***
Перевалило далеко за полдень, прекратило мести, небо по-прежнему хмурилось и грозилось обернуться крупным снегопадом, но ненадолго взяло передышку. Подмораживало. Вспомнив, что с утра видел разводы инея на окнах, Вирен покачал головой и увел друга в теплый трактир, сразу нацелившись к своему любимому месту — у потрескивающего камина. Он вдруг понял, что и правда проспал завтрак, и живот свело от голода. Играла незатейливая музыка, какой-то мелкий демоненок, на вид школьник, терзал старую скрипку, но выходило у него удивительно приятно, струны плакали, смеялись и разговаривали, а не орали драной кошкой, как можно было ожидать. Шумели разговоры. Вирен пожалел, что у него с собой нет гитары, а то он бы тоже мог спеть одну из отчаянных, надрывных баллад Высоцкого — особо он любил «Книжных детей»… Устроившись за столом, Вирен почти сразу забыл о песнях, вытащил из сумки кошель. Для того сначала пришлось вытянуть тетрадь, и Вирен решил воспользоваться моментом и написать что-нибудь. — Можно посмотреть? — попросил Рыжий, приметив, что Вирен на скорую руку черкает что-то в тетради простым карандашом — за неимением перьевой ручки. — Для чего тебе вообще эта тетрадка? — Скучно, — буркнул Вирен. — Не знаю, на сколько меня хватит. Наверное, когда мы попадем в Тартар, не получится часто туда писать. Но если что-то случится, хотя бы это от меня останется… — Десяток страничек про душевные страдания? — беззлобно уточнил Рыжий, стараясь сгладить слова дружеской улыбкой. — Хорошо наследство. — Ты стал страшным циником, пока мы не виделись, — покачал головой Вирен, внимательно к нему приглядываясь. — Может, повзрослел… А-а, прости, — махнул рукой Рыжий. — Я волнуюсь из-за похода, вокруг слишком много шума: и маги, и купцы, и гвардейцы… Знаешь, сколько наемников хотело бы попытать счастья? Я с трудом пробился — помогло, что в прошлом работал с Гвардией. Твой лейтенант меня вспомнил и одобрил, вот Вахза и заключил со мной контракт. — Тебя забудешь… Так ты не пересекался с Ринкой? — нетерпеливо спросил Вирен. По демонице он тоже скучал и мечтал поболтать и с ней; Ринка, Ринавирель — блестящая воровка, уж ей-то что могло понадобиться в Тартаре, Вирен не мог представить, но обрадовался, когда услышал о ней в тихой сплетне, гулявшей среди гвардейцев и местных. — Ну, мы… разговаривали. Она связалась со мной полнедели назад. Сложив простенький знак, Рыжий поджег связной амулет на шее, помолчал, глядя отсутствующим взглядом, а потом с улыбкой кивнул Вирену: — Скоро будет, ее задержали какие-то дела, — тоскливо сказал Рыжий, сбрасывая заклинания. — А пока… Эй, еще пива! — махнул он трактирной разносчице, улыбаясь. — Двинемся ведь к вечеру… — Смотри, упадешь с лошади — я тебя спасать не полезу! — полушутливо пригрозил Вирен. И Вирен протянул Рыжему журнал, беспечно позволяя полистать первые страницы того, что накропал давешним вечером, мучаясь из-за неровного света настольной лампы: магический кристалл в ней почти разрядился. Рассмотрев дорогую кожаную обложку, Рыжий неторопливо раскрыл тетрадь, развязав неаккуратный бантик из шнурков.***
Ленвис, Девятый круг, два дня до похода
