То, о чем ты молчишь

Он накинул капюшон своего расшитого водными ками плаща и покинул залы. Праздник давно кончился, хоть музыка играла, а гости не спешили расходиться. Второй день прошел безуспешно. Но Ао думал о другом. Что, если Юта прав? Тогда получится, дедушка Каси внушал им ложную информацию. А ведь он мог использовать это, чтобы сплотить их с братом вокруг идеи переворота. Чтобы они так же, как и взрослые, ненавидели Фахо и считали делом чести отомстить за родителей. За родителей, которые в общем-то погибли от другого. И что, если Юта сказал правду?.. Верно, это мало что изменит. Разве что отношение Ао к дедушке. Стоит поговорить об этом с Браяром. Ибо то, что сказал бета, вполне может быть правдой. Если папа их имел слабый феромон, значит и крепким физическим здоровьем не отличался и вполне мог погибнуть во время родов. Тем более, близнецов. И что таить – версия эта выглядит правдоподобнее, нежели туманное дедушкино «их убил наш враг». И ни мотивации врага в придачу, ни смысла такового убийства. Ао и ранее подозревал, что что-то тут не чисто, но поверить в то, что дедушка Каси лгал… Ао передернуло от подобных мыслей. Хотелось скорее домой – там он или докажет или отбросит это все. Он чувствовал мелкую дрожь. В коридорах дома холодно. Он свернул за угол и понял, что зашел не туда. Стены отличались серым цветом, а вид из окон вовсе не на ту часть парка, это и в полутьме видно. Ао настолько погрузился в себя, что в итоге заблудился. Но вдруг ниточка дара шевельнулась в груди. Он почувствовал нотки волнения и будто бы неслышимый звук со стороны. Он повернулся и заметил на подоконнике растение. В самом углу, в старой рынке. Ао присмотрелся: еле живое. Два свисающих побега – вялые. Земля сухая. И если мимо умирающего человека он прошел бы без зазрения совести, то мимо умирающего растения нет. Дар не позволит. Ао чувствует его боль почти физически. Хватает рынку без раздумий и идет дальше по коридору, тут должны быть слуги. Ему нужна вода. Вскоре он зашел в тупик, ведущий к одной двери. Он отчетливо услышал журчание воды, которое издалека казалось шумом листьев за окнами. Слегка толкнул дверь – открыто. Вот и замечательно. Он попал в освещенную комнату с фонтаном посередине. Так и есть – вода, слух не подвел его. Ао огляделся. Одно зашторенное окно, стол у окна, бумаги, кресло, а у стены, прямо перед ним алтарь – зажженные свечи и портрет красивого человека. Судя по чертам, омеги. Волосы цвета солнца, наряд красный, улыбка. Стоп, это же… Ао неожиданно для себя узнает в нем папу Сифи, и отступает шаг назад. Он подошел ближе, прижимая к себе рынку слишком сильно. Да, сомнений нет. Это Сифи – в точности такой же, как и на множестве других портретов. Только что он делает тут?.. Ао замечает движение боковым зрением и замирает. Капюшон мешает увидеть. Поворачивается. На него смотрит Тед. Тед, который вмиг становиться злым. Фахо хватает меч с криком: – Кто посмел?! Голос звенит в ушах, а от волны феромона перехватывает дыхание. Ао пугается – он выронил растение. Опускается вниз так резко, что капюшон слетает с головы. Ноги не держат, дрожь. Феромон давит. Ао не в силах пошевелиться, тело сковано. Он видит разбитую рынку перед собой. Дышать тяжело, но вдруг отпускает. Будто невидимые черные щупальца отступают туда, к двери. Ао поднимает голову. Тед застыл, а он сам от нервов переключился на растение. Нужно что-нибудь придумать. Нужно сбежать. Тело слабо, но дар трепещет внутри, заполняя, успокаивая. – Прошу, убейте меня после того, как я пересажу кроху, – голос слабый, не свой, но Ао говорит это уверенно и почти без дрожи. Тед смотрит на него с долей удивления. И он понимает, что план сработал: у него вышло сбить того с толку. Феромон Фахо утихает. Это хорошо, но опасность все еще витает в воздухе. Ао находит кувшин около себя и сажает растение. Потом поливает водой из фонтана, поставив на центральной возвышенности и спустив обе ветки в воду. Кровь с пальца капает в воду и он смотрит на то, как она растворяется, боясь отвести взгляд. Порезался осколком и не заметил. Он слышит лязг метала и говорит: – Все, – после добавляет смелее: – Только кроху поливать два раза в неделю! Ао решается посмотреть, и видит, что Тед нахмурил брови, а губы его растянулись тонкой полоской. Гнев альфы стих. Но Ао все еще чувствовал послевкусие действия феромона: поистине устрашающего. Через дверь не выйти. Поведение Теда не предсказать. Ао постарался успокоить себя: у него дар. Дар защитит, если будет угроза жизни. Кроме того, в его власти заколки – один бросок и противник повержен. Ао подошел к алтарю, где стояли две вазы с засохшими цветами. Он посмотрел на портрет, после перевел взгляд на альфу, который медленно подходил к нему, однако опасности не ощущалось. Шаг за шагом, ближе, ближе. – Это мой папа, – Ао хотел спросить, но вышло утверждение, впрочем он и не сомневался, что на изображении Сифи. Разные мысли закрались в голову. – У вас кровь, – неожиданно произнес Тед голосом