* * *
База опустела. Мстители проводили на ней не всё свободное время. Большей частью лишь тогда, когда миру угрожала опасность и потом, когда можно было отметить удачное завершение миссии. Питер ненавидел эти глухие мрачные периоды, когда кроме них с Тони на базе не было ни единого живого существа. Только Хэппи и тот в основном был в разъездах. Старк часто прибегал к его услугам, чтобы отвезти что-то, иногда Хоган привозил документы из СтаркИн, тогда Тони, выслушивая сбивчивое бормотание секретарши, хмуро смотрел на бумаги и кивал. Это означало, что весь вечер и ночь он просидит в кабинете за бумажками. В такие моменты Старку не хватало Пеппер, но уже не как жены, а как грамотного управленца. В этот раз всё было ещё хуже. Приближалась годовщина смерти Пеппер Старк. Шёл уже четвёртый год, как они оба осиротели. Питер долго не мог поверить в смерть матери. Тони запретил сыну видеть её, когда она умерла, и Питер так и не попрощался лично. Он будет жалеть об этом всю свою жизнь. Годовщина никак не выделялась среди прочих дней, только отец с Хэппи заезжали за ним в школу и забирали. Они ехали на городское кладбище, отец всегда в тёмном костюме и с букетом белоснежных лилий, а он… как щенок, которого забирали с передержки. Они никогда не стояли у могилы слишком долго. Тони клал цветы и почти сразу уходил, а Питер давился слезами. Чаще одного раза в год они здесь и не были. Поначалу Тони проводил на могиле Пеппер каждые выходные. Это почти убило его. Теперь же раз в год, не потому что Старк забыл, нет. Ему было по-прежнему плохо. Просто надгробный камень перестал ассоциироваться с женой. Остались лишь воспоминания и коробки с её вещами, от которых он так и не смог избавиться. В этот раз Питер не мог найти себе места. Когда-то ему казалось, что его горе было всеобъемлющим. «Ерунда», — сказал бы он сегодня. Казалось, что с взрослением пришли и все те горькие зрелые эмоции, от которых хотелось выть и лезть на стену. Что это было? Отчаяние? Разочарование? Тоска? Отвращение? Питеру казалось, что всё сразу. От этих непереносимых чувств хотелось закричать, заплакать и пожаловаться хоть кому-то, но никого не было. Его отец — его блестящий отец в костюме и с лилиями, как и всегда, ждал в машине. Увы, ждать от него помощи не приходилось. Он и сам с трудом справлялся. — Привет, Хэппи, — сказал Питер, закидывая рюкзак и садясь рядом с Тони. — Привет, — добавляет он уже отцу. — Привет, Пит, — ответил Хэппи, ободряюще улыбаясь. — Как в школе? — вместо приветствия спросил Старк. — Нормально, — кивнул сын. — Ты не голоден? — спросил Хэппи, передавая с переднего сидения пакет с фастфудом. — О, это отлично, спасибо! — сказал Питер, беря пакет и тут же открывая его. — А мне ты ничего не купил, — насупившись, сказал старший Старк. — Тони, ты уже взрослый человек, и, кстати, это ты должен был подумать о том, что твой ребёнок вернётся из школы голодным. — Я могу отдать тебе чизбургер, — сказал Питер, чувствуя себя не в своей тарелке. — О боже, Питер, я же шучу, — сказал Тони, закатив глаза. — А ты, — он ткнул пальцем сторону Хэппи, — должен заботиться обо мне как мой подчинённый. — А что я ещё должен делать? — Молчать, если не спрашивают, — почти незло сказал Старк. Хоган на это ничего не ответил. В этот раз они доезжают чуть более, чем за час. За это время Питер успел поесть и открыл ненавистный испанский. Тони делал вид, что работал. Оба даже не пытались заговорить друг с другом, хотя младшего Старка так и подмывало что-то спросить, обратить на себя внимание. Вот он, отец — сидел в полуметре от него и задумчиво тёр