i am you. no better reason why i love you

***

Минхо устал и замучился. Он давно не выходил на улицу и мечтал прогуляться хоть немного. Март никогда не был его любимым месяцем в году из-за гадкой погоды, слякоти и необходимости менять одежду, но теперь ему и эта погода казалась в радость. Конечно, он только поступил в инфекционное отделение больницы, потому что… Да он и сам не знал, где мог подхватить не особо приятную инфекцию, из-за которой чуть не умер от жара, а потом не мог слезть с горшка. Это было унизительно и гадко, так что он предпочел упомянуть друзьям инфекцию и умолчать о других деталях. В больнице, куда его привезли изначально, было много людей, а медперсонал был похож на инопланетян в своих костюмах — конечно, попасть сюда в момент вспышки ковида было верхом тупости, но он имел то, что имел. Но не имел душа, который находился в крыле, отведенном для больных с ковидом, но не для него. Старая больница в маленьком родном городе его в принципе больше убивала, чем лечила. Три дня нахождения там с грязной головой и температурой сорок показали, что всем было плевать на него там. И без него хлопот хватало. Зато дополнительное отделение открыли в другом госпитале. Минхо впервые радовался, сидя в машине скорой помощи, которая везла его в другую больницу. Конечно, пока он не знал, куда ехал, но зато увидел солнце и был счастлив, хотя и чувствовал, что температура снова начинала ползти вверх. И он, счастливый, едва не потерял сознание снова, когда увидел вывеску на фасаде, которая уведомляла входящих о том, что его привезли в туберкулёзную лечебницу. — Ты не переживай, у нас специально крыло с инфекционными больными выделили, с туберкулёзниками не пересечёшься, — успокаивала его медсестра, когда помогала поднять пакет с немногочисоенными вещами. — У вас и душ отдельный, но в подвале. Я тебе раз в день буду его открывать, а то там умаялся весь? — Душ? У вас есть тут душ? — улыбка растянулась на его лице. — А можете сразу отвести меня туда? — Конечно, — понимающе кивнула полноватая женщина. — Вот, тут твоя палата, — она приоткрыла дверь. Минхо даже не заглянул в неё, только кивнул торопливо. — Вот за эту дверь ни ногой, — она подвела его вплотную к тяжёлой железной двери, на которой висела табличка: «Вход только для медперсонала! Осторожно, туберкулёз!». По спине пробежались мурашки. Гадкое чувство поднялось в душе. Страх, смешанный с горечью, тоской и брезгливостью. Эта болезнь у Минхо ассоциировалась с тюрьмами, колониями и нищетой. Подхватить её у него не было ни малейшего желания, но он надеялся, что с ним все будет хорошо. Вода помогла отвлечься от грустных мыслей. Она была не такой горячей, как ему бы хотелось, но напор был сильным, а шампунь и мыло напомнили ему о доме и о том, что совсем скоро этот кошмар закончится и он вернется домой, здоровый и сильный. Продолжит заниматься танцами и ходить в свой гадкий университет, где у него все было не особо гладко. Ему там было скучно. Никто не нравился, а из-за своего характера он и сам никому не нравился. У него не было ни девушки, ни парня, хотя ему бы и хотелось вступить в отношения. Это было бы довольно приятно, ведь приятно знать, что тебя любят и за тебя переживают. Однако, пока он думал лишь о том, что хотел бы выздороветь. Когда с водными процедурами было покончено, он почти выполз из душевой, которая правда находилась в подвале, а затем неторопливо пошел по коридорам. Стены на него давили, они казались сырыми, хотя явно не были такими. А ещё он напугал санитарку, когда неожиданно вырулил на нее из темного коридора. Он усмехнулся и попросил прощения, когда пожилая женщина погрозила ему кулаком и пошла убирать душевую, где он только что расплескал литров сто воды. Перед дверью, которая вела в его палату, он снова посмотрел на массивную дверь со страшной табличкой. Мороз вновь пробежал по его слегка влажной коже, на которую капала вода с волос. Его палата была последней в блоке, отведенном для инфекций, а значит первая палата за массивной дверью была предназначена для больных туберкулёзом. Возможно, там кто-то уже был. Парень покачал головой. Нет, это было ужасно. Хорошо, что он не столкнётся с таким пациентом. Минхо искренне радовался этой мысли, когда потянул за ручку двери своей палаты и вошел внутрь. Совсем маленькая, в ней едва ли можно было развернуться, но этого было достаточно для одного человека, хотя в ней было две кровати. Одна была уже заправлена и готова. Его пакет стоял на тумбочке. Ли прошёл до середины и обернулся на шкаф, деревянный стул и раковину с капавшим краном в углу. Потолки были высокими, а стены… Стены не были стенами в нормальном понимании Минхо, когда он повернул голову вправо. Конечно, примерно до его талии это были стены, но дальше они заканчивались и начиналось плотное, большое стекло. Это было похоже на окно, которое вело в соседние палаты. Оно было вытянутым, почти во всю длину стены и чуть больше метра в высоту. Минхо не понимал, зачем это было нужно и для чего, но был рад, что палата справа пустовала. С легкой улыбкой он повернулся к своей кровати, чтобы лечь, но застыл посреди палаты, глядя на стеклянное окно, тянувшееся и вдоль левой стены. По другую сторону стоял молодой мужчина в майке и шортах и внимательно смотрел на Минхо. Его руки были засунуты в карманы, сам он был хоть и одного роста с Минхо, но явно был гораздо больше. Его внушительные мышцы на руках говорили сами за себя, да и шея у него была не такой тонкой, как у Минхо. Ли расширил глаза, когда встретился с ним взглядом на доли секунды. Парень смутился и первым отвел взгляд. Он не придумал ничего умнее, чем судорожно кинуться к выключателю и погрузить свою палату в темноту. Сам он быстро лёг в свою кровать, накрылся одеялом и отвернулся спиной к стене. Он чувствовал, как загорелись его щеки. Как же глупо было попасть именно в эту больницу, именно с этими палатами и со стеклянными стенами.

