Жалкие Воспоминания

/И даже если мы бежим по этой дороге без конца, здесь так много ложных криков. Love maze/ А сейчас представьте, что ваша мама, папа, сестра, брат, подруга, друг, девушка, парень или другие близкие вам люди висят на вешалке. Даже представить больно, что уж говорить о том, когда ты видишь эту картину перед своими глазами. Когда понимаешь, что ничем помочь уже не сможешь. Когда понимаешь, что опоздал. Что сам виноват в том, что случилось с родным сердцу человеком. Это больно так, что режет по сердцу, оставляя уродливый шрам, хотя теперь это уже неважно. Это больно так, что стиснутыми крепко зубами, истошным криком, бьющимся в истерике телом и сначала неверием, потом принятием реальности, а потом... нет, слёз нет совсем. Неподдельно жутко и страшно видеть перед собой тело, которое некогда было таким любимым, цельным, улыбающимся мягко, наполненным щемящей нежностью и в то же время строгостью и острым умом, а сейчас вызывает лишь ужас и страх. Это тело изуродовано настолько, что уже не понять, кто перед тобой. Страшно. Страшно так, что руки дрожат, не слушаются, и много сил приложить нужно, чтобы наконец собраться и сделать то, что нужно. Юнги медленно протягивает руки к телу матери. – Мам... – он обнимает тело своей мамы, той, которая одна, той, которая самая родная, кладёт её голову на свою грудь. Юнги дрожит от страха, внутри всё переворачивается, верить в происходящее не хочется. Не хочется верить, что больше того мягкого и наполненного любовью голоса не услышишь. Юнги не роняет ни единой слезинки. – Я должен был беречь тебя от отца, но совсем забыл о твоём существовании, – Юнги поглаживает волосы матери, силясь держать себя в руках. Так сложно. – Прости... А потом внимание привлекает что-то, что режет глаз контрастом. Рядом с телом, на дверце шкафа написано кровью матери: "Сила волка - это стая..." – Что это? Значит, мама написала это сама...? – продолжалось в голове пареня. Он вмиг вспоминает, как эти слова говорила ему мама когда-то давно, когда ещё ребёнком был. *** – Один - ты, конечно, силён, но "сила волка - это стая, а.. – мило сказала мама Юнги, поглаживая его по спине. – Хватит детей учить непонятно чему! Сынок, делай всё сам, не надо доверять кому-либо! *** Но тогда Юнги был мал, он не понимал значения этой фразы, даже сейчас не догадывается. Его мама всегда вкладывала в свои слова глубокий смысл. Смысл, который Юнги никогда до конца понять не мог. Он встаёт и ещё долго смотрит на мать, глазами полными тоски в перемешку с болью и любовью, которую показать уже невозможно будет. Стоит, пока не слышит странные звуки, исходящие из подвала. Выйдя в коридор, Юнги находит лестницу, на которой были слегка отпечатаны следы обуви. Он быстро поднимается по ней, тут же оказываясь перед какой-то дверью, за которой и был источник шума. Открывает, не задумываясь. Это огромное помещение, пропитанное влажностью, запахом перегара, который будто сжигал глазные яблоки. Юнги пробирается в глубь, откуда недавно услышал то, как кто-то зовёт на помощь. Юнги сглотнул. – Тут кто-то есть..? – Мм... – по голосу слышно, что человек страдает от боли. Юнги кое-как включает свет, и по его телу прибегают миллиард мурашек. На него смотрят глаза, насквозь пропитанные ненавистью и поглощающей злостью, веющие пустотой и холодом. Они больше не светятся радостью, а излучают лишь... ничего. Губы сильно покусаны, и Юнги понимает, что кем-то покусаны, понимает именно кем; с лица стекают капли пота, вызванные жгучей болью. – Чимин! – Юнги мигом подлетает к младшему, обхватывая его плечи. – Что он сделал с тобой? Ты в наручниках... и без штанов..? – Отойди! Это всё из-за тебя! – кричит младший, кажется, из последних сил, выплескивая всю свою злость разом. Юнги страшно. – Что..? – Даже сейчас я тебя спасаю, чёрт.. – тихо, разочарованно, но вместе с этим безэмоционально, так, будто в младшем осталось ничего. Категорическое ничего, выливающееся через край. Юнги от этого страшно очень. Чимин оборачивается и почему-то начинает плакать. Что происходит? – Я не понимаю... – Юнги хватает младшего за руку, но тот отстраняется. – Беги! Уходи быстрее! Ты же эгоист! Так позаботиться о себе! Всё, что было между нами, это просто порыв страсти! Она закончится, и ты поймёшь, что не любил меня! Не мучай себя! Ты меня не любишь, пойми это уже наконец! – Это не так... далеко не так, Чимин! – Хватит это отрицать! Юнги... Мы друзья, не больше. Ты убьёшь себя вместе со мной... – Чимин поднимает взгляд на Юнги, за которым стоит мужчина. Чимин не успел. Он опять не успел, чёрт! Мужчина ударяет тупым предметом по голове Юнги, а тот падает на грудь Чимина, кричащего от негодования за свою медлительность и страха за кое-кого. – Все до смери мечтают поиграть... – мужчина приковывает Юнги к стене, рядом с Чимином. *** – Ещё пару щелчков, – мужчина