Через рот

Ладно, давайте начистоту: вы дрочите. Да, именно вы. Именно дрочите. Мастурбируете, самоудовлетворяетесь, душите одноглазого змея, играете с киской и прочие отвратительные эвфемизмы — кому что нравится. В этом нет ничего постыдного, неловкого или смущающего. Потому что дрочат все. Да, все. Ваши родители, ваши соседи, ваши учителя и преподаватели, ваши коллеги, даже ваш начальник дрочит. Тот уборщик на улице, который каждый день подметает у подъезда, и милая продавщица в магазине, что пробивает вам огурцы на кассе, и мимо проходящая мамочка с коляской. Все они. Может, не в данный конкретный момент, не сегодня и, возможно, не на этой неделе, но они определенно дрочат. Хорошо, не все. Не каждый первый. Но точно каждый второй, нет, девять из десяти. И это нормально, ведь дрочить — это приятно. Кто-то бы сказал, что это не так приятно, как получить зарплату, прокатиться на американских горках или съесть килограмм мороженого в одиночку, но тем не менее это приятно. Ладно, с этим разобрались. Дрочить — нормально. И теперь, когда мы прояснили этот момент, плавно перейдем к Антону Шастуну. Конечно, вы не осудите Антона за то, что он любит дрочить, правда? Как и большинство юношей двадцати одного года, к тому же одиноких, к тому же студентов с большим количеством свободного времени, он тоже не чурается такого бесхитростного удовольствия. Есть предположение, что, возможно, он чуть-чуть перегибает с этим палку (надеюсь, вы оценили каламбур), но, право слово, все мы не без греха. Пожалуй, Антон дрочит чересчур часто. Пожалуй, он делает это более специфическими методами. Пожалуй, в половине случаев эти методы можно охарактеризовать как «ты что, больной?». Но Антон всегда считал себя просто изобретательным. И в целом его увлечение (а, поверьте, в его случае это было самое настоящее хобби) никак не стесняет по жизни. По крайней мере, не стесняло первые три года университетской жизни: по счастливой случайности он жил в комнате один, и никто не мешал ему придумывать всё новые и новые способы самоудовлетворения. Никто не мешал ему претворять их в жизнь. А, поверьте вновь, это почти искусство. Хотя почему почти? Учитывая, что этот парень на протяжении десяти лет дрочил как минимум два раза в день (по самым скромным подсчетам), в этом деле он достиг настоящего мастерства. Типа реально. Мало кто сравнится с Антоном в дрочке. Вы не представляете, сколько способов мастурбации существует и сколько еще можно придумать. Серьезно, вы не представляете. И близко. Даже примерно. Если, естественно, вы не Антон Шастун — тогда вы всё представляете прекрасно. Во-первых, фрукты. Выберите крупный фрукт, например, арбуз. Да-да, с точки зрения ботаники это скорее тыква или ложная ягода, но к ягодам мы перейдем позже, пока не забивайте этим голову. Эти инструкции пригодятся, в основном, тем, у кого есть член (ведь у Антона есть член, и весь его сексуальный опыт сосредоточен вокруг этого факта), но и все остальные могут узнать много интересного и, возможно, полезного. Итак, арбуз. Или дыня. Не берите фрукты с крупными косточками, а также отложите цитрусовые подальше. Грейпфрут может казаться привлекательным вариантом, но, поверьте, ожог слизистой того не стоит. Понятное дело, вы всё равно наденете презерватив, но латекс с кислотами не дружит. Так что лучше арбуз. Антон обычно выбирает средний размер, но тут кому что больше нравится. А дальше просто проделайте дырку в кожуре ножом, резаком или дрелью — и готово. Следите, чтобы дырка была примерно диаметром под ваш член, иначе ничего не выйдет. Совет: для начала дайте арбузу прогреться при комнатной температуре, не используйте вынутый из холодильника. Банан. Банан — универсальный фрукт. Даже если отбросить варианты с засовыванием в себя (Антон таким не занимается, не хватало ему еще ходить с фруктовым салатом в жопе), банан позволяет фантазии разгуляться. Вы можете размять мякоть и засунуть ее в графин, чтобы использовать как мастурбатор, либо обрезать неочищенный фрукт по длине вашего члена, убрать мякоть и использовать кожуру как мастурбатор. Минус: подходит только для тонких членов. Кожура — вообще полезная вещь, не выкидывайте ее. Толстым и плотным пластом кожуры от манго можно, например, обернуть член, это куда приятнее стандартного кулака. Так, вернемся к ягодам… Нет, это шутка. У Антона нет абсолютно никакого рецепта с ягодами. Ягоды лучше съешьте, желательно с творогом: вам понадобятся силы для экспериментов. Антон как раз доедает завтрак, ковыряясь ложкой в твороге, и раздумывает, чем бы порадовать себя сегодня. Насиловать «Фрутоняню» не хочется, так что он думает о еде в более широком смысле. В современном мире на полках магазинов такой огромный ассортимент продуктов, что отказывать себе в удовольствии как минимум глупо. Для начала запомните: всё, в чем можно проделать дырку или размять в массу, идеальный претендент на секс. Хлеб, сыр, тот же творог (Антон сиротливо смотрит на остатки в тарелке: на дрочку ему уже не хватит), всякие там колбасы. Подходит и то, что способно разбухнуть до массы: хлопья, каши, макароны. Макароны — партнер на все случаи