***
На следующие выходные, в воскресенье Тодороки решил съездить к себе домой. Ему хотелось повидаться с Фуюми. Нет, ему не хотелось видеть отца, да и вряд ли бы увидел, так как Старатель уехал на расследование других нападений злодеев, поэтому все выходные молодой Шото провёл бы с матерью и сестрой. Услышав новость о приезде брата, Фуюми была вне себя от радости. А особенно от мысли, что отец не станет в очередной раз читать поучения Тодороки все выходные, что тот не выиграл в спортивном фестивале и что Шото нужно тренироваться больше. Они просто смогут пообщаться по душам, как не делали давно. Да, Шото был не особо общительным, но сестра и мать для него были неким исключением. Только им он мог доверять. Увидев немного огорчённый вид Яомомо, когда та узнала от Мидории, что Тодороки уезжает на выходные из общежития, почувствовал какое-то тепло внутри. Она была расстроена, что тот уезжает, и она не сможет его видеть. Но парень не собирался изменять своего решения, поэтому вечером пятницы Шото, вызвав такси, покинул общежитие. Приехав ближе к восьми часам вечера, Тодороки вышел из машины, закинув за спину свой рюкзак. Он стоял перед своим домом, который был выполнен в японском стиле. Буквально. Здесь он не был несколько месяцев, но было такое чувство, что несколько лет. Слишком много всего произошло за эти месяцы. Постучав в дверь, Шото начал ждать, пока откроют, и буквально через секунд пять перед ним стояла Фуюми. Густые белые волосы с красными прядями были убраны за уши, красное платье с поясом на талии отлично шло ей, а широкая улыбка была просто бесценна. Простояв так пару секунд, Фуюми сделала шаг к брату и крепко обняла его. Очень крепко. Настолько крепко, и настолько с любовью, что Шото даже не замечал несильную боль в плечах (Фуюми очень сильно сжимала его). Он был рад видеть её не меньше, чем сама Фуюми. Выпустив Шото из объятий, она отошла от двери, сказав: — Проходи. Им много что можно было обсудить. Всю ночь они провели в разговорах, обсуждениях жизни младшего Тодороки и его учёбе в UA, и многом другом, о чём не хватало времени поговорить раньше.***
На следующий день Шото, по привычке, пошёл навестить мать. Он так делал каждую субботу, а иногда и воскресенье. Они говорили обо всём, что тревожило Тодороки. Рей (так зовут мать Шото) внимательно слушала сына, старалась что-то советовать, но не быть навязчивой. Её до сих пор грызла совесть за поступок, совершённый в детстве Тодороки. Ей больно было смотреть в глаза сына, потому что видела тот самый шрам, который она оставила на его коже. И шрам, который оставила на его сердце. Молодом, и уже разбитом сердце. Позавтракав утром рисом и запив это всё чаем, Тодороки отправился к матери, оставив Фуюми записку, чтобы та не волновалась. Всю дорогу до больницы Тодороки думал над вопросом, который планировал задать ей. Несколько раз в голове он переформулировал свой вопрос, но суть оставалась одной. Вот, он стоит перед дверью её палаты, и на раздумья времени уже не было, хоть и за это время он не смог придумать ничего путного. Постучав два раза, он приоткрыл дверь, увидев сидящую на кровати Рей. Она как обычно смотрела в окно, думая о чём-то, и видимо, ожидая сына. На столике стоял чайник и две пустые чашки, которые так и ждали, когда уже их наполнят ароматным зелёным чаем. Пара минут, и Шото сидит перед ней на стуле, держа в руках чашку с горячим вкусным чаем, а Рей смотрит на него со спокойным лицом, ожидая, что Тодороки начнёт что-то рассказывать. — Как дела в академии? Ты же встретился с Фуюми? — спокойно, без напора спросила она, сделав глоток горячего напитка. Шото часто и долго думал, подбирая слова. — Да, вчера она меня встретила. Грядут экзамены, поэтому тренируемся с каждым днём всё усерднее. — коротко ответил ей Шото, нервно перебирая пальцы на обоих руках. Взгляд был опущен куда-то вниз, но не на мать. — Шото, тебя что-то беспокоит? — заметила явное напряжение сына Рей. Его явно что-то грызло, но он всё не мог сказать, что именно. Окружающие Тодороки уже научились вычислять, даже по каменному лицу Шото, какую эмоцию он сейчас испытывает. Конечно, не всегда