Тартар, Красные горы, поселение гарпий (день седьмой)
Когда наступил вечер, мы все готовились к битве. Часть времени я провел возле моего идиотского друга Рыжего, волнуясь, как бы этот дурак не натворил с собой еще больших бед. Гвардия точила сабли и чистила винтовки. Необычайное волнение царило в лагере; постоянно бегали и вскрикивали. Волк стоял где-то посередине, возвышаясь внушительной горой, раздавал приказы, а рядом с ним торчал сияющий Вахза. Они о чем-то договорились, но я пока не знал, в чем именно дело. Гарпии сторонились нас, опасаясь. Белая вилась кругами, обозревая лагерь сверху, но больше никто из них не приближался. По отрывистым крикам я понял, что они были рады: еще бы, нам, загнанным в угол, пришлось решать их проблемы! Но белая была куда умнее их — она-то прожигала демонов взглядом. Следила, ища подвох: слишком охотно мы принялись возводить укрепления и расставлять позиции. Часть из нас еще помнила гражданскую, другая (к которой я без ложной скромности отношу себя) была натаскана в постоянных вылазках: в Аду никогда не бывает спокойно. Мы умели воевать. В каком-то смысле это было понятнее, чем брести куда-то в неизвестность. Тут сержант Инас позвал меня вывести лошадей из ущелья, и гарпия затерялась, стоило оторвать от нее взгляд. Кони волновались, лязгали клыками, но все-таки послушно шли, привычные к моему запаху. Дэва рядом сказала, что они чуют беду, и я успокаивающе потрепал ближайшую лошадь по холке. Я волновался. Дракон, увиденный издалека, внушал ужас; однако я крепился и в десятый раз проверял винтовку. Мне всегда твердили, что об оружии надо заботиться, так что я снова и снова проверял, все ли в порядке. Ну и глупо же я буду выглядеть, если в последний момент заест курок. Останется долбануть по дракону прикладом и сгинуть в его пасти. Бесславная смерть. Вовсе не хочется умирать… Нет, я планировал себе долгую жизнь, и если для этого нужно победить дракона — что ж, я не один. Никогда не был один: со мной семья, тоже перепуганная, переворошенная, но готовая драться. Когда дел не осталось (большая часть приготовлений ложилась на плечи магов: они чаровали щит), я бродил и смотрел на них. Амонея сидела у палатки, держала на коленях револьвер и, закрыв глаза, разбирала и собирала его. Гил и Зарит о чем-то негромко переговаривались, потом Зарит, необычайно серьезный, грубовато хлопнул брата по плечу и протянул ему какой-то амулет — я не углядел… Около хмурого наемника Вахзы с бараньими рогами сидела Дэва, стрелявшая глазками и дергавшая кисточкой хвоста. Каждый справлялся с тревогой как мог, и ее способ был ничуть не хуже прочих… Я с тоской вспомнил сияющую улыбку Деи, но с сожалением понял, что не могу различить черты ее лица. Возле лекарской палатки я нашел беспокойную Ринку, украдкой грызшую ногти. И Рыжего, неуютно поводившего плечами и как будто принюхивавшегося к воздуху. Он совсем не был готов, но ему сообщили расположение, указали на внушительную скалу в конце ущелья. Я подошел, наблюдая, как он прикуривает. К горечи сигарет я привык, все-таки Ян постоянно курит, но каждое движение друга казалось скованным и неловким, разбитым. Опускалась ночь. Никто не знал, когда именно появится дракон, но, по моим расчетам, сделалось достаточно темно. Избавившись от телег и лошадей, мы несколько растерялись: места было слишком много, негде спрятаться. Я наблюдал, как отряды с винтовками взбираются на скалы. — Помнишь, ты читал отрывок из «Апокалипсиса»? — волнуясь, спросил Рыжий. Он еще был слаб, но твердо стоял на ногах (или делал вид) и настырно отбивался от маленькой медички. У меня язык чесался сказать, что ему нельзя в бой. — Что? — Ну, про Голод? Он неуверенно посматривал по сторонам, избегал моего взгляда. — Было такое, — согласился я. — И что? Очень понравилось? Пафосу люди умеют нагнать, понимаю… — Я вот подумал… То есть… Сдается мне, черный конь раньше был черным драконом. Этим самым. Почему-то Всадник не уволок его в другой мир, когда они покинули Тартар. Наверное, не хватило времени или сил построить портал для такой махины — или еще что, не знаю. И вот он здесь — в одиночестве… — Ты что, жалеешь его? — изумилась Ринка, внимательно поглядев. Дернула хвостом. — Ненадолго я был в его голове, никак не могу забыть, — оправдывался Рыж. Я хотел спросить его, сможет ли он колдовать или стоило его вместе с Хинсером вывезти из ущелья, но тут меня позвал сержант Инас, и ускользнуть никак не получилось бы — да и мне не хотелось волновать никого перед сражением с драконом.***
Было темно. Все еще было темно, словно света не осталось. Ринка брела по разрушенному лагерю, прихрамывая. Осматривалась, не веря, что еще вечером здесь кипела жизнь, готовили ужин, разбирали вещи, гудя, и отправляли все самое ценное прочь… Теперь Ринку омывала тишина. Ни единого вздоха. Как в первый день в Тартаре, когда ей обманчиво думалось, что заброшенный века назад мир пуст и мертв. Но тогда с ней бок о бок ехали говорливые гвардейцы и сосредоточенные наемники, а теперь не было никого. Она припадала на ногу, чувствовала горячее — может, это лилась кровь, выплескиваясь с каждым шагом, и оттого у нее спирало дыхание, а может, она ее попросту содрала, когда покатилась по камням. Лучше бы, конечно, второе. Чья-то сабля, на которую Ринка опиралась, гулко стукала о землю, отмеряла удары ее сердца. Оставалось проклинать темноту тартарских предрассветных сумерек и боль в голове, мешавшую сосредоточиться, высмотреть хотя бы что-то. Щурясь, Ринка видела абрисы гор, озаренные встающим неповоротливым солнцем. Ущелье же было затоплено живой пугающей тьмой, будто назло скапливавшейся в углах, липнущей к горящим глазам. На мгновение показалось, что тьма глядела на нее в ответ. И насмехалась. Нетвердым шагом Ринка пробиралась туда, где последний раз видела Вирена. Туда, где она запомнила ярчайшую вспышку и