***

Провалился в сон Минхо довольно быстро, но очень скоро действие его лекарств закончилось и ему пришлось проснуться. Тело ломало, его трясло, ноги и руки были холодными и ему хотелось лишь потеплее закутаться, но одного одеяла ему явно было мало. Сил у Минхо хватило лишь на то, чтобы встать и включить свет. У его соседа свет уже не горел, но его это не волновало. Ему не хотелось находиться в темноте одному, да еще и когда ему было так плохо. Он вяло начал натягивать на себя толстовку, в которой впервые приехал в больницу и попутно начал измерять температуру градусником, который ему привезли из дома. Он пропикал и показал тридцать девять и три. Парень обреченно застонал и почувствовал, что скоро потеряет сознание. И он вправду его потерял. Ему повезло упасть на кровать. Минхо думал, что умер, когда открыл глаза, или что пролежал так до самого утра, однако над ним уже стоял врач и медсестра. Они подняли его и уже готовили капельницу. — Всё, пришли Ваши анализы, теперь подобрали верные препараты, скоро станет легче, — успокаивали они его. — Сначала Вам поставят систему на литр, от обезвоживания, потом маленький пакет с препаратом. И укол от температуры, — мерно проговаривал врач, пока медсестра заботливо укрывала его пледом, оставляя на поверхности только руку, в которую уже втыкалась игла. Врач вскоре вышел, а медсестра осталась, чтобы подольше проследить за ним. Сон сошел с него. Так что он смотрел на женщину, которая держала его за руку и приговаривала, какой он молодец и как хорошо справляется. Он слабо в это верил, но это было очень утешающе. Минхо снова чувствовал себя маленьким и беззащитным, под двумя одеялами, с холодной рукой и чувствовал, как холодная жидкость текла по его венам, согреваясь и смешиваясь с кровью. — Я хочу в туалет, — прохрипел он тихо, а медсестра лишь кивнула. — Отвести тебя или?.. — Только не утка, умоляю, — закатил глаза Минхо и подумал, что точно умрет на месте, если с ним случится такое. — Как скажешь, но учти, что я тебя не поймаю, если ты удумаешь снова упасть в обморок. В обморок Минхо не упал, а медсестра ждала его вместе со стойкой и системой, отвернувшись. Когда он снова оказался в постели, его мысли прояснились, а жар отступил под действием лекарств и второй капельницы, у Минхо возник закономерный вопрос, который он тут же озвучил женщине. — Как Вы узнали, что мне плохо? Я не успел даже на пост позвонить… — А это сосед у тебя бдительный, — хмыкнула она. — Увидел, что ты свет включил, посмотрел и увидел, что ты упал в обморок. Вот и позвонил сам на пост. Так и прибежали. Минхо промолчал. Возможно, тот молодой мужчина спас ему жизнь. И Ли был безумно ему благодарен, только не знал, как это выразить, поэтому смотрел в потолок и думал о нём. — Давно он там лежит? — спросил парень, когда капельницы закончились и он совсем ожил. — Скоро второй месяц пойдет, но для нашей больницы это нормально, новичок еще, — махнула она рукой. — Поблагодари его потом, — и сама его потрепала по голове. — А у Вас не найдется ручки и бумаги?.. — Чего же не найдется… Так после бессонной ночи на стекле появилась первая записка, которая была приклеена с помощью воды. «Я не знаю, как зовут моего героя, но могу лишь сказать огромное спасибо» Минхо долго думал, стоит ли добавить в конце сердечко и в конце концов добавил, думая, что потом спишет это на температуру, которой у него не было.

