Фатум

Два слова, которые бы могли описать жизнь князя Андрея – это защищать и защищаться. Он привык к этому с детства. Сначала – защищать сестру от отеческой горячности, утомляющей арифметики и ранок на коленке, когда бежишь по саду и, засмотревшись на грустного лебедя в пруду, спотыкаешься о пыльные камни (которые потом, конечно, по наставлению Андрея уберут и расчистят дорожку: Маше так не шло быть раненой). Потом – защищать себя самого: от отупляющего света, вызывающей вой тоски и бесцельно протекающей жизни. Даже на войне, той самой, 1805 года, он не столько защищал Родину, сколько свои достоинство и честь – главных его атрибутов на пути к славе. И лишь затем, как Икар, подобравшийся к солнцу, он рухнул и забыл, как это – защищать и защищаться. Может поэтому Лиза и умерла: он не знал, как её защитить. Может поэтому в нём самом умер прежний Андрей, глупый и наивный мальчик, мечтающий повторить путь великого французского императора: он не знал, как защититься. Этот Андрей сам шёл под удар и был рад разочароваться в жизни настолько, насколько это представлялось возможным, как будто в конце он мечтал поставить точку и сказать: «Я всё-таки был прав». Но когда с ним случилась Наташа, Андрей вспомнил, как это – защищать. Но как защищаться – нет. И поэтому в положенный час, узнав об измене, он снова почувствовал себя потерянным и безоружным, словно Наташа, эта маленькая и хрупкая девушка, в два раза младше, проткнула его грудь раскалённой шпагой. И это было даже больнее, чем когда расходились швы раны, полученной в Аустерлице. Война 1812 года решила воздать ему должное. Судьба будто бы долгое время вынашивала план отмщения Андрею за то, что он чудом остался жив (словно тогдашней его жизни можно было позавидовать) и напомнила, зачем и почему он теперь сражается. Он увидел, наконец, семью, которую ещё несколько лет назад продал бы за минуту славы, но которой теперь дорожил, как больной в беспамятстве; увидел, наконец, Родину, Отечество, которое обожал и к которому, как к возлюбленной женщине, испытывал слабость, боясь в один момент быть преданным и разлюбленным; он увидел русский народ, но увидел пушечное мясо, голое человеческое тело, в котором, как бабочка в банке, трепыхалась душа. Ведь где, как не на войне, она больше всего давала о себе знать. И, лежа в перевязочном пункте, в глухом лесу, пропахшем кровью, среди стонов, плача и криков, Андрей на последнем издыхании хотел продолжать защищаться. Он хотел не только защитить родную землю, дорогую, хоть уже и не полную семью, он хотел, прежде всего, защитить себя самого, свою жизнь, к которой он относился несправедливо снисходительно и за это так горько поплатился. Он как никогда сильно хотел, как говорил ему Пьер, жить, любить и верить.