То, о чем ты молчишь

Ао выглянул во двор, задерживая руку на двери. В лицо жаром подуло: начало триады Гроз в Окаве куда теплее вондерского климата. Он оглянулся, замечая соседского мальчишку, притаившегося за заборчиком и несмело заглядывающем между дощечек. Только Ао с порога на мощеную дорожку ступил, как мальчишки след простыл – кусты зашуршали. Несмелый альфочка какой-то. К Джейми приходит, следит за ним, а подойти, дружбу завязать не пытается. Ао вспомнил, что мальчик немой и осекся. Они вот уже который год в пригороде Окавы живут, а он все забывает, почему это семья в домишке по ту сторону забора такая молчаливая. Те, что с другой стороны – наоборот, шумные: вечно скандалят. Ни одного вечера не было чтобы не слышались от их крыльца ругательства. Весело живут людишки. Перепрыгнул принесенный мужем в сад булыжник, который они планировали на прошлой неделе на горку с искусственным ручейком затаскать, да все времени не хватает. Ао же сам и сдвинуть не может. Как альфа затащил эту каменюку из Рудника и аж сюда? Ловко двигаться уже не выходит. Шестой месяц как-никак. Ао погладил живот, одергивая тунику. Одежда маловата. Дальше в ход пойдут туники мужа, они-то попросторнее будут. И удобней, пожалуй. Ао выдохнул, спрятавшись под сенью деревьев. Оглянулся – весь двор в зелени-цветении. Тысячи видов цветов, одни из Вондера привезенные, другие из Мюрея – на память. Есть и местные. Запахи. Насекомые, птицы. Небо чистое, и голубое-голубое, как глаза Джейми. Засмотрелся – а солнце слепит. Пятна пляшут теперь. Ао жмурится, руку ко лбу прикладывая, и дальше идет: к колодцу. Воды в ведерко небольшое набирает. Холодной – зачерпнуть бы, умыться... – Па-а! Па-а-а! Смотри, что получилось! – крик Джейми. Обернулся – сын на пороге, рукой машет, довольный. Наверно, опять поджег что-нибудь. В прошлый раз чуть кухня не сгорела. Вот вроде и способный малый, а выходит не до толку все. Ао навстречу пошел, ведерко подхватив. И лишь после заметил в руке сына кусок теста. Кривенькая уточка. Надо же. Невольно заулыбавшись, похвалил Джея, сказав в дом идти. Зашел на кухню и ахнул: Фран весь в тесте! Руки, одежда, и особенно лицо. Запихивает маленькими пальчиками тесто в рот, жует. У Ао аж ведерко из рук вниз полетело, брызгами по полу. – Боги, милый! Выплюнь, выплюнь, это бяка, нельзя! – затараторил Ао, подбегая и вынимая тесто из рта младшего. Благо, успел вовремя: Фран не съел много. Вот уж маленькие дети. За ними глаз да глаз нужен. С Джейми столько проблем не было. Дело ли в том, что он – омега, а Фран альфа? Или это потому, что Фран больше в папу своего характером пошел? Капризный. А на столе-то что наделали! Вышел на минутку, называется. – Вот придет ваш отец и я все ему расскажу! Вот что это, а? – уперев руки в бока, Ао посмотрел на старшего. Джейми виновато потупил взгляд в пол. – Но па-а, я же стара-ался. Ао выдохнул, потрепав сына по волосам и только после заметил, что рука в тесте. Теперь и волосы Джейми тоже. Принялся вытягивать кусочки. Да не так-то просто, Джейми то и дело вертится, щекотки боится. Справившись со своим занятием, Ао снова оглядел стол. Тесто везде: даже на полу. Особенно там. Почти все, причем. Надо бы убрать до его возвращения. А то еще подумает, что Ао не справляется. Двое детей и такой беспорядок. А будет-то трое! И похоже, это не предел. Хотя перед новостью о беременности Ао клялся и заверял, что третьего рожать не будет ни при каких обстоятельствах. И вот, результат клятв налицо. Точнее быть, на живот… «О-ох, он скоро придет, а у меня ничего не готово,» – вздохнул Ао, вытирая лоб рукой. Спина ноет. Казалось бы, не сложно – пол от теста отмыть, но не в его положении! Пришлось замесить новое тесто. Фран, благо, уснул – прямо в своем детском