жизни, Антона они никогда не подводили. Только берите спиральки или рожки, от спагетти много пользы не будет. Нюанс: вам понадобится что-то, куда можно засунуть (во всех смыслах слова). Подойдет стеклянная банка, обрезанная бутылка, высокий стакан. Будьте аккуратнее: оттирать с ковра рисовую кашу — та еще задача. Антон прикидывает, сколько у него времени до прихода соседа. Тот свалил на какую-то там подработку ранним субботним утром, так что наверняка вернется лишь вечером. Но это всё равно напрягает. Они живут вместе всего два дня, а их сожительство уже вызывает столько проблем. Ладно, это мелочи. Антон опускает взгляд на свою ширинку: а вот это не мелочи. И, раз у него впереди целый свободный день, самое время для кружка «Очумелые ручки». Нет, это не рубрика передачи «Пока все дома», которую так обожает бабушка Антона. Если бы в той рубрике делали такие штуки, бабушка, пожалуй, глубоко бы охуела и больше никогда не включала телевизор. Еще в детстве Антон понял, что он рукастый. И не в смысле рукастый до дрочки, хотя это тоже, безусловно, так, а рукастый в принципе. Несмотря на природную неловкость, он отлично что-то мастерил. Всегда мог починить велосипед со слетевшей цепью или чью-то сломанную игрушку. Лет в четырнадцать его настигло озарение: необязательно ведь дрочить руками, когда можно сделать мастурбатор. Он начал с инструкций из интернета, потому что зачем изобретать колесо, если его давно изобрели? В данном случае колесом стала банка из-под чипсов Принглс, в которую нужно засунуть две губки для мытья посуды, а затем щедро залить всё смазкой. У четырнадцатилетнего Антона не было смазки, и он использовал мамин лосьон для тела. Лосьон до тошноты пах апельсином и, как оказалось позже, жутко жегся. Хер от него горел, как олимпийский факел, вот только победителем Антон точно не был. Тогда он потратил все карманные деньги на качественный лубрикант и с тех пор не изменял ему. Но само изобретение оказалось на редкость удачным, и весь подростковый возраст Антон никогда не выбрасывал тубусы из-под чипсов. Другой отличный партнер — свернутое влажное полотенце. Оно куда лучше хайпового носка, который, по сути, мало чем отличается от обычного кулака. А вот у полотенца можно настраивать плотность и диаметр, и при желании Антон мог делать его очень тугим — это приятно. Самым любимым у Антона было трахнуть щель между диванными подушками в старой квартире, но в общаге нет ничего подходящего. Здесь он иногда просто трется о простынь, но это скорее болезненно, чем доставляет удовольствие. Антон размышляет, а не поэкспериментировать ли со слаймами, которые он вчера купил в Детском мире, как в дверь вежливо стучат. — Антон? — окликает Оксана. — Антон, я тебе блинчики принесла, будешь? Несмотря на то, что он недавно сожрал целую тарелку творога, Антон решает, что глупо отказываться от еды. Поэтому он быстро поднимается, стряхивает упавшие на колени творожные крошки и идет открывать дверь. — Привет, Окс, — улыбается он девушке. Та стоит перед дверью с тарелкой, на которой горкой возвышаются пышные, восхитительно пахнущие блины. Даже на вид горячие — от них идет пар. — Мы с девочками решили, что ты там опять голодаешь, так что держи, — весело говорит она и сгружает свою ношу ему в руки. — Тарелку потом помоешь и к нам занесешь, хорошо? — Окс, ты чудо, — умиленно отвечает Антон, глядя то на девушку, то на блины — он не знает, вид чего радует его больше. Сегодня волосы Оксаны заплетены в две косички, украшенные зелеными ленточками. Это придает ей более юный вид, делая похожей на нимфетку — а короткая юбка в клетку лишь усиливает это впечатление. Не то чтобы Антона такое привлекало (он вообще молодой женщине предпочитает зрелую дыню), но красиво. — Без вопросов, — по-братски хлопает она его по плечу, — и с соседом не забудь поделиться, а то он у тебя редкий зверь: не поймаешь. — А-а-а, — понимающе тянет Антон, — ты запала на этого Арсения? Если хочешь, я тебе напишу, как он будет дома. Типа «чайка в гнезде», «сурок в норе». — Нет, — отрезает девушка и морщится, а затем добавляет тише: — Ане он интересен, но я думаю, что он гей. Слухи такие ходили еще в прошлом году, когда он жил на пятом. Да и по нему видно… На последнем слове она так выразительно поднимает брови, что Антон чуть не роняет тарелку с блинами — а это была бы потеря потерь, как говорит Кузя из «Универа». В холле на первом этаже по телику непрерывно крутят этот сериал, так что Антон каждый день видит примерно сотую часть серии, пока проходит через турникет. — Эм, да? — Он делает вид, что не понимает, о чем речь. — И почему? Проблема в том, что Антона со второго курса считают геем. На первом он мог сойти за неудачника, у которого не клеится с девушками, но на втором его гордое одиночество уже стало подозрительным. Одногруппницы начали «сводить» его с подругами, что выливалось в исключительно неловкие ситуации, достойные экранизации в американских комедиях. — Ну, — шепотом продолжает Оксана, — у него штаны в облипку, и вообще он какой-то манерный. Тебе так не кажется? Как-то он попытался перенести даму через лужу (он не хотел — его заставили!) — и