Охранник для дочери

— Карл! — зовёт она меня. Я открываю глаза и вижу ее улыбающееся лицо. Прямо напротив моего, не могу поверить, что мы вот так лежим в одной постели, она смотрит на меня так нежно, как никто никогда не смотрел, даже бывшая жена. Рука тянется к моим волосам, пальчики зарываются в них. Ее лицо медленно приближается, чувствую ее теплое дыхание и просыпаюсь. Она до сих пор часто снится мне. Я заметил, бывают такие ночи, когда я долго не могу заснуть. Ворочаюсь в кровати с боку на бок, заставляя недовольно ворчать Тревора, устроившегося по привычке в ногах. Проваливаюсь в сон только под утро, едва забрезжит рассвет. Да это, скорее, и не сон вовсе, нечто среднее между забытьем и дремой, где-то на пересечении реальности и какого-то потустороннего мира. И тогда приходит она. После таких видений дни не ладятся, я хожу сам не свой. Разбитый, уставший, истерзанный. Когда я такой даже Тревор грустит, это прямо написано на черной собачьей морде. — Плохой день? — спрашивает меня сосед, который, как назло, имеет свойство посещать мою берлогу именно в такие дни, когда никого не хочется видеть. — Один из многих, — отвечаю я безучастно, заполняя его чашку черным дымящимся кофе. Тони тот ещё шутник. Первое время после моего возвращения в Окленд, по утрам он частенько заходил ко мне, по его словам проверить: не наложил ли я на себя руки, все время грозясь забрать коллекционное ружье, висевшее над камином в моей гостиной. Не то чтобы я ему рассказал о нас с Т/И во всех подробностях, историю он знает лишь поверхностно. Знал бы больше — поселился бы со мной, чтобы не спускать с меня глаз. Удивительно как затягиваются душевные раны. У всех по разному. Каждому человеку нужен свой срок. Спустя столько времени не могу сказать, что моя затянулась, рубец ещё кровоточит, иногда я отчётливо чувствую, особенно после этих непрошенных видений. Одно могу сказать наверняка — время мало что лечит. Тревор и Тони, пожалуй, помогают, да и то не всегда. Все попытки моего друга свести меня с кем-то потерпели поражение. Я отказывался, пока Тони не начал устраивать «случайные» встречи в баре или за ланчем в нашей любимой бургерной. Как-то раз мы крепко поругались, но через пару дней он как обычно заглянул ко мне утром на кофе. И слава Богу бросил все попытки устроить мое личное счастье. — Сегодня видел брата, — начинает Тони ещё один наш типичный утренний разговор, — попросил нас с тобой приехать на выходных и заняться его крышей. Ты свободен? — Здесь я свободен как никогда. — Ну и отлично, его жена делает первоклассное барбекю, — довольно засмеялся Тони, — развеешься хоть немного и заодно заработаешь. — Тревора возьму с собой, — пёс гавкнул, услышав свое имя. — Их детишки его знатно потрепят! — Тревор любит детей, — улыбаюсь я, взглянув на пса, который тут же начинает вилять хвостом, будто понял, о чем мы, и, кажется, улыбнулся. — Вот и договорились, — Тони довольно потирает руки, а затем собирается уходить, уже в дверях добавив, — заеду за тобой в субботу утром. Я утвердительно киваю головой, прикидывая, что суббота только послезавтра, жалея, что не завтра… Я был чертовски рад, когда подворачивалась работа. Работая руками, хоть на какое-то время заставляешь отступить воспоминания. С постоянным рабочим местом я ещё не определился, да и спешить мне было некуда, имея вполне приличные сбережения, я мог себе это позволить. Хоть иногда свободные от труда будни были настолько нудными, что я даже завел Инстаграм и выложил туда несколько фото. И, само собой, иногда следил за ее жизнью. Правда, я редко заглядывал туда, в ее Мир. Часто это заканчивалось приступами сожалений о том, что прошлого не вернуть. Проводив Тони, мы с Тревором идём на кухню. Я мою посуду, делая вид, что не заметил, как пёс стащил последний сэндвич, оставшийся на тарелке. Я его не ругаю, но вид у него все равно виноватый, а на морде остались крошки. Я уже смирился с его маленькими собачьими преступлениями, почти как и с горячими приступами любви по отношению ко мне. Покончив с делами, я на какое-то время проваливаюсь в вид за окном. Любуюсь побережьем, и безграничной водной гладью. Всегда любил это место. Вспоминаю, как мечтал когда-нибудь привезти сюда Т/И. Мечты так и остались мечтами, но я был безоговорочно уверен, что ей бы чертовски здесь понравилось. А в самых моих смелых мечтах мы, все же, приезжали, а она просила меня остаться здесь навсегда. Прихожу в себя от цоканья собачьих коготков по полу, опуская глаза вижу Тревора у ног, с зажатым в зубах мячиком. Так он показывает мне, что готов к очередной долгой прогулке. Мы всегда берём мяч, а он чаще играет с тем, что нашел на пляже. Мяч мне приходится таскать в кармане. Мы гуляем пару часов, если не больше. Пёс зовёт купаться, но сегодня лезть в воду не хочется. Он резвится один в то и дело подкатывающих к берегу волнах, время от времени игриво подскакивает ко мне и отряхивается от воды у моих ног, отчего я мокрый, хоть и не купался. Сегодня я вспоминаю о том времени, что мы провели с Т/И в Нью-Йорке. В этом огромном городе, в котором я до неё никогда не был. Городе, который поглотил нас в безумном водовороте событий. Он совсем не приглянулся мне, когда мы приехали туда, а ведь там нам предстояло провести два месяца. Но потом все перевернулось с ног на голову. Началась совсем другая жизнь и, что самое важное, в этом городе я понял, что окончательно и бесповоротно влюбился в Т/И, в эту маленькую, избалованную занозу. Я осознавал, что ни к чему хорошему это не приведет, но уже ничего не мог поделать…