стульчике-качалке. Ао укрыл младшего клетчатым пледом. А Джей все еще выглядит виноватым, исподтишка наблюдая за действиями папы. Джейми старается во всем ему подражать, повторяет. И было бы замечательно, но повторяет омежка буквально все! Вплоть до походки, жестов, тона. И не маленький же: шестой год пошел. Не активный, наоборот, медлительный, как для ребенка его возраста. Но пакости делает тихо и по-обычаю говорит, мол, это Фран сделал. А как Фран вазу перевернет, если до полочки не достает? Или как трехлетний альфа додумается рыбок в искусственный пруд выпустить и при этом намочить кота – мол, прыгнул шерстяной зверь в аквариум да съел лакомку? Забавная ситуация была. Ао поверил сначала: животное мокрое, с водорослью на голове и рожей довольной. А потом заметил в пруду рыбок. Точнее, трупы рыбок. Они-то привыкли к особой, соленой воде. Так и вскрылся хитрый план «спасения рыб» Джея. Но Джейми не сдался: на кота спереть не сумел, так на Франа. И смех, и грех... Ао усмехнулся, отрезая ровные кусочки теста и формируя из них печенья. Джей же наблюдает внимательно, хмурится, ручки на столе сложил. Сосредоточенный. Кудрявые волосы ниже плеч отросли. «Наверно, больше не нужно стричь. Пусть с длинными будет, ему подойдет», – Ао призадумался, в окно в который раз выглянул – но никого. Опаздывает, время-то за обед перешло. А говорил, что в Рудник на часа два и обратно. Сегодня же четвертый день триады Гроз – его день рождения. Их общее. Тут, в Окаве, на дни рождения принято подарки дарить. Ао покосился на припрятанный в серванте сюрприз. Первая порция сладостей отправлена в печь. Это надолго, можно отдохнуть. Но только Ао повернулся к столу, как невольно цокнул языком. Джейми к тесту полез! Склонился над куском, лепит усердно, неумело повторяя недавние действия своего папы. Ао выдохнул, решив, что пусть учится. Надолго Джейми не хватило: сдался после нескольких лепешек, смутно напоминающих печенье, руки помыл и ушел в свою комнату – спать. Рудники… Да, работа там тяжелая, хоть и платят хорошо. Ему очень не хотелось, чтобы любимый работал так тяжко. Сам-то Ао тоже крутился, как мог: растения разводил, да продавал. Были времена… Ао припомнил, как год назад муж выкупил один из рудников, кристаллы которого оказались редкими. Продажи возросли. Бизнес расширяется, принося все больше прибыли. Скоро накопят на новый дом. Построят возле этого, в этажа так два, семья-то у них не маленькая. А то их дом старый, пусть и бережно залатанный. Пройдет десяток лет – да вовсе рассыплется. Как только они приехали сюда, купили этот земельный участок задешево. Оно-то и понятно стало, почему. Поговаривали, что раньше тут убили кого-то. Но никакого негатива не ощущалось. Предметы не летали, свет не гас сам по себе, дети спали нормально и по углам не тыкали, мол, смотри, папочка, там дяденька сидит. В общем, потом Ао узнал, что убийство и правда было, но не в доме, а на заднем дворе, рядышком с соседним. Ао при этом старался забыть, скольких убил сам. Кошмары прежней жизни не мучили его, как прежде. Вина отступила. Не полностью – снится порою. А так, жизнь наладилась. Теперь-то никто с местных жителей и не догадывается, что добренький омежка с двумя детьми в прошлом принадлежал к сильнейшим кланам. Рожденный в Таарей, после ставший Фахо, а нынче обычный житель пригорода, ничем не выделяемый среди прочих. Одежда, как у всех, украшений не носит, а если носит, то дешевые побрякушки. Разве что грация движений, осанка и походка могли выдать его дворянское воспитание. Но те, кто дворян видал издалека лишь, навряд ли догадаются о происхождении Ао. Да и какая разница, коль догадаются? Мало ли, сколько бывших аристократов среди народа шастает. Власть поменялась – поменялись правила. Теперь, когда они из