где бесился дракон — больше ничего не удавалось рассмотреть за хлопаньем кожистых крыл. Она не была уверена, не сожрал ли он Вирена. Этот глупый мальчишка — о, Ринка проклинала себя за то, что оставила его одного. Она боялась, она была слаба, не смогла снова взять в руки оружие, чтобы выйти против чудовища… Нет, ее пугал вовсе не дракон, хотя эта огромная тартарская ящерица и возвышалась над ней в десять ростов. Побоявшись снова нарушить слово, Ринка отступила; когда ей предлагали винтовку, сунула руки в карманы. И пообещала быть на подхвате, если что. Глупые, ничего не весящие слова. Когда пришел дракон, ей захотелось сбежать. Верь мне — попросил Вирен, а Ринка всхлипывала и вздрагивала, колотясь, как маленькая девочка, услышавшая рев в чаще леса, вплотную прилегающего к их с матерью домишке. Но кивнула, стараясь улыбаться. Потому что — верила. Потому что друзья не обманывают. Он оставил ей свою винтовку, начищенную до блеска, а сам взял револьвер и саблю. На дракона всегда выходили с одним клинком.***
Тартар, Красные горы (день восьмой)
Мне сказали, что победить дракона невозможно. Никакие мои легенды не могли бы убедить их. Вопрос был в том, как сбежать — и от дракона, и от гарпий. Он искал добычу, а мы были деликатесом; они окружили нас и не выпускали, пока мы не убьем чудовище. Должно быть, этот план появился у белой гарпии, когда она увидела наши винтовки, разившие наповал ее племя. Она очень умна, эта курица. Может, Голод специально создал ее такой? Даже самому дикому войску нужен гениальный полководец. Весь день Нииран мучил белую гарпию, но наконец убедил ее позволить отвести из ущелья телеги, которые будут мешаться в бою, спасти лошадей… Оставили несколько лишних повозок, плотнее утрамбовав пожитки на выведенных: теперь под ними можно было спрятаться от дракона. При мне народ обтесывал колья из обломков древесины, на которой мы разжигали костры, крепя их к телегам: если дракон вздумает приземлиться, они вопьются в живот. Мы знали, что гарпии спрячутся, когда появится чудовище, как и в прошлый раз. Многие огрызались: эти проклятые птицы хотели сделать из нас оружие и отсидеться в безопасности пещерок, в которые не мог протиснуться ящер. Но я видел обреченность в жутких птичьих глазах белой гарпии там, на капище. Дракон истреблял их долгие годы, и она не могла отправить на смерть еще больше… Я слышал то же от Кары, когда она приказывала Роте быть осторожными. Я знал, что нам нужно ранить дракона и бежать, отступать. Гарпии не слышали, чтобы зверь покидал горы за последние столетия, и мы надеялись, что никто за нами не погонится… Вырвемся из окружения скал — сможем отбиться от гарпий, они не найдут там камней, придется грудью кидаться на пули. А вот дракон — ну, тут все разводили руками.***
К горе, выше… Ринка начинала взбираться еще тогда, когда в небе ярился дракон, вдруг воплотившийся из детских сказочек; она спешила, задыхаясь от бега, но упала, расшибаясь. Хватило одного мощного порыва ветра, поднятого крыльями, и дрожи горы — Ринка скатилась к подножию, ударилась головой о камень и отключилась. Так пролежала несколько часов. Теперь штурмовала крутой подъем снова. Упрямо стискивая зубы, заставляла себя идти, потому что внизу не было живых — кроме камней, десятка побитых тел и задыхающейся лошади, подле которой Ринка очнулась. Она и пришла в себя, потому что рядом кто-то надрывно и жалобно поскуливал. Слипающимися глазами, припорошенными каменной крошкой, Ринка узнала гнедую лошаденку одного из командиров Вахзы. Встать она не могла — пришлось оставить. Пристрелить у Ринки никак не поднялась рука, да и не хотелось зря тратить патроны. Удивительно, но винтовка Вирена, которую она надела на спину, все еще била по хребту. Нога болела, пульсировала. В какой-то миг ей захотелось отбросить саблю, а потом — лечь и затихнуть, сжимаясь от рыданий. Это было слишком. На это Ринка не подписывалась. Она ожидала долгие марши по пустоши, палящую жару, диких зверей, перекликающихся во мраке ночи, крутой подъем — пускай! Может быть, несколько старых дворцов, полуразвалившихся, таящих сокровища, которые Вахза мог выгодно продать какому-нибудь хвастливому аристократишке. Ринка умела обходить хитрые ловушки — магические и самые банальные волчьи ямы, в том и состояла работа, ради которой Вахза, краем уха слышавший россказни о наемниках, выбрал именно ее. Она ждала все это, но не блядского дракона. В ущелье было тихо. Отряд ушел; они начали отступать еще тогда, когда Вирен бешено рванулся наверх, туда, где засели Амонея и Рыжий, должные ранить ящера. Все бежали — она четко помнила, — когда на дракона не подействовали боевые заклинания, срикошетившие о чешую и заставившие горы содрогаться. Летели обломки камней, рушился карниз. Во вспышках выстрелов и заклятий Ринка видела тонкую фигурку, очертя голову рванувшуюся наверх. А потом… — Вирен! — хрипло позвала Ринка, цепляясь за уступ и затаскивая себя выше. — Рыж! На гору не было ровного подъема. В это мучительное мгновение она мечтала о лохматых крыльях гарпий, способных в один мощный рывок подкинуть ее наверх. Но Ринка ползла. Медленно, дрожа, пятная кровью багряные скалы и стискивая зубы. Ниже колена Ринка не чувствовала ногу; запаленный лечебный амулет на шее не угасал, но и не помогал очень сильно. Должно быть, разрядился. Выше был завал. Тот самый, что обрушился на головы ее друзей — и тогда Ринка сорвала горло. В то мгновение она радовалась, что не остановилась, несмотря на охвативший ужас, продолжила нестись, петляя, сталкиваясь с отступавшими солдатами. В ушах у нее до сих пор отдавались яростный, захлебывающийся рев дракона, и блеск осветительного заклинания, и чьи-то крики, когда демоны побежали прочь, сбивая ее с ног — а Ринка рвалась туда, на помощь. Как и десятка других, сгинувшая на ее глазах. Их дракон просто сгреб лапой с карниза, и