* * *
Дженсон очнулся от дикой, даже режущей боли в левом плече. Чертова пуля. Никогда он ее не забудет. Сколько часов ему пришлось терпеть эту боль в берге, пока аэростат летел до ПОРОКа, и теперь она снова не утихает. Мужчина смутно помнил, как отключился. Кажется, ему ввели под кожу какую-то желтоватую дрянь. Он ненавидел всякие уколы, это грубое прикосновение шприца к его коже вызывало в нем полнейшее отвращение к этой процедуре. Мерзость. Сейчас он находился на кушетке в одной из лабораторий, заваленной всякими пробирками, лекарствами, медицинской техникой и прочей фигней. Над головой ярко светила лампа, что стоило только на нее посмотреть и можно за секунду ослепнуть. Скрипнула дверь. В лабораторию кто-то вошел. Дженсон сразу же приподнялся, чтобы увидеть вошедшего, но он сам выдал себя голосом. — Лежите. Вам нельзя напрягаться. Она. По непонятным причинам заботливая. Мужчина опустился на мягкую подушку и почти расслабился. — С чего я удостоился такой доброты с твоей стороны? Доктор Пейдж подошла к кушетке и поставила рядом на маленький столик на колесиках плошку с обедом и вилку. Проигнорировав его вопрос, отчеканила: — Принесла вам поесть. Набирайтесь сил. Завтра вы мне будете нужны в бодром духе. Цоканье ее высоченных каблуков по белоснежной плитке. Скрип ручки. Дженсон понял, что она сейчас уйдет, оставив его дальше мучаться от своих вопросов. — Подожди, Ава! — он все-таки поднялся с кушетки, прикрыв ладонью раненое плечо. — Что будет завтра? Она вышла, мягко прикрыв за собой дверь, не считая нужным что-либо ответить. И это уже не первый раз. Ее молчание. Почему она себе это позволяет? Дженсону это не понравилось. Он все-таки не последний человек в организации, чтобы его держали в неведении. Разве он этого достоин? Мужчина догнал ее в коридоре. Грубо коснулся ее плеча и резко развернул к себе лицом. Доктор Пейдж наградила его таким непристойным и уничтожающим взглядом, что мужчине захотелось провалиться на том месте, где стоял. Смотреть в глаза этой бестии стало невыносимо. — Какого черта ко мне такое отношение? — закричал Дженсон. — Я что подопытная крыса, чтобы не иметь ни малейшего понятия о твоих планах? — Мои планы вас, Дженсон, не касаются. И прекратите мне тыкать. Я вам не девочка! Выполняйте свою работу! Иначе с завтрашнего дня наши дороги разойдутся! Он вернулся в лабораторию, взял со стола мензурку и со всей силы швырнул об стену. Посуда разлетелась на несколько мелких осколков. Но звук стекла совсем не образумил мужчину, и он кинул еще несколько колбочек, подкрепляя свой гнев нецензурными фразами. Через минут десять вошла бывшая подруга Томаса. Дженсон к этому времени успел почти усмирить свой пыл. — Чего тебе надо? — натянуто спросил он. — Вы бы хоть «спасибо» ей сказали. Мужчина сел на кушетку спиной к двери, показывая видом, что совершенно не желает кого-либо видеть. Он понял, о ком зашла речь. Нет, эта женщина от него этого слова даже при смерти не дождется. — У тебя забыл спросить совета. Пошла вон! — Пуля застряла между костями. Врачи не смогли извлечь. А доктор Пейдж решила, что без руки от вас толку никакого. Наверное, зря потратила силы и время. Несколько секунд понадобилось Дженсону, чтобы осознать сказанное девушкой. На душе стало еще омерзительнее. Он развернулся к ней лицом и посмотрел каким-то затуманенным взглядом. — Что? — Вы все прекрасно слышали, Дженсон. Извините, работы много. Она ушла. День каких-то открытых дверей. Очередная мензурка ударилась об стену. — Твою мать! Мужчина сжал обе руки в кулаки так сильно, что побелели костяшки. Даже боль в плече не стала такой ощутимой. На следующий день он безоговорочно и без задних мыслей выполнил все, что велела ему доктор Пейдж.* * *
Тогда она была зла. Не меньше мужчины. Зла, потому что он как обычно провалил свое дело. Та горстка пойманных иммунов просто ничто. К тому же Томас остался на свободе. А он нужен был в первую очередь. Сначала тот сбежал со своими друзьями из комплекса, потом снова сумел уйти от Дженсона в Жаровне*; ПОРОК потерял кучу солдат в очередной войне с субъектами*, а ее заместитель еще схлопотал ранение и строил из себя павлина. И почему его не пристрелили в ту ночь? Забавно сейчас об этом вспоминать. Сколько раз женщина собиралась вышвырнуть его из собственной организации? Раз десять? Или двадцать? Пятьдесят? И все находила причины оставить подле себя. Вот теперь и мучилась от своей же сентиментальности. Он подошел к ней еще ближе и вполголоса произнес: — Не замыкайся в себе. Откройся мне. До какой степени Вспышка меняет людей? Они сначала резко становятся добрее и только затем оборачиваются бездушными монстрами? Или в Дженсоне проснулась вторая сторона, совершенно отличная от его первой, хорошо ей знакомой? Женщина медленно подняла левую руку на уровне груди и закатала рукав сначала своего врачебного халата (и зачем он ей нужен с некоторых пор?), а потом рукав тонкой кофты. На белой коже худой руки выпирали узкие синие змейки. — Я не рубила сук, на котором сидела, — добавила она совсем безжизненным голосом. Ей было важно, чтобы мужчина сейчас ей поверил. Все остальное уже не играло никакой роли. А он совсем заработался, что даже не додумался изучить оставленный в лаборатории