***

Проснулся Минхо рано, потому что уже другая медсестра пришла и принесла ему завтрак. Каша с огромным количеством масла выглядела ужасно, но для голодного Минхо казалась благословением, так что от нее не осталось ничего. Пока он ел, он украдкой поглядывал в соседнюю палату, но там было пусто. Его записка все еще была приклеена к стеклу (он продолжал мочить её, чтобы она не упала). Минхо почесал нос и тут же чихнул, пугая самого себя. Он сморщился и уткнулся в телефон, листая ленту, но что-то все равно не давало ему покоя. Его беспокоило отсутствие соседа. Чтобы отвлечься Минхо сел за выполнение домашних заданий и теперь все его внимание было приковано к ноутбуку. Это действительно отвлекло его и он не заметил, как сосед вернулся и с улыбкой сначала увидел тёмную макушку, потому что Минхо опирался спиной на стену. И только потом увидел записку. Улыбка тронула его полные губы и ямочки заплясали на его щеках. Мужчина достал из своего шкафа старую тетрадь и новые маркеры. Минхо вскоре вздрогнул от того, что по стеклу тихо постучали. Он подскочил и повернулся, увидев своего соседа, который прижимал к стеклу записку. Ли ему робко улыбнулся и поклонился так низко, как мог, а затем прищурился, читая. «Меня зовут Чан и я рад был помочь тебе, (?)» Парень округлил глаза и сорвал свою записку, почти сухую. «Ли Минхо, очень приятно! Как я могу Вас отблагодарить?» «Выздоравливай поскорее и выбирайся отсюда! На улице скоро будет совсем хорошо, ты не должен пропускать весну» «Хорошо! Давайте тогда вместе выписываться. Я тут еще две недели буду, так что поторопитесь!» И тогда Минхо увидел, как улыбался его герой, которого звали Чаном. Его волосы были уже довольно длинными и завивались забавно, создавая целую шапку из крупных кудрей, что выглядело очаровательно. Его глаза превратились в щёлочки, а ямочки заиграли на бледном лице. Парень даже подумал, что у него снова начинала подниматься температура, потому что кровь прилила к щекам. Он бы хотел написать что-то еще, но место на бумаге закончилось. Тогда Минхо припал к стеклу и подышал на него, заставив запотеть. Изо всех сил стараясь писать зеркально, он смог написать три буквы: «kkt?». Чан с улыбкой кивнул и исчез, наклонившись к своей кровати, чтобы подхватить свой телефон. Он быстро нашел то, что было нужно и вот Минхо сканировал код, чтобы открыть с ним чат. Они стояли совсем рядом, их отделяла стена и слой стекла, но они не могли слышать друг друга. Зато теперь могли переписываться без бумаги. Чан оказался совсем не страшным и очень даже милым, так что общение полилось рекой, потому что обоим было скучно. Они говорили обо всем на свете, о музыке и фильмах, о своих вкусах на книги и парфюмы, о своих питомцах. chrmn Моя собака сейчас у знакомого на передержке, было жаль отдавать 1.41 am

leemin

представляю… у меня 3 кота. люблю их до жути

1.42 am

leemin

а почему родителям не отдал песика?