висок. И кажется, что никакого расстояния между ними не было, и вместе с этим Питер отчаянно искал тему, на которую бы он мог поговорить с Тони и не находил её. — Как там дела с этим… Пауком, да? — спросил вдруг младший Старк, вырывая Тони из размышлений. — Да пока никак, — ответил тот рассеянно. — А что? Питер пожал плечами. — Просто ты так заинтересовался им, вот я и думал… Уже доделал его костюм? — Не совсем, но близок к этому. — Думаю, он будет рад вступить в команду. — Никто его пока не приглашал в команду, — сказал Тони. — А костюм? — чуть уязвлённо спросил Питер. — Я могу себе позволить сделать такой подарок. Никаких обязательств он не предполагает. Паучок всегда сможет отказаться. — Я думал, он вам нужен, — сказал младший Старк. — Пока я его даже не могу найти. А что? Мне показалось, что он тебе не нравится. — Вовсе нет! Просто я был удивлён и всё. Не думал, что тебя можно впечатлить таким образом. — Парень талантлив и занимается хорошим делом. Это уже не мало. Ты ведь не думаешь, что герои только в железе летают, верно? — насмешливо спросил Тони. — Нет, не думаю, — покачал головой Питер. — Рад, что ты не так высокомерен, как Мстители. Впрочем, это же ты, — почти ласково сказал Старк-старший. — Ты всегда был немного помешан на героях. Уверен, Паучок отлично вольется, а ты повесишь на стену очередной постер. «Вот уж никогда», — подумал Питер. Он никогда не был настолько увлечён самим собой, чтобы вешать на стену свой портрет, пусть и в образе Паука. На кладбище было светло и тихо. День выдался тёплый и совсем не располагал к хандре. Но ни Тони, ни Питера это вовсе не трогало. Они оба чувствовали себя слишком потерянными, слишком одинокими, чтобы обращать внимание на что-то столь незначительное, как погода. Возможно, будь они вместе по-настоящему, а не стой просто рядом, годовщина смерти Пеппер не становилась каждый год испытанием. Но вот они оба у её могилы, и ни один из них не знает, что сказать другому, как утешить или хотя бы ободрить. Минуты тянулись в молчании, пока Тони не решил, что хватит. Он взял Питера за плечо и потянул в сторону машины, сын не сопротивлялся. Слёз не было, они всегда появлялись позже, когда Питер заходил в свою комнату, потом в ванну, запирался в кабинке, включал душ и сползал вниз. Вот тогда ком, душивший его весь день, превращался в рыдание. Как справлялся отец, он не знал, только знал, что тот наверняка пьёт, иначе Тони не умел.* * *
Питер понимает, что всё плохо, когда обнаруживает отца с бутылкой бурбона перед плазмой. Отец смотрит на запись их с Пеппер свадьбы. Состояние младшего Старка едва ли лучше, чем состояние его отца, но он находит в себе силы, чтобы сказать: — Пятница, выключи запись. — Пятница, включи обратно, — тут же говорит Тони. — Пятница, просканируй состояние Тони Старка и скоррелируй его с записью. Есть вероятность влияния на психологическое здоровье, — говорит Питер спокойно. — Запись действует угнетающе, — отвечает Пятница. — Тогда действуй согласно протоколу. — Демонстрация записи прекращена, — сообщает ИскИн. — Маленький паршивец, — беззлобно говорит Тони. — Ты не вернёшь её бутылкой бурбона. — Это не твоё дело, Пит. — Конечно не моё, действительно, а кто я такой? Надо же! — притворно ахает младший Старк. — Всего лишь сын. Тони смотрит на Питера удивлённо. — Что ты сказал? — Я сказал, хватит пить и иди спать. — Питер… — Что Питер? Ты думаешь, одному тебе плохо? Думаешь, я по ней не скучаю?! Ещё как скучаю! Ты потерял только жену, а я потерял обоих родителей! — кричит Питер и замирает, сам не понимая, что только что сказал. — Ты не