уронил ее в оную же. Белое пальто было безнадежно испорчено, а Антон безнадежно оглох на ближайшие три дня. — Нет. — Он пожимает плечами. — Хотя я не присматривался к нему, но вроде обычный парень. В другой раз он неправильно назвал станцию метро, и девушка час прождала его на Красносельской, пока Антон смотрел кино на Краснопресненской. Он решил, что раз девушка не пришла, то чего пропадать билету — и насладился просмотром «Величайшего шоумена» в одиночку. — Обычный парень? — с сомнением уточняет Оксана. Кажется, она всё меньше верит в то, что он гей. — Ладно-ладно… Пойду, пожалуй, обратно на кухню, а то у нас там следующая порция на подходе. Особенно всем его знакомым запомнился случай, когда он пришел в клуб с одной блондинкой, но после похода в туалет забыл, как она выглядит, и пошел танцевать с другой. Путаница обнаружилась не сразу — и в итоге Антон от обеих девушек получил сумочками по шее. — Ага. Спасибо за блины! Спасла меня от голода. Еще раз окинув его взглядом, полным подозрений, Оксана разворачивается на каблучках (у нее смешные тапки с пуховками, как из фильмов шестидесятых) и уходит дальше по коридору. Антон облегченно вздыхает и возвращается в комнату. Обязательно закрывает дверь на ключ, как и всегда: привычка, без которой с его хобби никак. Проблема, конечно, вовсе не в девушках — они, наверно, замечательные. Но Антону не нужны отношения. Отношения — это сложно. Тебе надо знакомиться с человеком, быть милым и обходительным, пытаться понравиться. Всё это сопровождается неловкостью, нервной тошнотой и спазмами в животе. Надо постоянно переживать, а тщательно ли ты побрился, а нет ли на штанине грязных капель от луж, а не торчит ли у тебя волос из носа и не течет ли сопля. Всё это слишком большой стресс с весьма условной возможностью стать счастливым, так что Антон быстро забил на свои попытки в отношения. Зачем ему строить отношения, если ему и одному отлично? Он никогда не страдает одиночеством, он — свой главный друг. В моменты скуки он включает «Менталиста» или играет в «Скайрим». Слушает музыку, серфит по интернету в поисках мемов, читает книжку или, на худой конец, просматривает ролики «Иностранцы пробуют». Ему не нужен второй человек, чтобы делать всё это. Антон ставит тарелку на стол и с сожалением смотрит на блины: есть совершенно не хочется. Проводит подушечкой пальца по упругой поверхности — тепло, скользко от масла, так приятно на ощупь. Да, вы прекрасно осознаёте, что произойдет, но, право, неужели вы опуститесь до осуждения Антона? Последний раз он мастурбировал аж вчера, и то кончил с большим трудом, спустя целый час унылой дрочки кулаком. Оргазм не принес удовлетворения, а, наоборот, расстроил сильнее. А сейчас перед ним раскрывают свои объятия пористые и масляные, вкусно пахнущие блинчики, местами напоминающие кружево. Определенно, он их заслуживает, он ведь так страдал всю последнюю неделю. Начало учебы, все вернулись в общагу, и теперь в холле не протолкнуться, а ванная вечно занята, плюс новый сосед. Ну, вы сами понимаете, Антон устал. Член привстает от одной только мысли о дрочке, и Антон шлепается на кровать, спешно приспускает треники вместе с трусами. Проводит пальцами по полунапряженному стволу, чувствуя, как приливает кровь — и как нарастает возбуждение. Вопреки вашему возможному суждению, Антона не возбуждает еда. Ну, он не представляет еду во время мастурбации, она — инструмент, а не самоцель. Представляет Антон обычно девушек. Или парней. Или животных. Шутка! Никаких животных, лишь девушки и парни, без приколов. Молодые, симпатичные, готовые трахаться. У него нет особенных фетишей — сам секс для Антона уже фетиш. У вас наверняка возник резонный вопрос, а почему же Антон не трахается, если такой больной до секса. Ответ прост: секс — это сложно. Во-первых, секс сложно получить. Ты не можешь просто подойти к привлекательной девушке и сказать: «Малышка, поебемся?». Это не сработает, в лучшем случае «малышка» зарядит тебе коленкой по яйцам, в худшем — достанет пистолет и прострелит через дырку в жопе. Поэтому приходится долго и нудно обхаживать, говорить комплименты, угощать коктейлями, не вести себя как придурок. Последнее вообще вызывает у Антона больше всего проблем. Додрочив до полноценного стояка, Антон берет нижний блин из стопки — еще горячий — и аккуратно оборачивает ствол. Упругое печеное тесто ложится как вторая кожа, идеально обхватывая. Антон поверх сжимает пальцы кольцом — идеально. Во-вторых, сексом надо где-то заниматься. Невероятно, но факт! Общага — не самое сексуальное место на планете, особенно теперь, когда у Антона есть постоянный сосед. Снимать номер в отеле — увольте. В туалете клуба — неудобно. Конечно, он мог бы потрахаться у Эда, но Ира за такое ему спасибо не скажет. Антон двигает блином по члену, и это намного приятнее губок для мытья посуды или полотенец, а сладковатый аромат возводит удовольствие на новый уровень. Он откидывается на кровать, шире раздвигая ноги, свободной рукой мнет поджавшиеся яйца. В-третьих, сам секс. Зачастую это утомительное, выматывающее занятие, которое требует и физической подготовки, и