они с дикими воплями полетели вниз. Ринка до сих не могла осознать, как же ей повезло остаться в живых. Смаргивала текущую откуда-то кровь, утиралась рукавом, насквозь пропитавшимся. Недавно Вирен рассказывал, что на Девятом еще хранили древнее искусство боевого демонского раскраса, который начали забывать уже к тому времени, как пал Люцифер. Вероятно, она была очень похожа на древнюю демоницу в маске из грязи и крови. Эта мысль заставила ее нервно ухмыльнуться и приободрила. Ринка опять звала их по именам, кривясь от боли в горле, но не слышала отклика — или это кровь там сильно шумела в ушах. Отчаявшейся Ринке почудилось, что она не заметила бы, даже если позади приземлится дракон и занесет над ней когтистую лапу… Поднимая голову, она различала глубокие борозды от удара когтями. Там, где скала разломилась, посыпалась лавиной. Она была близко. Еще немного — и карниз, небольшая площадка, нависший над ней слом… Ринка пришла в себя на коленях. Сабля лежала рядом, она сняла винтовку и почувствовала облегчение, избавленная от тяготившего ее оружия. Упрямо помотала головой, полезла к завалу, растаскивая в разные стороны камни — те, что могла сдвинуть. Кончики пальцев жгло огнем. В какой-то момент показалось, что она их переломала, потому что каждое движение отзывалось судорогой, пронзавшей запястья. Аккуратно подпиленные ноготки давно превратились в ошметки… Показалось, что под очередным камнем что-то блеснуло. Подавшись вперед, Ринка отпихнула его локтем, надавила из последних сил… Она думала, это солнце отразилось на чем-то, но под завалами билась магия — и теперь ее неожиданно окатило снопом ярчайших золотых искр… Они прыснули в лицо, не обжигая, но слепя. Ринка ахнула, а потом рассмеялась от вдруг накатившего счастья: рассмотрела под камнями Вирена, и принялась разгребать вдвое быстрее, забывая об усталости. Магия потрескивала, стонал щит, охранявший Вирена. Она помнила золотистое колдовство Рыжего, не могла не улыбаться сухими, в кровь разгрызенными губами. И забыла об усталости, о напряженных мышцах, потому что наконец-то Ринка поняла, что копает не бессмысленно, потому что все, что ей было дорого — ее семья! — не сгинуло под жестокой тяжестью обвала. Ринка старалась не помнить те мгновения, в которые ей казалось, что вся жизнь кончена.***
Тартар, Красные горы (день восьмой)
Он появился, как мы и предсказывали, после полуночи. Его крылья заслоняли все, и мне казалось, что неба не осталось — один дракон. От рева заложило уши. Мы давно стояли на позициях, медленно оттягивались к востоку, к выходу из ущелья. Магия затрещала, а дракон вился, все снижаясь, и мне чудились его глаза. Огненные бездны, смотревшие на меня сверху, — я никогда не чувствовал ничего страшнее. Мы стреляли, и я стрелял, конечно, хотя едва ли наши, с земли, выстрелы достали его брюхо. Оно казалось светлее в темноте ночи, не таким антрацитово-черным, как вытянутое ящериное туловище. Со скал палили тоже, попадали по бокам, но я со страхом и недоверием различал, как пули соскальзывают, высекая искры. Чешуя была крепкой. Дракон же, снизившись, полетел ниже над нами, описывая круг, потом неожиданно кинулся вниз, наклоняя голову, цапнул… Он выхватил пастью кого-то из строя, смыкая челюсти и перемалывая. Слышался мучительный вопль: никакие щиты не спасут, когда тебя раскусывают. Я видел дергающиеся ноги в знакомых сапогах, но не мог понять, кто именно стал первой жертвой. Им мог быть любой из нас. Дракон же часто-часто замотал головой, мучая добычу и не давая нам попасть по его глазам… Кажется, на мгновение я прекратил стрелять, видя бессмысленность этих попыток, потому Инас тут же рявкнул на меня, страшно скалясь. Пальцы снова механически дернули спусковой крючок. Сухо щелкнуло — мне кинули магазин. Взлетевший дракон явно смеялся над нами, изредка подцепляя кого-нибудь по бокам, где края щита не так надежно прикрывали отряды и не сыпали ему в морду искрами. Мне казалось, он медлит. Выжидает что-то… Наконец-то маги, вставшие в круг, завершили заклинание. Стоя чуть на возвышении, я видел Ниирана, размахивавшего руками, точно дирижер: он направлял остальных, указывал. Тут-то во мне вспыхнула искорка радости: я представил, как они сейчас подобьют дракона, как он грузно рухнет, и мы, убив его — или искалечив, если не удастся — бросимся наутек… От первого всполоха дракон увернулся. Я не верил глазам: казавшийся неповоротливым зверь, тот самый, что этим утром валялся у пещеры, был в небе маленькой ловкой рыбешкой, порхавшей среди бурного течения. Огненный взрыв раскрасил гору, и полетели обломки. До меня не достало, но я заметил, что правое крыло смешалось: там магам пришлось оборвать заклинание, срочно укреплять щит… Я зазевался, но тут Дэва толкнула меня в спину, вынуждая пригнуться. Дракон опять кружил, примериваясь… Маги едва не обрушивали скалы. Я с сожалением считал, сколько вспышек промазало. Одна, казалось, задела, достала, но дракон упал на крыло, и она соскользнула по перепонке… Я знал боевых хорошо, чтобы понимать: каждый такой огненный сгусток дается им ценой больших сил, и скоро их станет не хватать. Неожиданно голова дракона дернулась — что-то ударило его по морде, словно хлесткая пощечина. Никто не услышал выстрел в шуме схватки, но все прекрасно увидели магический след, золотой нитью тянувшийся за пулей. Трепеща, дракон заревел. Неожиданно он развернулся, забыв о нас. Я смотрел на карниз, где стояли Амонея и Рыжий, и различал друга по сиянию следующего — или еще не угасшего предыдущего — колдовства. Как змея, подвластная дудочке заклинателя, дракон потек туда. А там был Рыжий. Рыжий со своей чертовой меткой. В спину дракону маги долбанули молнией, он пошатнулся, но этого было мало, чтобы свалить такую зверюгу. Громадный ящер в мгновение ока очутился на том склоне. Он навалился животом на карниз, цепляясь за крошащийся