1.42 am

chrmn потому что родителей нет 1.42 am

leemin

ой… мне очень жаль, извини, пожалуйста, Чан

1.43 am

chrmn Да всё нормально, я их и не видел никогда, так что не страдаю 1.43 am Минхо был счастлив перестукиваться с Чаном по утрам, когда они оба хотели поговорить. А еще они освоили приложение для друзей и парочек, чтобы вместе смотреть кино. Они хохотали, когда смотрели «Один дома» и другие комедии. О фильмах других жанров они даже не заикались. В больнице и без того было грустно. Особенно грустно было, когда Минхо замечал, как Чан кашлял. Это случалось редко, но все же случалось. Приступы кашля одолевали его иногда и заканчивались тяжело. Напугало Минхо окровавленное полотенце, которое заставило вернуться с небес на землю. Прошла целая неделя с того момента, как они начали дружить, но они ни разу не заговаривали о своих болезнях. Конечно, они были недостаточно близки, но парень ни разу не видел, чтобы хоть кто-то заботился о Чане и приносил передачки. Ли только каждый раз вздыхал тяжело, когда смотрел на тяжелую дверь с табличкой. А потом улыбался Чану через стекло. chrmn Приятного аппетита! 2.00 pm

leemin

Спасибо, конечно. Тебе тоже приятного, но я не представляю, как можно есть этот суп…

2.01 pm

chrmn Слишком жирный для тебя?) 2.01 pm

leemin

Если честно, то да. Я не привык к такой еде. Много масла

2.01 pm

chrmn Увы, такое у нас тут питание. Калорийность должна быть высокой 2.01 pm

leemin

Конечно, ты же качок, тебе много надо. А я танцор, мне бока нельзя!

2.02 pm

Минхо пытался шутить больше. А еще ему хотелось услышать голос Чана, потому что они пока что не общались вот так. Почему-то ему казалось, что его голос не должен быть слишком низким. Скорее похожий на его собственный, звонкий и приятный. — Скажите, а Чан… Что можно передать ему из еды? — спросил Минхо, ужасно смущаясь, когда медсестра пришла, чтобы поставить капельницу. — Мне кажется, он немного похудел. — Не кажется, — покачала головой женщина. — Любые фрукты, овощи, сладости. Ему всё можно, но лучше фруктов побольше. Мы тут прям уж апельсинами и всякими манго не богаты. А ему это нужно всё. — У него всё плохо? — прямо спросил Минхо, сглатывая и не желая слышать ответ. — У него спроси, — посоветовала она. — Захочет — расскажет, а я не могу. Это его личное дело. Скажу только, что худеть ему нельзя, но, как видишь, болезнь забирает много сил. Когда он только поступил, он отжимался раз по сто в день. Теперь по десять. Сердце Минхо ухнуло в пятки. Неужели ничего нельзя было сделать? Определить его в место получше, подороже? Ухаживать за ним? Неужели это было всё? Парень отвернулся и попытался сдержать слезы, потому что было стыдно плакать вот так, да еще и из-за парня, к тому же малознакомого. Еще и медсестра на него внимательно смотрела. — Минхо, мне тоже его безумно жаль, — вдруг заговорила она, беря его за руку и с материнской лаской поглаживая. — Но мы ничего не можем сделать. Мы пытаемся закрыть эти очаги, у нас есть лекарства, но иногда даже все лекарства в мире оказываются бессильными перед болезнью, которую не нашли вовремя. — Как он заболел? — Не знаю. Минхо знал, что она соврала. Медсестра видела, что Чану нужно было рассказать об этом Минхо. Минхо не хотел, чтобы Чан умирал. Чан знал, что умирал.