перед тем, как выйти, бросает на землю ключ от наручников, которым Чимин старается освободить свои руки. – Готово! От криков Чимина пробуждается Юнги, который никак не может раскрыть глаза, те будто каменные, тяжелые очень. Голова трещит, как и всё тело, Юнги даже на минуту кажется, что эти ощущения из его сна. Чимин надевает грязные штаны и останавливает взгляд на лице Юнги, в руках он также держит ключи от наручников. Но младший внимания не заостряет, даже на слёзы Юнги, оставляющие красные тропинки на щеках, а просто направляется с ключом к выходу из подвала, оставляя старшего одного со своими Жалкими Воспоминаниями. – Чимин, умоляю, помоги... – Чимина переклинивает от такого сухого голоса, дрожь пробирает по всему телу. – Зачем? Чтобы ты портил мне репутацию? Ты жалок, Юнги. Скольким ты испортил жизни? Я же говорил, беги от сюда, но нет, ты решил показать героя. Перед кем? – Чимин выдавливает из себя каждое слово, заставляя Юнги рассыпаться, как рафинад на глазах. – Перед тобой, Чимин, перед тобой, – тихо произносит Юнги. – Да, многим, – Юнги говорит, не смотря на Чимина, ибо у самого накопились слёзы, которые царапали глаза до крови. – Поэтому ты должен страдать, – Чимин встал и повернулся к выходу, не давая скатываться слезам. Юнги их увидеть не должен. – Прошу не оставляй меня! Счастье рано или поздно кончается, но мне всё равно! Слышишь? Мне абсолютно плевать! Хоть умру от тебя или от своей любви к тебе, мне это безразлично! Просто скажи, что не предашь, не оставишь меня...своего Сахарочка... Я привязан к тебе...и ничего не могу с этим поделать...и не буду... – старший бьётся по стене, пытаясь привлечь внимание Чимина, но, уже понимая, что ослабел, принимается громко плакать. – Не надо привязываться к людям, – тихо шепчет Чимин, но всё же выходит из подвала, оставляя Юнги разрывать себя на части. Предательство. Это не когда в прямом смысле оставили, а когда тебя подло запирает и закрывает тот человек, от которого ты не ожидал никогда. Ты пытаешься освободить свой разум и добавить бесполезные аргументы на подобие "Всё наладится! Держись!", но это бессмысленно! От того что вы видите, вашему подсознанию будет больно. Ведь вы же дали команду мотивировать себя, чтобы не утонуть в горькой правде. Все мы живём в суровой реальности! Никто никому не поможет просто так! Всегда рассчитывайте на себя! Но всё же должны быть исключения. Ведь у каждого есть человек, который знает про него многое или же просто мотивирует. Почему Юнги не попадает ни в одни эти исключения? Юнги ещё долго висит в наручниках. Волосы потрёпаны; руки онемели, от недостатка крови; голова трещит, явно его не раз стукали об стену. Вид у Юнги отвратителен, как будто его уже месяц держат в подвале. – Сынуля.. – сухо произнёс мужчина. – Отец, прошу, не надо! – Где дневник, бездарь? – Где моё счастье, пап? – Да не дано тебе быть счастливым! Так сложно понять? Меня посадил в тюрьму; о маме забыл; группу, которой уже нет, предал; даже Чимина. Ещё с детства тебя все ненавидят! – В каком плане "группу, которой уже нет"? – На стену посмотри, – отец взглядом указывает на фотографии. На них были изображены счастливые мемберы, которые радовались тому, что на море они все вместе! Только вот фотография Намджуна была прорезана ножом. – Наивный ребёнок, группа меня и привела к тебе. Мы с Намджуном были за одно, но в тайне от него, я сотрудничал и с Чонгуком. Дальше, просто. Я натравил их друг на друга, и, если не ошибаюсь, Намджун мёртв, а Чонгук должен был убить Тэхёна, но это мне уже неинтересно. – Ты мог и через Чонгука найти дневник. – Нет, к дневнику приведёшь меня ты, а я буду наблюдать, как Чонгук увядает без Тэхёна. Это же весело! Следить, как Гук ножом прорезает тело Тэ! Юнги! Тебя же предали близкие люди! Чимин прав, ты жалок. – Что ты сказал Чимину про меня? – Ну, что ты использовал его, ведь ты даже ему в любви нормально признаться не можешь. Просто трахал, ради развлечения, да и всё. А он поверил мне. Как же его легко обмануть! Он такой ребёнок, ещё даже жизни не видел, – отец начинает громко хохотать, вызывая у Юнги ещё больший гнев. – Кстати, насчёт Чимина. Отличный голос, – Юнги поднимает глаза, а отец начинает говорить шёпотом. – Хорошо стонет, – мужчина облизывает пошло нижнюю губу. – Тварь! – Нельзя так разговаривать с родителями! – мужчина начинает избивать Юнги в порыве некого гнева, пиная его в подбородок, живот и наступая на ноги, производя адскую боль. Так продолжается ещё какое-то время: Юнги не чувствует ни одну конечность; глаза заливаются слезами, из-за этого он начинает видеть всё мутно; в ушах звенит голос Чимина, который Юнги так хотел слышать сейчас в реальности. – Что происходит? – отец поворачивается к выходу, куда сразу же устремил взгляд и Юнги, который еле дышит от сильных ударов отца. В глазах отца отражаются искры пожара.