камень когтями, нависая над Рыжим и Амонеей, и ничто, казалось, не могло его оттуда оторвать… А я бежал так быстро, как мог, вытаскивая из кармана осветительный амулет и сжимая его в руке крепко — еще крепче, едва не разламывая. Сердце рвалось из груди, обжигая глотку; я сипел. Добежать бы и свалиться, но отвлечь тварь от Рыжего. От него, такого беспомощного и перепуганного — я издали видел, как друг воздевает над головой руки, выводит что-то и вязнет в тартарской изнанке… Лиши мага чар — он станет беспомощней котенка. Дракон опасался света, не летал днем, отворачивался от ярких заклинаний. И это был мой единственный шанс. Сил наших магов не хватило бы, чтоб обернуть ночь днем, значит, мне нужно было ткнуть ему в морду светом. Очень близко. Световой амулет жег ладонь. Раскалялся сильнее и сильнее, и я хотел, чтобы он горел еще ярче. Когда я взлетел высоко, он стал настоящим светочем, и глядеть на свою руку было сложно. Каким-то наитием я почувствовал, что амулету жить осталось всего несколько мгновений: они не рассчитаны были на такое количество магии. Как-то я оказался на карнизе, выкатился к дракону… Он неотрывно пялился на Рыжего. И тогда Амонея все-таки выстрелила снова. Я услышал знакомый хлопок, хотя единственное, о чем я мог думать, — это была кисло воняющая змеей морда с огромными зубами, на которых темнели разводы крови. Демонской крови. Крови кого-то из моей семьи. И я зашвырнул в него амулет, я взвыл — потому что больше ничего сделать не мог. Дракона ослепило. Один глаз засветило моим амулетом, в другой вдруг впилась пуля Амонеи… Клянусь — я уловил момент, когда она скользнула по тяжелому веку дракона и раскаленным боком чиркнула по склере. И снова завыл, ликуя, не способный облечь в слова свою отчаянную радость, потому что в то мгновение мне показалось, что мы победили… Амулет не выдержал. Он разорвался, но сгусток света остался парить в воздухе, как те фонарики, что обычно чаровал Нииран, а в следующее мгновение он начал стремительно распухать, и я заслонился рукой. Светоч разорвался, как фейерверки — в праздничный день над Столицей.***
Бледное лицо Вирена казалось безжизненным. Бровь была рассечена, запекшаяся кровь чернела. Еще множество мелких царапинок было на стесанных руках — видно, он пытался защититься от камней, когда все начало обваливаться. Волосы растрепались, закрывали половину лица, и Ринка осторожно отвела их в сторону, до дрожи боясь увидеть страшную рваную рану. Несмело коснулась холодной, словно восковой щеки, и запоздало поняла, что у нее пальцы ледяные. Сдавленно простонав, Вирен дернулся. Тут же Ринка вскочила, помогла ему приподняться, чтобы не захлебнулся — Вирен долго отплевывался песком и кровью, несчастно скуля. Потом обессиленно приник к ней, и она прижимала его к плечу, баюкая. — Живой, — шептала Ринка, поглаживая по колтунам волос. По щекам катались жгучие слезы — солью разъедало ссадины. — Я как увидела, что вы оба… Зачем ты туда побежал?.. — Друзей спасать, — хмуро пробормотал Вирен. Часто моргал, но говорил удивительно трезво: — Рыж связан с этой дрянью, вот дракон его и нашел. Мы виноваты, не подумали. На его руке метка. Я-то считал, просто шрам. — Но как ты остался цел? — Это Рыж че-то колдовал, — сипло проговорил Вирен. — Где он? И Амонея… Нужно найти… Чего мы сидим! Пошатываясь, он кое-как поднялся и побрел к завалу. Умом Ринка понимала, что там, под камнями, не выживет никто и лучше увести Вирена прочь, пока он не увидел побитое и истерзанное тело друга… Но и в ней затеплилась надежда: магия! Если Рыжий каким-то чудом прикрыл Вирена щитом, он и сам должен был спастись… Рыжий и Амонея забились в углубление в скале, потому камни не упали на них, а отгородили. В ужасе переглядываясь, Ринка и Вирен молчали: у них не было сил разгребать все эти обломки, чтобы добраться до друзей. Только упрямство позволяло Ринке держаться на ногах. Упрямство и страх. — Давай разберем сбоку аккуратно, я просочусь, вытащу их, — предложил Вирен, недолго помолчав. — Как ты себя чувствуешь?.. — Ну, дышу пока, — отмахнулся Вирен. — Щит помог, но по голове меня приложило. Наверно, небольшое сотрясение, в глазах мутится. А у тебя с ногой беда: ты не сможешь! В четыре руки разгребать завал было куда удобнее и быстрее. А еще теперь Ринка позволяла себе делать небольшие передышки, чтобы прийти в себя. Счет теперь не шел на минуты: она знала, что оба, и Вирен, и Рыжий, живы. А труда в том, чтобы достать его, было немного… Не успела Ринка прийти в себя, как Вирен протиснулся за стену из камней, что-то бурча себе под нос. Он задел острый угол плечом: Ринка расслышала треск ткани. Приникнув ухом к завалу, она слушала, как Вирен возится, взваливая на себя бессознательного Рыжего. Выбраться так было куда сложнее, но вот они оба вывалились ей на руки, и Ринка задохнулась от счастья. Не останавливаясь, Вирен ринулся за Амонеей: с хрупкой демоницей пролезть удалось куда легче, справился и один… — Наверно, их тоже отгородила какая-то магия, — почесав затылок, признался Вирен. — Внутри камни оплавились, поэтому и не свалились в углубление. Вот ведь… — Что такое? — чутко спросила Ринка. Оторвав рукав рубахи, она бережно проводила им по лицу Рыжего. Кровь запеклась у носа, в уголках глаз, около ушей — как обычно и случалось у перенапрягавшихся магов. К счастью, губы были чистыми и сухими — значит, Рыжему не грозило захлебнуться кровью. — Я подумал, как хорошо, что этот дракон не умел дышать огнем, как в сказках, — сказал Вирен. — Иначе все было бы куда хуевее. Он наклонился к другу, неловко глядя на него, будто бы не зная, как подступиться. Даже если Вирена учили оказывать первую помощь, сейчас он выглядел совершенно растерянным. — Рыж! — хрипнул Вирен, дергая его. — Эй, Рина, у тебя есть вода? Может, так мы скорее заставим его очухаться… — Мы не можем ее тратить. Каждый глоток