мозгов. А также внимательности, многозадачности и так далее. Тебе нужно следить за партнером, считывать его реакцию, пытаться сделать ему хорошо, при этом не забыв и про себя… Слишком сложно. Усложняет ситуацию то, что ты человека совсем не знаешь — и поэтому попасть в чужое «нравится» нереально. Короче, Антон предпочитает вообще не трахаться и сильно удивляется, как некоторые люди делают выбор в пользу секса. У него не то чтобы обширный опыт, но он есть, и, поверьте, каждый его секс остался в памяти тем еще ужасом. Продолжая двигать кулаком по стволу, Антон ласкает пальцами другой руки чувствительное местечко под яйцами, слегка надавливает, массируя. Он обожает это состояние бесконечного умиротворения, когда ничто не имеет значения: ему просто хорошо, и никакие дурацкие мысли не лезут в голову. До оргазма долго: Антон дрочит в таких яростных количествах, что быстро кончать уже разучился. Хотя новизна ощущений с блином, естественно, подогревает желание. Он как раз пробует обернуть блин так, чтобы тот закрывал и головку, как со стороны двери слышится поворот ключа. В ситкомах, если персонаж слышит, как в замке проворачивается ключ, он успевает одеться, заправить кровать, приготовить ужин и разгадать все секреты да Винчи. В реальности же за момент поворота ключа ты успеваешь разве что в охуевании открыть рот. Антон успевает больше — он не только открывает рот, но и садится на кровати, так и не убрав руку от члена. Зашедший в комнату Арсений застает его в этой позе. Наступает долгая, полная театрального драматизма, пауза. Арсений, замерев с полуоткрытой дверью, какое-то время смотрит на развернувшуюся картину, даже не моргая. Антон думает: «Это пиздец». Он так и продолжает на автомате сжимать член и пялиться на сурово-серьезное лицо Арсения. Понимает, что за всю жизнь его ни разу не заставали за дрочкой. Ни родители, ни сестра, ни кто-то из друзей в лагере, ни бывший сосед — никто. Может, кто-то и слышал смущающие звуки в комнате или из-за стенки, но чтоб так — никто. Ему представляется, как о его тесной связи с едой узнает вся общага, как на него будут показывать пальцем в коридорах, называя извращенцем, а преподаватели начнут перешептываться между собой. Жизнь превратится в сплошной ночной кошмар, и, пожалуй, Антону лучше сразу уехать куда-нибудь в Гватемалу, где наверняка трахают всё подряд. Но вместо того, чтобы в истерике выбежать из комнаты, Арсений проходит внутрь и закрывает дверь, сохраняя каменное лицо. По дрогнувшим уголкам губ заметно, что это дается ему с трудом: он еле сдерживает смех. — Приятного аппетита, — желает он на пути к своей тумбочке. Антон наконец отмирает, убирает блин, прикрывается как может — и замирает снова, потому что, сука, куда деть ебучий блин? На ковролин — нет, жирный. Обратно в тарелку — фу. На кровать — так жирный же! — Слушай, я… — начинает он, но замолкает. Что тут скажешь? «Я не больной извращуга»? «Мне блин на хуй упал»? «Люблю, знаешь ли, отжарить кого-нибудь, но никого не оказалось под рукой»? «У меня волшебный хуй, которым я пеку блины»? «Угощайся»? Но, очевидно, Арсению не нужны никакие оправдания, потому что он качает головой, сосредоточенно ища что-то в тумбочке, и бросает: — Это меня не касается. Антон тем временем успевает притянуть к себе край одеяла, прикрываясь ниже пояса. В руке он по-прежнему держит блин, и тот вот-вот развалится. — Ты никому не… — Чтобы все думали, что я живу с блиноёбом? Ни за что. — Он достает из тумбочки зарядку и, засунув в карман джинсовки, поворачивается к Антону. А он красивый. Антон отмечает высокие скулы и яркие сине-голубые глаза, тонкую линию губ. У него смешной нос, будто кто-то слепил идеальный из глины и потом случайно испортил. А еще оттенок лица сероватый и веки покрасневшие — типичные признаки недосыпа. В альтернативном мире, где Антон ищет отношений или секса, он бы определенно обратил на Арсения внимание. Но сейчас тот не вызывает никакого интереса, только страх. — Так ты не расскажешь? Арсений не отвечает, лишь делает какое-то неопределенное движение рукой и идет обратно к двери. Антон в таком ступоре, что сказать ничего не успевает и просто смотрит ему вслед. Дверь закрывается на ключ с внешней стороны, словно Арсений оберегает Антона от дальнейшего палева. *** Ночью Антон пытается уснуть, но у него не получается. Днем он так и не смог подрочить (слишком ярки были воспоминания о собственном позоре), а вечером Арсений вернулся, не сказав ни слова, лег на свою кровать и на протяжении двух часов смотрел фильм в наушниках. Антон порывался завести диалог, но сам себя оборвал: если человек сидит в наушниках, очевидно, говорить не хочет и доебывать его не надо. Атмосфера в комнате тогда нависла, прямо сказать, гнетущая, и он бы с радостью ушел дрочить, но ванная была занята. В результате, как вы догадались, Антон за день ни разу не кончил — и поэтому не может заснуть. Организм привык получать свою дневную дозу серотонина и дофамина и без нее вырубаться отказывается. Темно и спокойно. Судя по всему, Арсений крепко заснул: не ворочается, дыхание у него ровное. Антон прислушивается к нему, прикрыв веки, и есть