спокойным и глубоким. Тускло-желтые глаза не выражали ничего. Ао выдохнул и заметил свою окровавленную ладонь. Порез видимо глубже, чем он подумал сначала. Однако, к виду собственной крови ему не привыкать. Он только открыл рот, чтобы сказать, что все в порядке, и это всего лишь царапина, но осекся. Тед прошел мимо него, к столу, откуда достал позолоченную бутылочку, взял его руку. Ладонь оказалась теплой, вопреки ожиданиям, и больше его собственной. Но Ао отдернул свою некрасивую руку, пожелав спрятать. Альфа видимо воспринял жест по-своему, сказав: – Не бойтесь, – он посмотрел так убедительно, что Ао подал руку обратно. – Будет жечь. Тед залил палец прозрачной жидкостью – видимо, алкоголь, обеззараживает. Зажгло, но Ао и не скривился. Он привык к порезам похуже. Фахо дал ему платок, который сразу же пропитался кровью. Ао удивленно покосился на него. Не такого поведения он ожидал. Тед, оказывается, учтив к омегам из высшего сословия и о порезе обеспокоился – скорее из-за воспитанности. – Извините, за мое вторжение. Я заблудился, – решил объясниться Ао, слегка улыбнувшись. Тед кивнул и жестом указал на дверь. – Впредь сюда не приходите. Ни слова не сказав больше, Ао вышел из комнаты. Он долго ощущал на своей ладони тепло его руки. *** Утром Ао приносят его наряд, цвет третьего дня – розовый. Розовый – молодость. Вот и настал тот самый, решающий многое, день. Но Ао и думать забыл о волнении: в танце он уверен. Все его мысли занял вчерашний маленький инцидент. Слуга пару раз упрекнул в том, что юный господин все в мечтах летает, а ему собраться нужно. Его наряд состоит из традиционных деталей. Вышитый серебристыми нитями, самыми дорогими из всех видов, с изображениями причудливых цветков и геометрических фигур. А ведь по сути своей наряды всех омег схожи. Как и цвета – между ними небольшая разница и выделится в толпе почти одинаково одетых омег сложно. И хорошее исполнение танца может и не привлечь внимание цели. Цвета крайне важны в одеяниях омег. Каждый цвет носит свое сакральное значение и характеризует происхождение, возраст, уровень достатка. Синий – цвет чистоты, зеленый – цвет плодородия, желтый – святости, красный цвет – страсти. Красный – страсти. Хм… Черный носили воины, белый — слуги и простой народ. С помощью наряда с давних времен омеги выражали свое мнение – при прежней власти им и говорить в обществе запрещено было без позволения на то их мужей, братьев или отцов: альф. Те времена прошли, а традиция выражать чувства одеждой осталась, будь то радость или горе. Чтобы покорить цель, ему дано двенадцать дней, два из которых позади. Если ничего не получится, это же как в нем разочаруется дедушка Каси, а главное – брат? Нет. Прочь лишние мысли. Ао, уверенный в своих силах, смотрит в отражении на красного оттенка глаза и ему приходит идея. Он велит прислужнику нести его красный наряд. Несмотря на уговоры слуги не делать этого, что это может позором кончиться, что одеваться в цвета было давней традицией на празднике, Ао непоколебим. Он придумал, как выделится. Есть правда преграда – если он наденет не тот цвет, его попросту не пустят. Однако, Ао облачился в ярко-красный наряд, довольный собой. Красный цвет подходил ему лучше любого другого: особенно под его темные волосы и светлую кожу – в отражении зеркала он смотрелся свежо. Вместо духов он использует усилитель естественного аромата. На открытую кожу шеи и рук слуга нанес ему масло с гранулами, переливающимися в движении. Наряд украсили множеством нитей с каплями золотистых камешков. Такие же вплели в волосы. Камешки на нитях одни из самых редких. Украшения эти – семейная реликвия, которая передавалась по родословной от омеги к омеге. Дедушка Каси торжественно вручил их Ао перед отъездом. А он и нарадоваться не мог, так ему нравился их блеск. Часто открывал сундучок с ними, чтобы в руках подержать... Проблему со стражей, которая может не пропустить его, он решил своеобразно. Наверх накинул легкий плащ-накидку из ткани розового цвета. Под накидкой не видно, что наряд красный. Перед выходом он думал о Теде. *** Одно дело – смотреть на выступления других, другое же – самому оказаться в центре внимания в буквальном смысле. Все взгляды направленны на него. Рядом с ним, по обе стороны, омеги, в нежно-розовых струящихся нарядах. На них ему все равно. Он ступает шаг вперед и смотрит туда, где восседает семейство Фахо. Смотрит с вызовом. Музыка начинается в тот же миг, в который он выдвигается вперед. Переливы мелодии заполняют зал, взлетают высоко – к зеркальному куполу-потолку и обратно. Ао ощущает звуки кожей. Каждый переход. И заставляет тело расслабиться, подчиниться музыке. По сторонам стоят толпы других. Наблюдают – но их лица сливаются, мелодия поглощает его. Ао взмахивает рукой и красная ткань мелькает, он ловит взгляд Теда и больше не разрывает зрительного контакта. Плащ летит вниз, к ногам. Ао слышит прошедшийся гул удивления гостей. Но мелодия заглушает все. Существует лишь музыка и его глаза напротив.