бедняков выбрались в средний класс, Ао жалеет, что продал все свои украшения. Но нужны были деньги. На новую жизнь. Они ведь без гроша убежали, в чем было. Хорошо, на Ао нацеплены были целая дюжина украшений. Продали намного дешевле, чем их настоящая стоимость. Но в той суматохе переворота, хорошо, что и те деньги достать смогли. Правда, одно Ао тронуть не посмел: семейную реликвию-бусины Таарей. Те в шкафу сложены, в потаенном отделении, на «черный день». Впрочем, «черный день» не наступил: дело с добычей кристаллов пошло ввысь. Это к лучшему. Теперь он передаст украшение, как и положено, сыну-омеге: Джейми. Калитка скрипнула с характерным звуком. Ао встрепенулся, вытирая руки в полотенце и поправляя волосы, одежду. Мельком взглянул на тонкую полоску кольца на руке. Усмехнулся. Разве возможно быть счастливее, чем сейчас? У него есть дети, дом, сад, прибыльное дело. И главное – он. Арес. Ао быстро к серванту направился, где подарок припрятал, но достать не успел, как шаги позади услышал. Только обернулся, как оказался в его теплых объятиях. Осторожных. Ао прижался тоже, глаза прижмурил. – Ах… ты весь потный! – одернув руку с шеи, воскликнул Ао. Липко. И одежда местами промокла. Как не заметил сразу? – Жара, – пожал плечами Арес, усмехаясь как-то нехорошо. Секундой после Ао понял, к чему, но поздно. Арес увлек его в поцелуй, бессовестно прижимаясь дальше. – Я так соскучился. Эти рабочие достали меня. Ничего без моих указаний сделать не могут. – Давай наймем того, кто будет наблюдать за их работой, – предложил Ао, замечая небольшую коробку, у двери оставленную. – Ну уж нет, мне нравится командовать лично, – возразил альфа, улыбаясь. Но Ао знал, что Арес не просто наблюдает, а вовсю работает, наряду с нанятыми людьми. Хочет получить по максимуму прибыли, чтобы семья их ни в чем не нуждалась. И Ао безмерно уважает его за это. Сам бы помогал на Руднике, коль сильнее физически был. Куда ему – выходцу из аристократии. Поэтому нашел другой способ заработка. Растения выращивать, овощи, цветы, да продавать в торговые дни. Правда, Арес против до сих пор, чтобы супруг его работал – и так, мол, дел по дому достаточно, куда ему еще нагрузка? Но Ао не был бы собой, если бы поступился. Уперся, да и все тут. – У меня есть кое-что, – альфа отстранился и кивнул в сторону коробки. Ао стало еще интереснее, что же там. С виду коробка, как коробка. Деревянная. Может, украшение какое? Или сладость? Жуть, как тортика хочется, желательно (обязательно!) политого острым соусом. Ао заглянул в коробку в предвкушении, завидев что-то багрово-красное. – С днем рождения. – Это же… – выдавил Ао прислонив руку ко рту. Терроэлеум! Тот самый редкий цветок, о котором он мечтал и как-то заикнулся. Багровый лист с красными прожилками, лилиеобразный цветок, светящийся в темноте. Ао схватил руками рынку с растением, осторожно, все вертя и рассматривая диковинку. – Ну-у-у? – Что ну-у? – переспрашивает Ао, устраивая цветок на полочке и пылинки в листочков стирая. Пусть подрастет годик-второй. После щепки взять и размножить. Это же какая красота будет! Часть продать, часть в рынки или на клумбы высадить. Так-так. – Ну и где мой подарок? Ао ойкнул, тут же исправляясь. К серванту путь далекий. Как так преподнести, красиво и нетипично? Чтобы разбавить паузу, Ао пошутил: – А твой подарок, это кое-что поинтересней, – закусывает нижнюю губу, – я. Арес переменяется в лице, невольно сглотнув. Видно, шутку-то всерьез воспринял. Впрочем, Ао сам не уверен, что это была шутка. Ему, как беременному, хочется. Но срок-то не маленький, два месяца до родов остались. – У нас давно не было, – чуть игриво усмехается Ао. Почти месяц без секса – немыслимый срок. Особенно, когда Арес вертится рядом, весь такой ходячий источник тестостерона. – Боюсь, мы навредим ему, – Арес приблизился и положил ладонь ему на живот, легонько погладив. А сам напряженный, запах-то усилился. – Мы осторожно, – совсем интимным шепотом. – Я же знаю, как возбуждает тебя мой вид с животиком. Ну же… – Ао не договаривает, отвечая на внезапный поцелуй, полный накопившейся страсти. Он слишком быстро забывает про настоящий подарок. Но мир плавится, ускользает, заворачивает, и... ...