на вес золота. Не забывай, что здесь нет никаких источников. Кто-то должен был заботиться о будущем. И Вирен, трясущийся от ужаса, но старающийся это скрыть, не мог об нем думать. Ринка слышала, как у него стучат зубы. Вирен выругался. Потом подумал и добавил еще несколько слов на земном наречии. Кажется, этот язык люди звали русским. Странным образом звук его голоса успокаивал Ринку, напоминал, что она не одна, не беспомощна. Когда она очнулась в темноте, оглушенная, Ринка едва не сошла с ума от ужаса, и была самоотверженно рада тому, что Вирену не пришлось это переживать. Дышал Рыжий медленно, ушел глубоко в себя. Оглядывая его, Ринка не заметила никаких ран — значит, дело было в магическом истощении. Обычно нужно было дать магу выспаться, но у них не оставалось времени разлеживаться. — Держи его, — решился Вирен, кивая на Рыжего. — Что ты собрался делать? У тебя же нет нашатыря с собой, я права? — Нет, конечно. Обойдемся подручными средствами. Несмело поглядев на белого как полотно Рыжего, Ринка все-таки взялась за его плечи, прижимая к земле. Ей было любопытно, что такого придумал Вирен, но тот преспокойно выхватил короткий клинок из ножен на поясе… Ринке передавило горло. Но Вирен всего лишь полоснул по ладони и быстро, не давая крови зря пролиться на мертвую землю, прижал порез к сухим губам Рыжего. Того всего пробила судорога, и Ринке пришлось потрудиться, не дать Рыжему рвануться с места. Обвила одну руку хвостом, перепутывая пальцы, чтобы он не смог ничего с перепугу сколдовать. Ринка прислушивалась к частому дыханию. — Кровь — универсальный источник энергии, — важно пояснил Вирен. — Это даже в школе проходят, удивлен, что ты не знаешь. Владу всегда помогало… — добавил он тише. Проворчал, отдирая руку: — Присосался, упырь. Ринка старалась не глядеть на отметины клыков на его ладони, тем более, Вирен поспешил достать лечебный амулетик из внутреннего кармана рваного мундира. Порез быстро закрывался, не оставляя самого бледного следа. Одни черные разводы на лице Рыжего напоминали о произошедшем — и то, что он стал просыпаться, завозился, как разбуженный ранним утром. По крайней мере, выражение у него было такое же недовольное. Все еще державшая его Ринка почувствовала, как плечи Рыжего напряглись поначалу, но тут же расслабились, когда он проморгался и рассмотрел их. Криво улыбнулся, с тихим стоном откидываясь назад, на колени Ринки. Она несмело скользнула рукой по лбу, касаясь рогов. — Где я? — первым делом спросил Рыжий. Голос звучал сухо, как шорох песка по железу. Да еще и между зубов темнела чужая кровь. — Все еще Тартар, — кисло оповестил Вирен. — Мы неделю тут… Да, сегодня вторая пошла. — А ощущение, что вечность… Их возня разбудила Амонею. Нещадно протирая глаза кулаком, демоница загнанно осмотрелась. Она рвано дышала раскрытым ртом. И Ринка вполне могла ее понять: последним, что она видела, была раззявленная пасть дракона, желавшего их сожрать. Стараясь успокоить ее, Ринка медленно кивнула и попыталась улыбнуться. — Думаете, дракон не вернется? — спросил Вирен. — Мы его ранили! Слабые места у него все-таки есть. Мы смогли выбить ему глаз! Жаль, пуля боком задела. Могли бы и прострелить… Его надежда, блещущая радость были почти раздражающими. — Не знаю, так уж ли ему вредит наша магия, — прошептал Рыжий, вспоминая что-то. Он сел, поправляя рубашку, нервно пригладил волосы пятерней. — Если на нем летал Голод, представляете, сколько сил он использовал, чтобы эту махину не сбили вражеские маги? Я видел воспоминания, Всадник долго был его хозяином. Без защиты дракон не выжил бы в постоянных битвах, которые тут вели… — Это тебе приснилось? — сочувственно спросила Ринка. — Как Всадники делили территорию? Рыжий молча кивнул. — Если в одном мире будет целых четыре существа, способных посоревноваться с нашим Творцом, не удивительно, что они начнут бороться за власть. Хорошо, что их тут не застанешь… — Вирен осекся. — Эй, что ты… Амонея, казавшаяся особо маленькой и хрупкой, отползла в угол и тихо тряслась. Встретившись лицом к лицу с драконом, она определенно увидела в его огненных от безумия глазах нечто такое, что, казалось, напрочь лишило ее рассудка. Злость, накапливавшаяся в Ринке, все ее отчаяние, заставили ее подойти к демонице и наклониться пониже: — Возьми себя в руки, — рыкнула Ринка, — иначе мы оставим тебя здесь. Ни на секунду она не поверила, что и в самом деле может так поступить, но на Амонею эти слова произвели особое впечатление. Захлебываясь прерывистыми вздохами, она часто закивала. Из глаз ее хлынули слезы, но теперь Амонея выглядела куда собраннее. Вкратце Ринка объяснила, что видела внизу и что их ждет — следовало подготовить, прежде чем спускаться. Больше всего новости ударили по Вирену, как она и опасалась. Он заметался, расхаживая в опасной близости от края. С его-то разбитой головой это было особенно страшно. — Я не понимаю, — проскулил Вирен. — Они не могли нас бросить! Ни за что! Ни Волк, ни Нииран не позволили бы… Они же… Ринке показалось, он готов разрыдаться. Прерывисто дыша, Вирен отвернулся, уставился в сторону, словно там было что-то важное, а не обломки скалы с огненными отметинами. В это мгновение он яснее всего напоминал обычного мальчишку… — У них был единственный шанс вырваться из гор, — мягко напомнила Ринка. — Дракон все еще жив; теперь он еще злее. И гарпии! Потому нужно было убраться до восхода. На поиски не было времени! Уверена, в другом случае они обязательно раскопали бы завалы, но… Никто не верил, что они живы. Гвардейцы не привыкли бросать своих мертвых — это Ринка знала из рассказов Вирена, но в этот раз они решили спасать живых. Здоровый прагматизм, не свойственный их странному отряду. — Идемте, — велела Ринка, недолго принимая командование. Но им нужно было еще хотя бы пять минут. В стороне Вирен увидел родную винтовку, просиял