Каждый раз, когда меня спрашивают, для чего мне понадобилось тащиться в Тартар, я теряюсь и несу какую-то чушь. Ответа, по правде, не знаю сам. Кому-то говорю одно, другим — второе… Мне кажется, смешалось все: и жажда совершить что-нибудь эдакое, прославиться и отпечататься в веках, подобно гвардейским героям времен старых войн, и любопытство — целый дикий мир, населенный загадочными тварями, и поиск ответов… Выбрать одну главную трудно, но я однажды проснулся и твердо решил, что поход жизненно мне необходим, иначе какой из меня мужчина. И так и стало. Но скажешь такое — засмеют. С детства мне — и всему Аду — рассказывали сказки. Тартарскими чудовищами пугают мелких демонят, чтобы не шастали по ночам: дикими псами, фуриями, змеями, тенями и сотнями подобных тварей. Самый страшный сюжет — про явившихся из Тартара Четверых, которых у нас прозвали Всадниками Апокалипсиса; их имен Ад не помнит, придумал клички, вошедшие в историю. Сейчас они мертвы, сгинули… почти все. Я давно спрашивал себя, что это за сила и для чего она. Может, удастся вызнать. От похода меня пробовали отговаривать, но не настаивали; меня никогда не неволили, и у меня были все шансы вырасти избалованным ребенком. Но воспитывала Гвардия, потому я с детства вбил себе в голову их самоотверженную храбрость. Кара неожиданно поддержала меня, позволяя удариться в детское упрямство. А Влад с Яном, кажется, испугались, но виду не показывают. Слышал я тех, кто говорил, будто Ленвис — самый скверный город во всем Аду. Может, они и правы. Приземистый, грязный, злобно мерзнущий городок. Едва мы прибыли, мне захотелось закутаться в одеяло с головой; в глаза бросились окраинные скособоченные домишки. К центру стало хоть сколько-то похоже на город, но я, привыкший к пышности и убранству Столицы, все время останавливался и глазел на неторопливую скотину, гуляющую по дальнему кварталу, или рассыпавшихся из трактирного дворика кур.Ленвис, Девятый круг, один день до похода
Пытаюсь не повеситься от скуки. Заняться в Ленвисе нечем, гулять по ночам не разрешает лейтенант, он все твердит, что Гвардия должна вести себя прилично, кидается разнимать драки в трактире и все время пытается приладить нас к какой-нибудь работе, чтоб не бесились без дела. Рота сегодня крыла крышу на доме брата трактирщика — за пару разбитых окон и расколоченный стол. Он-то хотел деньгами, но с Волком спорить побоялся. Я ездил с местными стражниками, слушал на базаре сплетни — узнал, что в городе Ринка, обрадовался и полез вызнавать, пока кто-то меня серьезно не предупредил, что в наемничьи дела лучше не вмешиваться. Отстал, долго ходил по улицам, надеясь как-нибудь с ней столкнуться. С Ринкой мы познакомились год назад, когда старые люциферовы аристократы пытались снова захватить власть, и она здорово помогла Гвардии, хотя закрутилось все вообще-то с нее: именно Ринка по незнанию свистнула для врага Соломоново кольцо, такой древний артефакт, который может подчинять демонов. Сложная история. С тех пор мы с ней и Рыжим подружились, хотя вижу я их нечасто. Наемники — что с них взять, сегодня на Девятом круге, завтра носятся по Столице. Вечером сидел с Ниираном, он все-таки хороший демон, хотя и служил мятежному Маркизу Мархосиасу когда-то. Угостил меня местными сладостями, он их дочкам набрал, посылал на Первый круг вместе с нашим связным, но приберег немного для себя. Познакомился с демоницей Дией, она работает на кухне, очень милая… Подсела к нам, слушала, как Нииран болтает про то, что Тартар когда-то был живым миром вроде нашего, пока с ним что-то не случилось, что иссушило земли и уничтожило всех его обитателей — уцелели лишь самые дикие, неприхотливые, озлобленные. Я долго молчал, крутя эту мысль в голове, и сладости мне показались горькими, потому что вдруг подумалось: в Тартаре когда-то мог жить народ, похожий на нас или на людей. Или, возможно, даже на ангелов. Страшно думать, что и Ад однажды может встретить свой конец. Будет причиной этому война вроде той бойни с ангелами (в тот раз погиб их мир, старшие гвардейцы уничтожили Рай собственными руками) или какое-нибудь стихийное бедствие… Я