Любовь и страсть Демона

Снова выжженная земля Гадеса хрустела под ногами, отзываясь звуками где — то в глубине души Давида. Это место казалось ему сейчас каким — то неправильным, будто не должен он был быть здесь. Быть может, причина заключалась в том, что ему необходимо было физически находиться рядом с Милой, а, может, сущность Ангела сейчас взяла верх. Хоть Ангел и был падшим, и пути назад у него не было. Ярон молчаливо шел рядом, уже находясь в своей истинной сущности. Он был хмур и задумчив, однако ни словом, ни намеком не пытался отговорить Давида от этой затеи. В Гадесе было пустынно. Только бесчисленное количество дорог, расходящихся на перекрестке в разные стороны, да красновато — тусклое солнц светило, затопляя все кругом жутковатым светом. — Думаешь, это не очень хорошая идея? — приподняв брови, спросил Давид, поворачиваясь к Ярону. Тот в ответ только пожал плечами. — Встретиться с Хозяином? Почему же. Идея неплохая, вот только сможет ли он помочь тебе, я не знаю. В Адаме будет часть от Ангелов и в тебе она тоже есть, а Хозяин такое не любит. Давид приостановился и нахмурил брови. — Но ведь и Сатана сам — это падший ангел, разве не так? Ярон обернулся, будто их кто — то мог услышать, а потом перевел взгляд на Дава. — Так, но он давно убил в себе все ангельское, и назад дороги для него нет. Наши судьбы уже решены. Твоя — пока нет. — Что это означает? — удивился Давид, искренне недоумевая, к чему ведет Ярон. — Это означает лишь то, что все сбудется в самое ближайшее время, — раздался невесомо — шелестящий голос и Давид с удивлением обнаружил, что вокруг них стоят демоны. Много демонов... Только с правой стороны было относительно пусто, и в центре полукруга стоял человек в длинном черном плаще. Его можно было бы назвать чертовски привлекательным, и даже красивым, если бы не одно «но». Эти привлекательность и красота были настолько опасными, что страх ощущался физически. Сомнений не было: перед Давидом стоял тот, к которому он и пришел сюда. Сатана поднял руку и лениво взмахнул длинными белыми пальцами, давая понять что — то своим демонам. И демоны повиновались без единого слова, просто исчезли, оставив Хозяина и Давида один на один. — Я знаю, зачем ты пришел сюда, — раздался звучный голос Дьявола, а сам он развернулся и зашагал по одной из бесчисленных дорог Гадеса. Давид постоял так некоторое время и пошел за Сатаной, быстро приноравливаясь к его шагу. — У меня больше нет иного выхода, — начал он, но тут же услышал, что — то вроде смешка. — Выход есть всегда, — лениво и быть может, даже устало ответил Сатана, — приостанавливаясь и втягивая носом раскаленных воздух Ада. — Но твоя проблема не совсем в этом. Давид нахмурился, потому что не любил, когда с ним говорили подобным образом. Полунамеками. — Что это означает? — просто спросил он, скрещиваясь взглядом с черными глазами Дьявола. Тот улыбнулся, холодно и криво, превращая и без того опасное выражение лица в оскал хищника. — Я не могу помочь тебе. И не могу вмешаться. Не потому что не могу физически или морально. Я просто этого не хочу. — ответил Сатана, отворачиваясь от Давида, словно сразу потеряв к нему интерес. — Но почему? — тупо спросил Демон порока, искренне не понимая того, отчего дьявол не хочет помочь спасти того, кто встанет во главе его же демонов. — Потому что мне всегда было интересно в таких случаях, насколько силен тот, кто противопоставит себя мне. Хотя, все же Адаму, если он выживет, предстоит встать рядом, но не наравне. Ощущаешь разницу? Давид автоматически кивнул, хотя мало что понимал из сказанного, — уж слишком убийственно прозвучали слова об отказе в помощи. — Адаму предстоит занять свое отдельное место, которое суждено только ему. Именно поэтому я бездействую сейчас. Если он останется жив, — хорошо. Нет, значит, нет. Сатана снова оскалился холодной неприятной усмешкой и поднял руку, взмахивая ей. К нему подбежал огромный черный пес, который материализовался практически из ниоткуда, и они стали удаляться. Высокий падший ангел в черной одежде и черный пес с горящим взглядом. А Давид остался один, с жутким ощущением безысходности и беспомощности. Нужно было уходить отсюда, чтобы теперь точно быть с Милой и принять ее судьбу, а в случае, если она, если ей... В случае, если ей не суждено остаться в живых, участь Давида была решена. Он попросит о развоплощении. Хотя... существовал еще один способ, оставалось только решиться использовать еще и эту возможность... Белоснежные Врата обжигали своим светом, и Давид жмурился, пытаясь хоть на миг отстраниться от лучей, и в тоже время неосознанно тянулся к ним, будто они наполняли собой какую — то пустоту в его душе. Он часто видел эти Врата, но никогда они не казались ему