***
Первая половина дня в кофейне проходит в суете. Небо ещё не успело обрушиться на город мокрым снегом, который передавали на сегодня синоптики, и люди с удовольствием забегают в пекарню съесть что-нибудь сладкое и выпить горячий напиток, грея руки о стаканчик. От покупателей отбоя нет, особенно в обед — Чимин только и успевает выбивать чеки и собирать заказы. Даже с Намджуном толком поговорить не вышло (но удалось получить один маленький поцелуй). Альфа быстро забрал свой кофе, пообещав позвонить вечером. Поток посетителей заметно поубавился только после обеда, и Чимин смог, наконец, присесть, налив себе кофе и спрятав под стойкой контейнер с домашним кимпабом, приготовленным накануне вечером. Из столиков были заняты лишь два, за которыми сидели ребята из ближайшей школы. Они частенько сюда заходят после уроков. Чимин, немного расслабившись, уплетает свой обед, переписываясь с Намджуном. Альфа пишет, что ужасно хотел бы встретиться сегодня, но ему нужно завершить кое-какие дела. Чимин, конечно, немного расстроился, но уверил, что всё в порядке и у них будет ещё масса возможностей увидеть друг друга. Вчерашний вечер, безусловно, окончательно растопил его чувства. Не сказать, что Чимин влюбился, но увлёкся однозначно. К таким альфам, как Намджун, вообще сложно оставаться равнодушным. Чимин трепещет при мысли о нём, предвкушая новую встречу, новые поцелуи и, может быть, что-то большее. — Ешь? — раздаётся над ухом, когда Чимин совсем с головой погружается в переписку и забывает, что он, вообще-то, на работе. — Ой, — вздрагивает Чимин, но тут же улыбается, когда подошедшим оказывается Хосок. — Привет! — Привет, — альфа придвигает один из стульев к стойке и усаживается напротив Чимина. — Ты по пути или соскучился? Кофе угостить? — Ни то, ни другое, но от кофе не откажусь, — смеётся Хосок. Чимин тоже весело усмехается и качает головой. С Хосоком всегда просто и без церемоний. — Я вчера, вообще-то, поговорить с тобой хотел, но ты на свидание умотал, — сетует альфа, притягивая к себе поближе кружку, которую поставил перед ним Чимин. — Полки, кстати, посмотрел? Угадай, кто вешал. — Да Чонгук мне ещё вчера вечером похвастался! — он достаёт с витрины кекс, ставит перед бывшим мужем и садится обратно, принимаясь доедать свой кимпаб. — А о чём поговорить хотел? — Слушай, — склоняется чуть ближе к омеге Хосок, словно собирается сказать что-то важное, и Чимин невольно проделывает то же самое. — Тут одному хорошему парню подработка нужна, и я подумал, что… — Нет, — выпрямляется и складывает руки на груди. — Чимин, ну ты ещё даже не дослушал! — Вы с Чонгуком, видимо, сговорились. Но я ещё раз тебе повторю, если ты забыл: больше никаких посторонних людей в нашем кафе — это раз. У нас нет лишних денег, чтобы платить зарплату — это два! — Ладно, а теперь утихомирь свои гормоны и послушай меня, — снисходительно вздыхает Хосок, слегка потерев нос. — Джинён — хороший парень, я за него ручаюсь. Он добросовестный, и у него есть опыт, он уже работал и кассиром, и бариста. Ему нужна подработка хотя бы пару вечеров на неделе и одна в выходной. Это не такие уж большие деньги, сам понимаешь. Да, я знаю, что ты очень хочешь расшириться и открыть филиал и все деньги откладываешь для этого. Поверь мне, я тоже был бы этому рад, ведь это труд моих родителей, который ты продолжаешь и который потом достанется нашему сыну. Я предлагаю компромисс: ты прекращаешь впахивать здесь без выходных и берёшь на работу Джинёна, а я, в свою очередь, помогаю с открытием филиала. Скажем, к совершеннолетию Гука. Будет подарок от нас обоих. Идёт? Омега задумывается, пытаясь взвесить в голове «за» и «против». Вроде, и аргументы «против» в голову особо не приходят, но и «за» пока чистый лист. У Чимина в мыслях только сомнения. — Не знаю, Хосок, — вздыхает Чимин, нахмурив