решил, что не хочется мне доживать до этого года, а Нииран, видимо, увидев мое перекошенное лицо, заметил, что сейчас Ад только-только начинает расцветать. И верно: в Исход мы победили ангелов, в гражданскую свергли старых владык… Для Ада мир начинается. Мне всего-то восемнадцать, я рос уже, не зная вечной битвы с Раем, лишь туманно вспоминал войну между Люцифером и Гвардией, а потому не мог сообразить, как Ад изменился. Наверное, старшие лучше это видят. У Дии красивая улыбка. Я хвастался ей той историей с восстанием Мархосиаса. Вообще-то победили его мои родители, а я так, вертелся рядом, но она была впечатлена и раз за разом просила рассказать, как уничтожили кольцо Соломона и казнили на площади Мархосиаса… И я снова заскучал и по Рыжему с Ринкой, шатавшимся где-то рядом, но так далеко, что это сводило меня с ума, и по Каре, Владу и Яну, оставшимся в Столице — за восемь кругов от меня. Завтра разделять нас будет целый мир.***
Отложив дневник, Рыжий задумчиво постукивал по столу. В это время Вирен, дождавшийся миски с мясной похлебкой, торопливо ел, обмакивая в нее свежий хлеб. В трактире было шумно, мало места: те демоны, что наблюдали за караваном, решили тоже поесть и выпить, поболтать о том и о сем… Метались девицы, вихляя крутыми бедрами под цветастыми юбками и хвостами с пушистыми кисточками, точно дразнясь. Все они были разрумяненные, бойкие и веселые, однако за особое внимание можно было схлопотать и подносом по рогам — местные не баловали, наблюдали так, приятно скалясь. Но Дии не было видно — значит, сегодня она не работала, иначе непременно бы высунулась из кухни, вытирая лицо вышитым рушником и оглядывая колобродящий трактир, подсела бы к кому-то, чтобы послушать мальчишечье хвастовство и пару древних легенд… Вирен понял, что скучает по ней, и даже нащупал в себе вину, потому постарался тотчас же переключиться. — Неужели все так плохо, невозможно читать? — пробубнил Вирен, потому что Рыжий давно отложил тетрадь и молчал. Его учили, что с набитым ртом не болтают, но любопытство пересилило. — Я никогда раньше не писал… Но читал, ты знаешь. Мне Ян говорил — он мемуары скоро издает, слышал? — так вот, Ян говорил, чтобы научиться писать, нужно сначала стать настоящим читателем, понять, как пишут другие. У Вирена было много книжек, чтобы учиться, и ему, когда он два дня назад начал заполнять белые листы, показалось, что все это было для того, чтобы самому написать. Пусть криво, пусть коряво, до Яна с его легким, резким слогом ему не достать, но пару шажков Вирен сделал, проковылял, и потому ему так важен был вердикт приятеля. — Да нет, нормально, — признался Рыжий. — Ты знаешь, я не очень разбираюсь, не как ты… Одни гримуары читаю, а там особого ума не нужно, срисовал фигуру, проговорил заклинание — готово! А, книжка! — вдруг вспомнил он и разулыбался, и улыбка очень ему шла. — Ты ведь давал мне книжку! Полгода назад, у гвардейского замка, что в Столице, Вирен и правда всучил ему томик Стругацких в дорогу, надеясь, что однажды книга напомнит о нем, о всей Черной Гвардии и о безумных днях, за которые они вместе пытались спасти дрогнувший Ад от Мархосиаса. Теперь Рыжий, бормоча, чтобы он подождал, принялся рыться в своей сумке, пока наконец не нашел ту самую книгу. Повертев ее в руках, Вирен заметил, что страницы загнуты кое-где, обтрепались по краям, а задней стороны обложки нет… Страницы пожелтели, на одной было какое-то расплывчатое пятно, бумага пошла легкими волнами. Рыжий все-таки не был чтецом, но теперь он потупился. — Прости, я почему-то не подумал, что они такие хрупкие, — повинился Рыжий. — Испугался, что испортил