Букинист по соседству

      Календарные листы летели на пол один за другим, отсчитывая всё новые и новые дни, которых, как нам всегда кажется, ещё бесконечное множество впереди. Это ведь такая тонкая психология срабатывает у нас, что в счастливые минуты мы действительно будто часов не наблюдаем. Время мчится мимо, унося вслед за собой всякие мысли. И может быть даже не замечаешь, что вот это мгновение, в котором ты сейчас, то самое, заветное. Счастливое. Ты по простоте своей как будто опустил это важное вдохновение жизни, только ловишь лёгкость от стремительно несущегося куда-то времени, от светлых дней, спешащих один за другим. И тебе хорошо. Как есть хорошо на душе. И всё вокруг будто цветёт и дышит вместе с тобой, а сам ты рассудка на время лишаешься, ходишь как в пьяном бреду, никаких тёмных красок видеть не хочешь, будь они у тебя же перед самым носом. Но в одно мгновение…       Скажи кто-нибудь в начале нашей истории одному из наших главных героев, что тот непременно влюблён и влюблён безвозвратно в своего «парня-на-время», это бы вызвало не более чем усмешку или непонимающую улыбку, но ничего иного. Впрочем, сейчас им другого не нужно было. Двое весьма хорошо проводили время друг с другом, чему каждый из них был рад. А кто был бы недоволен на их месте провести время с удовольствием и без лишних обязательств с приятным и интересным человеком? Особенно, если приятный и интересный человек не против временами выпить хорошего вина за чудесным ужином. О, их беседы в такие вечера − нечто невероятное. Порой темы были совсем безобразные, но до того весёлые, что невозможно было вспомнить о них и не улыбнуться.       Если всё же взять серьёзную ноту, то любому человеку хочется и нужно быть принятым и понятым, выслушанным и не оскорблённым в минуту своей честности. Это ведь простая потребность, но такая важная. Человеку без человека никак не обойтись. И здесь неважно, что эти два человека одного пола и были уже влюблены в друг друга. Увы, не все считают в наше время, что другой способен сам разобраться в своих предпочтениях.       Что же касается тех надоедливых клиентов, Азирафаэль постепенно позабыл о них, да и замечать косые взгляды теперь не хотелось вовсе, а взглядов и впрямь стало на порядок больше в районе Сохо. Впрочем, только один интересовал его в последнее время.       Странное желание заметил за собой мистер Флейм: ему хотелось разгадать Кроули. Признаться, ему не то чтобы кардинально, но в некоторых моментах пришлось существенно переменить свою точку зрения относительно этого человека. Поначалу он казался грубым, да настолько, что мог простого прохожего (букиниста) поприветствовать так некультурно, что даже стыдно за него становилось. Но с другими ведь Энтони общался, как оказалось, вполне нейтрально, а где-то даже по-дружески! Стало быть, дело было именно в небезызвестном букинисте. Вот только это самое «дело» Азирафаэль всё никак не мог разгадать. У Кроули был какой-то скрытый мотив, чтобы так измениться? Вот только никакой выгоды из общения с собой Азирафаэль не заметил, он не имел ни высоких связей, ни больших капиталов, ни даже гениального ума. Значит, дело сугубо человеческое. И здесь уже было больше простора для размышлений: за всё то время, что они провели вместе, не удалось заметить за флористом большой дружной компании, каких-нибудь родственников, даже товарищей никаких не имел этот человек. Его окружали исключительно знакомые или малознакомые люди, соседи, хозяева ближайших магазинчиков и салонов. Это было даже грустно. Сколько бы Азирафаэль не пытался узнать о прошлом Кроули, ничего не выходило, тот увиливал от ответа слишком ловко. Вскоре эти попытки что-то узнать прекратились, Азирафаэлю оставалось только ждать, когда Энтони сам захочет рассказать.       В то же время Энтони Дж. Кроули не мучил себя размышлениями и догадками об Азирафаэле, он получал ответы, когда те ему были нужны. Но чаще бывало, что ему не хотелось копаться в чужом прошлом так же, как могли бы копаться в его собственном. Было решено, что позиция весьма разумная, так что именно её решил придерживаться Кроули. И всё же кое-что тревожило его в последнее время, от чего он потерял спокойный сон. Этим он поделился со своим ангелом, на что тот предложил несколько способов вернуть себе хороший сон. Реализовал Кроули только один: спокойная классическая музыка на ночь. Сны действительно стали немного меньше тревожить его после этого, но всё же что-то ещё оставалось, какие-то тайные, внутренние беспокойства. Впрочем, они напомнили о себе сами.       