и полез за ней; так он как будто стал куда увереннее. Провел рукой по прикладу, успокоился. Ринка никогда не могла понять, что такого умиротворяющего можно найти в угрожающей тяжести оружия, но не рискнула спрашивать. — Вот ведь попали в переплет, — протянул Вирен. — Сам дурак, — буркнул Рыжий. От боли он становился особенно раздражительным и желчным. — Чего ты к нам на скалу полез, без тебя бы справились. Вот не сиделось на месте… Сейчас был бы где-нибудь на телеге, ехал прочь. Со всеми удобствами! Никто тебя не посылал наверх! Для тебя расстарались твои командиры, чтобы ты не пострадал… — Думаешь, я этого хочу? — вспыхнул Вирен. — Сидеть в тылу, пока мои друзья умирают? — Лучше, что ли, вместе помирать? — Да, лучше! — яростно рявкнул Вирен. Эхо загуляло в ущелье; Амонея опять вся сжалась от резкого звука, нахохлилась. Вирен и правда чуть не бросился на Рыжего, но стиснул зубы, шумно дыша, и отвернулся к скале. Протянул руку, ковырнул какую-то выщербину. Укоризненно стукнув Рыжего хвостом по спине, Ринка нахмурилась. — Уверена, они тоже не хотели уходить без тебя, — сказала она. — Мы успеем их догнать, если выступим сейчас… Даже на лошадях отряд не смог бы сильно оторваться: их замедляет обоз. — Догнать? Без лошадей? — немного визгливо спросила Амонея. Сглотнула и сказала спокойнее: — Да еще и раненые? Нет, это бесполезно… С самого начала это было бесполезно! Вся экспедиция: все знали, чем это обернется! Неужели мы правда верили, что Тартар пригоден для жизни?.. — Если хочешь, можешь остаться здесь, — зашипела Ринка. — Уверена, проснувшиеся гарпии обрадуются! Теперь-то все вспомнили о гарпиях; заозирались, боясь увидеть над головой когтистые лапы. Ринка не сомневалась: за финт, провернутый Ротой, придется платить именно им. Догонять демонов с винтовками, повергавшими гарпий в почти священный ужас, женщины-птицы не стали бы, но обломки отряда могли растерзать. И съесть. От мыслей, что она может стать чьим-то завтраком, у Ринки заныло в животе. — Давайте идти, — решился Вирен, поднимаясь. — Рыж, хватит морду воротить. Ну, я помогу. Битый битого везет… Щадя больную ногу Ринки, Вирен взвалил на себя ослабшего Рыжего, а ей поручил маленькую Амонею, шедшую без лишних вопросов. Казалось, той было совершенно наплевать, где она окажется и с кем, лишь бы не сидеть на месте, и отчасти Ринка ее отлично понимала. Пока они спускались, всходило солнце. Полоса света лилась вниз за их спинами, но двигалась так медленно, что четверка искалеченных демонов запросто ее обогнала. Ринке совсем не хотелось бежать от света, и ей стало жутко и промозгло, когда они окунулись во мрак ущелья. Здесь все еще пахло кровью. Наверху ржавый запах казался не таким уж навязчивым: Вирен говорил, в горах воздух разреженный, и Ринка крайне слабо представляла, что это такое, однако дышалось на вышине как-то иначе, свежее. Ринка едва не споткнулась о камень, попавшийся под ноги. К счастью, удержалась, ненадолго оперевшись на Амонею, в гробовом молчании осматривавшую открывшийся вид. Когда маги швырялись заклинаниями, они попадали во что угодно, но не в дракона — как назло. Так что теперь все дно ущелья было усеяно обломками скал, летевшими в разные стороны, останками телег и целыми каменюками, которые выворотил ослепший на один глаз ящер, впавший в кровавую ярость… И, конечно, телами. Напряженный, как адская гончая, Вирен всмотрелся во что-то. От нехорошего предчувствия у Ринки задергало хвост: она не рассматривала мертвые лица, чтобы лишний раз не рвать душу, но Вирен кого-то узнал. Осторожно отпустил Рыжего. — Сержант! — Вирен, не слушая их предостережений, скатился вниз, побежал. — Инас! О, блядь. Блядь! Он задохнулся, точно его душили. Рухнул на колени около тела, которое Ринка бы и не рассмотрела среди камней. Подойдя ближе, она узнала трехцветную, как у кота, шевелюру сержанта, спокойное, мирное лицо — не узнать его было невозможно, хотя они мало были знакомы. Он, этот строгий закрытый демон, был хорошим, справедливым командиром… Но Вирен видел нечто большее. — Он не заслужил… погибать вдалеке от дома… даже без могилы! У нас, около замка, есть сад… — Вы все знали, на что шли, — произнесла Ринка, кусая губы. Не хотела ранить его, обидеть, но Вирена нужно было встряхнуть. — Я знаю Сатану по вашим рассказам: разве она не предоставила вам выбор? Я уверена, сержант знал, что такое может случиться. Мне жаль, Вирен. Но нужно… — Они же его съедят! — прорычал Вирен, загораживая собой тело командира, словно вокруг уже вилось несколько оголодавших гарпий. От омерзения его лицо незнакомо искривилось, приобрело какие-то звериные черты. Так скалились гвардейские псы. — Мы не можем оставить его! Это предательство! — убеждал Вирен. — Он пожертвовал жизнью, прикрывая побег… — И он бы не хотел, чтобы мы потерялись здесь навсегда и умерли от голода и жажды, — нетерпеливо проговорила Ринка. Может быть, ей не следовало запирать сердце, может, она должна была понять Вирена: она тоже теряла семью. Она не сомневалась: каждый из гвардейцев был ему в какой-то мере отцом, Гвардия — матерью. И ни одну физическую боль Ринка не могла сравнить с потерей близкого, совсем опустошающей, выжигающей желание жить на долгие дни, нужные для ненадежного врачевания души. Сама Ринка пережила это, когда от болезни сгорела мать; потом она несколько дней не могла тронуться с места, лежала на старом матрасе, набитом соломой, в крохотной комнатушке, что они снимали. На третий день Ринку вышвырнули прочь, грязного опустошенного ребенка со слепым взглядом: она смотрела перед собой, видела предметы, лица, небо, сочившееся в те дни мелким противным дождиком, но совсем не понимала их значений. А потом Ринка пошла в люди. Воровать. Податься в ближайший бордель ей не позволила гордость, унаследованная от матери, и на пороге смерти сохранявшей вид, достойный первой леди