Цикл: "В поисках тепла..." - Мой Ангел.

POV Кацу. - Кацу, сынок! Ну, нельзя же так! Ты убиваешь себя! - Я уже мертв, Алекс. Мертв! Со дня смерти Лаодики прошло уже почти два месяца, а я все так же продолжал глушить алкоголь литрами. И мне было глубоко плевать, что вливать в себя, лишь бы забыться, лишь бы не помнить. Порой я не просыхал сутками. Мне казалось, что все бросили меня, отвернулись. Как они могут продолжать жить, когда Лао мертва, наш ребенок мертв! Как Юуки может переживать свой разрыв с Асано, ведь этот наглый хлыщ жив, а Лао - нет. Отношения Дарио и Николаса тоже дали трещину. Самовлюбленный художник изменял моему другу на каждом шагу, а Мэтьюз закрывал на это глаза и прощал. Я равнодушно взирал на метания Дарио, мне было все равно. Мир стал заключаться в очередном глотке, обжигающем нутро и дававшем хоть на мгновение забыться. Дни стремительно летели, пронося события мимо меня. И, несмотря на алкогольные заплывы, я все же умудрился закончить университет, и даже с отличием. Должно быть, Алекс просто замолвил за меня словечко, и на мои пропуски закрыли глаза. Еще с открытия агентства мне пророчили карьеру юриста, успех в бизнесе, а я мечтал об очередной дозе. И своей собственной нирване, где любимая рядом, где я - счастливый муж и отец. Так, в один из дней в пьяном угаре я окончательно поругался с Дарио и, ни о чем не думая, ринулся к первому попавшемуся нотариусу. Выслушав нудную лекцию, полную заумных юридических терминов, я, почти не глядя, подписал генеральную доверенность и передал управление агентством «Лао» Мэтьюзу на неограниченный срок. А сам вернулся в нашу с Лао квартиру и, обнимая очередную бутылку, разговаривал с любимой женщиной. Я вновь винил её в том, что она оставила меня одного. Что ушла и забрала с собой нашего еще не родившегося ребенка. Не знаю, сколько дней я беспробудно пил, сидя на полу в спальне. Пару раз, выныривая из очередного алкогольного заплыва, я ловил себя на том, что сжимаю в руке заряженный пистолет. Почему я не выстрелил, для меня по-прежнему оставалось загадкой. Может, я не готов был, а может, просто потому что трус. Работать вместе с Мэтьюзом я не мог и не хотел. Вечерами я сидел на полу в темной комнате, оперевшись спиной о нашу кровать, сжимал в руке очередную бутылку коньяка и слушал полицейскую волну. Может, если я отправлюсь работать к коллегам-полицейским, какая-нибудь шальная пуля таки оборвет мою никчемную и никому не нужную жизнь. Потому что сделать это самому у меня не хватало духу. Так пролетело еще четыре месяца моей жизни. Пустых и ничего не значащих. Я не виделся с Дарио и Юи. Прекратил все встречи с Александром. Я просто не мог выносить их причитаний, все наши разговоры сводились к ругани, и я уходил из дома Черчилля, громко хлопнув дверью. И все же один эпизод я помню отчетливо хорошо. Агентству поступил необычный заказ. Анонимный заказчик собирал информацию на Мартина Шеридана, известного в криминальных кругах мастера финансовых авантюр. Шеридан появлялся там, где пахло большими деньгами, но по какому-то мистическому совпадению никто не знал Шеридана в лицо. И все же были подозрения, что один человек таки знал Шеридана очень близко. Джейсон-Александр Коул. Коул - известный бизнесмен. Империя «Лоуренс», которой он управлял после смерти Зака Лоуренса, была лакомым кусочком, и многие пытались заполучить ее себе. Но, к чести Коула, управлял он умело, хотя его имя и связывали с парочкой громких скандалов. Даже подозревали в связи с криминальным миром. Сам же Александр-Джейсон Коул предпочитал отмалчиваться. Собрав весь имеющийся у меня материал по этому делу, я отправился домой к Дарио, предварительно созвонившись с другом и договорившись о встрече у него дома. Лучше бы я назначил встречу в нашем агентстве. Дарио открыл дверь своим ключом и пропустил меня в квартиру. - Кацу, проходи. Я сейчас вернусь. Но я услышал возню в спальне и, оттолкнув друга, прошел в квартиру. Картина, что называется, маслом. На широкой кровати в разнузданной позе лежал Николас, а в его ногах пристроился сомнительного вида парнишка, который с упоением трахал нашего непризнанного гения. - Ник, - ошарашенно прошептал Мэтьюз. – Почему? Ле Гран был пьян в стельку