Terra incognita

Обращаясь за помощью к Вирену, Рыжий и думать забыл, что тот — гвардеец, а значит, случай особый. Он рассчитывал на друга рядом, помогающего ему ненароком не сверзнуться с крутого обрыва и не переломать все кости — так, что магия не спасет; получил же полностью вооруженную и готовую выступать десятку. Гвардейцы без лишних вопросов выскользнули из палаток и поджидали. Наблюдая за ними, Рыжий смолил сигарету, нервно комкая ее в руках. Ему отчасти и приятно было, что такой переполох поднялся после одной его просьбы, что ему не пришлось унижаться и умолять кого-то о помощи (смог бы он, Рыжий и сам не знал, не хотел прикидывать), но Гвардия легко протянула руку помощи. С другой стороны, стыдно было за свою неловкость и неумение — что он за маг, если не может сам найти одну-единственную демоницу?.. Разве его одного не должно быть достаточно?.. Но Вирен был последний, кто стал бы его в этом упрекать. После похода на гору с белой гарпией он казался каким-то подавленным и задумчивым, слишком медлительным, будто сонным. Оно и неудивительно было: перевалило за середину ночи, а Вирен все мотался куда-то. У самого Рыжего сна не было ни в одном глазу: съедало беспокойство за Ринку. Историю гарпий Вирен ему рассказал, как просветил и насчет руны, крепко засевшей в памяти, и Рыжему на мгновение стало страшно. По-настоящему жутко: сила влекла его, звала… Во снах он был беззащитнее всего. Сейчас, стараясь отбросить лишние сомнения, Рыжий держался в стороне от гвардейского отряда, не желая им помешать: дымить на демонов, готовых погибнуть из-за его волнения, было как минимум невежливо. Но стоило ему об этом подумать, Вирен, приобняв за шею, втащил его в круг… Рыжий ездил с ними, ел, спал, даже успел сразиться, но до сих пор боялся довериться. — Я, понимаешь, не привык ходить с кем-то, я все время один, — оправдывался Рыжий, объясняя косые взгляды на гвардейцев. — Работать удобнее, ни с кем долю делить не надо — разве это не свобода? Так что теперь мне немного боязно, хотя сам не знаю, отчего: тебе-то я спину доверю… и остальным, значит, тоже! Воспринимать Вирена отделенным от Гвардии, не Гвардией — всей, полной, опасной, но крепко-семейной — не получалось. Словами выразить нельзя, но Вирен был демон умный, много книжек читал, так что понял и благодарно кивнул. — А я не могу в одиночку — вот так сложилось. — Вирен развел руками. Подмигнул, стараясь бодриться: — Так-то, может, и не стоило полошить народ, и неловко будет, если Ринка все это время проревела на каком-нибудь камушке неподалеку от лагеря, а мы такую тревогу подняли… Но ты прав: тут, в горах, неизвестно, чего ожидать. Что в них водится. Двоих нас для поисков будет мало, хоть ты и такой охуеть какой крутой маг! Ты колдовством искать-то пробовал? — Да магия сбоит, след стирается… Ничего не понятно, заплутал. — Дай мне поглядеть! — живо предложил приблизившийся Кость. Отросшие волосы он собрал в пучок на затылке, отчего лицо мага-поисковика казалось еще более худосочным и вытянутым. Глаза горели увлеченным темным огнем. В тощую когтистую руку Рыжий послушно сунул сменную рубашку Ринки, которую откопал в мешке. — Вот боевые, ничего не умеют, кроме как огнем жечь да взрывать, — цокнул Кость ворчливо, как старик, и Рыжий понял, что никогда не спрашивал, сколько ему на самом деле лет. Вот и сейчас он будто бы продолжал какой-то спор, начатый давным-давно — и совершенно точно не с Рыжим. Отвечать не требовалось: доказав что-то самому себе, Кость забормотал заклинания на древнем демонском языке, поводя рукой над рубашкой… Подцепив волнующегося Рыжего под локоть, Вирен отволок его в сторону. Это было правильно: никто не любил, когда во время работы стояли, нетерпеливо нависали над душой, в особенности — маги, а Кость был натурой тонкой. Рыжий и сам понимал, что вел себя как-то неприлично, забыв о колдовской солидарности, но мысли о Ринке перекрывали все прочее. — Пока он там колдует, может, по старинке подумаем? — деятельно предложил Вирен. — Ты говорил с Ринкой в последние дни? Потому что при мне она все больше молчала, вот я тут не помощник… Не знаешь, куда она могла пойти? Если даже говорливый жизнерадостный Вирен не смог ее разговорить, дело было