Сначала были странные проверки, будто насланные невесть кем. Его посещали один за другим разные службы: то пожарные, то налоговая, то санитарные службы. Благо, документы и состояние магазина не подвели.       После первого, второго и десятого кругов Ада были записки в духе старых гангстерских фильмов, где герою невзначай намекают, что желают ему всего самого худшего. Допустим, что написано в посланиях было немного другое, но их содержание Кроули никому не раскрывал.       Флэйм смотрел на него всё с большим и большим беспокойством, чувствуя неладное. Встречаться они стали реже, общался Кроули холодно и неохотно, стараясь отстраниться от друга сердца, но кто же мог объяснить Азирафаэлю мотивы?       Азирафаэль остро почувствовал, что начал проваливаться куда-то сквозь поток сонных мыслей и резко сел в кровати. Сбитое дыхание ему не понравилось, как и тревога, зарождающаяся где-то в груди: она плотным комом оседала в лёгких, мешая дышать. С последними трезвыми мыслями мужчина осматривал свои руки, которые ожидал увидеть почему-то чёрными. Ему теперь и самому казалось, что тьма − помимо ночной − окутала всего его. Этот сон настигал его уже которую ночь подряд, но ничего не менялось. Светлая грусть будней таяла, оставаясь только тенью себя прежней под ночь.       Как бы ему не хотелось, чтобы до этого доходило, но в итоге он пошёл в один из четвергов по предварительной записи к своему психологу.       Итак, его встретил привычный светлый кабинет с множеством каких-то эзотерических предметов, которые служили больше для красоты, чем для работы. Хотя, кто бы мог сказать это точно? Как бы там ни было, а Азирафаэль пришёл сюда не для разговорах об эзотерике.       — Не знаю, что мне делать, даже представления нет, где бы я мог найти помощь, так что решил встретиться с Вами, мадам Трейси, — прозвучало вместо приветствия.       — Понимаю, милый, и это очень похвально, что ты можешь поделиться своими трудностями, — женщина хоть и оставалась сомнительным специалистом, но она была до того проницательна, что Азирафаэля это поражало до глубины души. Вот и сейчас он в тайне надеялся, что встреча с этой женщиной что-то поможет прояснить.       — Знаете, я и мистер Кроули…       — Встречаетесь, да, я помню.       Азирафаэль вспыхнул и отвёл взгляд, нервно теребя край подушки, которую обнимал каждый раз, когда сидел в этом кабинете. Ему было до сих пор неловко говорить об этих отношениях так прямо. Слишком много неопределённого и смущающего.       — Понарошку, — добавил мужчина.       Мадам Трейси прелестно выдержала тишину, повисшую в комнате.       — Это не совсем то, о чём я хотел поговорить, — сопротивлялся Азирафаэль, стараясь перевести тему разговора.       — Но, замечу, что Вы всё ещё продолжаете эту тему.       — Я хотел поговорить с Вами о снах, которые меня беспокоят, но… может Вы в чём-то и правы.       Женщина села поудобнее, и кивнула, показав, что внимательно слушает.       — Мы хорошо общаемся, — начал говорить Азирафаэль о том, что его беспокоило. — Да, так это можно назвать. Но в последнее время… Знаете, так бывает, когда приближаются какие-то кризисы в общении. Ссоры, недопонимания и прочее. У нас этого вроде бы нет, но…       — Но в последнее время что-то изменилось, — вернула психолог в первоначальное русло своего клиента, напомнив ему его собственные слова.       — Да. Он что-то скрывает. Стал холоднее общаться со мной, отменил очередную встречу, ссылаясь на дела. Может, ему надоела эта игра?       — А что ты чувствуешь в этот момент? — она обратила внимание Азирафаэля на самого себя.       — Беспокойство, может даже страх. Мне ведь он действительно нравится! Как человек, — поспешил добавить Азирафаэль, оправдывая свою фразу. — Знаете, я искренне волнуюсь за этого человека, пережившего что-то очень неприятное в прошлом. Я хотел его расспросить, но он такой упрямец, да и я не могу давить, так что мне не удалось вывести его на разговор. Я совсем ничего не могу сделать с ним. Может я так надоел ему, что он теперь просто хочет вычеркнуть моё присутствие из своей жизни?! Если так, то я совсем ничего не понимаю. Мне даже не ясно почему мы начали общаться. Почему он тогда мне помог?       — Будто неопределённости стало слишком много, да? — уточнила мадам Трейси.       — Чересчур много.       — А ты с ним говорил об этом? — спросила она прямо.       — Что?       Флэйма этот вопрос загнал в тупик. Мгновенно возникло миллион «но» в ответ на фразу мадам Трейси. Вслух он, конечно же, ничего не сказал.       — Знаешь, у людей есть такая чудесная способность: общаться друг с другом, разговаривать. Сейчас ты очень много говоришь о догадках, о домыслах, но что в действительности произошло?       Призадумавшись над ответом, Азирафаэль сказал:       — Энтони отстранился, он стал холоднее в общении со мной.       — Как думаешь, могут ли у него быть для этого причины?       — Думаю, что да.       — Ты бы мог спросить у него прямо об этих «отстранении и холодности»?       — Наверно… Мог бы.       — Вполне возможно, что после этого ты поймёшь его и причины его поступков. Только об одном важном моменте не забудь. Помнишь о чём мы говорили раньше, ещё в начале наших консультаций?       — «Не забывать говорить о своих чувствах». Да, я помню об этом.       — Что бы ты мог сказать мистеру Кроули о своих чувствах, если бы он был здесь?       Предложение было очень кстати, у мистера Флейма накопилось уже много всего, что он хотел бы сказать своему другу, но никак не решался. Здесь, в этом пространстве он мог это сделать. Он мог сказать то, о чём думал. Именно поэтому Азирафаэль выпрямил спину и прикрыл глаза, представляя себе, что Энтони здесь, рядом с ним. Немного времени ушло на то, чтобы представить его образ. Кроули, будь он здесь, почти наверняка скрестил бы ноги и сел так вальяжно, как позволяет себе только он. Возможно он бы вызывающе посмотрел из-под тёмных очков, скрывающих глаза прекрасного янтарного цвета. Но лицо его наверняка было бы напряжено, брови сведены к переносице, губы сжаты, а весь его вид говорил бы о какой-то внутренней усталости.       — Энтони Дж. Кроули, я беспокоюсь о тебе, — медленно проговаривал каждое слово Азирафаэль.       Дальше слова шли легче:       — Мне не всё равно что с тобой происходит, я не могу закрыть на всё глаза и остаться в стороне, как ты этого желаешь. Однако в то же время меня очень ранит то, что ты делаешь, ранит настолько, что я потерял сон. Я чувствую себя просто отвратительно в последнее время, потому что виню себя во всём том, что сейчас происходит между нами, — Азирафаэль ничего не мог поделать с тем, что его голос начинал дрожать. — Мне так нравилось проводить с тобой всё то время, когда можно было говорить обо всём, что душа пожелает, рассказывать тебе о моих наискучнейших книгах, которые тебе совсем не интересны, радоваться глядя на то, как ты смущаешься от похвалы. Слушать тебя мне особенно приятно. А наблюдать за твоими переменами − одно удовольствие. Смена стилей, смена причёсок, смена твоего настроения, любая перемена твоего выражения лица завораживает меня как ничто на свете, но ты хочешь лишить меня всего этого?! — голос его повысился. — Ты хочешь лишить меня себя?! Мне очень больно от всего этого, потому что не хочу потерять тебя, потому что ты мне нравишься. Как человек, как мужчина. Будь ты женщиной, всё равно нравился бы без всяких «но». Не лишай меня себя, Кроули. Не разбивай мне сердце своей колкостью и хладнокровием.        На большее его не хватило, слёзы подступили к глазам, они накопились в нём за всё это время. Сейчас не осталось ничего кроме боли, не замечаемой вплоть до этого самого момента откровения. Как же так получилось, что в своей честности он остался наедине не с Кроули? От этого щемило в груди и что-то с силой сжимало. Не осталось ни ощущения счастья, ни светлой грусти, ничего кроме разбитой души.       Мадам Трейси молча поглаживала Азирафаэля по плечу, шепча ему какие-то успокаивающие слова. Но мужчина не слышал её. Все его мысли крутились вокруг отдаляющегося Кроули, которого он ни за что на свете не хотел потерять и отпустить так легко.