***

Первый звонок состоялся за три дня до выписки Минхо. У парня дрожали руки и бешено колотилось сердце, когда он принимал голосовой вызов и пытался не обращать внимание на мужчину, который сидел прямо напротив, глядя ему в лицо через стекло. — Не пялься, умоляю, иначе я сейчас спрячусь под кровать, — это была первая фраза, которую сказал смущенный Минхо. Чан лишь рассмеялся в ответ и Минхо был готов слушать его вечно. Его голос обладал гипнотической силой, так что парень, без зазрения совести включил их разговор на запись, чтобы переслушивать, будто подсознательно готовясь к моменту, когда будет невозможно это сделать. Три часа в разговорах пролетели незаметно. Время из-за Чана неслось со скоростью света и Минхо не понимал, что с ним творилось и почему он чувствовал себя так легко из-за него. Они будто были созданы, чтобы поладить. — Кстати, спасибо большое за фрукты, мне очень понравилось. Правда, я поел их, как настоящий свин, так что у меня теперь вся простыня рыжая из-за мандаринов. — Всегда пожалуйста, — расхохотался Минхо, больше не испытывая неловкости, глядя на лицо Чана, пока они стояли друг напротив друга. — Тебе не кажется, что мы похожи на двух заключенных? — Да, действительно, — Чан улыбнулся и почесал кудрявую голову. — У тебя уже через пару дней удо. — Чан… Я… — Минхо опустил взгляд и прикусил губу. — Я не знаю, ты можешь на меня обидеться, но я чувствую, что я ничего о тебе не знаю и… — Я могу рассказать, — абсолютно спокойно кивнул Чан. — Я заболел, когда… — Можешь об этом, — тут же перебил Минхо, мотая головой. — Но я о тебе. Не о твоей болезни. Я знаю, что у тебя туберкулез и… — Я заболел в приюте, в два года, — продолжил Чан и его голос потеплел, потому что он смотрел в обеспокоенное лицо Минхо. — Я не помню себя без туберкулёза, это часть меня. Я чуть не умер в пять лет, но меня вытащили, после этого я рос относительно нормально, хотя иногда случались обострения. В какой-то момент, лет в двенадцать, всё будто отступило. Жизнь наладилась и я смог вырасти и стать солдатом. Меня даже признали годным с моей закрытой формой, которая вроде бы и ушла в тот момент. Я офицер армии и я честно выполнял свой долг, — говорил Чан. — И все было хорошо, но недавно мне снова стало плохо. А потом я понял, что просто пришло время для рецидива, ну и вот где я сейчас. Она развилась слишком быстро, так что я припозднился с лечением. У меня слишком много очагов. Минхо было нечего сказать. Все слова утешения испарились из его головы, а в горле только булькнули рыдания. — Не надо, Минхо, не надо, — улыбнулся своей бесконечно теплой улыбкой Чан. — Я всегда это знал. И всегда догадывался, что не доживу до тридцати, просто так должно было случиться и с этим ничего не сделать, — Чан приложил свою руку к стеклу. — Мне не жаль. Я жил хорошо, не бессмысленно. Минхо приложил свою ладонь к стеклу в том же месте, желая, чтобы оно исчезло, как в Гарри Поттере. Нет, чтобы болезнь Чана исчезла. — Это нечестно, — севшим голосом сказал Минхо, возмущаясь и снова придавая себе ворчливый вид, зная, как это смешило Чана. — В конце концов, сколько страшных ушлёпков ходит по улицам, а такому красивому и хорошему тебе уже пора. Ужас как нечестно! — продолжил бубнить Минхо, расхаживая по своей палате и веселя Чана. — Единственный человек, который мне так сильно понравился, и того у меня забирают, как шоколадную конфету! Чан замер. Минхо тоже. Минхо понял слишком поздно, а Чан слишком рано. Мужчина хотел было что-то ответить, но Минхо в этот раз был быстрее. Он с бешеной скоростью сбросил вызов. Пока Чан с непониманием смотрел в свой телефон, парень успел повторить трюк, как в первую ночь. Он малодушно выключил свет и упал на свою кровать, теперь с головой накрываясь одеялом.

