Дым сигарет с ментолом

- Хочешь поговорить мамой? – протягиваю я ей телефон. - Я умереть хочу, - хрипит она. – Мне кажется, это никогда не кончится. Как раз заходит медсестра и слышит наш разговор: - Кончится, - говорит она. – У нас ещё так не было, чтобы не родила, все рожают, и ты родишь. Она уводит Юльку на очередной осмотр. Я сижу и пытаюсь успокоиться. Мне надо успокоиться, чтобы потом успокаивать Юльку. Она же в первый раз рожает. Её приводят назад улыбающуюся и счастливую. Правда счастье это длится не долго, ровно до следующих схваток. Юля становится на четвереньки, упирается головой в подушку и стонет. - Что, Юлечка, что моя хорошая? - Больно-о-о-о-о! - воет она. – Господи, как же мне больно. Хватает меня за руку и шипит, сцепив зубами: - Сделай же что-нибудь? - Что сделать? - Выруби меня, давай, прямой в челюсть и я вырублюсь…. А-а-а-а-ай. А как очнусь – уже рожу, буду с ребёночком на руках. - И с фингалом. Юлька смеётся сквозь слёзы. Опять заходит медсестра и говорит: - Раскрытие всего два пальца, но можно ускорить. - Как? – одновременно с Юлькой спрашиваю и я. - Прокол пузыря. - А это не опасно для ребёнка? – нахмуриваюсь я. - Давай, прокалывайте, а лучше убейте меня. - Да всё у тебя будет в порядке, не убивайся ты так, все рожали и ты родишь, главное дыши и не тужься. Юлька на меня смотрит и головой качает: - А так хочется тужиться. - Да, кстати, а почему нельзя тужиться, в фильмах же показывали… - говорю, но меня перебивает медсестра. - Тужиться будешь, когда рожать начнёшь, а у тебя открытия нет. - И уходит. А мы ещё целый час непонятно чего ждём. Я сажусь на кресло и смотрю в одну точку, а Юлька каждый три минуты поднимается и натурально на стенку лезет. А в остальное время она судорожно пытается уснуть. - Я уже пять часов рожаю, - говорит она. – С утра сюда приехала и мне всё хуже и хуже. - А обезболивающих никаких не бывает? Наркоз, например? – Говорю. – Неужели за сотни лет ничего так и не придумали. - Спиналка, но у меня могут быть противопоказания. Ну и кесарево. - Давай кесарево делать! – хватаюсь я за соломинку. - И мне потом со шрамом всю жизнь ходить? Нет уж, - ухмыляется она и тут же начинает стонать. – А-а-а-а-а! - Всё, это невозможно, - говорю. – Давай кесарить, давай уже рожать, я не могу смотреть на то, как ты мучаешься. - Да куда ты вскочил, – хватает она меня за руку. – Сиди. Я что зря терпела целых пять часов. И ещё потерплю. Да что же так болит! - Сжимает она зубы и чуть не плачет, хотя слёзы текут. Время летит незаметно, и вот ещё полчаса пролетело. А значит у нас очередной осмотр. Заходит сразу два врача, один что-то там меряет, я не особо вижу что именно, да и не присматриваюсь. А другой статоскопом слушает её живот. Я так понимаю сердцебиение ребёнка. - Есть раскрытие, четыре, - говорит сестра, и они с врачом уходят. - Это много или мало? – смотрю я на Юльку. - Надо десять, ну или хотя бы семь, чтобы они пузырь могли проколоть. Денис, я в туалет хочу. - Так сходи. - Куда? В Ведро! Отведи меня в туалет. - Держись за меня, - помогаю ей встать и под ручку веду в уборную. Юлька вся дрожит и тяжко дышит. Она не плачет только потому, что сил у неё не осталось на то чтобы плакать, все силы на эти дурацкие спазмы ушли. Мы доходим до туалета, и я помогаю ей сесть на унитаз. Предварительно простилаю его туалетной бумагой, а то мало ли тут какая зараза, хотя родом же, должно быть чисто. Юлька сидит в туалете и прямо в этот момент у неё