***
Сяо Чжань выдает себя всего один раз. Зато всерьез, перед Ибо и на камеру. Ибо подначивает показать мастерство каллиграфии, и он ведется. Собирается написать «ВанСянь», немного фансервиса не помешает, но после простого «Ван», рука сама выводит привычное «Сяо». Даже не осознает этого, пока не слышит удивленное: — «ВанСяо»? Серьёзно? Посмотри, что ты написал, придурок. И можно было бы свести все в шутку. Можно было бы найти простое и невинное объяснение. Можно было бы. Если бы не было вечеров в компании догорающей бумаги, если бы это не было настолько личным и тайным, что раздеться до белья на камеру было бы проще. Не важно, что он еще ни разу не решился на это. Сяо Чжань, взрослый, успешный мужчина-девочка-фанатка, напуган до дрожи в пальцах и бессвязного бормотания. До красных пятен на щеках, к счастью, незаметных под гримом. Пытается исправить и делает всё только хуже. Замазывает написанное и смущается так, что топит себя с головой. Слепой бы и то заметил. Ибо не слепой. Ибо уже давно косится с подозрением и отпускает двусмысленные шутки. Ибо и так замечает слишком многое, и, в то же время, как будто не замечает вовсе. Ведет себя так, словно бы всё действительно только забавы ради. И его реакция сейчас — последнее, что хочет узнать Сяо Чжань. Он вообще ничего не хочет, кроме как быть не здесь, провалиться на месте, сгореть, что та бумажка. Сяо Чжань отворачивается и не рискует смотреть на Ибо. Прячется за сценарием и не видит, как тот медленно выводит на листе корявое «Сяо» не спеша, будто пробуя на вкус. Вечером Сяо Чжань сжигает в курительнице пустой лист бумаги и долго не может заснуть, а на утро Ибо улетает на съемки, и это впервые хорошо. Это гора с плеч и здоровый сон. Это снова исписанные листы. Всего через пять дней. Ибо возвращается через неделю и включается в череду приколов и игр, как будто бы не уезжал. Как будто бы ничего не случилось. Ибо подходит в конце очередного перерыва и протягивает сложенный вчетверо лист бумаги. Просит: — Чжань-гэ, нарисуй что-нибудь для меня. Оператор зовет их раньше, чем Сяо Чжань успевает ответить. Раньше, чем успевает сообразить, что к чему. Остается только убрать листок вместе с мобильником и забыть о нем на несколько часов напряженных съемок. Забыть о нем совсем. Пока он не выпадет на пол уже в комнате. Только тогда с опаской развернуть, ожидая едва ли не взрыва, ожидая чего угодно, только не того, что остановится дыхание и задрожат руки. Чего угодно, только не корявого сердечка с жирной точкой внизу. Сяо Чжань сжигает в курительнице и его тоже, но рисунок остается перед глазами, даже закрывать не нужно.***
Теперь его очередь смотреть подозрительно и ловить на горячем. Он до последнего надеется, что эта шутка хоть и была злой, но принадлежала не Ибо. Ибо ловится сразу. На закушенной губе и взгляде исподтишка. Ибо не очень хороший актер, когда касается личного, а может и сам хочет быть пойман. Не считает нужным скрывать. Чжань выжидает несколько часов, прежде чем находит подходящий момент. Он выбирает гримерку, в которой они почему-то остались одни. Ибо вроде бы занят чем-то важным. С серьезным видом набирает текст в телефоне и… пытается съесть улыбку. Совсем-совсем в сторону Чжаня не смотрит. Паршивец! Когда из его мобильника раздается победный марш, Сяо Чжань наконец решается. — Во что ты играешь? — В «Шарады», знаешь, такая игра, где по картинкам нужно угадать понятие. Ибо откладывает мобильник экраном вниз и поднимается навстречу. Ибо кажется раздраженным, злым и убийственно ироничным одновременно. Ибо кажется опасным, и Сяо Чжань невольно пятится назад. Пятится, но не отступает: — Ты опять начинаешь, Бо-ди? Ибо вдруг непозволительно близко. Ибо нависает сверху, хотя сильно ниже. Ибо нависает сверху и это все чертовы сапоги на каблуках, которые Сяо Чжань успел снять. Ибо так восхитительно зол, что дух захватывает от этого и от того, что расстояния между ними нет. Почти вжимает в стол. Почти касается, обжигая дыханием кожу. — В этот раз ты начал первым, Чжань-гэ. Чжань думает, что он тоже актер так себе, потому что не может удержать лица. Сердце вскачь и дыхание потерялось где-то на прошлом вдохе, потому что Ибо произносит «Чжань-гэ» медленно и раздельно. Прямо в губы. Шаги у дверей сдувают его на два столика в сторону. Когда Юй Бинь входит в гримерку, Ибо уже сидит с телефоном в руках. Ибо кричит, отвлекая внимание на себя. — Эй, Чжань-гэ, с тобой все в порядке? Вызвать врача? Нескольких секунд достаточно, чтобы прийти в себя. Сяо Чжань подхватывает сумку и, показав Ибо язык, выскакивает на улицу, едва не сбив с ног ошарашенного Юй Биня. Сяо Чжань не видит победной ухмылки Ибо, а Юй Бинь не рискует спрашивать. Он и так, кажется, узнал много лишнего, прежде чем сообразил потопать перед неплотно прикрытой дверью. ————— * «ВанСяо»