Грех

       Ира вспоминает. Ира так любит вспоминать — она ведь романтичная и мечтательная девушка, своеобразный симбиоз принцессы Авроры, Джейн Эйр и успешной молодой женщины поколения миллениалов. Она — трудолюбива и жадна до новых знаний и событий, но её главная панацея, к несчастью, сосредоточилась в одном человеке — в том, кто так искренне и заливисто смеётся с телеэкрана на полстраны, а после съемок и гастролей падает усталый к её ногам, как поверженный на горе Зенон. В Антоне — вся ее радость и весь смысл этой изначально бессмысленной и несправедливой бытийности.        Они были счастливы. Всегда. Казалось, с самого первого взгляда и с самой первой встречи. Но время шло неумолимо, принося с собой тяжесть неотвратимых изменений и всё горьче и страшнее становилось для Иры осознание того, что Антон возвращается всё реже и всё позже, и глаза его при взгляде на неё кажутся все безжизненней и тусклее. Ира плакала, заламывала руки в традициях лучших романистов золотого века, пересматривала совместные фотографии и переписки, усиленно рефлексируя и пытаясь найти объяснение загадочной перемене, и никто бы, глядя со стороны, не смог осудить ее за излишнюю меланхолию и экспрессивность — из жизни девушки исчезло солнце, долгие годы заслонявшее её от мрачного монохромного мира.        После многочисленных истерик и попыток отрицания происходящего здравый смысл подсказал Ире, что единственный и неизбежный способ узнать то, что послужило отправной точкой начинающим разъедать ее сердце сомнениям и боли — поговорить с ее сердцем, ее золотым Антоном, любовь которого неведомым образом ускользала из ее дрожащих рук, оказавшись хрупче ее собственной — до безумия верной, ослепляющей и безусловной.       — Ты не понимаешь — он сидит в залитой дневным светом гостиной своей новой просторной, без претенциозности обставленной квартиры, в которой хрупкой девочке с добрым смешливым взглядом и непослушными каштановыми локонами места уже не нашлось, всё такой же красивый, похожий на сына ангела и речной наяды, сверкая блестящими, всё еще родными, но отчего-то мрачновато смотрящими глазами.        Такого Антона Ира поистине видит впервые. Где ее лучистый, всепрощающий и способный увидеть свет и красоту даже там, где нет ни малейшего ее проблеска мальчик? Он выглядел так, словно за это время духовно очерствел, познав нечто тяжелое, темное и доселе запретное, недоступное и противоречащее его прежним ценностям и образу жизни. А при внимательном рассмотрении на дне тёмно-зелёной радужки как будто плескалось что-то бесстыдное и даже немного инфернальное. Что с ним произошло? Кто отравил ее жизнь, ее неприкосновенное для любого зла сокровище? Иру колотит тремор, Ира боится и хочет вернуться домой, но часть ее дома лениво окидывает ее заинтересованным взглядом здесь, и Ира не будет скандировать, что никуда не уйдет без своего Тристана, Ира лишь хочет узнать правду и это заставляет ее говорить, говорить, говорить с Антоном доверительно и мягко до тех пор, пока голос не иссякнет, но получается лишь тихий, жалостливый полушёпот:        — Кто она? Кто сделал это с тобой? Она… Она так дорога тебе? Родной, я лишь хочу узнать, почему…       Её голос обрывается, когда в комнату входит Арсений. Арсений? Друг и коллега Антона, талантливый, красивый и умный, искренне всеми любимый актер, неизменно притягивающий к себе внимание, но впоследствии производящий впечатление человека со сложным характером из-за легкой надменности и проскальзывающими иногда в интонации стальными нотками, выдающими склонность к властолюбию и доминированию в отношениях. Всё такой же, каким Ира помнила его с их последней встречи — статный, галантно улыбающийся, отчего на щеках проступали милые ямочки, с холодными, как северное море, глазами и смоляными волосами. Не очень проницательные и простодушные девочки от таких голову теряют. Забавно, Антону всегда нравились брюнетки… Антону?       Горькое, ужасающее осознание прошибает лёгкие, пригвождает к земле и не дает выдохнуть. Ира растерянно и до конца не веря смотрит поочередно на Антона и на Арсения и видит в их взгляде одно и то же. Ледяной, порочный, пугающий огонь.       — Она у тебя и впрямь очень милая. Сияет. Как ты и говорил. — непринужденно замечает Арсений, бросая на Иру цепкий изучающий взгляд. Ире кажется, или она слышит в его голосе нотки сочувствия? Неподдельного интереса? Непререкаемой уверенности, отдающей цинизмом? Что происходило с ними раньше и что происходит сейчас?       А потом она переводит взгляд на Антона и окончательно понимает, что ей нельзя больше здесь оставаться, иначе она рухнет на пол от давящего груза шокирующей правды и болезненно пульсирующего, медленно разлагающегося в грудной клетке сердца.        Неподдельная покорность. Обожание. Плохо скрываемое влечение. На нее так никто никогда не смотрел.       Ира, сдерживая рвущиеся наружу слёзы, разворачивается в сторону выхода, но неожиданно крепкие мужские руки останавливают ее и прижимают спиной к своей груди.       — Арсений — растерянно произносит девушка и оборачивается к мужчине, с хищным оскалом разглядывающим ее. Она слишком потрясена, чтобы полностью осознавать происходящее, невольно пребывая в атараксической роли глубоко опечаленного и сбитого с толку наблюдателя. В её взгляде сквозят удивление и растерянность.       — Тшш, принцесса. Мы не сделаем тебе ничего плохого, — Арсений в открытую любуется нежными тёмными глазами и красивым изгибом бровей на бледном лице. — Ты лишь должна понять, что ты слишком тёплая для того, чтобы мы тебя отпустили. У тебя такой умненький и одновременно испуганный взгляд. Мне нравится, — уже тише произносит брюнет.       — Что… Что ты хочешь… — договорить ей не дают, резко разворачивая и впиваясь в губы болезненным поцелуем.        — Мммм… — Арсений с наслаждением облизывает губы и удовлетворенно улыбается, прикрывая глаза, — Она и в правду чудо, Антон.         Ира не понимает происходящего, Ира ищет глазами любую опору, чтобы постыдно не упасть и лишиться сознания в этой жутковатой квартире, пребывая на грани истерики, но потом она видит улыбку Антона — прежнюю улыбку, с которой он каждый день рециклировал над ее жизнью защитный купол из благосердия, любви и бесконечной заботы. И тогда ей становится по-настоящему плохо от сюрреалистичности происходящего. В глазах затуманивается, ноги подкашиваются, а потом появляется странная, противоестественная, отравляющая и без того надломленный дух решимость.       Она любит Антона. Любит так, как никого никогда любить не сможет. И если она ещё способна подарить ему хотя бы малейшую крупицу радости, если в ее силах оставить собой последний яркий оттиск на холсте его непостижимой, пугающей и ускользающей от нее жизни, то она пойдёт на всё. Ей теперь всё равно.