в этом что-то интимное. Он и не помнит, когда спал с кем-то рядом: прошлый сосед в общаге ночевал раз в месяц от силы, при этом жутко храпел. Как-то Антон оставался у Эда, но тот полуночничает и ложится только ближе к утру, поэтому застать его спящим ночью почти нереально. Под мерное дыхание Арсения Антон медленно запускает руку под одеяло, проводит ладонью по внутренней стороне бедра. Он знает, что это отвратительно — дрочить при соседе, но не идти же в ванную, чтобы разбудить вообще всех. Он закусывает губу, чтобы не издать никаких неловких звуков, и мнет член — прямо так, не снимая трусов. Тот привычно-заинтересованно привстает, горячо пульсирует от притока крови. Антон зажмуривается и вспоминает недавнее порно: хрупкая брюнетка скачет на симпатичном, но совершенно непримечательном, как сам Антон, парне. Ее грудь качается на каждом движении, соски вздернуты, и она тонкими пальцами их то жмет, то крутит. Пухлые губы приоткрыты в немом крике, капля пота стекает по упругому животу — мышцы прорисовываются от напряжения. Это сексуальная фантазия Антона. Не в смысле скакать на хуе и жамкать себя за соски, нет. Наоборот: лежать и ни хуя не делать, пока кто-то сам там наслаждается без его прямого участия; член не в счет. Он знает, что такого в жизни не бывает, что это порно — постанова для таких же вот лентяев. В реальной жизни парень бы сначала двадцать минут целовал девушку, подготавливая, затем бы работал языком между ее ног, а потом бы трахал, думая о холокосте, чтобы не кончить раньше положенного. Или снова работал бы языком. Короче, тяжело вата, трудно солома. Стояк оттягивает трусы, и Антон наконец стягивает их до бедер. Дрочит на сухую, потому что неудобно сейчас лезть в тумбочку за смазкой, да и к тому же хлюпающие звуки могут разбудить Арсения. Он старается не слишком увеличивать темп, чтобы кровать не скрипела, но старая ржавая сетка всё равно издает тихий скулеж. Свободной рукой Антон придерживает яйца, чтобы не бились о руку, и это чертовски неудобно в положении лежа, плюс если Арсений проснется — по-любому увидит ритмично двигающуюся руку под одеялом. Внутри всё дрожит от мысли, что его могут застукать, и это ни разу не возбуждает — скорее мешает сосредоточиться. Порноактриса из фантазии слезает с члена и, нагнувшись, начинает агрессивно его сосать. Антон ничего не придумывает: всё точно по сюжету порно, примерно седьмая минута. У него стоит, и дрочить приятно, но это нисколько не приближает к оргазму, как бы Антон ни ускорял темп. У него всегда возникают сложности, если использовать одни руки. Спустя примерно четверть часа Антон по-прежнему дрочит кулаком, у него затекло плечо и ноет член: еще немного — и крайняя плоть воспламенится от трения. Сюжет порно закончился, и Антон крутит другое с той же актрисой. Там нет парня, только девушка и мастурбация с помощью тонкого вибратора. — Тебе долго? — раздается с соседней кровати, и Антон замирает. Он успел забыть о присутствии Арсения и, наверно, слишком увлекся. И точно: оказывается, вторая рука уже не придерживает яйца, а сжимает кожу у соска. Сука. Паника пробирает до костей, и он пытается притвориться мертвым, но Арсений недовольно цокает. — Прости-и-и, — тянет Антон, вытаскивает обе руки: кладет их поверх одеяла. Поворачивается набок, лицом к соседней кровати, строит виноватую мордашку. — Больше не буду, всё равно не выходит. Штор у них в комнате нет, и околоподъездный фонарь с подружкой луной хорошо освещают Арсения. Последний смотрит на него недовольно, с прищуром, но в то же время губы его складываются в подобие сочувствующей улыбки. Антон глупо отмечает, что Арсений с почти белой в таком освещении кожей похож на гипсовую фигурку из художественного кабинета. Это красиво. И никак не помогает с эрекцией: член как стоял колом, так и стоит. Антон смущенно прижимает одеяло к паху. — Почему не выходит? — словно сдавшись, со вздохом спрашивает Арсений. — Без блинов не те ощущения? Блины — кроме того несчастного — стопкой лежат в холодильнике, бережно завернутые в пленку. На секунду Антон допускает мысль пойти достать, но… они же холодные. А микроволновка сломана. — Да нет, — бормочет он. — Просто руками не очень выходит. Всегда так было. Но, если я не… Короче, если я не кончу, то я не засну. — У меня завтра семинар первой парой, мне надо поспать, — пыхтит Арсений. — Почему я должен не спать из-за какого-то дрочуна? — Ну извините, пожалуйста, что потревожил своим недостойным хуем ваше королевское высочество! Не знал, что у вас такой чуткий слух! — Представь себе! — Вот и купи себе беруши! — Сейчас в окно в трусах выпрыгну и побегу в аптеку покупать! Если насмерть не разобьюсь! Антон закатывает глаза: они живут на первом этаже, и Арсений чересчур драматизирует. Это бесит. Драма из ни хуя всегда бесит. Из злорадства Антон думает продолжить дрочить, но неловкость побеждает, и он раздраженно пилит взглядом собеседника. — Заодно купи себе отдельную квартиру. Сука, ты в общаге живешь, тут все дрочат. — Так я и не виню тебя в том, что ты дрочишь. Но ты дрочишь два часа, а я должен хоть немного поспать! И он, гневно пыхтя, откидывает