настолько светлыми и чистыми. Врата, как Врата. Самые обычные двери в самый обычный Рай. И только сейчас он, наверное, понял, насколько недоступна теперь для него эта обитель. Одно дело было знать, что ты никогда сюда больше не попадешь, вот за эти сияющие ворота, и совсем другое физически прочувствовать, что доступа больше нет и не будет. И тем не менее, именно за этими воротами жила последняя надежда Давида. Он стоял и не знал, что ему делать, как вообще не знал, увидит ли кто — то его, а через несколько мгновений все его тревоги разлетелись как стая перепуганных птичек, потому что Врата стали отворяться. Давид замер, ожидая, кто же выйдет к нему, и с какой целью. Прогонят? Посмеются? Помогут? И когда из Врат вышел Гавриил, Давид крепко зажмурил глаза, не в силах смотреть на слепящую белизну его крыльев. Сам Гавриил пришел к нему, и оставалось только гадать: дадут ли ему помощь здесь или же его ждет смерть? Он был недостоин того, чтобы просто стоять рядом с Гавриилом рядом и все же. Все же он был здесь для того, чтобы вымолить шанс для Милы и Адама, а значит, был обязан пойти для этого на все. — Открой глаза, Давид, — раздался тихий и спокойный голос Гавриила и Дав перестал жмуриться. Теперь Высший Архангел предстал перед ним в виде обычного человека, и его свет уже не так слепил Демона, но все равно, любой, кто увидел бы их со стороны рядом, понял бы, насколько они разные. — Я знаю, зачем ты здесь, Давид, — Гавриил сложил руки перед собой и окинул Демона долгим изучающим взглядом. — И я знаю, что ты сегодня уже просил помощи. От этих слов внутри Дава разлился жгучий стыд, который, правда, довольно быстро ушел, будто стыдиться было не нужно, а Гавриил произнес, словно знал обо всех чувствах Давида: — Не нужно стыдиться этого, Давид. Я на твоем месте поступил бы точно также, поверь мне. Дав нахмурился, вглядываясь в глубокие и усталые глаза Архангела. — Ты бы тоже обратился за помощью в Гадес? — удивленно спросил он, слыша, как абсурдно звучит этот вопрос. — Нет, Давид, — ни капли, не удивляясь вопросу, ответил Гавриил, — Я бы обратился за помощью к своим, а то, что теперь тебя демоны во главе с Сатаной «свои», не стоит сомневаться. Он снова помолчал, произнеся эту совершенно очевидную истину, и задумчиво склонил голову набок. — И, как бы это тебя ни отвратило от нас еще больше, но мы не можем тебе помочь, Демон порока. Давид вскинул голову, потому что этот удар был для него совершенно неожиданным. Только не так быстро! Только не так мгновенно отнять надежду на помощь! Это жестоко! — И дело не в том, что мы не хотим. Как раз Рай заинтересован в том, чтобы Адам выжил как никто иной, но мы не можем. Так сошлись все обстоятельства. Помочь себе может только сам Адам, когда в нем перестанут бороться все сущности и возобладает какая — то одна. И если это будет правильная сущность, он останется жив. Если нет — в его существовании нет смысла. Гавриил поднял вверх руку, давая понять, что не закончил, и Дав, с губ которого так и рвались вопросы, не стал задавать их. — Я знаю, что ты хочешь сказать. Что любая жизнь имеет право на существование, и ты прав, но есть одно весомое «но». Это не тот случай, Давид, поэтому я могу сказать тебе только одно: Адам сам будет волен выбрать свою судьбу, и он выберет ее в ближайшее время, а пока, — Архангел развел руками, — Пока нам остается только ждать, а сейчас мне нужно идти, прости. Гавриил развернулся и, больше не прибавив ни слова, скрылся за воротами, оставив Давида стоять и смотреть ему вслед ненавидящими глазами. Сколько он так стоял, он и сам не знал. На него просто нашло какое — то блаженное оцепенение, в котором не хотелось ничего: ни думать, ни идти куда — то, ни говорить с кем — то. Он все стоял и смотрел на Врата, ощущая, как с каждой секундой он все дальше от них. И зная, что это был последний раз, когда ему дали возможность прийти сюда, а потом повернулся и направился прочь. Ему предстояло вернуться на землю как можно скорее, чтобы увидеть Милу, побыть с ней, прочувствовать ее запах, кожу под пальцами, запечатлеть образ. Он разучился молить, и он не мог молить Адама, чтобы тот дал возможность им обоим с Милой выжить, потому сегодня понял одну вещь: это будет только выбор его сына, в который отказывались вмешиваться и силы Рая, и силы Ада. И значит оставалось только ждать того, когда Адам сделает этот выбор. Давид и сам не понял, как оказался у дверей в больницу, наверное, выполнял все действия автоматически. На улице все также бушевала безумная непогода, и было неясно, какое именно время суток сейчас. Да это было и не важно. Толкнув перед собой стеклянные двери, Давид вошел в холл больницы с одним осознанием: надежды на кого — то у него больше не осталось...