Ао просыпается от яркого света в лицо. Сознание возвращается не сразу. Кругами-кругами. Нехорошо. Мутит. Резкая боль. Ао хватается за живот. Плоский. И осознает, что все закончилось. Этот проклятый узорчатый потолок еще одно тому доказательство. Склонившийся над ним Юта с подсвечником в руках, недовольный. – Зачем вы снова это сделали? Обещали, что не будете! Этот галлюциноген плохо повлияет на ваших будущих детей. Даже если три года пройдет, ребенок может родиться с патологией. Вы этого хотите? От голоса Юты сильнее голова болит. Ао разжал руку – от баночки с белыми таблетками след остался на коже, так сильно он ее держал. А внутри все стучит-стучит. Чересчур много выпил. Мог и не проснуться. – Этот раз был последним, – усмехается он, но ему не весело. – Я наконец увидел то, что хотел. Встал с кровати. В глазах темнеет, а в горле неприятный привкус горького. Ближе к камину – тепло. Таблетки из баночки на ладонь высыпал. Порыв в себя все это закинуть – подавил. Это убьет его, пусть и умрет он, увидев напоследок самый сладкий сон. Взмах руки – и остаток галлюциногенов в огне. Мычание Юты позади тоже, как сквозь призму. Ао смотрит на то, как пламя меняет цвет на фиолетовый, а внутри разрастаются цветы. Цепкими колючими лианами плетутся, царапают до крови, но приносят удовлетворение. Смог. Выбросил. Избавился. И правильно. Тонуть в иллюзии, созданной запрещенным препаратом, причем для здоровья вредным – сродни, что убивать себя. От одних мечтаний толку мало. Вместо того, чтобы сидеть и мечтать – гораздо лучше воплощать мечту. Но не эту же, которая привиделась. Нет-нет. Другую. Теперь он уверен, что не сбежит. Да, заманчиво – жить себе где-то в глубинке с Аресом, не таясь, воспитывать их будущих детей. Однако же, есть десятки «но». И дело не в одной боязни расправы и того, что их непременно найдут. А еще… порою Ао кажется, что Тед знает. Догадался, конечно же, или заметил что. Но молчит. Не перечит – дал волю действовать и жить, как захочется. Может, это паранойя, и на самом деле Тед ничего не знает. Иначе бы не стал игнорировать подобное. Ао слишком печется о сохранении репутации. В глазах других он должен оставаться чистым, щедрым и милосердным. Пусть это не спасет его от внезапной гибели. Зато обеспечит поддержку народа в случае переворота, либо смерти мужа. Тогда Ао, при помощи войска и людей, смог бы убедить клановцев поставить его регентом при малолетнем Иене. Он продумывал многие ходы будущего. Если случится что – чтобы готовым быть и знать наперед, как действовать. Поддержка подданных, будь то селяне или аристократы, крайне важна. Один он – как песчинка бессильная. А внимание Теда, исходя из опыта, не вечно. Нужно быть предельно аккуратным и сохранять спокойствие. Убить эмоции. Хотя бы внешнее их проявление. И если раньше он считал, что попал в западню, с сотнями гадюк шипящих, то теперь смотрел по-другому. Его положение в обществе высокое. Выше, чем у любой омежьей «гадюки» особняка Фахо. Ему доступно решать и властвовать. А еще влиять. Ао всегда мог только возмущаться. Порядками в обществе, бесправием омег, рабством. Плевался ядом – а делать-то по-сути, ничего не делал. Пустые слова на ветер. Теперь же у него есть статус и силы. Вложить хоть маленькую часть в построение его желанной «равноправной страны». Не воспользоваться