Ада. Теперь она испугалась, что Вирен тоже впадет в апатию. И, стискивая зубы, вынуждена была поднимать его на ноги и что-то твердить, какие-то жестокие, но уверенные слова. Потому что знала: в таких случаях лучше всего помогает удар. Когда тебя выкидывают на улицу. И — слава Деннице — перед Виреном был сержант Инас, а не кто-то из гвардейской Троицы. Но Ринка могла поклясться, что он видит именно их лица: так он часто смаргивал и жмурился, тряся головой. Она была уверена, что в ущелье покоятся еще тела. Косясь вбок, различала чьи-то сапоги, торчавшие из-под камней, и, как могла, отгораживала погибшего от Вирена. Боялась представить, каково будет, когда поднимется солнце и озарит все вокруг. Пока они стояли, в небе появились гарпии. Сначала их было одна-две точки, но каждую секунду число множилось, и вот у Ринки не хватало глаз, чтобы всех сосчитать. Гарпии вились, как вспугнутые птицы. Тело дракона они, конечно, не увидели, а даже такой замутненный разум мог понять, что гвардейцы не успели бы разделать тушу, собраться и исчезнуть, оставив разруху. Ринка ждала вопль — и он грянул. Отраженный горами во сто крат вгрызся в побитую голову. Почудилось, что рана на затылке снова кровоточила. Пала на землю белая гарпия, их вожак и шаман. «Обман!» — звенело в уме Ринки обиженно, оскорбленно. Рыжий согнулся пополам и глухо застонал, схватившись за голову. А гарпия, хотя не выпустила когтей и не ринулась на них с яростным криком, а глядела неотрывно, была страшна так же, как огромный ящер. — Ты можешь с ней общаться? — с надеждой спросил Вирен у Рыжего. Рыжий снова опирался на него, чуть дрожа от напряжения. — Я сейчас малость не в том состоянии, чтобы колдовать, — огрызнулся тот. — Все на щит истратил. — Помню, прости. И Рыжий, как-то настроившийся на грызню, стих и смутился. А Вирен, ловко перепоручивший его Ринке (Рыжий, привалившийся к плечу, был горячим и тяжелым, пах кровью и огнем), выскочил вперед. Так же, как он сделал в том первом бою, когда гарпии и демоны едва не истребили друг друга. И теперь Вирен с какой-то непонятной гордостью встал напротив белой. — Ты что делаешь? — встревожилась Ринка. — Не знаю. Но она мне доверяет, потому что чувствует, как я связан с Яном. Авось не убьет. Сама подумай: кому хочется обратить на свой народ гнев Смерти? Он говорил громко, может, втайне надеялся, что гарпия поймет его слова. Может, так оно и было (эти твари всегда казались Ринке куда умнее, чем те притворялись), может, по интонации все было ясно. Вряд ли человеческое имя последнего Всадника что-то весило здесь, в древнем мире, населенном чудовищами. И, уж конечно, в Вирене не было ни капли его крови. Но нечто надломило белую гарпию, и она завозилась, перебирая крыльями, как бы пожимая плечами. Оглянулась. «Прочь!» Ее злость выворачивала Ринку, как стираную тряпку. «Прочь!» Но пока Вирен заслонял их, всем своим видом показывая, что не двинется с места, гарпия ничего не могла сделать им. Почему-то не могла. Чувствовала на этом странном мальчишке отпечаток Смерти? Гарпия отступила и коротким клекотом приказала остальным подчиниться. Удивительно, но Вирен уважительно склонил перед ней голову. Кланялся ли кто-нибудь живому оружию, созданному по прихоти Всадника? Знала она, что это значит? Подле Ринки с облегчением вздохнула Амонея, выругался Рыжий. Вроде бы — восхищенно. До конца не верилось, что их отпускают, но Ринка задумалась, что четверка тощих демонов гарпиям не слишком-то поможет, когда под камнями столько погибших. Столько мяса. Во рту стало кисло. Первым стал пробираться прочь Вирен, они засеменили следом. Здесь дно ущелья почти не пострадало, можно было шагать спокойно, ни через что не перепрыгивая. Однако на возвышении, вроде бы незаметном глазу, Ринка увидела сваленные лошадиные тела. И заранее вдохнула поглубже. Подъем был узок: самые широкие телеги не смогли протиснуться, теперь их обломки валялись где-то позади. Насколько Ринка помнила, раньше здесь была арка — удивительно сросшийся камень, напоминавший творение чьих-то рук. Однако теперь торчал один столб, остальное оказалось разбитым. Должно быть, здесь врезался ослепший дракон… Под камнями лежало несколько лошадей. — А-а, черт! — бессильно воскликнул Вирен, пошатнувшись над конем. Это был его конь — Ринка не могла спутать, хотя бедному животному и досталось. Шерсть слиплась от крови, масть стала пятнисто-черной, а не гнедой. Какой-то рассеянный Вирен опустился на колени возле павшего скакуна, погладил его по болезненно изогнутой шее. Рога коня были обломаны, одна нога вывернута — торчала кость. — Я-то надеялся, его успели увести! Да как же так… — У него было имя? — тихо спросила Ринка. Оглянувшись, она не увидела свою лошадку, немного успокоилась, но тут же совестливо вздохнула. Вирен выглядел таким растерянным и сникшим, что его очень хотелось обнять. — Да… Лаар. Это с архидемонского — вихрь, буря. Во время революции Гвардию на нижних кругах звали «adere laar» — «всадники бури». Мне Кара его подарила… Даже его рассказы звучали как-то иначе. Вирен говорил, но не осознавал смысла слов. Ринка поглядела на вторую лошадь. Вне тени, отбрасываемой горой, виднелся заваленный круп. Но все-таки она рассмотрела чью-то ногу, застрявшую в стремени. Чье-то черное, стесанное о камни лицо. Даже если это была Дэва, с которой Ринка крепко сдружилась, она бы ее не узнала. — Твоя сумка! — вдруг сказал Рыжий, находя в притороченном к седлу мешке наплечную сумку Вирена. Мешок этот оказался под павшим конем, и Рыжий с трудом его выволок, однако его упрямство было вознаграждено. — Здесь и паек… Слава Деннице. Он бросил Ринке амулет, заклубившийся лечебной магией, и она с удовольствием расправила плечи, чувствуя прилив сил. В голове прояснилось, стало легче дышать, и она наконец-то смогла встать на раненую ногу полной ступней. Армейские амулеты Роты были