и, увидев Дарио, стал просто унижать его, мотивируя тем, что мой друг плохой любовник, а Николас еще слишком молод, чтобы иметь только одного партнера и сидеть дома, как замужняя девица. Тем более, с финансовой точки зрения Мэтьюзу тоже похвастаться нечем. Бледный, как смерть, Дарио молча наблюдал эту отвратительную картину. Меня же захлестнула волна ненависти, гнева и ярости. Не помня себя, я оттолкнул мешающего мне друга и двинулся к кровати. Отшвырнув любовника Николаса, как ненужную вещь, я ухватил художника за распущенные патлы и вытащил из постели. Протащив визжащего Ле Грана по всему небольшому коридору, я вышвырнул голого парня за дверь, предварительно пригрозив отрезать все выступающие части на его тщедушном тельце, если я еще раз увижу его рядом с Мэтьюзом. Ничего не соображающего Дарио я усадил на кухне, сунув в руки стакан с выпивкой. Затем я позвонил Юуки и попросил его срочно приехать, потому что оставлять Мэтьюза в таком состоянии я не хотел. Юи примчался через час. За то время, что он добирался, я созвонился с коллегами в полицейском участке и сдал незадачливого любовника Ле Грана, да и его самого заодно. Голышом далеко ведь не убежишь. Моя интуиция и в этот раз меня не подвела. Николас оказался той еще тварью, и пара лет за хранение наркотиков ему была обеспечена. И все же я хотел знать, почему он так поступил с Дарио. Ответ поверг меня в шок. Оказалось, что карьерные успехи Мэтьюза бесили художника, и Николас пытался заполучить имущество Дарио, крупно подставив моего институтского друга и зама. Ведь наркотики - дорогое удовольствие. Что ж, кесарю – кесарево… Я же... Я же продолжил свой вояж по всем барам и забегаловкам Нью-Йорка, заливаясь коньяком и проклиная свою пустую жизнь и весь род человеческий заодно. Не знаю, как я оказался у могилы Лао на кладбище. Я снова говорил ей о своей любви, о том, что хочу уйти вслед за ней и нашим ребенком, но что-то не пускает меня. Что? Боль? Страх? Судьба? Злой рок? Допивая очередную бутылку, я медленно погружался в небытие. Может, она такая, Смерть?.. Очнулся я в незнакомом месте, раздетым до нижнего белья и прикованным к батарее наручниками. Я перевел взгляд от холодного металла, плотным кольцом обхватившего мое запястье, и встретился с не менее холодным взглядом Алекса Черчилля. - Очухался? – ядовито поинтересовался мой тюремщик. - Алекс, где я? Что ты тут делаешь? Почему я прикован, черт тебя дери?! Александр сидел на старом табурете, сцепив руки в замок. И весь его вид говорил о том, что шутить он больше не намерен и нас впереди ждут горячие деньки. - Мы с Юи нашли тебя на кладбище, на могиле Лаодики. В общем, так, сын… Я дернулся навстречу мужчине и, яростно полыхнув взглядом, прошипел сквозь зубы от впившегося в руку браслета: - Я тебе не сын!.. За что тут же получил по губам увесистую оплеуху. Алекс сжимал пальцы в кулак, едва сдерживая гнев. - Заткнись, Кацураги! – почти прошипел Александр. - У меня больше нет желания и сил смотреть, как ты медленно и уверенно приближаешь свой конец. Я не выпущу тебя отсюда до тех пор, пока ты не придешь в себя или не сдохнешь от алкогольной ломки! И это мое последнее тебе слово! - Ты не имеешь право! Это моя жизнь! И я вправе распоряжаться ею как пожелаю! - Да, конечно. Только этого больше не будет, Кацу, - уже более спокойно произнес Черчилль. - Я оставлю тебя одного, может, в тишине и покое ты подумаешь, что же ты творишь. - Алекс! Сними наручники! - Нет. Это мое последнее слово, - Александр тяжело поднялся и направился к двери. - Можешь орать хоть до посинения, тебя никто не освободит. Это заброшенный район, и нас здесь только двое. Доброй ночи, сын. - Я тебе не сын! Слышишь, я тебе не СЫН!!! Алекс ушел, а я забился в своих путах, как птица, попавшая в силки. Я пытался выбраться из наручников, но лишь ободрал до запястья. Пытался прокусить вену, но вкус собственной крови лишь вызывал неудержимые приступы рвоты. Я орал, сыпал проклятиями и Богу, и черту. Но ко мне никто не приходил. Минуты превращались в часы, а часы - в сутки. Мне казалось, что я схожу с ума. Впадая в забытье, я видел укоризненный взгляд Лаодики. Я приходил в себя и снова погружался в темноту беспамятства. В собственной