Love hurts

Эдди промолчал. Если бы друг только знал настоящую причину, то вряд ли стал бы смеяться, шутить и прикалываться. Понемногу до парня начинало доходить, что весь семестр он часто будет торчать с Ричи, заставлять его сделать хоть что-то, терпеть глупые насмешки. Он любил друга, помогал ему, поддерживал, и даже иногда смеялся с шуток (конечно, если они были реально смешными). Но в нынешнем состоянии, когда Эдди не мог думать ни о чем, кроме как избавиться от навязчивых мыслей, перспектива заниматься чем-то с Ричи пугала. Миллион вопросов крутились в голове: а вдруг он заметит? А вдруг расскажет кому-то? А вдруг мне станет еще хуже? И еще куча таких «вдруг». Внезапно в классе стало душно и нечем дышать, будто весь кислород в один миг превратился в углекислый газ, который проникал в легкие, прожигал все на своем пути, оставляя лишь обуглившиеся росточки некогда существовавшего сада. Эдди начал задыхаться. Он схватился левой рукой, которая неприятно заныла, за горло, а правой полез в карман в поисках ингалятора. — Эдди? Ты чего? — испуганно спросил Ричи, заметив, что его другу стало плохо. — Все в порядке, — только и смог прохрипеть Эдди и, сунув ингалятор в рот, нажал на клапан. Вдохнув, он на секунду вновь почувствовал себя свободным и счастливым человеком, однако ощущение легкости быстро испарилось. Убрав ингалятор обратно в карман, Эдди посмотрел на Ричи, который ошарашенно глядел на друга. — Ты же говорил, что тебе эта штука больше не нужна, — вспомнил он недавний разговор. — Из-за таблеток, видимо, — объяснился Эдди. — Чувак, аккуратнее, — Ричи покачал головой. — Может тебе отдать свои очки? А то смотрю у тебя проблемы со зрением, — парень снял очки и попытался надеть их на Эдди, но тот поспешил убрать чужую руку от своего лица. — Ты мне еще нужен…живым, — продолжил он, обратно надевая очки. — Как я один сделаю эту грёбанную работу? — Может хоть раз в жизни что-то и сделаешь, — ответил Эдди, направив взгляд на учителя, который о чем-то распинался перед аудиторией, но его никто не слушал. — Если ты сделаешь за меня, — губы Ричи растянулись в самодовольной улыбке, и Эдди сравнил друга с наглым уличным котом, который не оставит его в покое до конца семестра. Остальные уроки прошли без происшествий. Несколько раз Эдди, конечно, отвлекался, не мог сосредоточиться, но приступов больше не было, что радовало. Не очень-то хотелось умирать от нехватки воздуха перед всем классом. После обеда начал накрапывать дождь. Облака сгустились в тучи, вокруг посерело, как и на душе. Если с утра солнечные лучи освещали классы, проникали в окна, одаривая теплом, то сейчас небо полностью представляло собой одну большую серую массу, которая давила и угнетала. Казалось, что тучи поглотили солнце, источник света и надежды, но Эдди знал с первого класса, что даже в темное время суток небесное светило не уходит на перерыв, и конечно же ничто не может заставить его просто исчезнуть. Но от этого легче не становилось. Создавалось впечатление, что мир Эдди, как и мир в целом, будет окутан мраком до конца времен. Парня пугало собственное отношение к жизни. Он понимал, что однажды наступит «рассвет», он снова будет радоваться мелочам, как прежде гореть идеями, его душа будет полна вдохновения, но верил в это с трудом. Быстро попрощавшись с друзьями, Эдди пошагал в сторону дома, воткнув наушник в одно ухо. Дорога показалась бесконечной. Мимо проезжали машины, капли дождя ударяли в лицо, дул холодный ветер, кеды промокли. В наушниках музыкант напевал «Watch me bleed…»*, и Эдди ухмыльнулся, подумав, насколько ситуация комична. Он надел капюшон, беспокоясь, что простудит уши, и ускорился, чтобы не попасть под ливень. Только он забежал на крыльцо своего дома, как дождь