Остров Формоза

Ветер перемен доносил до Мэй запахи пороха и крови. А слухи и вовсе говорили о том, что Корея охвачена войной и скоро эта война расползется так, как расползаются лесные пожары. Возможно, это пожар доползет и до Формозы… Соседи тревожно прятали глаза и молчали, остров погрузился в уныние, а Мэй все думала… Рано или поздно, война действительно докатится до сюда и сюда придет… Ван Яо? Хонда Кику? Мэй страшилась от первой мысли, а вторая погружала ее в сомнения. Да, она доверяет ему… насколько это вообще возможно в ее ситуации, но японские солдаты принесут сюда разруху и убийства, а этого Мэй не хотела. Парадоксально! Она сама устраивала сражения в Китае, и глаза ее азартно горели при сообщениях о победах, но здесь… Остров стал ее домом, ее обителью, которую хотелось обустраивать, а не разменной монетой. Слухи обретали все более отчетливую форму и вот Мэй слушала уже о боях в Корее, и о победах Японии и об отступлении циньских войн. Часть ее души мелочно радовалась, ибо проигрывали Японии те, кто в свое время разгромил войска Тайпин. Но мир вокруг нее все больше погружался в неизвестность и она была напряжена, словно натянутая тетива лука. Вскоре война переползла в Китай, и новости стали совсем безрадостными. Мэй затаила дыхание, и сомнения все более одолевали ее. Несмотря на все свои долгие и тяжелые отношения с братом, Мэй оставалась китаянкой. А значит поражение китайского войска перед другим (пусть это и Япония) печалило ее. Голос внутри насмешливо напоминал о другой борьбе, в которой Мэй радовалась гибели китайцев. Мэй пыталась договориться с голосом своей совести, упорно называя своих врагов маньчжурами. Вскоре стало известно о поражении, и о попытках Китая договориться с Японией, однако японцы вовсе не хотели говорить с Китаем! Они атаковали китайские города и вносили разруху на территории Циньской империи. Китай отчаянно желал мира, однако Япония с холодным спокойствием отклонял все переговоры. Прошло еще совсем немного времени (и все больше китайских земель отходила к Японии) и Китай окончательно взвыл от бессилия. Переговоры между Яо и Кику все-таки состоялись. Когда Мэй узнала, что же отдал ее брат Японии взамен на прекращение бойни, она лишилась дара речи. Кику отходили многие территории, но главное… главное что остров Формоза тоже отходил Японии! Теперь Мэй находилась уже не на Китайской стороне, а значит… она становилась подданной Кику? Эта мысль еще больше погрузила Мэй в пучину сомнений, и она даже не заметила того, как быстро ее остров встрепенулся и забурлил. Вскоре в Тайбее стали говорить об отделении Тайвани от Китая и создании Республики, и Мэй поняла, что больше нет смысла ждать и таиться и пора бы сказать свое слово, если она хочет добиться своей Цели… Следовало бы срочно ехать в Тайбэй и Мэй бросила свой маленький домик, чтобы никогда больше туда не вернуться. *** Тайбэй никогда не был так оживлен, как в мае 1895 года. Мэй едва добралась до города и теперь кругами ходила вокруг резиденции президента. Перед ней внезапно возникла проблема — остров словно не признавал ее в качестве Республики. Как же ей пробиться во дворец и стать частью правления? Новости, которые исходили из резиденции пугали ее, президент выражал вечную преданность династии Цин, однако Мэй ничего такого не хотела. Новое правительство было ей незнакомо, не она стояла во главе это нового образования и она не могла управлять этой новой силой. Япония, естественно отправил свои войска на подавление восстания и Мэй при всем ее отчаянном положении было жутко любопытно, что же обо все этом думает Кику. Верно он решил, что она сошла с ума… Вскоре японские войска достигли города, и правительство бежало в Тайнань. При бегстве в этот город (Мэй вовсе не хотела быть жертвой агрессии солдат), она встретила