тебе книгу, читал ее дорогой, поэтому она так… износилась. — Возьми, — попросил Вирен, придвигая ему томик обратно. — Тебе понравилось? — Да… но Рэд — дурак, конечно, счастье можно было и дома найти, с семьей не расставаясь… Я несколько раз читал, пытался понять, но осознал, что Зона эта — что наша адская магия, зовет… — Проговорив это, Рыжий ухмыльнулся: — Мы с ним и правда похожи — не только именами. Может, эта книга и помогла мне немного разобраться в себе, я чаще стал заезжать к родным, как выдастся минута. А почему ты, кстати, продолжаешь звать меня Рыжим? Успокоившийся Вирен вернулся к миске и проглотил пару ложек наваристого супа. — Тебе так привычнее, вот я и зову. Кроме того, какой бы это был запутанный разговор, если бы мы обсуждали книжку и путались в именах! Сказал бы я, что Рэд дурак, ты бы мне своим колдовством в глаз засветил. Понаблюдав за ним, Рыжий тоже заказал себе поесть, ограничившись сушеной рыбой; облизывался по-кошачьи и нетерпеливо обгрызал, но взгляд у него был задумчивый. Книгу Рыжий бережно убрал в сумку, вытащил какой-то амулет и рассеянно водил над ним рукой — он вспыхивал разными цветами, и Вирен завороженно рассматривал маленький прозрачный камушек, в котором пухли искорки. Он почти не умел колдовать, хотя когда-то его учили основам; если сравнивать с любимыми им книгами, магию Вирен до сих пор читал по складам… — Ты ведь знаешь, мы пойдем в Тартар через шахты, там как раз добывают хрусталь для амулетов? — спросил Вирен. Он сам пару дней назад гадал, как можно попасть в чужой погибший мир, но Нииран ему рассказал, и ему не терпелось показаться всеведущим. — Раньше многие горняки туда случайно проваливались, но после гражданской ходы запечатали понадежнее. В шахтах наши миры соприкасаются теснее всего… — Наибольшая глубина… — произнес Рыжий. — Да ну — прямо в шахты? С лошадьми и телегами? Они ведь не протиснутся. — Ну нет, рядом, — почесав затылок, согласился Вирен. — Там площадку расчистили, вчера наши ездили проверять, говорят, все очень хорошо устроили. Удивительно, чего мы ждем? — Магия быстро не плетется. Чтобы создать портал такой силы, чтоб перебросить нас всех, нужно сидеть долго, вычерчивать символы, а потом влить в них энергии… — Помолчав, Рыжий добавил, как бы оправдываясь: — У меня неважно получаются порталы, лучше боевая… А так бы я помог. Еще недолго они поболтали о магии, в которой не понимал Вирен, и о книгах, в которых плыл теперь Рыжий, но чудом не разругались; пришлось обещать заинтригованному другу несколько новых томиков Стругацких и, может быть, детские рассказы Булычева, потому что Вирен их ностальгически любил (их когда-то по вечерам читал ему Влад, когда все сказки кончились и пришла пора советской фантастики). А Рыжий так увлекся, что даже о пиве позабыл, сидел, кончиком пальца выводя какие-то символы на слегка липкой столешнице. — Думаю я все, что все-таки могло уничтожить Тартар, — признался Рыжий. — Небывалое должно быть заклинание! Ведь чтобы спалить Рай, понадобилось колдовство от самого Люцифера, да и, к тому же, напитанное жертвой… — Не копай магию, которая может тебя сожрать, — напомнил Вирен народную мудрость. — А то останутся от тебя, как и от мира, рожки да ножки… Рыжий оскорбленно замолчал и почесал рога.***