брови. — Наверное, мне нужно подумать. — Да чего здесь думать? Я предлагаю тебе отличное решение. Я уже всё взвесил. У нас есть три года для того, чтобы продумать план, подыскать помещение, выкупить его, оформить документы на Чонгука. Всё остальное можно оставить на него: дизайн, меню и тому подобное. Ты же знаешь, как он всё это любит. Я уверен, он будет в восторге от такого подарка. Наверное, будь его воля, он бы бросил школу и ошивался бы только в пекарне, — усмехается альфа. — Да, Гуки, наверняка, обрадуется. — Тебе тоже пора уже думать о себе, а не только о сыне. Ты же не один, в конце концов, а взваливаешь на себя столько, будто некому тебе помочь. Течки наверняка на подавителях проводишь, стоя за кассой. Здоровье решил угробить? — Ну, давай ещё течки мои обсудим, — шипит Чимин, бросая взгляд на занятые столики. — Это тебя не касается уже много лет. — Я просто волнуюсь. Ну так что, возьмёшь Джинёна? — Сначала мне нужно его увидеть, побеседовать. Отправь его ко мне. — Ну вот, другое дело, — довольно улыбается Хосок и хлопает в ладоши. — Кстати, смотри, что покажу! Близняшки начали улыбаться! Хосок с энтузиазмом достаёт телефон и принимается показывать Чимину фотографии своих малышей, которым недавно исполнилось два месяца. Чимин, просматривая фото, не может сдержать улыбки. Близнецы — ну вылитые Чонгук в детстве.***
Уйти с работы Намджун решает пораньше. С самого утра он просматривал варианты аренды квартиры где-нибудь недалеко от работы. Найдя подходящий вариант, Намджун связался с риэлтором. Просторная квартира-студия с отделённой перегородкой спальней. То, что нужно холостяку. Холостяк. Намджун словно пробует слово на вкус, перекатывая его из раза в раз на языке, кидая взгляды на папку с уже подготовленными документами для бракоразводного процесса. Она лежит на его столе с самого утра, заставляя нервно кусать губы и отсчитывать часы до того момента, как он придёт к Сокджину. Он не знает, стоит ли взять папку с собой сразу или же дать Джину время успокоиться и принять. Намджун останется мудаком при любом раскладе, но ему очень бы хотелось минимизировать переживания омеги, если это вообще возможно. Не может же он после двадцати лет брака просто отправить документы с курьером? Вот это будет самое настоящее свинство. Но не сделает ли он Сокджину больнее, когда вернётся ещё раз для того, чтобы взять с него подпись на бумагах и собрать оставшиеся вещи? Всё он навряд ли сможет забрать сразу. С другой стороны, им в любом случае придётся не раз встречаться во время процесса развода. Облегчает обстоятельства только то, что их ребёнок уже давно совершеннолетний. Его не нужно будет ставить перед мучительным выбором, словно спрашивая, кого он любит больше: папу или отца? Намджун не хочет разделять имущество, сразу указывая в бракоразводных документах, что заберёт он лишь одну машину, оставив Сокджину дом и второй автомобиль, на котором чаще всего ездит Тэхён. Один из своих счетов в банке он так же перевёл на имя сына. Так будет честнее. Джину останется только поставить свои подписи под согласием. Домой он возвращается, когда часы показывают четыре. На дорогах уже образовалась слякоть, а пальто успевает намокнуть, пока он от машины идёт к крыльцу. В доме привычно тихо, как бывает почти всегда, за исключением семейных вечеров. Сокджин предпочитает работать в тишине, а Тэхён редко в это время появляется дома. Сняв верхнюю одежду, Намджун идёт на кухню, ожидая увидеть мужа там, но на кухне его не оказывается. Сокджина он находит в их спальне. Омега лежит в постели всё в той же пижаме, повернувшись к двери спиной. — Джин, ты заболел? — тихо спрашивает Намджун на случай, если омега спит. Джин приподнимается, поворачиваясь к Намджуну, застывшему в дверном проходе. — Нет, всё нормально, — качает головой. — Почему ты так рано? — Я… — Намджун