плохо. Ринка последние пару дней чахла на глазах, а Рыжий лишь беспомощно наблюдал. Все слова поддержки, что он мог выдавить из себя, она пропускала мимо ушей, погруженная в глубокое горькое размышление. Ни разу он, впрочем, не видел и не слышал, чтобы Ринка плакала, зато она предпочитала одна бродить в окрестностях поселения гарпий. Пару раз он слышал, будто бы она разговаривает сама с собой. — Да куда тут ходить… — тоскливо протянул Рыжий. — Везде одно и то же. Камни, скалы, обрывы. Кроме разведанных тропок вокруг лагеря Ринка никуда не спускалась, даже если прогуляться хотела, а дальше ее и гарпии не пустили бы. Они налетали, стоило разведотрядам отдалиться от поселения и пронзительными криками, ржаво проезжавшимися прямо по нервам, и махами крыльев заставляли их вернуться. Гвардейцев это особенно злило, они ненавидели любые ограничения, а Рыжий давно понял: просто так эти чудные птицеженщины ничего не делали. Была причина — и вот этой ночью она прокатилась в небе. — Гарпии! — воскликнул Вирен. — Точно! Значит, круг поисков заметно сужается: они бы заметили Ринку, пересекающую границу их территории… где бы она ни была… — Когда это существо налетело, они все всполошились, — напомнил Рыжий. — До сих пор прячутся и не выглядывают. До Ринки ли им было? Как раз в это время она могла углубиться в горы и… И сгинуть. Договаривать не хотелось. Рыжий посмотрел в непривычно пустое и безжизненное небо, но винить во всех бедах гарпий не хотелось — особенно после сбивчивого рассказа Вирена. На нем все привычное красноречие друга куда-то иссякло, оставив сдавленные ругательства и бормотание, но смысл Рыжий уловил прекрасно и пришел в ужас. Наконец, Кость издал короткий ликующий вскрик. Даже не углубляясь взглядом в изнанку, Рыжий прекрасно видел тонкую белую, точно накаленную нить, уходящую куда-то вдаль. Конец ее был надежно завязан на указательном пальце мага. — Какой ты молодец! — возликовал Вирен, хлопая Кость по тщедушному плечу; он с искренним восхищением смотрел на протянутую путеводную ниточку. — И так быстро! Я знал, что на тебя можно положиться! — Да мне приказали… — смущенно пробормотал поисковик, в поисках поддержки оглядываясь на Рыжего. Тот развел руками. Его воодушевление Вирена иногда тоже сбивало: надо же так радоваться совершенно обыденным вещам! Нить тянулась в неизвестность, и у Рыжего неприятно заныло в груди, защекотало под ребрами. Двинулись в путь, поправив на спине винтовки и перетянутые через грудь патронташи. От гвардейцев Рыжий старался не отставать, а они взяли приличную, маршевую скорость, берегли дыхание, и Рыжему пришлось приспосабливаться. Он лучше других понимал, что Кость не сможет вечно держать сложное заклинание и им нужно успеть прежде, чем маг рухнет или, спасаясь, оборвет колдовство. Рассветало. Казалось, что сегодня солнце встало раньше, чем обычно тут случалось. Прежние ночи Рыжий промучился в неясных кошмарах, которые предпочитал считать результатом дневных волнений — это Вирена они всерьез беспокоили. И отчасти Рыжий рад был, что почти не прилег за сегодня. Холодная тартарская ночь дарила ему легкость и просветленность разума — после видений он всегда просыпался разбитым и никогда их не помнил. Когда лучи заскользили по верхушкам гор, гвардейцы снова ускорились: Кость предсказывал последний рывок. Рыжий начинал шумно дышать от усталости. Маги не предназначены были для долгого бега, он никогда особо не тренировался, полностью довольный тем, что в случае опасности может зарядить противнику огненный шар в лицо. Сейчас его лень сказывалась как никогда, но Рыжий не останавливался. Мысли о Ринке придавали ему бодрость, когда уже хотелось рухнуть на землю и не шевелиться больше никогда. Мышцы горели. Начинала мучить жажда, и Рыжий подумал, что худшее впереди. Ненадолго объявив привал, Кость принялся кропотливо сверять заклинание. Оно болезненно пульсировало, подсказывая: цель где-то близко. Обессиленный Рыжий привалился к скале, не чувствуя холод, не думая, что может застудиться и заболеть, пока спохватившийся Вирен не оттащил его за шиворот, ворча. Велел дышать носом, но грудь, казалось, разрывалась от нехватки воздуха. — Все в порядке! Что там с заклинанием? — прохрипел