А что дальше?

Зеленые глаза тепло и доверчиво смотрели на Славу. Грудь парня вздымалась при вдохе. В мыслях белый шум. Что только что сказал Глеб? Он спросил… Точно! Песня. Что ему спеть? Но почему он спрашивает именно Славу? Здесь полно народу, желающих услышать заветную песню, их любимую, ту самую, у каждого она своя. Михайлов словно вернулся из небытия, где слова и фразы отдаленно звучали, а люди по сторонам были размытым фоном. Вот он: перед глазами белокурый парень зажимает гриф желтой гитары. Пальцы зажали аккорд, пальцы правой руки тихонько перебирали струны. Юноша не торопил, ждал вердикт приятеля. Фразы стали отчетливыми: кто-то просил спеть зарубежную песню, кто-то пошутил и предлагал песню про деда Максима. Услышал это ребята, в том числе и Глеб, посмеялись. – Эм, – наконец-то начал говорить скейтер. Глеб Голубин наклонился ближе к Славе. Тот не отпрянул. Застыл на месте, даже дыхание замерло. Голубин, словно играючи жарко выдохнул, отчего по спине побежали мурашки. Два глаза, словно зеленые виноградинки, посмотрели в глаза Славы. – Скажи: «Соврал», – Глеб вновь улыбнулся, прошептав совет. Слава посмотрел в глаза другу, на его пухлые потрескавшиеся губы, растянувшиеся в длинной улыбке, затем вновь на глаза. – Соврал, – буркнул Михайлов. – Соврал! У! – крикнул Глеб и поднял правую руку вверх, глядя на рябят в круге. – Егор Натс! Поехали! Слава прыснул, смотря на Глеба, а затем и на находящихся рядом. Несколько девушек завизжали и захлопали в ладоши, парни же, вернее большинство, просто поддержали аплодисментами. Все тут же стихли, когда Глеб прочистил горло и подобрал аккорд. Казалось весь мир притаился, чтобы услышать минорные ноты, поднимающиеся в воздух. Перебор струн заставлял душу таять, а слёзы катится по щекам. Наконец Глеб запел: Чувствуй, я же так близко Вот мои струны, вот моя искра Грустно, нужно проститься, ведь я больше не чувствую Можешь забыть всё Парень прикрыл на пару секунд глаза и тут же открыл, дабы сменить аккорд, глубоко вздохнул, сделав паузу в песне. Я уйду, когда шум сменит тяжесть тишины Ты молчишь, я молчу Нам не о чем говорить И пускай сотни раз обещал с тобою быть до конца Соврал* Пропев последнее слово, Голубин грустно посмотрел на Славу. Тот сгорбившись, наблюдал за движениями Голубина. Когда Михайлов встретил взгляд Глеба, сердце забилось в несколько раз сильнее, щёки запылали, а легкие отказывались дышать. Оставь меня среди этих небесных рек Я ненавижу день, но так влюбился в ночь Но если будет нужно помогу тебе… Второй куплет уже звучал где-то далеко. Сейчас Слава лишь видел горькое выражение лица Голубина. Грубые подушечки пальцем задевали струны, а голос в такт напевал слова. Михайлов тихонько скользнул взглядом по ребятам, старательно внимающим каждое слово песни. Среди присутствующих скейтер нашёл Крыгину. Та поставила голову на свой кулачок и сгорбилась в сторону, напротив сидящего, исполнителя с гитарой. Недолго наблюдая за Голубиным, девушка, с татуировкой кота на руке, почувствовала чужой взгляд. Отыскать блюстителя было легкой задачей: через пару секунд она перевела взгляд на светловолосого юношу и подмигнула ему, еле улыбнувшись. На лице Славы появилась улыбка. Он посмотрел на Голубина, когда тот пропевал последние строчки перед припевом: Вот почему все песни только о плохом Даже когда с тобою влюблены Кто знал припев, тут ж поддержали Глеба. Последний отблагодарил улыбкой. Михайлов улыбнулся и посмотрел на приятеля, но тут же почувствовал, как кто-то толкает его в левое плечо. «А, это ты, главная по пледикам.» – подумал Слава, повернувшись к темноволосой незнакомке. Девица держала в руках гаджет. Из него истощался белый свет. Слава быстро к нему привык. Большой пальчик девушки указал на строчку песни. Михайлов тут же её подхватил, улыбаясь. Теперь это было не соло, а хоровое пение с улыбкой на лице и кое у кого со слезами на глазах. Пение приближалось завершению, Голубин грустно пропел название песни и закончил одним движением вниз по струнам. Несомненно, это было чувственно и сильно. Ребята похлопали, в том числе и Глеб. А гитара пошла странствовать дальше. Деревня была бы так хороша, тиха и спокойна, если бы не кровопийцы, противно жужжащие под ухом. Убив очередного комара, Слава поставил ногу на деревянную самодельную лавочку и откинувшись на зеленый забор позади. Дорога была, разумеется пуста. Ни единой души. Все, наверняка, уже разошлись по домам и легли спать. Примерно того же хотелось и этой парочке, покорно ждущей своё такси. – Мы летим в полуночное такси, – тихо пропел Глеб, болтая ногой. – Ебать, у тебя чё сегодня, Хит FM? – Слава посмотрел на Глеба, рассмешив скорее своими украинскими корнями и хэканьем. Глеб прикрыл улыбку, оголяющую белые клычки, вскоре ударив себя по щеке и стряхнув комара. – Ну, и без шуток, – взгляд Голубина резко перешёл с руки на Славу. – Спел ты просто охуенно. Я хочу твой кáвер* на этот трек, буду слушать только его. Голубин Глеб вновь широко улыбнулся, словно чеширский кот из «Алисы»*, явно смущенный таким комплиментом. Город тоже спал. Было уже за полночь, а луна только вырастала из-за горизонта, поднималась над многоэтажными домами. Такси остановилось у дома Глеба. Он жил в пригороде, ближе от трассы, поэтому его завезли первым. Голубин посмотрел на высокий забор, затем на Славу. – Подумай насчёт выпускного, – Голубин легко улыбнулся, вышел из такси и опустился, дабы в последний раз посмотрел на Михайлова. – Спокойной ночи, Вячеслав. Телефон разрывается от входящих звонков. Контакт всё тот же: Фараон Глеб. Скейтер в день их первой встречи не слышал этой шутки, Голубин уже потом рассказал этот прикол Михайлову. – Блять, – не сдержавшись, протянул Слава, натягивая тёмно-синие брюки и заправляя в них белоснежную рубашку. Н-да. Редко же ему приходится так одеваться. Через годик ему придется вновь в подобное облачиться. С пятого раза Михайлов наконец отвечает на звонок. – Да ладно, блять, – где-то издалека прозвучал голос приятеля. Походу поставил на динамик звонок. – Готов? Ответ не потребовалось долго ждать. В зеркале отражался парнишка в бесподобном костюме с уложенными назад волосами. С улыбкой на лице Славка ответил: – Да.