Любовь и страсть Демона

Сколько прошло времени с тех пор, как Мила оказалась здесь, по его вине, Давид не знал. Каждую минуту он ожидал, что ему скажут, что Милы больше нет. Надежда на то, что все окончится хорошо, таяла с каждой секундой, а ожидание беды убивало одним только фактом своего существования. Давид сидел возле постели Милы, подперев ладонями подбородок и глядя только на лицо любимой, которое было пепельно — серого цвета. Как бы ему хотелось сейчас оказаться на ее месте, он бы даже готов был умереть, чтобы только она могла выздороветь, лишь бы ему знать, что с ней все будет в порядке. Дав протянул руку и взял ледяную ладонь Милы. Она казалась такой хрупкой и невесомой, что становилось страшно от одного взгляда на эти прозрачные пальцы, которые он держал в своей ладони, но он все равно чувствовал, как под его горячими пальцами бьется точка ее пульса, и это было самое желанное ощущение. Демон настолько ушел в свои мысли, что не сразу заметил, как веки девушки затрепетали, и она приоткрыла глаза. — Давид, — почти беззвучно прошептали ее пересохшие губы, но Демон расслышал. Его взгляд метнулся к лицу любимой, потому что он был готов даже к тому, что сейчас поймет, что ему показалось. Настолько сильно он хотел, чтобы это оказалось правдой, но Мила смотрела на него потухшими глазами, которые блестели в скудном свете больничных ламп, а в глазах ее плескалась любовь. Темная, мрачная, нежная... Такая нужная ему любовь. — Мила! — он шепнул ее имя, опускаясь перед ней на колени, и заглянул в темноту в ее взгляде. Пытаясь привыкнуть к ней и пытаясь принять. Пытаясь поверить в том, что темная сущность Адама победила, и в тоже время отрицая этот факт, как будто не желая его. Это был выбор его сына, и назад дороги не было. И пусть Давид понимал, что именно сейчас жизнь Милы и жизни его сына ничто больше не угрожает, все внутри Демона восставало против. Только сейчас он осознал, что выбор сделан. Жребий брошен и остается только ждать. — Я люблю тебя, — шепнула Мила, с трудом делая вдох, и едва улыбаясь одними губами, как будто не хотела позволить улыбке осветить ее взгляд, в котором навечно поселилась Тьма. — Я тоже тебя люблю. Если бы ты только знала, как сильно я тебя люблю! — шептал Дав, покрывая поцелуями тонкую кисть любимой. Если бы только любовь умещалась в словах, если бы было такое слово, которое могло бы донести до нее все те чувства, что он испытывал к ней, он бы сказал его, но то жгучее чувство любви, которое пылало под его кожей, невозможно было облечь во что — то. И пусть эта любовь была порочной, демонической, пусть она была не той любовью, которая так сильно ценилась у ангелов, он ни за что бы не променял ее ни на одно богатство мира. Была ценна только Мила: ее аромат, ее кожа под пальцами, ее хрупкая, почти прозрачная ладонь... Пальцы девушки на удивление сильно вцепились в его руку, словно она пыталась ухватиться за что — то, падая в бездну. Она сделала судорожный вдох и выгнулась дугой на постели, а Давид вскочил на ноги, в которых ушла тьма, и застыл покой, который пугал Давида еще больше. — Мила, великая тьма! Что с тобой? — он снова упал на колени, хватая ее руку в свою ладонь, но она с удивительной силой выдернула ладошку из его пальцев, а в глазах ее продолжало разливаться удивительное спокойствие, совершенно не вяжущееся с тем взглядом, которым она буквально пригвоздила Давида к месту. — Ненавижу тебя! — звонко произнесла Мила, выбивая почву из — под ног Демона порока, который был не в силах поверить услышанному. — Мила, — шепнул он, пытаясь достучаться до девушки, но она смотрела на него сос месью ненависти, злости и... смеха? Давид мог побиться об заклад — дай сейчас Миле автомат, и она без раздумий нажмет на курок, направляя ствол на него. И будет жать до тех пор, пока он, Давид, не упадет