Рыжий, собравшись. Его трясло. От деревни гарпий они отклонились на запад, прошли достаточно, чтобы Рыжий начал волноваться, знает ли кто обратную дорогу. К счастью, среди гвардейцев было много следопытов: их специально отбирали для похода в неизвестную землю. Для него же все камни были одинаковы, скалы сливались в серо-красную полосу. Кое-где встречались сухие растения — какой-то хворост, клочки кустов. Ни намека на воду. Они сначала шли вниз, потом снова начали подниматься, и теперь, оглядываясь, Рыжий с онемением понимал, что они штурмовали высокую горную гряду. — Она рядом, — сообщил Кость. — Ты ничего не чувствуешь? — обеспокоенно добавил, часто моргая прозрачными, словно бесцветными глазами. — На изнанке… помутнение? Нечто очень сильное сбивает магию, даже от белой гарпии исходили не такие мощные отзвуки… — Он чуть в обморок не падает, хочешь еще, чтобы Рыж колдовал? — воинственно возмутился Вирен. — Дай отдохнуть, имей совесть! — Нет, нет, некогда! — поспорил Рыжий, выпрямляясь. Не без помощи друга встал, коснулся изнанки и поразился: нечто обитало здесь, злобой и мучительным голодом превосходящее давших им приют чудовищ. Уродливое пятно растекалось по изнанке. Черное, будто выжженное, отравленное, оно пугало и инстинктивно отвращало Рыжего: ему не хотелось даже касаться этого, не то что погружаться глубоко и изучать. Но, преодолев брезгливость, он все-таки осторожно дотронулся до пятна на и без того искореженном плетении, запустил пальцы глубже, стискивая нити, обжигаясь. Едва восстановленное дыхание прервалось — выбили. Тут же накатило: одиночество, отчаяние, дерущий глотку голод, невозможность залить его горячей кровью, обида — давняя потеря, ярость… Застонав, Рыжий перетряхнулся всем телом, оборвал связь. Чем бы оно ни было — то, притаившееся в горах, — оно было живо и зло на весь мир. — Нам точно надо туда идти? — спросил какой-то молодой солдат, понаблюдав за лицом Рыжего. Тот потерянно пялился на гвардейца некоторое время, приводя мысли в порядок, напоминая себе, кто он такой. — Да! Ринка! — ахнул очнувшийся Рыжий. И готов был ударить сам себя за то, что на несколько мгновений о ней забыл. — Если она попала в лапы этой твари, ее нужно спасти! Немедленно! Ее же сожрут! — Идем, герой, — фыркнул Вирен. — Но тихо. Хотя он не был офицером, к его разумным словам прислушались все. Гвардейцы замедлили шаг, стали красться. Разгорался рассвет, но еще недостаточно, чтобы сумерки перетекли в утро. Даже Рыжий, начавший учившиться всем тонкостям магии, лежавшим вне грубого управления силой, понимал: это особое время, в которое колдовство особенно властно. Лишь это позволило им добраться до завала камней, расположившегося недалеко от глубокой темной пещеры, вырисовавшейся в скале. Вирен рядом застонал: сегодня с него и впрямь было достаточно блуждания по туннелям. Среди камней они увидели маленькую фигурку, тесно прижимавшуюся к скале, чтобы быть незаметнее. Сердце Рыжего пропустило удар: ему точно показалось, что поза, в которой застыла Ринка, неестественна, изломана. Но в следующее мгновение страшное наваждение спало, а Ринка обернулась к прибывшим, сердито нахмурилась и строго приложила палец к губам, призывая к тишине. Ее хвост бил по бедрам. Подбежавший первым Рыжий беспомощно глядел на нее, не зная, что и выразить, но тут Ринка, шипя, схватила его за руку и привлекла к камням. Гвардейцы, не будучи дураками, тоже спрятались за завалом, хотя целой десятке было трудновато уместиться. Рыжий хотел задать вопрос, десятки вопросов, он услышал ворчание. Сначала подумал, это нечто в горах, и представил землетрясение и неудержимую лавину: как тяжелые обломки скатываются с вершин, погребая их, перемалывая… Дернулся кто-то из гвардейцев. Ринка подтянулась, вцепляясь побелевшими пальцами в скалу, ящеркой скользнула наверх, и Рыжий последовал за ней. Потому что ему нужны были ответы. Там, перед пещерой, было нечто живое. Крылатое. Гарпия? Рыжий прищурился: на тот клочок падала сильная тень от горы, заслонявшей рассветные лучи, а он никак не мог сосредоточиться. Потом ему привиделось, это нечто крысы, которую они встретили в первый день, однако крупнее, заметно крупнее. Оно издавало перепугавшее их ворчание и едва заметно