скользит взглядом по родному лицу, переходя от припухших глаз к покрасневшим искусанным губам, худым плечам, скрытым шёлком. Сердце болезненно сжимается, Намджун не хочет делать мужу больно. Но он должен поставить точку в их отношениях. Он идёт к этому уже не один день, он успел всё обдумать. — Я пришёл раньше, чтобы поговорить. Альфа проходит к постели и присаживается на край, в то время как Джин отодвигается к изголовью, чтобы облокотиться на него спиной и привести к себе колени, обняв их руками. Что-то ему подсказывает, что это будет тяжёлый разговор. Намджун напряжён, между нахмуренными бровями залегли первые морщинки. Он смотрит на Джина с каким-то удушающим сожалением, и омега сам невольно хмурится в ответ. Может, Намджун хочет признаться в измене? Сокджин пытался морально подготовиться к такому исходу, ведь в его голове их было только два: либо Намджун продолжит ходить налево и скрывать, как это делают многие альфы, либо Намджун во всём ему признаётся. И Джин склоняется ко второму варианту. Намджун никогда не был обманщиком. Да, Намджун не обманщик. Именно поэтому сейчас он сидит перед Сокджином, нервно теребя край одеяла и собираясь с духом, чтобы во всём ему признаться. — О чём ты хочешь поговорить? — Сокджин подтягивает согнутые в коленях ноги поближе к груди, словно защищаясь. — Джин… я не буду ходить вокруг да около, хоть и хотел бы, чтобы тебе не было так больно, но я должен сказать всё как есть. Я хочу развестись, Джин. Сокджин несколько раз медленно моргает, смотря на мужа, будто проверяет, не кажется ли ему всё это, не послышалось ли? Развестись? Намджун хочет развестись? Джин мог предположить что угодно, но только не это. Он готов был смириться, что у мужа кто-то был на стороне, он почти готов был простить. Намджун смотрит на него с какой-то болью в глазах, с безысходностью, а Сокджин чувствует только пробирающий холод. Может, он забыл закрыть окно? — Что… что это ты выдумал? — дрожащим голосом запинается он. — Это что, кризис среднего возраста? Джин надеется, что это какое-то глупое недоразумение и Намджун вовсе не это имеет в виду, но тот виновато опускает голову, не в силах смотреть на омегу, у которого сейчас мир осыпается осколками, и причиной тому только он. — Прости, Джин… — за извинением следует тяжёлый вздох. — Что это за глупости, Намджун? Перестань, ты пугаешь меня! — голос Джина становится умоляющим, а альфа не спешит его разубеждать, не заверяет, что всё будет хорошо, лишь склоняет голову, подтверждая, что это на самом деле происходит. Сокджин подползает к нему на коленях ближе, хватая за руку, заставляя обратить на себя внимание. — Скажи что-нибудь! Почему ты молчишь? Это из-за того омеги, с которым ты был вчера, да? У тебя кто-то появился? — Это не только из-за него, — не отрицает очевидного. — Я не буду врать, я действительно кое-кого встретил, и он нравится мне… но дело не только в нём, я просто… — Не только в нём, — по щекам Сокджина начинают стекать слёзы, и голос звучит надломленно. — Дело во мне, да? Я был плохим мужем для тебя? Что я делал неправильно, скажи? — Джин, нет, всё не так. Ты чудесный, и я… — Намджун протягивает руки, чтобы по привычке обнять омегу, как делает всегда, когда тот чем-то расстроен, но Джин отшатывается от него, слезая с постели. — Не трогай меня после того, как касался другого омеги, — плачет. — Уходи. Собрался уходить — уходи. Вытирая глаза, которые застелены слезами словно пеленой, Джин спускается вниз, еле сдерживая рыдания. Нет, он не будет плакать в голос. Намджун не услышит его истерику. Джин запирается на кухне, продолжая тихо глотать слёзы и пытаться осознать происходящее. Его потряхивает, хочется кричать. Больно настолько, что, кажется, нет сил терпеть. Случилось самое худшее, что могло случиться. Ему кажется, будто он стоит у пропасти, и эта