можешь делать вид, что я просто сосед по квартире! И не можешь не считаться с моим мнением, потому что я… Тони встаёт, его на удивление даже не шатает. Глаза у Старка страшные — пустые. Он нависает над Питером, и тому становится не по себе, хотя он давно сильнее отца. Да и с чего бы ему вообще его бояться, Тони ведь никогда его не бил, скорее избегал касаться. — Вот как, — говорит Старк. — Не просто сосед. Скажи мне, не просто сосед, какого чёрта ты указываешь мне? — Ты пьян, и мне это не нравится. — Не нравится? Мне тоже много что не нравится. К примеру, зарвавшийся сопляк, думающий, что имеет права мне указывать. — О, не беспокойся, о своей роли в твоей жизни я прекрасно осведомлён. Можешь не стараться. Просто послушай меня, не тебе одному тут хреново. Тони берёт сына за грудки и слегка покачивает его. В этом нет ни капли агрессии, только бесконечная усталость. — Питер, я не могу тебя любить, понимаешь? — спрашивает миллиардер устало. — Не могу и всё. Пытался, но… Вот такой я ущербный. «Это я ущербный», — хочет ответить Питер. От этого простого «я не могу тебя любить» ему становится тошно. Только он не знает от кого: от себя или от отца, который вот так просто признаётся в таком. — Не страшно, — отстранённо говорит младший Старк, отводя взгляд. — Я уже смирился. — Нет, — качает Тони головой. — Ты так смотришь, будто я тебя убиваю каждый раз. Как побитый щенок, понимаешь? Мне это вот здесь уже, Пит, — он показывает ребром ладони на горло. — Я сыт. Я устал. Ты… — он тыкает пальцем Питера в грудь, — достал меня. У меня сил нет, чтобы терпеть это. — А почему терпишь? — спрашивает Питер. — Можешь отправить меня в школу-интернат. — Я сам учился в такой, не желаю тебе там оказаться. — А здесь мне лучше? С тобой? Как щенку? — Поверь мне… — Тебе? Нет уж, Тони. Тебе верить, — Питер качает головой, чувствуя, как к горлу подкатывают новые слёзы, — этого даже мама не смогла для тебя сделать. — Что ты сказал? — Тони сжимает майку Питера сильнее. — Она мне как-то рассказала, что ты врал ей. Не сказал, что умирал. — Когда только успела, ты ведь мелкий совсем был, — Тони отталкивает Питера и подходит к бару, но берёт не бурбон, а бутылку колы. — Умирал, да? Я не хотел, чтобы она прощалась со мной каждую минуту. Старк открывает колу и прикладывается к горлышку. Питеру становится легче уже от того, что это всего лишь кола, а не очередное пойло. — А ты уже вырос, Пит. Стал похож на Старка. — Пап… — Нет, — прерывает его Тони, — это тебе комплимент, я ведь думал ты мямля. — Знаю. — Да, эти твои припадки… — Они прекратились. — Я заметил. — Пожалуйста, — просит Питер. — Уйди, Пит, — говорит Тони серьёзно. — Я прошу тебя, прекрати это. — Ты не можешь, — возражает отец. — Ты не Пеппер. Это удар такой же силы, как и «я не могу тебя любить». Питер опускает руки, чувствуя себя беспомощным. Вот как, он не Пеппер, он даже не её копия, не воспоминание, он ничто. Что ж, с этим даже сделать ничего нельзя, можно и не пытаться. Он уходит к себе в комнату и долго лежит в постели, пытаясь осознать собственное положение. Слёз нет, жалеть себя ему надоедает. Какой с этого толк? Тони не придёт и не утешит, даже если он тут вскроет себе вены, скорее просто добавит к той бутылке бурбона ещё одну и да… новое чувство вины. Питер знает, что Тони чувствует вину за то, что не любит сына, но разве ему от этого легче? Ему проще быть этой виной? Нет, ему отвратительно осознание того, что он головная боль для отца. Не пустое место, нет, причина для ненависти к себе за собственное безразличие к сыну. И Питер, осознавая это, ненавидит сам себя.