возилось. — Что за херня? — проворчал Вирен, невесть как оказавшийся под боком. — Рин, хуле ты тут делаешь? Зачем тебе это?.. Когда он волновался, всегда начинал забористо ругаться. Не глядя на Вирена, Рыжий во все глаза смотрел на Ринку, с облегчением понимая, что она приободрилась и перестала мучиться угрызениями совести, отвлекшись на что-то. — Я была недалеко от лагеря, когда оно прилетело. Пронеслось прямо у меня над головой! — торопливо шептала Ринка, так тихо, что приходилось читать по губам. — Я решила проследить, куда полетит! Теперь мы знаем, где его логово. Я едва не попалась, а ведь еще надо было не отстать! — несколько испуганно рассказала она. От пережитого Ринку трясло, но Рыжий не мог не поразиться ее храбрости: почувствовав это нечто над собой, он скорее рванул бы обратно в лагерь, под защиту, чем вздумал его преследовать… Чтобы лучше видно было, Вирен полез ближе, хотя Ринка сердито на него шикнула. Существо, ворочавшееся перед пещерой, потянулось, выпрямилось. Пахло кислотно, противно, и у Рыжего запершило в горле, он сжал его рукой, задыхаясь, чтобы не раскашляться. Тварь поползла. Крылья поволоклись за ней. На мгновение, скатываясь в пещеру, оно попало под солнечный свет, и Рыжий увидел все: черную жесткую шкуру, израненную, побитую, покрытую глубокими шрамами, четыре неловкие лапы, длинный шипованный хвост, кожистые крылья, гибкую шею и тупомордую угрожающую башку… Дракон! Мысль обожгла Рыжего, заставила замученно зажмуриться, мотая головой. Приглядевшись получше, он заметил, что существо худо, даже тоще. Ребра выпирали, лапы казались слишком тонкими, чтобы удержать громоздкую тушу. Но, окажись Рыжий рядом с чудовищем, едва ли достал бы ему до впалого живота. Мелькнул хвост — существо скрылось в пещере, бесследно утонуло в темноте. Гвардейцы переглядывались и молчали. Никто не отважился высказать догадку, хитрой змеей вертевшуюся в голове у каждого. — Ты смотри! — возбужденно зашептал Вирен, размахивая руками перед носом Рыжего. — Ну, ну, гляди! Ведь это дракон! Настоящий! — Чушь, — сквозь зубы вытолкнул Кость. Брезгливо поморщился. — Всем известно, что драконы — это сказка. Если они когда и существовали, то бесповоротно вымерли, как динозавры — в мире людей! И точка! Он, похоже, отказывался верить своим глазам, талдыча одно и то же. Закрывался. Конечно, фигурально: обычно прищуренные глаза мага казались круглыми плошками. От шока он не мог усидеть на месте, дергался, точно хотел почесаться везде сразу. Сам Рыжий пока решил воздержаться от слов. Многое хотелось обдумать. — В нашем мире умерли! — согласился Вирен. — Но это-то мир совсем другой! Тут драконы вполне могли сохраниться! Да плохо ли ему здесь: никого нет, пустота, простор, покой — знай себе, лови иногда гарпий на обед! Я догадывался, что в Тартаре мы сможем встретить нечто подобное, но не смел и надеяться, что вживую — сам! лично! — увижу самого настоящего дракона из сказки… Последнего такого зарубила Кара! Нахмурившись, Рыжий тщетно помучился некоторое время, а потом вспомнил историйку, которую любили травить в тавернах: незадолго после Исхода границы миров истончились, все пришло в волнение, а группа человеческих магов попыталась протащить тартарских тварей в Ад и с их помощью завоевать миры… К счастью, остановить их получилось не так уж сложно, как ангельские разорения. Согласно той же легенде, командор Черной Гвардии победила выволоченного из Тартара ящера… — А разве это не легенда? — удивился Рыжий. — Чтобы производить впечатление? А? На благо репутации Кары и Гвардии? — Ты что! — возмутился Вирен. — Хочешь, на крови тебе поклянусь — зарубила! Всамделишного дракона! Его убежденность почему-то передалась и Рыжему: с такими сердитыми и честными глазами невозможно было врать. Это вселяло надежду: ящера можно было убить, и потому требование гарпий перестало казаться таким уж безумным. С опаской Рыжий покосился на винтовки гвардейцев. Сам он даже не понимал, каким образом они работают, но силы их должно было хватить для убийства одной твари… — У командора это и могло получиться, — разумно добавил Кость, разом вернув Рыжего с небес на землю, — потому что она Падшая, она летать может, то есть на равных сражаться с этим… драконом