё в относительный порядок. Но оказалось, что именно времени у неё больше не было. Вдалеке завыли сирены береговой охраны. Санса покачнулась и облокотилась на стену, стараясь не касаться той пальцами, судорожно рассуждая, какова вероятность, что копы прибыли не по её душу, какова вероятность, что они не заметят кучу трупов на палубе и какова вероятность, что она сможет остаться незамеченной, добраться на полицейском катере до берега. Может быть, изобразить похищение? В этой версии было слишком много неизвестных, которые она не могла допустить импровизируя. Сирены приближались, и времени на размышления почти не осталось. Выдохнув, она мысленно начала считать до десяти. Раз. Она шагнула к лестнице. Два. Переступила через края яхты. Три. Медленно, очень тихо, спустилась к воде. Четыре. Аккуратно, стараясь не создавать шума, опустилась в воду. Пять. Оценила расстояние до берега и направление. Шесть. Окунулась в воду, ощущая, как холод сцепляется над её головой Семь. Восемь. Девять. Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать. Четырнадцать. Пятнадцать. Шестнадцать. Семнадцать. Двадцать. … Тридцать шесть …. Вынырнула, чтобы глотнуть немного воздуха, не давая себе осмотреться. … Тридцать семь. Тридцать восемь. … Пятьдесят пять. Выдохнула еще раз, ощущая, что выдыхается. Адреналин спал, и теперь она чувствовала, какими холодными были осенние морские воды. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Пятьдесят пять. Пятьдесят пять. Пятьдесят пять. … Она начала считать заново, сбившись. Один. Два. Три. … Шестьдесят девять. Сбившись, а затем ещё раз досчитав до ста, она выбралась на берег. Дрожа, скользя на размокших от воды кожаных туфлях, она пробежалась по заброшенному, усыпанному мусором пляжу, и начала взбираться по крутому склону, цепляясь за землю длинными ногтями. Несколько раз она почти срывалась, царапая руки и колени о разбитые бутылки и железо. Санса молилась о том, чтобы не напороться на использованный кем-то шприц. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Взобравшись, она едва не упала, соскользнув вниз, но вовремя ухватилась за колючий куст, растущий около бордюра. Она подавила в себе вскрик, чувствуя, как колючки впиваются в кожу. Твою мать. Твою мать. Твою мать. Пробежав с полмили по темным портовым закоулкам, она благодарила богов за то, что ей не встретились грузчики или другие, более пугающие ночные обитатели порта. Добравшись до машины, она буквально упала на заднее сидение, и поймав в зеркале изумленный взгляд Бриены, выдохнула: — Езжай. Быстро! Автомобиль тронулся, стремительно унося Сансу прочь от порта и моря, минуя узкие улочки, сразу на дорогу, выводящую из города, чтобы запутать следы. Там, где не было камер и блок-постов. Бриена о чем-то настойчиво спрашивала ее, пытаясь вывести из транса, но Санса молчала. Дрожа и обливаясь потом вперемешку с морской водой, что полностью намочили кожаные сидения, она ощущала холодные капли, струящиеся по её спине и ногам, мокрое, прилипшее к телу бельё. Её челюсть ходила ходуном от холода, ногти с силой вонзились в мягкую кожу ладоней, губы, терзаемые зубами, распухли, косметика поплыла. «Он жив? — вопрошало её воспалённое сознание. Этого не может быть. Но что если он жив? Та книга была знаком, который лишь она и он могли понять. Он жив? Или кто-то хочет заставить тебя так думать?»