возможностью исполнить самую заветную мечту (особенно, когда она и вовсе реальна) – проиграть заведомо. Только слабый мечтает, бездействуя при этом. Хватит импульсивных поступков. Прежде, чем делать, обдумать надобно. И если уж ставить на весы, то никакие личные хотения вроде «сбежать с Аресом» в сравнение не идут. Спокойно жить с истинным – это хорошо. Но жить они будут в все том же мире, где их запросто могут сделать рабами в одно движение руки знати. Простой люд так же бесправен пред ликом аристократов. Устаревшая система когда-то да должна пасть. Другое дело – внести свою коррективу в законодательство. И даже не ради детей, а ради удовлетворения собственного эго. Чувства, что жизнь прожита не зря: он сумел поменять порядки, которые искренне ненавидел. Арес же и так, и так рядом будет. Тем более, тот поддерживает и помогает. И не требует невозможного – понимающий. А прошлое в прошлом осталось. Да, он гиперболизировал. Переигрывал, перечувствовал, перелюбил. Чересчур все ярким было. Глупо сейчас отрицать, что он любил Теда, потому что действительно любил. Той незрелой любовью, которая впервые в жизни кидает тебя, как слепого котенка, в быструю реку. Все вокруг шумит, а ты не понимаешь, что происходит. Те искры в груди взаправду грели. Радость при одном виде Теда искренней была. Все это было правдой. Но… Все это «было». Ао не может ненавидеть его. Хоть и то, что желал задушить тогда, было осознанно. Но осознал он это теперь, когда полгода утекло в прорубь. Ао и по сей час поддерживает политику мужа. Нет, не так. Он влияет на его политику. На его решения, якобы самостоятельные. Эта месть гораздо слаще, потому что однажды – в далеком-далеком будущем, Тед поймет, что все время был куколкой в руках собственного супруга. Ао выучил его. Как книгу, которую после прочтения дважды читать не захочешь, но и откинуть нельзя, потому что слишком много в ее начале теплого, а в конце горького. Опыта. Ао знает его наизусть. Знает, за какую нить дернуть, где подыграть, где шепнуть «люблю», а где призывно вильнуть бедрами. Но все же, одного сделать он не может. Простить. Все же, есть вещи, которые не прощают. «Однажды ты сказал мне: «Помни, кто ты». И я помню. Каждое утро начинаю с того, что вспоминаю. Но так же я помню, кем являешься ты. И то, что ты сделал со мной,» – думает Ао, прихорашиваясь перед зеркалом. Юта давно ушел. Солнце комнату залило тепло-оранжевым светом, взошло недавно. Скоро прибудут слуги. Одевать, красить, волосы укладывать. Впрочем, те не заставили себя ждать. Цепочкой зашли, выстроились, как положено, поклонились. Ао кивнул им, по-доброму улыбаясь. Для них он играет справедливого и милостивого, но строгого господина. Ему принесли ларцы с украшениями, открыли. Ао провел по драгоценностям рукою, на ощупь выбирая себе подвеску с ярко-зеленым камнем и вдобавок крохотные серьги. – О, господин, не стоит сочетать изумруд и камши, это дурной тон, – вклинился главный придворный стилист. Ао хмыкнул, но украшения из рук не выпустил. Это его выбор. Кто смеет спорить? – Тут я решаю, что дурной тон, а что нововведение. Поверьте, уже завтра, увидев на мне сие сочетание, схожее будут носить все придворные. Разве не было так же с упрощением наряда? Или с растительной вышивкой, несвойственной для Мюрея? Нынче это писк моды. – Вы правы, – поклонился главный стилист, остальные согласно закивали. Они редко спорят с ним, а если и спорят, то вскоре признают его правоту, как вот сейчас. Скучно даже. Никаких тебе скандалов. Все тебя слушают, да кланяются учтиво. Особенно тихо стало после отсылки Энири. А омежка-то уезжать не хотел, но кто его спрашивать стал бы! Ао с особым удовольствием наблюдал в окно, как запихивали в транспорт сопротивляющегося Энири. Не жалко. Вот ни