планшет получше и узнать, что она так же не обладает иммунитетом. Убедился, что вирус ходит по комплексу не по ее милости, но легче от этого не стало. Может быть, это такая плата за все, что она сделала? Чего добилась? Или, наоборот, достойное вознаграждение? Мужчина стоял рядом и изучал эту абстракцию на ее руке с особым наслаждением. На его ― такая же. Теперь их связала не только общая цель, но и Вспышка. Здоровой рукой она достала из кармана халата ампулу, наполовину наполненную голубой жидкостью, и раскрыла перед ним на ладони. — Эта последняя. Она приносила ему сначала по одной в день. Неделю назад стала по две. Сама до сих пор держалась, хотя так хотелось бросить все к чертям собачьим и больше не сопротивляться. Она ведь слабее этой заразы. Вспышка позаботилась. Женщина до последней капли выжала из субъектов все, что можно, но как время показало, что зря. Может быть, у них был бы шанс, в отличие от нее самой? Дженсон заранее знал, что не возьмет эту чертову сыворотку из ее рук. Не даст женщине снова прикоснуться к его грубой коже своими нежными пальцами, не ощутит этой колкой боли от мерзкого шприца и не почувствует облегчение после первых капель дозы. — Убери. Она подчинилась. Все кончено? Возможно, это еще не конец, а начало нового этапа в их жизнях. Кто знает? Да, женщина не добилась, чего хотела, ее организация не оправдала надежд уцелевших людей, но она боролась до последнего. И Дженсон это знал. И гордился ею. Он наклонился к ее лицу. От ее манящих губ его отделяли несколько проклятых сантиметров. — Я хочу оставить на тебе свой след, — тихим шепотом произнес он. — Глупо. — Все у тебя глупо. И сама ты тоже... «Моя глупая неприступная Ава!» — закончил он свою фразу в мыслях. Он знал, что ей ничего не нужно было от него. Никогда. Ни тогда. Ни сейчас. Ни вообще. Он чувствовал это каждой своей отравленной клеточкой. Она просто не знала одну маленькую деталь: его вообще не должно было быть на этом свете. Его жизнь каким-то чудом спасли врачи при рождении. Его мать побоялась, что на ребенке впоследствии может отразиться родовая травма, и ее чадо вырастет уродом, посмешищем для всех. Дженсон так и не познал настоящей родительской любви в той мере, какая она должна быть, поэтому и в окружающих видел лишь только отрицательные качества. Волею случая он попал в ПОРОК, так же по воле трагичных обстоятельств остался служить на благо организации. Он не стоял у ее истоков, в отличие от советника, не знал многих тонкостей и деталей, но мужчина на совесть выполнял свое дело. Как мог. Как умел. И знал, что у него есть цель, к которой он должен прийти, победив Вспышку. Дженсон всегда считал женщину сильнее его самого. Даже сейчас, когда все провалилось, все ушло на дно, она держится все так же стойко. Как может. Ведь есть то, что стоит над ней. — Мне душно. Дайте мне выйти, — попросила она. Ей действительно было немного не по себе. Да и общество заместителя уже мало приятно. Им лучше разойтись. — Что ты задумала? Он и не рассчитывал на ответ. Сегодня она особенно молчаливая. Может, за ней проследить? Нет, в голову-то не залезешь. Мужчина без особого желания отошел в сторону и даже открыл дверь. Отпускать ее не хотелось. Беседа вышла слишком откровенной, но, черт возьми, почему не случилась раньше? В коридоре женщина почувствовала себя намного свободнее. Не было там с некоторых пор никаких раздражающих факторов. Она направилась в сторону своего кабинета. Не прошла и метра, как ее догнал Дженсон. Он подошел к ней настолько близко, что мог услышать, как бешено колотится ее сердце. Она волновалась? Ее тревожила неизбежная смерть? Так шизы умирают не сразу. Если перегрызут друг друга и только тогда... От потери крови. Ее глаза забегали в разные стороны, а через несколько секунд взгляд остановился на его лице. Он не знал, о чем она сейчас думает, зато понимал, чего хотел сам. Мужчина немного резко и грубовато прижал ее к стене. Она затаила дыхание. — Не смей сейчас сопротивляться! — почти что приказал он. — Не смей говорить, как я тебе противен! Не смей подчиняться боли. Мы останемся людьми до последних наших проклятых минут! А потом жадно и грубо приник своими губами к ее, обхватив ладонями ее тонкую шею. Поцелуй был долгим и глубоким, одновременно требовательным и прощальным. Он знал, что ощутить вкус ее губ сможет в первый и последний раз. Она позволила ему исполнить его давнее желание. Но без ответа с ее стороны. И он плюнул на ее каменное выражение лица. Она уже сделала для него все. Не без сожаления он оторвался от нее и достал из ее кармана стеклянную ампулу. Всунул ей в ладонь и посмотрел в ее пока еще ясные глаза. — В этот раз я не смогу тебя спасти. Будет больно. Но позже, чем мне. Он резко развернулся и скрылся за поворотом. Женщина услышала хлопок двери. На ее глаза навернулись слезы. Это были последние слезы в ее прежней жизни. Больше Дженсона в пределах ПОРОКа она не видела. И вне организации тоже. Она о многом сожалела, многое желала исправить, от чего-то совсем отказаться, а что-то, наоборот, принять. Время бежало со скоростью звука. И она помнила почти все, что было связано с мужчиной. Помнила, пока могла, до тех пор, пока не почернела самая последняя клетка ее отравленной крови.