Охранник для дочери

В ту ночь я не сомкнул глаз почти до самого утра. Все еще где-то не веря в происходящее. Т/И тихо спала на моей груди, легонько приобнимая меня безвольной рукой, но даже это не могло заставить меня поверить в то, что мы лежим вместе в этой постели, что эта девушка страстно и бесстыдно любила меня каких-то пару часов назад. Я ощущал усталость во всем теле, но сон все не приходил. А я был совсем не против провалиться хоть ненадолго в беспамятство. Беспокойные мысли не отпускали мой воспаленный разум. В голове вертелась как минимум сотня вопросов: что же будет дальше? Как мы скажем ее отцу? И скажем ли вообще? К чему приведет нас эта сумасбродная страсть, в омут которой мы окунулись с головой? Я не мог ответить на эти вопросы сейчас, но утро все расставило по местам… Я очнулся один. В холодной постели ее роскошного люкса. Даже толком не успел прийти в себя, как она вышла из ванной, замотанная в белое махровое полотенце — бессменный атрибут всех дорогих отелей, я улыбнулся, увидев ее, только решил позвать обратно в постель, как услышал холодное: — Иди к себе, Карл, собирайся, через два часа мы должны явиться на съемочную площадку. Она даже не взглянула на меня, будто обращалась не ко мне. Я послушно встал с постели и направился к смежной двери, предварительно собрав свои вещи, разбросанные на полу. — Приведи себя в порядок. Побрейся, терпеть не могу твою трехдневную щетину, — строго прозвучало мне в спину, прежде чем дверь захлопнулась за моей спиной, безжалостно разделив нас друг от друга. Вот и остался в голове только один вопрос: что это вообще было? Я принял душ, побрился, как было велено, надел чистый костюм и, оставив горничной записку, чтобы отдала мои вещи в химчистку — покинул номер. Взял кофе и, устроившись в чужой машине, которая на время стала нашей, принялся ждать Т/И. Она не любила опаздывать. Большой плюс, учитывая ее статус и замашки голливудской «звезды», да, многих она раздражала, но часто коллеги подчеркивали в ней эту ее прекрасную черту. Я сидел и наблюдал, как она выходит из гостиницы, спешит к машине, сжимая в руке картонный стаканчик с кофе и спрашивал себя: интересно — что она должна сделать, чтобы я начал на нее злиться?! Ведь даже то, как она обошлась со мной после нашей ночи — совсем меня не разозлило, хоть я и был перевернут на лопатки. А с другой стороны: чего я хотел?! Чтобы она влюбилась в меня до потери сознания и провела со мной остаток жизни?! Боже, даже в Голливуде фильмы о такой любви перестали быть популярными. Т/И молча уселась на заднее сиденье, а я взглянул на нее в зеркало заднего вида. Сидит невозмутимая, с легким макияжем и легкими следами бурной ночи на лице, которые ее совсем не портят — наоборот, делают более прекрасной. — Поехали! — командует она. Ведь знает, что я не свожу с нее взгляда. Ловлю его в холодном отражении, все еще на что-то надеясь, но она смотрит на идущих за окном незнакомцев, делает глоток из своего стаканчика. — Ты не назвала адрес, — говорить у меня получается с трудом. — Говорила же вчера, что с утра снимаем в Центральном парке, ты, как всегда, забыл. — Я никогда ничего не забываю, — отрезал я, копаясь в навигаторе, чтобы найти более короткий путь. Она ничего не ответила, лишь недовольно хмыкнула, а затем уткнулась носом в свой смартфон, всем видом показывая, каких неимоверных усилий ей стоит это общение со мной. А потом помчались съемочные дни. Ее каждодневные капризы, споры с коллегами, все те привычные недовольства и замечания, которые начинали мне казаться уже самим собой разумеющимся, казалось, только усугубились. Зато режиссер был очень доволен ею. Называл своей музой и, как мне кажется, даже немного влюбился в неё. Что меня ни капли не