По небу Девятого неясно было, какое сейчас время: выходя на улицу и воздевая голову, Вирен и утром, и вечером видел одни и те же набрякшие облака, дымку, муть… В полдень становилось чуть светлее, но солнце скоро скрывалось за тучами, вновь погружая Ленвис в сероватые сумерки. Но этот вечер Вирен запоминал специально, и все в нем казалось ему удивительным. Сначала появилась Ринка, вылетевшая из круговорота демонов возле трактира, оказалась рядом с Рыжим, шутливо стукнулась с ним рогами и позволила Вирену сгрести себя в охапку, обнимая, и не отбивалась, как сердитый деловой маг. Она тоже осталась прежней: невысокой, но гибкой, как осока — и резалась остро, но с ними она позволяла себе расслабиться. Ринка торопилась, запыхалась, обычно гладко причесанные, смоляные волосы растрепались, а хвост с мягкой кистью бил по ногам. — Вирен! — восклицала она, тиская его в крепких объятиях. — Ты, кажется, подрос! Совсем взрослый стал! Ринка была старше их с Рыжим на пяток лет и почему-то думала, что ей это дает право сюсюкаться, как с младшими братишками. Выросшему в шумной Гвардии, в большой разномастной семье Вирену это было даже приятно, хотя и чуточку обидно, язвили его гордость умильные гримаски Рины, но вот бедняга Рыжий страдал, незаметно, как он думал, рассматривая ее. Глядел долго и внимательно, а потом отвернулся, словно ему стал интересен уличный гам: сварливая демоница кого-то бранила, громыхая, проехала телега… — Месяц в пустынном мире — у тебя есть все шансы, — втихую подбодрил его Вирен, нахально подмигивая. — А я помогу, подскажу, если что… Рыжий от него отмахивался и пытался заткнуть, но Вирен оказался ловчее. Потом они помогали на гостином дворе Волку, обменивались новостями, запрягали лошадей — чубарая кобылка Ринки явно заинтересовалась конем Вирена, и они злобно кусались, фырча и роя землю лапами. Конюший крыл их крепким матом на архидемонском, мальчики на побегушках сноровисто помогали гвардейцам. Кавалерию учить не надо было, они и вслепую могли бы надеть седло и узду, но пара лишних рук не мешала, и Вирен с чистой совестью дал на лапку какому-то тощему, но верткому демоненку. Подошел к своему гнедому коньку, почесал ему основания рогов — тот заурчал, заскреб звериной лапой, выпустил когти из подушечек и тряхнул головой, клацнул зубами. Ему тоже не терпелось — наверно, оттого он полез к лошади Ринки, которую теперь отвели в дальнее стойло. Попыхивая сигаретой, появился купец Вахза, рассмотрел их лошадей, почти полез к ним в пасти — чего делать, конечно, не стоило, ведь боевым коням не подпиливали клыков, как смирным лошаденкам, тягавшим его телеги. За мощного тяжеловоза Волка Вахза даже попытался сторговаться, но правильно понял напряженный взгляд лейтенанта и перевел все в шутку, и смех громом разразился возле конюшни. — Не нравится он мне, — шепнул Вирен скорее коню, чем Рыжему. Вахза носил расшитые одеяния из шелка, длинную косу, нелепую саблю с каменьями на рукояти — дорогая игрушка, мало пригодная для боя; купец напоминал ему люциферовых аристократов, которые извелись не без вмешательства революционной Гвардии… — А мне нравится, платит хорошо, вот я и подрядился к нему в охрану. — Рыжий все-таки его расслышал. — Чем-то похож на моего отца, тоже ставит свое дело выше всего, лезет дальше и дальше… Такие готовы своей шкурой рисковать, чтобы получше продать товар. В каком-то смысле это тоже смелость, пусть и не такая, к какой Гвардия привыкла. — Конечно, — поддержал Вирен. — Гвардия одно серебро уважает: которое на знамени. И указал на нашивку на плече мундира, где перекрещены были два острых, опасно оскаленных зубьями зульфикара. В спор хотела вступить Ринка, но передумала. Вывели лошадей. Кликнули, позвали: время было собраться, потому Вирен быстро взлетел в седло и мягко подтолкнул коня пятками, и тот пошел. Выступали из Ленвиса без лишнего шума, но и на них, как на караван Вахзы, пришли посмотреть. Все те же лица, которые сначала мелькали, перемешивались в толпе, провожавшей