***

Анализы Минхо были в полном порядке. Флюорография Чана была отвратительной. Никто из них больше не поднимал тему симпатий, а неловкость исчезла наутро, когда Чан написал привычное «утречко, что сегодня снилось?». Этот день был особенным, потому что он был последним. Медсестра передала Чану последний пакет с фруктами, которые Минхо настоятельно попросил у родителей, а сам Чан был все таким же смиренно-добрым. Он принимал свою судьбу покорно и не злился. Он злился в подростковые годы и сетовал на то, как несправедливо обошлась с ним жизнь, но вскоре понял, что отравлял этим себя лишь сильнее. Поэтому он решил радоваться каждому своему вздоху и тому, как было хорошо жить. А Чан, между прочим, обожал жить. Это было весело. С Минхо было еще веселее и радостнее, даже в больнице. Но вот они опять смотрели друг на друга, как в первый день. Минхо был в толстовке, Чан в шортах и майке. Теперь парень видел, как на самом деле он осунулся спустя всего две недели их знакомства. — Обещай, что мы продолжим общаться. Я хочу тебя слышать. Ты клялся, что прочитаешь мне «Маленького принца» в голосовых, — потребовал Минхо, держа свою руку на стекле и видя, как Чан отзеркалил его движение. — Прочитаю, — пообещал Чан снова. — Минхо, в ту ночь… — Забудь, — простонал Ли и уткнулся лбом в стекло, прикрыв глаза. Его лицо залил неловкий румянец. — Ты мне тоже нравишься. Очень, — тихо признался Чан. Ему было нечего терять. Он все равно не выйдет из этой палаты, так что он просто ткнулся лбом в то же место, что и младший. Если бы не стекло! — Если бы мы встретились не так, я бы тебя не отпустил. — Это слабое утешение. Тогда найди меня в другом мире, — попросил Минхо, чувствуя, как слезы начинали собираться в его глазах. — А может снова сам ко мне придешь? Клянусь, я буду болеть не так серьезно, — рассмеялся Чан. — Как насчет рехаба? Придешь волонтёрить? Тогда сам будешь мне Экзюпери читать. — Хорошо, тогда я сам тебя найду. И Минхо сделал то, что со стороны смотрелось бы настоящей глупостью. Он прижался губами к стеклу. Чану это не казалось глупым, потому что он был отражением Минхо в этом действии. Через стекло, но их губы были совсем близко. Если бы не стекло, они бы целовались, как настоящие люди. Ах, если бы не стекло! Если бы…

***

Через месяц после того, как Чан сдержал своё обещание и прислал серию голосовых сообщений, ему стало сложно говорить. Ещё через месяц он стал совсем плох, а Минхо совсем в него влюбился. Чан чувстовал себя одиноко. Как бы он не храбрился, умирать было страшно. Просто потому что он не знал, как скоро его найдёт Минхо в следующий раз. А пока только его голос звучал радостно в ушах. Он бы и в один только голос мог бы влюбиться. По ощущениям бы узнал его тонкий ровный нос, его красивые брови и овал лица. И он бы лишь пальцами мог бы сказать, насколько его Минхо был красив. В последнюю ночь горячка стала невыносимой и Чану показалось, будто он видит галлюцинации. Потому что не могло такого быть, чтобы в его палату, в герметичном комбинезоне, очках и в маске входил Минхо. Он сразу его узнал. По глазам. И руки сам к нему протянул, чувствуя слезы на своем лице. Минхо сел на его кровать и обнял крепко. Наконец-то, крепко его обнял, прижимая к себе, как маленького ребенка, и за руку держал, рыдая рядом. Это было все, чего мог пожелать всю жизнь одинокий Чан. Умереть не одному. Конечно, он хотел бы умереть в бою, как герой, но в глазах Минхо он и был героем. Потому что боролся до конца и каждый день писал ему милые сообщения, пока шевелились пальцы. Чан умер, пока Минхо держал его за руку, устроившись на полу. Бессонная ночь сморила его и он уронил голову на худую руку Чана, держась за другую крепко, как за спасательный круг. Он не заметил, как Чан ушел от него на рассвете и мужчина не мог желать большего. Только улыбнулся, чувствуя, как свежий воздух летнего утра проникал в его истерзанные лёгкие в последний раз и подумал, как удивительно хороша была жизнь и как прекрасно было жить. Как прекрасно было жить, прошептав напоследок «я тебя люблю», даже если его не услышали. Как прекрасно было жить, имея того, кому можно было это прошептать напоследок. Как же прекрасно было жить.