пропасть — то, что останется от его жизни после ухода Намджуна. Ещё немного, и он в неё шагнёт. Закроется дверь за Намджуном, оставляя его совсем одного в холодном доме, и эта пропасть поглотит омегу целиком, хороня в своём отчаянии. Он трёт ладонью грудь, пытаясь прогнать это отвратительное чувство пустоты внутри. Там словно зияет дыра, через которую свободно гуляет прохладный воздух. Шёлковая пижама в области груди намокла от слёз, капающих на неё с подбородка. Намджун после того, как Джин скрывается из вида, болезненно трёт ладонями лицо. Ему и самому хочется плакать, слыша тяжёлые всхлипывания омеги. Это больно. Не так больно, как Сокджину, но принять решение уйти от того, с кем провёл почти всю жизнь — это тоже не просто. У Намджуна сжимается сердце при мыслях о Джине. Когда ты знаешь кого-то настолько хорошо, что можешь физически почувствовать его боль — это давит, сжирает изнутри. Намджун думает, что ему нужно собрать вещи и уйти как можно быстрее, не мучая больше ни себя, ни омегу. Он надеется, что Джин оправится как можно быстрее, что сможет жить как прежде и, может быть, встретит кого-нибудь. Сокджин ещё молод, ему со дня на день только исполнится сорок. Он всё ещё очень привлекательный, с красивыми утончёнными чертами лица, стройной фигурой. Да, Джин ещё сможет построить с кем-нибудь счастье, Намджун верит в это. Совершенно опустошённый разговором, альфа идёт в гардеробную, доставая из-под нижней полки пару своих больших чемоданов. Раньше они с Сокджином их использовали, когда летали в отпуск, теперь он берёт их, чтобы забрать свои вещи и уйти. Его молчаливый сбор прерывает возникший в спальне Тэхён. — Пап? Ты где? Не найдя Сокджина в спальне, Тэхён идёт в гардеробную, дверь которой приоткрыта, но вместо папы находит там Намджуна. — Отец? Привет, — улыбается Тэхён. — Ты уезжаешь куда-то? — Тэ, — вздыхает альфа, прикрывая крышку первого собранного чемодана. — Пойдём, поговорим. Намджун берёт сына под локоть, выводя обратно в спальню. — Что случилось, отец? — встревоженно спрашивает Тэхён. — Где папа? — Родной, послушай, пожалуйста. Я знаю, ты разозлишься, расстроишься, но я надеюсь, что потом ты сможешь меня понять, — начинает Намджун, ласково сжимая в своих ладонях руки сидящего напротив сына. — Мы с твоим папой разводимся. По моей инициативе. — Что? Нет… нет-нет, — машет головой Тэхён, округлив глаза и смотря на отца неверяще. — Что за глупость? У вас же всё хорошо было! Ты что, вот так просто бросишь его?! Просто соберёшься и уйдёшь?! Всё же было в порядке, вы любите друг друга, я точно знаю! Что случилось?! — Тэхён… так случается. Не все чувства вечны. Я виноват перед твоим папой, я делаю ему этим больно. Поверь, мне тоже тяжело. — Прекрати! Ты не можешь нас бросить! — кричит Тэхён, переходя на плач. — Тэ, пожалуйста, успокойся, — Намджун пытается притянуть сына к себе, чтобы обнять, но тот отталкивает его. — Я кое-кого встретил. Я надеюсь, ты сможешь понять меня, когда немного остынешь, и мы сможем поговорить обо всём спокойно. — Я тебе никогда не прощу, если ты сейчас уйдёшь! Не прощу, слышишь?! Ты нас променял! В дверях спальни показывается Сокджин. Разбитый, с покрасневшими, абсолютно несчастными глазами. Он подходит к Тэхёну сзади, притянув к себе, заставляя прекратить мельтешить по комнате. — Тэ, перестань кричать, — шепчет ему Сокджин, обняв и прижав его голову к своей груди. — Твой отец уходит от меня, а не от тебя. Он не прекратит от этого любить тебя. Успокаивайся, малыш. Сокджин утешает сына, укачивая его в объятьях, словно ребёнка, но кто бы пожалел его самого. Намджун хотел бы подойти и обнять их, своих родных, но понимает, что больше этого сделать не может. Он провёл черту. Остаётся только быстро скинуть оставшиеся вещи во второй чемодан и прошептать ещё одно «прости» прежде, чем покинуть дом.