блевотине, пропахший нечистотами. Порой мне казалось, что я слышу голос Алекса: «Такой жизни ты хотел, сын?!» А я упорно повторял: - Я тебе не сын! Я ТЕБЕ НЕ СЫЫЫЫН!!! Не знаю, сколько времени, сколько ночей и дней я пробыл в одиночестве, но однажды, вынырнув из очередного кошмара, я увидел Алекса. - Я хочу жить, - прохрипел я отцу Лаодики. В горячечном бреду мне казалось, что у Алекса улыбка Дьявола, сломавшего волю своей жертвы. - Я тебя не слышу, Кацу, - издевался надо мной Дьявол. Я собрал оставшуюся волю в кулак и проорал, сколько осталось сил: - Я хочу жить, отец! А дальше я заплакал. - Я … хочу… жить… Очнулся я от ледяного душа. Открыв глаза и сфокусировав взгляд, я увидел перепуганных Юуки и Алекса. - Господи, Кацу! Алекс, вы перестарались и, кажется, чуть не убили его. Теплые руки Юи обнимали меня. Вместе с Алексом он пытался привести меня в божеский вид, а я только глупо улыбался, подставляясь струям воды, и тихо шептал: - Все хорошо, Юи. Со мной все хорошо, - и вновь падал в черноту. В следующий раз я пришел в себя глубокой ночью. Я сразу почувствовал, что лежу в постели. Я чист, а израненные руки перебинтованы. Рядом горел ночник. Я повернулся к источнику света и увидел Алекса. Выглядел Черчилль не самым лучшим образом. Осунувшийся, с темными кругами под глазами, мне показалось, что он постарел на добрых десять лет. - Ты плохо выглядишь, отец, - не проговорил, а почти прокаркал я. Алекс оторвался от документов, которые изучал, и с грустной улыбкой ответил: - На себя бы посмотрел. Скелет, обтянутый кожей. Черчилль отложил документы и пересел ко мне на кровать. Убрал упавшую на глаза прядь волос. - Сколько? – прошептал я тихо, говорить по-прежнему было больно. - Вторая неделя пошла. Прости. Я чуть не угробил тебя. Мы внимательно посмотрели в глаза друг другу. Такой получился своеобразный обмен мнением. И я вдруг отчетливо понял, как много он для меня сделал. Понял, что не один в этом мире, что у меня есть близкие и друзья, которым я нужен. И которым дорог. - Я хочу жить, отец. Хочу начать все сначала. Алекс улыбнулся теплой отеческой улыбкой и сжал мои пальцы. - Значит, будем жить. Еще через неделю я смог самостоятельно встать и выйти из комнаты. И потянулись бесконечные дни моей реабилитации. По настоянию Алекса, Юи и Дарио, я лег в частную клинику. Пошел к анонимным алкоголикам. Дни без выпивки стали складываться в недели. Это была тяжелая борьба, порой хотелось послать все к черту и снова отдаться во власть спиртного, но я держался. Стал снова заниматься делами агентства. Как оказалось, за те месяцы, что я приходил в себя, случилось очень многое. Николас Ле Гран пытался убить Дарио, и, если бы не Джейсон Коул, я оплакивал бы друга у надгробной плиты рядом с Лаодикой. От Александра ушла жена, она так и не смогла простить ему, что он упорно пытается заставить жить убийцу собственной дочери. А в том, что я убийца, Кэтрин Черчилль не сомневалась. Развод был скандальным, Алекс отдал жене большую часть состояния, оставив себе лишь особняк на берегу в Лонг-Айленде. Туда мы и перебрались. Юи помирился с Асано и планировал переехать вместе с любимым человеком в Японию, где Асу предложили должность преподавателя в одном из колледжей. Делами агентства занимались Дарио и Генрих. И очень даже неплохо справлялись. А нашумевшее дело Коула дало нашему агентству неплохую репутацию и хорошие заработки. Но я чувствовал, что не могу заниматься делами «Лао». Слишком стыдно было перед друзьями. И хотя ребята не сказали ни слова, я понимал, что сейчас я не самый лучший кандидат на пост руководителя. А потому заниматься и дальше делами агентства «Лао» поручил Дарио. Целыми днями я скитался по шикарному особняку Алекса. Лежал на берегу залива, читал. Пытался найти занятие себе по душе. Даже подал документы в департамент полиции на должность следователя с испытательным сроком. Несколько раз вместе с Алексом я побывал на могиле Лаодики. Мне уже не было так невообразимо больно. Время, как известно, лечит. И если я остался жив, стало быть, мое время еще не пришло. Следовательно, стоит искать себе новое занятие. И оно нашлось. Однажды в кабинете Алекса я наткнулся на прошение об опекунстве над несовершеннолетним.