случается схватки, и она изо всех сил вцепилась в мою руку и держится. Не слышу, чтобы она в туалет сходила, просто стонет и дышит, так глубоко, как даже во время секса не бывает. Смотрю на неё, какая же она красивая, даже с пузом, с отёкшими ногами, с красными глазами, измученная и страдающая. Как же сильно я её люблю. - Всё? – говорю. - Я не сходила. - Давай тогда. - Я не могу… - плачет она. – Я по большому хочу, но не могу. А ещё мне нельзя. Бедненькая, как же я хочу забрать себе часть её боли и страданий. Хочу, но не могу. Мы возвращаемся из туалета, а нас уже поджидает врач. Он быстро что-то там измеряет и радостно сообщает нам: - Есть открытие, будем пузырь вскрывать. - Наконец-то, - улыбается Юлька, стойко переживая очередные схватки. Врач поднимает повыше её кровать и устанавливает специальные подставки для ног. А я просто рядом сижу и смотрю на то, как он ставит внизу какой-та тазик и простилает всё там простынями. - Пелёнки, - говорит, - вы с собой взяли пелёнки? - Да, пакет в углу стоит, - сообщает Юлька. Бегом за пакетом, распаковываю и протягиваю одноразовую пелёнку акушерке. Та прокладывает всё вокруг, после достаёт их герметичного контейнера спицу с крючком на конце, похожим на вязальный. Дальше я не смотрю, походу я слишком слабонервный, чтобы на такое смотреть. Но когда опять поворачиваюсь, то вижу следы какой-то жидкости со сгустками крови. Походу отошли воды и живот у Юльки уже не как барабан, а слегка притух. - Сейчас рожать будешь, - говорит ей акушерка. Юлька хватает меня за руку, а я сижу рядом и крепко-крепко держу её. - Смотри, сейчас надо будет тужиться, но только тогда когда я говорю, поняла? – Говорит врач. - Ага, - кивает мы одновременно. - Папаша, ты возьми салфетки и будешь с её лба пот вытирать. - И всё? Больше ничего? - Не надо, ты уже и так всё сделал, - кивает на живот. - Потом ещё пуповину обрежешь. Я улыбаюсь и на Юльку смотрю, а она целует на меня. От счастья у меня даже слёзы на глазах наворачиваются. В это время в комнату набегает медсестёр, человека три-четыре. Что они все здесь будут делать? Насколько я понимаю, две – это просто студентки, интерны, практика у них в роддоме. А остальные будут Юльке помогать тужиться. - Готовы? - Смотрит на своих подопечных врач, - начали. - Они одновременно кладут Юлькины ноги на подставки и привязывают их, а после одна из них мягко нажимает на живот, а другая проводит какие-то манипуляции внизу. Я не могу на это смотреть. А ведь раньше я считал, что не боюсь крови. - Давай, изо всех сил, тужься! – Кричит врач. Юлька набирает воздуха в грудь и тужится, она так вцепилась в мою руку, что сейчас мне все кости переломает. А медсестра тем временем изо всех сил давит ей на живот. Это пыточная какая-то, а не роды. - Головка появилась, - сообщает врач. - Как, уже?! - не выдерживаю я и всё-таки смотрю туда вниз и вижу макушку ребёнка. У нашей детки чёрные волосы. Странно я думал, дети рождаются лысые, без волос. - Тужься, тужься, чего расслабилась! – И Юлька опять сжимается изо всех сил. В третий раз и в четвёртый. Я уже счет потерял, когда, наконец, слышу детский крик. Всё не так как в фильмах, это скорее хрип какой-то. Но я вижу радость на измученном лице своей любимой и понимаю, что это именно крик. - Давай, папаша, - протягивает мне врач ножницы с тупыми кончиками и пуповину. - Да это не обязательно… - смотрю по сторонам и понимаю, что проще мне взять и сделать, чем спорить с ними. Просто я считаю, что