купеческие телеги, а потом квасили в трактире. И все-таки приятно было, что демоны приветствуют их, провожают в иной мир, желают вслед удачи. — Удача для светлых, клинок для темных, — тихо произнес Вирен. — Семейная присказка. — Хорошие слова, — одобрила Ринка. — Саблю ты точил и правда не зря. Мирной прогулкой этот поход не станет… Но и она, несмотря на мрачные предзнаменования, взмахивала рукой, приветствуя жителей Ленвиса, демонов, духов и бесов, торгашей, рабочих и чиновников, румяных баб, тонких юнцов, мечтавших о подвигах и тянувшихся за ними, и беззаботных ребятишек, которые не вываливались под коней лишь благодаря чуткому наблюдению родителей. За спинами взрослых неслась орава детей — дворовые ребята, совсем мелкие, но бойкие, пытавшиеся обогнать гвардейскую колонну. Темнело небо, вызвездило. Зажглись фонари, и дети, бежавшие за ними, показались оторвавшимися от кого-то тенями, которые вдруг обрели свою волю. Вздрогнув, Вирен отвернулся. До шахт ехать было недалеко — за городом они сразу перешли на рысь. Вахза тоже отправился с ними верхом, хотя держался не так уверенно, как окружавшие его гвардейцы, среди их мундиров он смотрелся нелепым цветным пятном. Поддавшись инстинкту, Вирен позволил коню идти свободно — он и сам знал, как нужно бежать в строю. Сам он задумался о Тартаре, о выжженной пустоши, о которой ему рассказывали… Сегодня шахты не работали, затихли, и все рабочие, несмотря на поздний час, собрались поглазеть на их отправление, несмотря на сгущающуюся темноту и продувающий ветер. Маги заканчивали последние приготовления, ругались отдаленно. Горели фонари, в которых бились слабые огненные заклинания, и Вирен видел очертания телег. Лошади и мулы, запряженные в них, злились и огрызались, и он с сожалением заметил, что демоны Вахзы охотнее угощают их кнутом, чем успокаивают… Купец быстро, несколько неуклюже спешился. Наблюдая за тем, как он вывалился из седла, гоготнули братья из Роты, Гил и Зарит, но на них тут же шикнул Волк, и близнецы пристыженно замолкли. Ожидание затягивалось; под ногами серебрился снег, который вряд ли дожил бы до утра. Вирен расхаживал, чтобы согреться, но и болтал с друзьями крайне охотно, тратя тепло на слова. Неведомо где Рыжий раздобыл плащ на меху, накинул на себя и хохлился, точно сердитый воробей — Вирен с Ринкой дружелюбно подшучивали над ним, вертясь рядом, хотя и их холод сурово покусывал за запястья и щеки. Ночь была темна. Наконец загудел долгий, мощный звук — рог. Гвардейцы строились, но расставаться Вирену с товарищами не хотелось, и все-таки он не стал волновать Волка, заставлять его бегать и кричать. Взобрался в седло, протиснулся рядом с Ниираном и смуглой демоницей Дэвой, кивнув им. Маг строго посмотрел, но ничего не сказал. В ночи глубокий шрам его казался угольной полосой. Ерзая в седле, Дэва похлопывала по шее свою лошадь, знаменитую крутым нравом. Позади шумели возницы на телегах, где-то там остались и Ринка с Рыжим. Когда полыхнул портал, Вирен аж вздрогнул, часто заморгал: ночь прорезала вспышка, точно перед ними ударила молния. Гвардейцы успокаивали волнующихся лошадей, перекрикивались. Кто-то из магов издал ликующий вопль — словно они вовсе не уверены были, что портал удастся поставить. Широкие врата поднимались прямо перед первыми рядами солдат, арка из мягкого золотистого сечения и чернота внутри — голодная, мертвая, пустая. Словно из мира выдрали кусок. Впервые Вирен почувствовал настоящий страх, задрожал, сомневаясь, но гвардейцы впереди тронулись, и ему ничего не оставалось, кроме как послать коня за ними. И закрыть глаза, прежде чем лица коснулась жидкая тьма.