куда лучше тех, что колдовали наемники Вахзы. Второй такой же Рыжий повесил себе на шею, блаженно закатив глаза. Вирен охотно зарылся в свои пожитки. Как если бы это могло отвлечь его от гибели товарищей, сделать все кошмарным сном — не больше. — Надо же, все на месте. Фляжка! Да, немного еды — на четырех не хватит, ну да придумаем что-нибудь. Гребень, мыло. Очень полезно, ага. О, — изумленно вздохнул Вирен, достав что-то из сумки. — Я и забыл, что это к себе сунул. А еще есть журнал. И всякие мелкие амулеты, не очень полезные. — Ты утащил артефакт? — насторожилась Ринка, подошла вплотную, неожиданно разволновавшись. — Который лейтенант Волк называл гранатой? Ты чем думал? — Ну, Волчище всегда слишком паникует, — проворчал Вирен. — Без шапки по Девятому не гуляй, саблю точи каждую неделю — ну ты понимаешь… Я взял посмотреть, я подумал, что это нечто человеческого кубика Рубика. Не получилось, конечно. Сунул к себе, Ниирану как-то не до того было. Кто ж думал, что мы разделимся! Я не гадалка! В его руке сияла та железная сфера — она должна была как-то раскладываться, судя по пластинкам, вплотную подогнанным и образующим ребристость, но Ринка, как и многие, ковыряла ее ножом. Вдруг за спиной раздался пронзительный птичий крик. Позади них стояла гарпия с крапчатым оперением, распушив перья, словно готовясь к прыжку. Вирен выхватил из-за пояса короткий нож, оскалился, но гарпия не напала. Зычно проклекотала, и к ним подковыляли еще несколько, беря в кольцо. — Так и знал: они в курсе, что это за дрянь! — просиял Вирен, наблюдая за белой гарпией. — Ну и чему ты радуешься? — возмутился Рыжий. — Ничего хорошего! Если они знают, значит, это точно какая-то всадникова херня! На его месте Ринка тоже не хотела бы касаться ничего, что было связано с Голодом. Однако, сколько они ни мучили сферу, не нашли в ней ничего колдовского — кто-нибудь да почуял бы отклик. Это была какая-то неведомая игрушка, должно быть, случайно оброненная жителями деревни, когда их забирали наверх. Некое… изобретение. Гарпия не отваживалась приблизиться, глазея на сферу. Впервые Ринка видела ее, объятую чем-то вроде восхищения; ярость белой женщины-птицы как рукой сняло, она забыла про подлый побег Гвардии. Закричала что-то, волнуясь, но потом замокла: осознала, что ее просто не понимают. Расправила одно крыло и простерла его куда-то к востоку. Потом — на раскаленный шар солнца, чуть подпрыгивая на месте и хлопая крыльями. — И что она хочет сказать? — завертелся Вирен. — Кто-то уловил?.. — Солнце, — выдохнула Ринка. Задачка была не так уж сложна, даже если у нее побаливала голова. — Она показывает направление. Нам нужно идти к востоку. — Но если мы хотим догнать наших, нужно искать их следы… Вдруг они не пошли на восток, а отклонились? — возмутилась Амонея. Она загнанно озиралась, видно, усматривая в гарпиях врагов. Нервная девчонка — совсем не то, с кем Ринке хотелось разбираться, но она уговаривала себя не срываться. И чувствовала, как назревает раскол. — Все гораздо проще: без еды и воды мы долго не протянем, — объяснила Ринка. — Так что нам нужно нагнать отряд в несколько дней. Они быстрее, нам придется идти на пределе сил. На другое времени нет. Поскольку белая гарпия все еще стояла возле них, а ругаться под ее внимательным нечеловеческим взглядом было как-то даже неловко, она говорила приглушенно. Подумав, Вирен спрятал в сумку сферу: значит, не одной Ринке показалось, что гарпия может выкинуть что-нибудь опасное. Например, выхватить странную находку и воспарить в небо. Но теперь она снова указала на солнце, рявкнула напоследок и поковыляла прочь. Они не двигались с места. Ущелье гарпий казалось защищенным, укрепленным, как форт. И покинуть его — броситься в неизвестность, населенную чудовищами. Ринка каждый день с отвращением наблюдала за тем, как гарпии притаскивали небогатую добычу, вышедшую из чьих-то кошмаров. Лучше уж знакомый зверь, чем нечто таинственное. — Как здорово, что у нас нет карт, — нервно хохотнул Рыжий. — Что мы идем наугад! Почему бы не вернуться? У Вирена есть амулет, активируем его, для нас тут же откроют портал! Куда мы идем? Как потом будем возвращаться? Мы истощим всех магов… Не сможем создать разлом без помощи магов с Девятого, а они, блядь, с той стороны! С той стороны гор! — Давай я ему в нос дам, меня учили, такое при истерике самое то! — азартно предложил Вирен. — Ну, по-братски. Несильно… Рыж, успокойся. У меня действительно есть амулет, так что мы не пропадем, если станет совсем худо. Но это не значит, что нужно лечь и поджать лапки. Мы можем идти! Вот подлечимся, будем догонять. — И потратить все лечебные амулеты сейчас? — Ну, у тебя-то руки не отвалятся, правда? — огрызнулся Вирен. — Отдохнешь, сможешь нам поколдовать, если что! Ну, не дрейфь, все в порядке! Ринка с опаской следила за Рыжим: слишком уж внимательно он поглядел на свои руки, сжал в кулак ту, на которой до сих пор белела метка. Ей захотелось отобрать у Рыжего нож, пока он не натворил ничего. — Рубить руку бесполезно, это я и сам понимаю, — сказал Рыжий, неожиданно поднявший взгляд и встретившийся с ней глазами. Тускло улыбнулся. — Это в моей голове, на ауре, а шрам — так, ерунда. Он неприязненно почесал запястье и пожал плечами. — Мы рядом, — пообещал Вирен. — Не бойся, мы тебя не оставим. Только больше не делай ничего с собой, пожалуйста. Амонея издала странный горловой звук — кажется, хотела рассмеяться, но поперхнулась. — Нельзя задерживаться, — постановила Ринка. — Каждая минута для нас пешком — десяток секунд на лошади. А то и меньше. Она отошла ко второму скакуну, к мертвому покалеченному всаднику. Вздохнула: не Дэва, хвоста не было; и слава Деннице. Хотя разглядеть его черты она все равно не могла в месиве разбитого при падении лица. И, виновато жмурясь и облизывая соленые губы, Ринка наклонилась над его вещами.