старого знакомого. Он был шокирован увидев ее, а она лишь грустно усмехалась, в очередной раз отмечая, как скоротечен век человека. — Г-госпожа Ян Мэй?! Генерал не был стар, но век его катился к закату. Когда они виделись в последний раз он был молод, и глаза его горели жаждой справедливости. — Многих лет жизни… генерал Лю. — Но как? — он смотрел на нее и видел ту же юную девушку что и двадцать лет назад. Только тогда она выглядела как императрица, а теперь… В своем нынешнем облике Мэй могла бы и сойти за нищую. Она улыбнулась ему, и негромко сказала: — Просто Мэй. Мэй уцепилась за этого человека, некогда сражавшегося за государство Тайпин и пыталась отговорить его от борьбы с Японией, говорила о том, что Цин не будет бороться за Тайвань, однако он ее не слушал. — Я китаец, — мрачно отвечал генерал Лю на все ее воззвания к нему, — и между Китаем и Японией я выберу Китай. «Вы тоже должны выбрать Китай» — эти слова не прозвучали, но Мэй понимала, чего он хочет. Она китаянка и правильнее было бы держаться Китая. Однако стоило ей подумать об этом, как ее захватывала волна возмущения и ярости. Никогда она больше не желала быть под властью Ван Яо, вся ее память бунтовала против этой идеи. Однако несмотря на их разногласия президент Лю (а теперь он был президентом) оказывал ей знаки почтения, которые полагались бы члену императорской семьи. Он никогда не говорил о ее статусе и ее семье, но Мэй догадывалась, что президент знал, кто она на самом деле. Вскоре он дрогнул и бежал, а Мэй осталась одна. Однако короткие месяцы правления президента Лю дали ее власть над островом и это кардинально меняло ее положение. Мэй уже собиралась признать власть Японии, когда японская армия, разорявшая остров, в один миг перебила несколько тысяч человек. В глазах младшей сестры Китая загорелся огонек ненависти. Никто не смеет безнаказанно уничтожать ее Остров. *** Зверства японцев вызвали широкий резонанс и тайваньцы еще больше ожесточились. Мэй словно стряхнула с себя благоразумность, а душа ее пылала при мысли о Кику. Как он мог… Однако она знала, как Хонда расправлялся с теми, кто мешал его планам, как хладнокровно уничтожал своих врагов, так с чего она решила, что он будет милостив к ней? Она больше не верила ему и желала только одного. Чтобы и Китай и Япония убрались уже с острова и оставили ее людей в покое. Ради этого стоило биться. Япония в ответ на яростную борьбу тайваньцев стянул больше войск и спустя пару лет лет подавил это восстание. Мэй стояла посреди разрушенного города, как и много лет назад, и душа ее обливалась кровью и рыдала, однако на лице Мэй не было ни слезинки. *** Япония был в ярости. Он дал ей все, и казалось она первая должна идти ему навстречу и радоваться новостям, однако то делает эта… непокорная? Восстает против его власти и снова пытается бороться! С Китаем было не так утомительно бороться как с ней, и Япония начинал понимать Ван Яо. Мэй была хаотичной, непоследовательной и яростной. Боги, как же с ней сложно! Япония твердо намеревался наказать ее, когда направлялся на Формозу. Наказать строго, дабы у нее не было больше желания сопротивляться. Однако стоило ему увидеть хрупкую фигурку в простом наряде, он поумерил свой гнев. Возможно она сама себя наказала, погубив многие жизни… Он подошел ближе, Мэй же не тронулась с места. Она смотрела на него прямо и в глазах ее не было ярости, зато было много скорби, печали и гнева. Словно она безмерно устала и теперь ей все равно что произойдет. Кику растерялся. Меньше всего хотелось бы ее наказывать теперь. Она медленно склонила голову в поклоне, однако это не было свидетельством почтения. Так она признавала свое поражение перед ним. Она тихо спросила его: — Зачем ты убиваешь моих людей? И это окончательно привело Хонда Кику в замешательство.