одеяло и садится на кровати, а потом и вовсе встает. С полным решимости взглядом преодолевает расстояние до чужой кровати и останавливается у изножья. — Ты че удумал? — охуевает Антон, на автомате сжимая одеяло крепче. Но Арсений, вцепившись с другого края, резко тащит его к себе, отбрасывает в сторону. — Отсосу тебе, — заявляет он холодно. Антон, шокированно глядя на него, лежит на кровати: трусы по-прежнему спущены, член стоит, тяжело склоняясь под собственным весом, на головке блестит капелька смазки. — Че? — не веря своим ушам. — У меня завтра семинар первой парой, — будто оправдание, раздраженно выпаливает Арсений. Уперевшись коленом в кровать, он нагибается — и берет член Антона в рот так резко, что тот даже морально подготовиться к этому не успевает. Его рот очень горячий и очень влажный, и Арсений двигается быстро и плавно, плотно обхватив ствол губами. От слюны они блестят в тусклом фонарном свете, основание члена тоже блестит, когда Арсений вылизывает головку. Он крутит вокруг нее языком, иногда лаская кончиком щелку, и от этого Антон забывает как дышать: вырубает всё в теле, легкие в том числе. Челка Арсения смешно качается и иногда — если он берет особенно глубоко — задевает низ живота, щекочет. Антон еле сдерживается, чтобы не придержать ее рукой, но его смелости хватает лишь на то, чтобы сжать пальцами простынь и лежать без движений. Это не первый минет в жизни Антона. В смысле, он сам не делал, а ему — делали, аж два раза. И оба раза Антон был так напряжен мыслями «а что делать дальше», что его хер опадал прямо во рту у девушек, — позорные воспоминания. Но сейчас у него стоит как никогда, потому что Арсений не ставит условий: ничего не ждет, он сказал «Отсосу тебе» — и отсасывает, шумно дыша через нос. Кидает в него мимолетный взгляд искрящихся глаз, словно считывает реакцию. Антон не выдерживает и тоже глотает воздух, втягивает глубоко. Уголь в костре не настолько горячий, как его кожа. Он ощущает себя этим самым углем, или костром, или подожженным фитилем — горит так же. Весь мир сузился до рта Арсения, до его ресниц, отбрасывающих резкие тени на лицо. Тот выталкивает член языком изо рта, вытирает распухшие и покрасневшие губы тыльной стороной руки и говорит хрипло: — Предупреди, ладно? — Конечно. Это слово вырывается сиплым выдохом, Антон не узнает свой голос. Он наблюдает, как по его члену стекает слюна Арсения, а затем тот опять наклоняется и, по-собачьи вытянув язык, лижет ствол по всей длине, собирает свою же слюну. Антон за всю жизнь пересмотрел гигабайты порно. Если распечатать их покадрово, можно в три слоя обернуть Землю, но ничего горячее он в жизни не видел. При всей, наверно, обычности движений в Арсении есть что-то такое, что делает его развратнее всех роликов Порнхаба. Он снова насаживается ртом — и снова пробивает его взглядом, и Антон понимает: он вот уже почти, хотя длится всё вряд ли дольше трех минут. — Сейчас, — предупреждает. Арсений с громким «чпок» отстраняется, Антон зажмуривается, пока тот накрывает головку ладонью — и в нее стреляет спермой. Последний раз он кончал так быстро еще подростком, но и тогда ему не было так хорошо. Это самый сильный оргазм за весь двадцать один год жизни, из которых как минимум десять он практикует дрочку. На несколько мгновений его оглушает, а потом всё тело заполняет то самое счастье — доза эндорфинов. Даже если начнется землетрясение и общага будет рушиться, Антон не встанет, ему похуй. Когда он приходит в себя достаточно, чтобы открыть глаза, Арсений уже стоит у стола и сплевывает в мусорку. Он в одних трусах, у него видимый стояк — а там есть чему быть видимым. Арсений и сам сложен отлично. Тонкий, но жилистый, у него выраженная талия, как у девушек, и слабый рельеф мышц на груди — Антон обожает эти мужские «сисечки», всегда ищет порноактеров с такими же. А еще у него красивые подкачанные бедра и идеальная задница и, если бы Антон сейчас не кончил, у него бы точно встал. — А ты? — беспомощно спрашивает он, доставая из-под кровати пачку салфеток — он же дрочила — и вытирая член от потеков спермы. Конечно, он не хочет кому-то дрочить, а то и сосать, но не может не спросить из правил приличия. — А я спать, — отвечает Арсений раздраженно и, хлебнув воды из бутылки, идет к кровати. «Какой странный день», — мимолетом проносится в голове Антона, и он накрывается одеялом. Засыпает раньше, чем успевает додумать мысль. *** — Да сука, — слышит Антон сквозь сон. Учитывая, что ему снится, как он спит, то фраза эта доносится как бы через два сна. Где там Ди Каприо с чемоданчиком? С трудом разлепив веки, он видит, как Арсений истерично дергает молнию худи у подбородка — та зажевала футболку и ни в какую не желает расстегиваться. — Помочь? — с зевком предлагает Антон, приподнимаясь на локте. На улице уже светло, и тусклое утреннее солнце придает Арсению немного болезненный вид: как будто он и не спал вовсе. Тот недовольно кривится, мнется пару секунд и всё-таки сдается: подходит к нему и наклоняется, вытягивая шею. Сонный Антон с трудом управляет конечностями и, дернув неудачно рукой, непослушными пальцами случайно проводит по