бездыханным к ее ногам. С такой лютой ненавистью он сталкивался редко. Как будто какое — то начало в Миле, вставшее сейчас на первое место, настолько нетерпимо относилось к демоническому началу Дава, что ненависть переполняла ее всю, переливаясь через край и затопляя все кругом. — Мила, это я, Давид, — он попытался прикоснуться ладонью к ее щеке, но она дернулась от него, словно могла обжечься. — Я знаю, — таким же высоким и звонким голосом ответила Мила, не сводя своего взгляда с Давида, — И я ненавижу тебя! Всей душой! А потом случилось страшное. Мила снова выгнулась дугой на постели, захватила одеяло в кулаки и закричала: — Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!!! — она кричала это слово изо всех сил, а Дав стоял в стороне, в ужасе глядя на любимую и хватаясь за волосы. Он не знал, что ему делать: до ступора, до жуткой тревоги, которая стучала в самом сердце, отдавалась в ушах и удерживала его на месте. Он не мог пошевелиться, словно невидимые цели так крепко опутали его, что не давали сделать ни единого движения. — Давид, выйди отсюда, быстро! — этот голос принадлежал Авиталь, которая кинулась к Миле, мечущейся на постели, одновременно кивая кому — то, кто стоял сзади Дава, но он слышал ее словно сквозь толщу воды, а потом чьи — то сильные руки обхватили его, и повели из палаты, а Давид не стал сопротивляться. похоже, его присутствие так сильно действовало на Милу, что это был единственный шанс на то, что она успокоится. Он очнулся от забытья, только когда его почти что насильно усадили в одно из кресел, стоящих в коридоре, но перед его глазами то и дело вставала жуткая картина: неестественная поза любимой, которая билась в конвульсиях на постели. — Ты как? — кто — то спросил у него, как он... Интересно, а как он мог себя чувствовать после того, как увидел то, что увидел? Давид медленно повернул голову, сталкиваясь с глазами Дана, которые, казалось, смотрели прямо ему в душу. — Нормально, — машинально ответил Демон совершенно чужим голосом. И все... Дальше ему уже ничего не хотелось. Ни отвечать на что — либо, ни думать, о чем — то. Он только знал одну вещь: если Мила умрет, он не сможет существовать без нее. Это как отдать свою душу и ходить по земле будто зомби. Ему не нужна жизнь без Милы, это было решено, и, наверное, сейчас он был уже готов к тому, что это конец. Чувствовал, что на этом все и окончится. Он нарочно позволил блаженному ступору снова принять себя в гостеприимные объятия и замер, уставившись в одну точку. Если бы он снова начал обдумывать все то, что с ним случилось, то он просто сошел бы с ума... — Давид, — нежный голосок Авиталь достиг его слуха и Дав встрепенулся, надеясь на то, что Ангел принесла ему хорошие вести, но едва ему стоило заглянуть в глубину ее печальных глаз, как эта надежда растаяла, как дым. Она пришла, чтобы принести ему совершенно иные вести. Те, которых он так отчаянно страшился. — Мила? — спросил он хриплым, не своим голосом, тут же вскакивая с места, чтобы броситься в ее палату, но его перехватил Дан. — Давид, послушай меня, — начала Авиталь, кладя ладонь ему на грудь, на том место, где ровно билось сердце. Интересно, почему сердце бьется так ровно, если понимаешь, что все? Это конец. Быть может, от этого понимания и бьется? Дав посмотрел в лицо Ангела ненавидящим взглядом, но ничего не ответил. —Тебе нельзя к Миле. Ты сам видел, что произошло с ней от одного твоего присутствия. — Авиталь сделала глубокий вдох и продолжила, — Ей стало хуже, и мы боимся, — она запнулась, не в силах произнести то, что Давид знал итак, — Мы боимся, что это конец... Последние слова Авиталь произнесла еле слышно, но Давид понял, потому что знал это всем своим существом. — Отдохни, я очень прошу тебя! — воззвала к нему Авиталь, — На тебя страшно смотреть. Если что — то