Обувать Алоиса

У этого мальчишки были прекрасные ноги. Ноги принца, а не парня с улицы — стройные, длинные, с кожей еще по-детски нежной. Маленькие ступни, сладкий изгиб — он отражался во всем, от тонких лодыжек до бедер. Эти ноги хотелось рассматривать, их хотелось украшать. Поэтому первым, что граф Транси подарил ему, были сапожки с модным высоким каблуком и шелковые чулки. Мальчишка смотрел на эти простые предметы, как на невиданное диво. Вертел в руках каждый сапожок по отдельности, разглядывая и трогая, нежно гладил чулки — и графу нравилось выражение на его лице. Мальчишка получал чувственное, почти женское удовольствие от красивых вещей. Даже когда не знал, как ими пользоваться. — Обуйте меня, мой лорд, — наглость и одновременно почтительность — в интонациях, во взгляде, в самом звучании голоса. Так же прекрасно, как и его ноги. Слегка царапает, как котенок своими детскими коготками, и живой, как котенок, не ведающий человеческого подобострастия. И граф наклонился к его ногам. На контрасте с шелком кожа уже не казалась такой гладкой — но, в отличие от него, она была теплой. Мальчишка сидел спокойно, лишь иногда шевеля ногами, подавая их, словно редкую драгоценность — и где только он научился этому, обожать себя так безусловно, любить каждое свое движение? Граф знал, что его мальчишка не любит. Конечно. Граф знал, как выглядит, знал о каждой своей морщине. Но это не имеет значения. Он граф Транси. Мальчишка будет рядом только до тех пор, пока ему интересен. Нет нужды даже запоминать его имя. Его тело, его наглость доставляют удовольствие… пока что. На время. И эти ноги, которые сейчас обнимает шелк, его. Со всей этой светлой кожей, со всеми жилками, его до малейшей косточки. Мальчишка принадлежит ему. Граф натягивает первый сапог. Мальчишка улыбается — он глупый, ничего не понимает, но тем и хорош. Бабочка, яркая бабочка, которую поймал паук. У неё яркие крылышки, она порой шевелится в паутине, но это пока. Теперь второй сапог. Как аристократично они выглядят теперь, эти ноги, закрытые почти полностью — кожа остается обнаженной только выше чулка. Аристократично и непристойно. Граф кладет ладонь на эту полоску светлой кожи, прижимает пальцы, слегка шевелит ими. Мальчишка смеется: — Щекотно! Граф знает, что ему противно. Но этот смех так правдоподобен, что он позволяет себе поверить. Совсем немного поиграть в то, что мальчишка хочет его сам. Другой рукой он обхватывает каблук. Поглаживает его и чувствует желание. Тепло бежит по венам, согревая кожу — редкий дар в его возрасте. Мальчишка хорош в своем деле, только дело его — тело и смех шлюхи. Влажный дразнящий взгляд, который граф замечает мельком, подняв голову. Мягкие светлые волосы… Хорошенький, как девушка, совсем ребенок. И уже такой порочный. Он не кричит, не отбивается, не плачет, как многие другие. Хотя сначала плакал, кажется, чуть-чуть — когда графу не понравились его глаза. Наверное, он тогда был в плохом настроении. У мальчишки на самом деле красивые глаза — голубые и сияющие. И что это он сразу не заметил? Мальчишку не надо ублажать, это не жена. Наоборот. Граф гладит его ноги — там, где они обнажены, и там, где тепло тела просачивается через ткань чулок. Кроме этих чулок и сапог, на нем нет больше ничего. И не будет — пока граф не решит подарить ему что-нибудь еще. Хотя зачем дарить? Мальчишка сам его вещь, весь целиком. И так будет, пока…