получается, но если получалось — это был верх мастерства. — Кое-что да. — спустя небольшую паузу произнёс парень. — Я хотел спросить кое-что. Рей была очень внимательна, не в праве что-то сказать, давая спокойно додумать то, что он хотел произнести. — Как ты думаешь, как лучше всего признаться девушке в своих чувствах? — наконец выговорил Тодороки, посмотрев в глаза матери с видом, будто о чём-то просящим. Честно сказать, Рей была удивлена. Но приятно удивлена. Шото с пяти лет, с каждым днём становился всё хладнокровнее, засовывая свои чувства куда-то вглубь себя. Но всё-таки он позволил себе что-то чувствовать. Позволил себе влюбиться. Мать Шото не смогла сдержать улыбки, и Тодороки это увидел, немного приподняв уголки губ, опуская глаза вниз. Да, это поведение было абсолютно не характерно ему. Да и чувства к кому-либо тоже было новинкой для него, и Рей это понимала. — Если не секрет, как её зовут? — довольно спросила она. Этот разговор был долгим. Провёл он у матери, наверное, часов шесть, но почему-то в этот день он чувствовал себя слишком хорошо. Часы пролетели незаметно, и почти затемно парень возвращался домой, довольный.***
— О чём вы разговаривали с мамой? — поинтересовалась Фуюми, попивая чай с ромашкой. Она не собиралась выпытывать у брата всё, что только можно, это было просто любопытство. — Да ничего особенного. — отмахнулся младший Тодороки, присев напротив сестры. Он понимал, что слова матери, которая сказала она ему были правильными, но ему хотелось поинтересоваться ещё у одной женщины в его окружении. — Фуюми. — М? — отпив чай, промычала девушка. — Как думаешь… как лучше признаться девушке в чувствах? — так же, как и у матери, спросил Шото. Во второй раз говорить эти слова было легче, но он понимал, что реакция сестры будет намного ярче, чем у матери. Спустя секунду на лице Фуюми образовалась широченная улыбка, а Шото уже ожидал дикий визг сестры. — Как её зовут? — достаточно сдержанно спросила Фуюми. Конечно же девушка понимала, что он спрашивает у неё такое не просто из интереса. Он точно влюбился. И, кажется, сильно, раз всё-таки решился такое спрашивать. — Давай без этого? — попросил Шото, но очень спокойно, без резкости, как отвечал обычно другим. Всё-таки ему было немного забавно от того, как его сестра сразу спросила имя его избранницы, как и мать. Не зря знакомые всегда говорили, что Фуюми — копия Рей, хоть и в некоторых случаях сестра была намного более богата в плане эмоций. — Но я хочу знать! Какая она? — с диким восторгом спрашивала она. Она смотрела на Шото пристально, будто пытаясь в его движениях, глазах найти ответ на свой вопрос. Шото немного напрягся, а так же смутился. Не каждый день он говорит на такие темы. — Ну, она очень внимательна к другим. Сначала думает о других, а потом о себе, что часто сказывается на её самочувствии... — Шото в этот момент выглядел очень задумчивым, но слова подбирал на удивление достаточно быстро, что стало каким-то знаком для Фуюми. Он много думал о ней. — Прирождённый лидер. Будучи заместителем старосты, она справляется и занимается многими делами класса лучше, чем сам староста… Этот разговор длился не меньше, чем разговор с матерью Тодороки. Впервые он смог поделиться ощущениями, не боясь, что его осудят, ведь Фуюми он доверял, наверное, даже больше, чем матери. Всё-таки именно она была с ним все эти шестнадцать лет жизни Шото, а не Рей. — Но ты всё-таки уверен в своих чувствах? — закончив, спросила Фуюми. Конечно, вопрос был достаточно глуп, особенно вспоминая, каким был Тодороки-младший предыдущие шестнадцать лет. Он бы не стал просто так разбрасываться такими вопросами, и скорее всего был уверен. Но спросить это она должна была. Для собственного спокойствия. — Что ты чувствуешь, находясь рядом с ней? — Я слишком много думал об этом. — начал парень. — Я чувствую такое спокойствие, находясь рядом с ней. Будто всё на своих местах, всё как надо. Будто я впервые за свою жизнь наконец почувствовал то, что я жив. — коротко, но проникновенно сказал Шото. Да, немногословно, но Шото таким был всегда. Дослушав брата, у Фуюми не осталось сомнений. Шото определённо влюбился.