нежной коже шеи. Это короткое прикосновение напоминает произошедшее вчера, и он на автомате отдергивает руки. — Всё? — Арсений косит на него взгляд. — Почти, — бубнит тот. На второй раз Антон вытаскивает заевший ворот футболки и сам застегивает молнию худи. — Готово. — Супер, — вместо спасибо отвечает Арсений, тут же отстраняясь. Он хватает со стула свою сумку, надевает ее спешно и сообщает: — Я на пары, вечером на свидание, буду поздно, так что вы с блинами предоставлены сами себе. — На свидание? Ты с кем-то встречаешься? Арсений смотрит на Антона так, будто тот годовалый ребенок, пытающийся съесть собачью какашку из песочницы. — Конечно нет. Это первое свидание. Его возмущенное «конечно» говорит о том, что, вероятно, у него есть принципы, и он не отсасывает кому попало, находясь в отношениях. — А. Тогда удачи. На пожелание Арсений ничего не отвечает. Он лишь закатывает глаза и, махнув на прощание рукой, выходит из комнаты. Антон зевает и падает обратно на подушку: ему ко второй паре. *** Он думает о том отсосе весь день. То есть, буквально: он представляет губы Арсения, пока клюет носом на эконометрике, вспоминает движения его языка всю пару английского и размышляет об этой ситуации в целом на маркетинге. Скорее всего, весь учебный день он провел с горящими от стыда щеками и стояком в штанах: от мысли о вчерашнем он и правда возбужден, и ему повезло, что утром он надел длинную толстовку. Сидя в столовой, где-то на втором пирожке с малиной, он вдруг думает: а не приснилось ли ему всё. В конце концов, это куда более вероятно, чем внезапное желание соседа отсосать ему в качестве снотворного. На последней паре Антон приходит к неутешительному выводу: это и правда сон, и удивительно, что утром парень не обнаружил на простыне сперму — такие сны обычно бывают мокрыми. Видимо, он так хотел кончить, что мозг сам сгенерировал приятные впечатления, а Арсения подкинул, потому что Антон видел его последним. Всё сходится. Столь живой сон несколько беспокоит (путать фантазии с реальностью — совсем вышка), так что по приходе в общагу Антон активно дрочит, чтобы исключить повторение эксцесса. Для этого он использует слаймы, мокрое полотенце и совершенно обычный, купленный в онлайн-сексшопе дешевый мастурбатор, но ничего не помогает. Всё меркнет по сравнению со ртом Арсения во сне. Всё недостаточно плотное, недостаточно горячее, недостаточное в принципе. К ночи Антон совсем отчаивается и начинает понимать, почему люди так зависимы от секса, пусть оральный секс Антона и выдуманный. Попытки кончить на сегодня он бросает: всё равно не выходит; и включает сериал. В тот момент, когда он всерьез планирует написать Оксане с просьбой познакомить его с какой-нибудь девушкой, Арсений возвращается в комнату. Он выглядит так, будто хочет кому-то врезать: глаза прищурены, губы сжаты в тонкую линию, желваки напряжены. Он даже дверью хлопает — и, топая, подходит к кровати, кидает сумку на покрывало. Вся эта экспрессия отрывает Антона от просмотра «Полового воспитания», так что он вынимает наушник и смотрит вопросительно. — Что?! — рявкает Арсений, стаскивая худи через голову — челка смешно топорщится. — Свидание прошло не очень? — спрашивает Антон очевидное, заранее готовясь к тому, что в него кинут подушкой или чем потяжелее. Но Арсений не стремится к насилию, а кидает лишь тот же уничижительный взгляд, что и утром. — И как же ты догадался? — Наверно, потому что ты выглядишь, как Барби, у которой подружка купила такую же сумочку. Антон не знает, какого черта он сравнил Арсения с Барби, у них ноль общего. Барби лощеная американка, а Арсений обычный русский парень, который постоянно выглядит как на грани обморока. Пожалуй, Антон просто считает его слишком красивым, оттуда и сравнение. Тот, однако, не оценивает косвенного комплимента, а лишь бросает взгляд на наручные часы и хмурится: — Какого черта ты не спишь? Уже двенадцать! Антон не спит, потому что посмотрел всего одну серию, а ему очень интересно продолжение, и потому что первую пару логистики можно проебать. Но вместо того, чтобы признаться в этом честно, он брякает: — Не спится. — Опять не дрочил? — добивает раздраженный Арсений, и Антон тут же щиплет себя за предплечье: не просыпается. Тело пробирает дрожью: неужели вчерашнее не было сном? Антон так легко смирился с этим, что и не переживал сильно, а тут Арсений так недовольно смотрит, уперев руки в бока. — А? — В Африке горы вот такой вышины, — выдыхает Арсений и как-то вмиг сникает: из раздраженного становится просто вымотанным, и мешки у него под глазами выделяются резче. Наверно, его свидание и впрямь прошло паршиво — выглядит тот скверно. — Снимай штаны давай, — добавляет он, и на этой фразе у Антона сам собой выпадает второй наушник — и заодно открывается рот. В голове истерично мечется «АААААААА» и никаких связных мыслей. Он хочет, правда хочет серьезно поговорить с Арсением о том, какого хуя происходит, но вместо этого тут же дергано сбрасывает ноутбук и расстегивает ширинку, чуть не вырвав язычок молнии. Арсений улыбается мягко, словно его такая реакция умиляет, его взгляд теплеет. Он встает на