всем должны заниматься профессионалы. Но раз уже я здесь, то можно и перерезать. А пуповина она такая полная как воздушный шарик. Я перереза её, а тем временем нашу малышку пеленают и нам показывают. - Смотрите, какая у вас красивая девочка, - говорит врач. – На папу похожа. И я впервые в жизни смотрю на свою дочку. Маленькая, сморщенная, фиолетовая, и голова как у инопланетянина, вытянутая. Смотрю на Юльку, она мне улыбается, и опять на детку, которая кряхтит. - Я что и вправду такой стрёмный? Её кладут на кровать, рядом с Юлечкой и она носом уже ищет сиську, врачиха помогает ей найти. - Какой стрёмный, я тебе дам стрёмный, она самая красивая девочка на Свете, - радостно прижимает её к груди Юлечка, пока её там внизу прочищают. Я по выражению её лица вижу, что ей больно. Походу эти роды никогда не закончатся. - А чего у неё голова такая? – допрашиваю я. - А как ты пройдёшь через родильный канал, голова поначалу немного сплюснутая, но скоро распрямится, а через полгода родничок зарастёт, - объясняет мне акушерка. - А цвет кожи? А глаза почему в разные стороны смотрят? - Папаша, у вас красивая здоровая девочка… - качает она головой. – Эх мужики, ничем вам не угодишь. Я успокаиваюсь и сажусь рядом. Сижу и смотрю на Юльку. А она такая измученная-измученная, но счастливая-счастливая, лежит и засыпает. - Как назовём, - спрашиваю я. - Настенька, - отвечает Юлька. - Красивое имя. - Папаша подай мне силиконовую накладку для груди, пока она тут мне всё не разгрызла, - говорит Юлька. Я поднимаюсь и иду к пакету, роюсь там какое-то время, накладку ищу, а когда возвращаюсь – Юлька уже спит. Настенька лежит рядом и сисяется. Не стану будить, Юльке отдохнуть надо. Тихо сажусь рядом и смотрю на них. - Ох ты и стрёмная, Настя Зотова. Неужели все детки такими рождаются, может я просто чего-то не понимаю в красоте? – Рассуждаю я шёпотом. – Надеюсь, когда вырастешь, ты будешь похожа на мамку. Поздравляю, ты родилась, самое сложное уже позади, осталось немного – жизнь прожить. Научиться сидеть, ходить, говорить, вырасти, в школу пойти, замуж выйти, тоже родить, а потом можно и состариться. - Опять смотрю на неё, такая сморщенная, но кожа уже обретает привычный розовый оттенок. – Сегодня я в Москву, а через день вернусь, заберу вас с мамкой отсюда. Будете у меня жить. Если захочешь, и бабушку заберём. Надо тебя прабабушке и прадедушке показать. Настенька выпускает изо рта сиську и начинает кряхтеть. Наверное, что-то мне сказать хочет, разговор поддержать. - Сначала говорить научись, а потом поболтаем, - говорю. Но она продолжает. – Тихо ты, ещё Юльку мне разбудишь, в смысле мамку. - Кх-кх-кх-кх, - вертится она. - Да что у тебя там такое? Беру её на руки, а она мелкая, на одной ладошке помещается. Сажать на попку ещё нельзя, до полугода девочек вообще нельзя сажать. Смотрю – обосралась чем-то чёрным. «Разбудить Юльку, чтобы памперс поменяла? Нет, пускай спит». Кладу Настеньку к Юлечке, так чтобы она не упала, а сам опять в пакете копаюсь, нахожу памперс нулёвку и достаю один. Вроде как ничего сложного, снимаю и тот вытираю её салфеткой. Надеваю свежий, только так, чтобы прищепку на пупке не задеть. Кладу мелкую рядом с мамочкой. Настенька успокоилась и засыпает. Умаялась мелкая. Конечно, рождаться ведь сложно. Переработались за сегодня мои девки. Надо бабушке позвонить, обрадовать, что у неё внучка родилась. Но не сейчас, а позже, не хочу их будить. Сегодня самый лучший день в моей жизни.