разу. Ао выбрался из рук прислужников как раз к завтраку. К детям заглянул в первую очередь, после же в зал поспешил. Тед сидит за длинным столом, его ждет. За весь завтрак они не перекинулись ни словом. Только ничего не значащими взглядами и кивками в знак приветствия-прощания. Идеально слаженная семья. На сегодня много дел. С проектами на перепланировку садов разобраться. На тайный совет вместе с Аресом съездить. С Тедом о новой системе обучения для омег поговорить – подкинуть идею, обсудить, а дальше действовать по обстоятельствам. В думах Ао забрел в комнату, но далеко не свою. Арес, едва завидев его, с подоконника спрыгнул. По комнате искры забегали, на стенах ютясь: магическая блокировка. Ао выдохнул. Взгляд перевел со стен на бумаги. По полу все – неряшливо. Он поднял несколько, но Арес сразу же отобрал. Свои творения альфа обычно прятал, лишь изредка показывая Ао, что он там сумел нарисовать. А рисует он красиво. Но по-прежнему стыдится «не альфьего» занятия. Хоть Ао говорил ему не раз, что это стереотипы и что он талантлив. – Эти не вышли, – сказал Арес, сминая в руках тонкую бумагу. – Интересно, меня ты рисовал? – Ао попытался заглянуть за спину альфы, на другие рисунки, но тот придержал его. – Постоянно. – А в одежде или без? Арес засмеялся низким тоном, бросив в ответ «а ты как думаешь?», Ао тоже пустил смешок. В комнате светло-светло. Он задернул шторы – пусть, второй этаж, но всякое может быть. Посерело. Ао оглянулся на Ареса, забавно ползающего по полу в поисках листков бумаги под диваном. До его слуха донеслись тихие ругательства. Ао примостился в кресле у окна, вынимая из кармана баночку с желтоватой жидкостью и все думая, стоит говорить Аресу или нет. В руках ее вертит, переворачивает, наблюдая, как поднимаются пузырьки воздуха и лопают. Один за другим. Как считалка-гадалка детская. Сказать – не сказать. Сказать – не сказать. Сказать. Арес же поднимается с пола наконец, отправляя все бумажки в потухший давно камин. Подошел ближе, явно заметив то, что держит Ао. – Это настойка корней эндо, думаю, ты догадываешься, от чего эти капли, – начал Ао, отдавая вещество в протянутую руку. – Знаю, – альфа кивнул, избегая в глаза смотреть, и повертел баночку. – Я всегда мечтал о своем ребенке. Видно, не судьба. Ну-у… я понимаю, Ао, не вини себя только, нельзя же нам, того. Продолжай принимать. – Эм-м, – замялся он, накрывая настойку в руке Ареса ладонью. – Оно мне, как бы, не поможет. Двенадцатая неделя уже. Арес так и застыл с широко распахнутыми глазами. А баночка звонко на пол упала, да покатилась. – Я не буду от них избавляться, – говорит Ао с придыханием, руку на живот перемещая. Снизу вверх на него смотрит. Альфа же шокировано шепчет «правда?..» и на колени рядом опускается. – Что ты? Встань, – но Арес не слушает, перехватывает его ладони своими дрожащими, к губам подносит. – Вставай же, – Ао приближается, еле сдерживая улыбку. Видеть Ареса настолько сбитым с толку и одновременно счастливым непривычно. – Это близнецы. – Мои?.. – переспрашивает альфа и замирает как-то. – Да твои, твои, – крепкие объятия, неровный вздох Ареса куда-то в плечо, после поцелуй туда же. И ниже, ниже, к животу. Ао гладит его по щеке. Взгляды их пересекаются. – Ты что, плачешь?.. – альфа отрицательно качает головой, ладонь Ао целуя. А по щекам заметны мокрые дорожки. Он не выдерживает напора эмоций, обнимая Ареса за шею, тесно-тесно. Тот смеется глухо, прерывисто, руками по спине гладит туда-сюда. Щетина шею колет. – Эй-эй, щекотно, – заливается смехом и одновременно слезами Ао. В глазах туманится. Но он должен договорить до конца. – Помнишь, я как-то сказал, что не позволю себе полюбить во второй раз? Я… оступился, Арес. – Ао сказал наконец то, о чем молчал. – Я люблю тебя.