произойдет, мы найдем, как уведомить тебя. Давид машинально кивнул и повернулся, шагая к выходу из больницы. Ему хотелось кричать, чтобы вызвали врачей, чтобы попытались сделать хоть что — то, но он знал, что это не поможет. Участь Милы была решена. Впрочем, как и его... Глаза слезились от густого сигаретного дыма, который Давид с жадностью втягивал в легкие, а может, это были слезы отчаяния, потому что хотелось рыдать. Хотелось рвать и метать, рыдать и молить о том, чтобы ему вернули Милу. То отчаяние, которое поглотило Давида в этот момент, было настолько велико, что ему казалось, если он позволит ему убить себя, он умрет от отчаяния в ту же секунду. Седьмой бокал виски лишь немного притупил жуткую, всепоглощающую боль, которая давила на сердце свинцовым грузом. Не было эйфории от алкогольного опьянения, и не было ощущения, что все хорошо. Все та же боль, которая текла по венам Демона, давила, убивала, терзала... — Ты можешь сразу отказаться выслушать меня, но я знаю, как можно будет спасти Милу, — раздался вкрадчивый голос Натана, и Дав вздрогнул, лениво поднимая бокал виски и делая глоток. Ненависть, охватившая его в первый момент, испарилась, оставив место полному безразличию. Какая разница, что и когда делал Натан, если сейчас все решено? Демон желаний, очевидно, поняв, что Давид не опасен, приземлился рядом с ним на высокий стул и кивнул бармену, чтобы тот принял заказ. — Я знаю, что Мила находится в критическом состоянии, — как ни в чем не бывало, продолжал Натан, прикуривая сигарету и выпуская вверх струйку дыма, — И я знаю, как помочь ей. Давид вздрогнул, отчаянно борясь с желанием послушать Натана, чувствуя, что тот лжет, но и встать и уйти сил не оставалось. — Зачем тебе спасать Милу? — хрипло прошептал он, залпом допивая виски и поставив стакан на стойку. — Она все равно никогда не достанется тебе, потому что твоя сущность открыта для всех. — Это так, — с ленцой в голосе протянул Натан, отпивая крошечный глоток виски, — Но если с Адамом демоны обретут большую силу, грешно этим не воспользоваться. Давид вскинул бровь, пытаясь сфокусировать взгляд на пустом бокале. — Разумно, но я почему — то тебе не верю, — ответил он, снова переходя на шепот. — Ну, это твое дело, верить или нет, — Натан пожал плечами, допил свою порцию виски и, бросив на стойку крупную купюру, встал и пошел в сторону выхода из бара. — Подожди! — Дав сам не понял, как эти слова вырвались из его рта. Неужели он снова готов поверить Натану, после всего того, что было? Натан неспешно вернулся на свое место, с трудом скрывая триумф на лице, но Давид не обращал внимания ни на что. А, в принципе, что он теряет, согласившись на этот шанс? Ничего. Потому что он чувствовал, что это конец. — Что мне нужно делать, чтобы вернуть Милу к жизни? — прошептал Демон порока, не глядя на Натана. Натан не спешил. Он задумчиво потер подбородок, а потом наклонился ближе к Даву и заговорил так тихо, чтобы его расслышал только собеседник. — Есть такой вариант, при котором должно выделиться столько энергии, что ее должно хватить на поддержание верного выбора, который сделает твой сын. Ты просто, как отец, подтолкнешь его к этому. Я бы даже сказал, направишь. Если ты готов, то воспользуйся этим способом. Давид нахмурился, пытаясь прогнать алкогольный дурман, и повернулся к Натану, наталкиваясь взглядом на черноту его глаз. — И что же это за способ? — проговорил он, пытаясь прогнать ощущение, что кто — то копается в его голове. — Развоплощение, — просто ответил Натан, снова потянувшись к карману за сигаретами, — Ты можешь пойти к Сатане и попросить его о развоплощении. Только так ты сможешь помочь Миле и Адаму. Натан отодвинулся от Дава, затягиваясь только что зажженной сигаретой, а Давид судорожно вздохнул. Вопроса, сделать ли это или нет, у него просто не возникло...