удивило, но стало причиной зависти ее других коллег женского пола. Когда Т/И осознала, что он в какой-то степени даже помешан на ней — она сразу почувствовала себя в своей тарелке в новом коллективе. Я как никто понимал его. И хоть мы были с ним разного поля ягоды — знаменатель у нас был общий — Т/И. Я не раз получал от нее за то, что частенько оставался на съемочной площадке, прятался где-нибудь в укромном уголке и наблюдал за съемочным процессом. Как бы хорошо я не старался притаиться — она все равно замечала меня и тогда мне доставалось. На площадке было много посторонних людей, но почему-то она всегда меня замечала и ругала за то, что я остаюсь. А я наслаждался, наблюдая за ней в образе. Ведь когда она была в кадре — исчезала Т/И зазноба и появлялась совсем другая девушка, с которой я невольно представлял себя, и, возможно, даже вдвоем до самого конца жизни. Мы никогда не говорили о той ночи. Скажу больше: мы вообще практически перестали разговаривать. И если раньше она хоть чем-то со мной делилась, чему я был несказанно рад, то теперь наше общение свелось к ее распоряжениям и моему выполнению их. Т/И отгородилась от меня воображаемой стеной. И я начал ловить себя на мысли: уж лучше бы не было той ночи вовсе — только бы осталась возможность хоть какого-то общения с ней. Она больше не приходила ко мне пить виски перед сном, не спрашивала мнения по поводу ее новых нарядов (хоть всегда была в них на высоте) и чаще отправлялась на какие-то мероприятия без меня. А однажды вечером, спустя, наверное, полтора месяца нашего пребывания в Нью-Йорке, она вернулась после очередного ужина с отцом, слегка подшофе, и объявила, что через полгода выходит замуж. У меня подкосились ноги, я собрал всю волю в кулак, чтобы не рухнуть, неловко оперся о стену. Я не знаю, почему так отреагировал. На что еще продолжал рассчитывать — ведь все это было вполне закономерно, в их мире. Тем более наше с ней общение уже давно стало напоминать мое общение с женой за несколько недель до того, как я подал на развод. Я кое-как собрался с мыслями, надо же было что-то сказать, как-то отреагировать на эту новость. И я твердо произнес: — Ну и отлично, поздравляю! В свою очередь, спешу сообщить, что как только мы вернемся в Лос-Анджелес — я хочу получить расчет и убраться к чертям в Новую Зеландию. Ее глаза округлились, брови неконтролируемо поползли вверх. У нее была такая особенность — употреблять всякие актерские уловки в обычной жизни, чаще это срабатывало, но услышав мои слова, я понял — даже она не смогла сдержать своих эмоций, услышав новость. Удивление на ее лице быстро сменилось разочарованием, а затем ее взгляд заметно потух. Но почему?! Я не мог взять в толк. Ведь своим поведением она ясно давала понять, что ей на меня плевать. — С чего ты взял, что мне твои услуги больше не понадобятся? — Ты всем видом показываешь это. Я же не идиот. Тем более — у тебя теперь есть жених, пусть он обеспечивает твой покой, думаю, он вполне сможет нанять пару головорезов, которые не будут тебя раздражать как я. А я, черт, — я нервно хихикнул, но не от того, что было смешно, а чтобы хоть как-то скрыть предательскую дрожь в голосе, — я вернусь в Окленд, заживу наконец-то спокойной жизнью и даже, пожалуй, отпущу бороду. Сказав это, я скрылся на своей половине люкса, рухнул в свою постель и провалялся так до поздней ночи. С трудом заставив себя раздеться и принять душ перед сном. Засыпая в ту ночь, я только и думал о нашем скорейшем возвращении, и о той жизни, которая осталась в Новой Зеландии. Впервые за долгое время я сильно скучал по родной стране. И в ту ночь я дико возненавидел шумный Нью-Йорк, город, который подарил мне самые счастливые мгновения моей жизни и тут же все отобрал.