обрушился на город. «И как они собираются идти гулять в такую погоду?» — подумал Эдди о своих друзьях и зашел в теплый дом. Эдди услышал звуки телевизора из кухни и решил, что мама, должно быть, занимается обедом. Крикнув ей «Мам, я дома», он пошел в свою комнату, где закрыл дверь за собой на замок. Оставив рюкзак у письменного стола, он подошел к шкафу, вытащил оттуда полотенце, чистые сухие носки, домашние штаны и рубашку с длинными рукавами, из аптечки взял новую пачку бинтов и антисептик. Осмотрев комнату на наличие подозрительных вещей, которые могла заметить мама, и удостоверившись, что все на своих местах, Эдди направился в ванную комнату. Парень разделся и аккуратно сложил вещи в корзину с грязным бельем. Единственным оставшимся куском ткани на его теле был бинт, обмотанный вокруг запястья. Эдди несколько минут стоял, глядя на руку, не осмеливаясь посмотреть, что под белой повязкой. Ему в голову даже пришла мысль, что может порезы исчезли, но боль, возникшая сразу после такого предположения, будто твердила: «Нет, твои шрамы никуда не исчезли. Они будут приносить тебе мучения пока ты не сдохнешь». Ничего не оставалось, кроме как снять бинт и посмотреть в глаза своим страхам. Сначала все было нормально, повязка отходила без проблем, не причиняя никакого дискомфорта, но когда Эдди уже приблизился к первому слою, то обнаружил, что ткань прилипла к ране. Парень аккуратно попытался отодрать, и у него это даже получилось, только вот ощущения были такие, будто Эдди сам с себя сдирал кожу. Слезы катились по щекам, стоны перешли в рыдания и, чтобы мама не услышала плач, парень включил воду в душевой. Вид двух темно-бордовых полосок вызвал у Эдди чувство жалости к самому себе. Он боялся, что подхватит заразу, если уже не подхватил, ему ампутируют руку, и после он останется инвалидом. Набрав в легкие побольше воздуха, он громко выдохнул. Голова раскалывалась, глаза щипало от слез, кожа покрывалась мурашками, не столько из-за прохладного воздуха, сколько из-за страха и, чтобы избавиться от дрожи в теле, Эдди ступил под поток горячей воды. При контакте с влагой, раны начали болеть в два раза сильнее, но парень не стал ничего предпринимать. Он стоял, опустив голову и закрыв глаза, позволяя горячей струе обжигать его кожу, проникать в организм и смешиваться с кровью. Эдди доставляло удовольствие то, что мучения, которым он подвергал свое тело сейчас, перекрывали душевные. Его разум был сосредоточен на боли. Возможно, инстинкт самосохранения кричал Эдди, чтобы он остановился, но главным было то, что природа звучала громче, чем голос отчаяния. И парню это нравилось. Он не думал о том, что одинок, что в будущем ничего не добьется, никогда не встретит свою любовь, не сможет найти себя. Ему просто больно, сейчас, и это прекрасно. Мама расспрашивала о школе, о друзьях, о самочувствии Эдди. Хоть это и были обычные вопросы, звучавшие за обеденным столом ежедневно, парень нервничал, отвечая на них, подумав, что мама обо всем узнала. Но миссис Каспбрак, как и раньше, была довольна ответами и лишь удостоверилась, что ее сын принял все необходимые таблетки. Позже, вернувшись в комнату, Эдди не стал разбирать рюкзак, раскладывать тетради и делать домашнее задание. Впервые он, наплевав на все правила, лег под одеяло и уткнулся носом в подушку. Эдди хотел, чтобы этот день оказался лишь кошмаром, который можно было бы забыть. Проснулся Эдди из-за голосов в коридоре. Он услышал, как миссис Каспбрак говорила кому-то, что ее сын делает уроки и не сможет никуда пойти. Решив, что Стэн зашел за ним, Эдди вскочил и поспешил встретиться с другом, пока тот не ушел. Но ждал его вовсе не Стэн. У входа стоял Ричи, который завидев друга, воскликнул: — Мы же договаривались пойти погулять!