колени перед кроватью — перед Антоном — и сам помогает приспустить штаны вместе с трусами. У Антона уже стоит. Не полностью, но его член стоит настолько, насколько вообще может встать за четверть минуты. — Не дрочил, — отвечает Арсений сам на свой вопрос, а потом, закрыв глаза и облизав губы, накрывает головку ртом. Антон не удерживается от стона, пялится шокированно, ничего не понимая, на автомате поправляет темную растрепанную челку. Удивительно, что ему отсасывает человек, с которым они до этого обменялись разве что парой реплик. Антон чувствует себя персонажем фильма, которому удалось снять парнишку в клубе, только вот они не в клубе и даже не в баре. Они студенты в общаге, которым еще почти год жить вместе, а вместо составления списка продуктов они занимаются вот этим. Не то чтобы Антон против. Вчерашнее определенно не было сном, потому что рот Арсения такой же жаркий, а сомкнутые губы — такие же тугие. Теперь, при электрическом свете, видно, как у него расцветает румянец на щеках и губы краснеют. Ресницы дрожат на прикрытых веках. А потом он распахивает глаза и смотрит на Антона так обезоруживающе открыто, что от этого выбивает из груди воздух. Антон и правда будто задыхается, дышит часто и загнанно и чувствует, как по виску стекают капли пота. Арсений вдруг косит взгляд на ноутбук, где Отис рассматривает листок с изображением вагины, и выпускает член изо рта с громким прихлюпом. — Что смотришь? — беззастенчиво спрашивает он мокрыми от слюны и смазки губами. Антон завороженно вытирает их большим пальцем. — «Половое воспитание». Арсений закатывает глаза, делает паузу на то, чтобы вылизать ствол от основания до головки, и просит: — Я догадываюсь, но всё равно расскажи, о чем там. Говорить тяжело, но Антон сбивчиво рассказывает сюжетную завязку, пока Арсений плавно двигает головой. Умудряется пошутить даже — и Арсений сначала хмыкает, а затем хихикает с «набитым» ртом — и от этого по всему телу проходит вибрация. Арсений отстраняется, берет лежащую на кровати руку Антона и укладывает ладонью себе на затылок. — Не до упора, ясно? Антон ощущает под пальцами мягкие гладкие пряди, и это так странно: кажется, что до этого момента он никого не касался вот так. Он наблюдает, как Арсений опять берет в рот до основания, почти заглатывая — показывает максимум. Втягивает щеки, снова прикрывает веки, и Антон, медленно двигая рукой и подстраивая его движения под нужный ритм, не может оторвать от него взгляд. Арсений действительно красивый. Не потому что в нем есть что-то особенное (кхм), а потому что он не похож ни на кого из тех, кого встречал Антон. По сравнению с ним все люди кажутся картонными и серо-коричневыми, будто их вырезали из старых коробок, что лежали полгода на балконе. Арсений мыслит совершенно необычным образом и, наверно, он немножко псих. Все необычные люди немножко психи. Он так увлекается этими мыслями и ощущениями на своем члене, что незаметно для себя доходит до пика: толкает голову Арсения к себе резко, рвано, почти грубо — и кончает, не успев предупредить. Арсений на это гневно стреляет глазами, отстраняется и выглядит так, будто готов убить. Изо рта у него вытекают капли спермы, но он не может сплюнуть всё на ковролин. Он вертит головой, ища что-то подходящее, но в итоге берет руку Антона и сплевывает ему в ладонь. — Совсем охуел? — рявкает он. — Так и задохнуться можно! Я мог от испуга тебе хуй откусить! — Прости-прости! Правда, я задумался и как-то забыл! Наверно, то, что Антон сидит с протянутой ладонью и лужицей спермы в ней, как-то смягчает Арсения, потому что он поджимает губы и молчит. Встает с пола, поправляет натянутые в районе паха джинсы и идет к своей кровати. — А ты? — беспомощно. — Не надо, я всё равно так не кончаю. — Как? Арсений не отвечает, он лишь стягивает с себя футболку, выпрыгивает из джинсов — член оттягивает трусы, и, судя по всему, довольно крупный. Антон наблюдает за ним всё в той же позе: он слишком заворожен гибким телом и перекатывающимися под покрытой родинками кожей мышцами. Надев домашнюю футболку и штаны, Арсений вновь оборачивается к нему: — Я посмотрю с тобой немного? — А? — глупо уточняет Антон, подтягивая штаны свободной рукой, а потом видит боковым зрением ноутбук, так и не ушедший в спящий режим: времени им понадобилось немного. — А, да, конечно! Только… ну… это вот… — заканчивает он, кивая на ладонь. — Да что ты как ребенок. — Арсений закатывает глаза и, вытащив из-под кровати Антона его же сухие салфетки, вытирает ему руку, а после выкидывает смятые бумажные спермобомбы в мусорку. После он пролезает на кровать через Антона, ближе к стенке, и устраивается на его же подушке. Как говорится, наглость — второе счастье. Но Антон не против, сами понимаете: если бы вам кто-то так великолепно отсосал, вы бы отдали ему подушку, одеяло, место в общаге и вообще последние трусы с себя бы сняли, если бы он попросил. Арсений не просит трусов, он просит включить дальше и объяснить, кто есть кто, и Антон выполняет его просьбу. И засыпает спустя несколько минут просмотра: его слишком разморил оргазм, да и мерное дыхание Арсения за спиной убаюкивает.