наверху. Лицом к морде, получается. А нас он может легко раздавить, приземлившись! Помните, как разрушительны падающие камни? Теперь представьте падающее чудовище! Достаточно ему взлететь на нужную высоту, мы до него не дострелим. — У вас же есть магия! — возмутился Вирен. Ткнул по очереди в сердитого поисковика и в Рыжего, и тому захотелось скрыться от этого ликующего яркого взгляда. Оно вовсе не чувствовал себя способным побороть громадного ящера. — И вообще — во всех легендах герой сражался с драконом, выходя с ним один на один! — весомо прибавил Вирен. — С единственным оружием — мечом! И всегда побеждал, поскольку намерения его были чисты… — Тьфу, дурак, — безжалостно припечатал Кость. — Легенды для того и пишутся. А эта херня нас размажет, так что убираемся быстро! Без подкрепления тут делать нечего. Идем! — прошипел он, цепляя Вирена за руку. Силы в болезненно-худом маге было немного, но Вирен все-таки подчинился, бормоча себе под нос. — Он же спать отправился? — загорелся один из солдат. — Что нам стоит пробраться в пещеру и тихо застрелить его? — Не уверена, что ему нужен сон, — прошептала Ринка. — Он прячется от солнечных лучей. Я видела, как он сначала сидел у пещеры, но потом начало рассветать, и чем больше солнце заливало, тем дальше к лазу он отползал. А ведь там темень! Вдруг он не спит, а пережидает день? В темноте ящер может быть куда ловчее нас, он очень быстро двигается в небе… — Она права, нельзя действовать наобум, каждый солдат ценен, — поддержал Кость. — Мы шли за Риной — вот она. Больше нам здесь делать нечего. Они отползали тихонько, боясь даже звука посыпавшихся камней. Воочию Рыжий видел, представлял, как из пещеры высовывается узкая ящериная башка, лязгая громадными зубами, и перекусывает его пополам… Но дракон затаился. Гвардейцы двигались юрко, быстро, а Рыжий сам себе казался неуклюжим и неловким. Страх сковывал, от смрада склизкой змеиной туши мутило. Но единственное, что ему хотелось: унести ноги подальше.

***

Известие о драконе в лагере встретили шумно. Сначала подумали, что это какая-то шутка, выдуманная Виреном, известным любителем историй про великих героев, повергающих зловещих ящеров одного за другим, потом даже предположили, что отправившийся в горы отряд разом сошел с ума. Таких иногда выуживали из пустыни, обезвоженных и измученных, клявшихся в небывалых чудесах — это их однообразный пейзаж Первого делал безумными. Сержант Инас предположил, что тартарские горы творят похожие ужасы — к тому же, везде здесь была разлита дикая непонятная магия. Но обычно спокойный Кость поклялся в изложенном на магии, и, поскольку он не разлетелся кровавыми ошметками, им поверили. Сгрудились вокруг десятки все, кто был ничем не занят, да и занятые вскоре подтянулись тоже. Только на дозорных Волк нарычал, чтобы не смели покидать постов под угрозой тройного дежурства. В центре толпы оказался и Вахза; его глаза жадно горели, когда Вирен без устали повторял историю в третий раз — для тех, кто недавно подтянулся. Рыжий считал, рассказ о драконе посеет в гвардейских рядах панику, но многие из них вздохнули с облегчением: легче сражаться с магическим пережитком прошлого, чем с неопознанным ночным ужасом. Их засыпали многими вопросам, ни на один из них десятка не могла ответить. В конце концов Волк уволок Кость и всех командиров в свою палатку — за ними просочился и Вахза, с чем-то требовательно наседая на лейтенанта. Несомненно, они делили шкуру еще не убитого дракона. Быть героем дня Рыжему не нравилось, он доплелся до палатки и провалился в глубокий сон, избавленный от всяких заунывных голосов. Вымотанный, он очнулся, кое-как собрался, чувствуя сухость во рту, и уныло посмотрел на фляжку. Отхлебнул. В темноте палатки было хорошо, уютно, хотя Рыжий спал тут почти один, не считая заслуженно отдыхавших ночных дозорных. Но голодом свело желудок, а запах снаружи подсказывал, что пришло время обеда: к однообразному запаху жиденькой похлебки Рыжий успел привыкнуть… Около одного из главных костров он ожидаемо нашел Ринку и Вирена, сидевших рядом и возившихся с журналом. Вирен просил Ринку описать дракона точнее, потому что сам он увидел не так много. Рыжему даже стало любопытно, какими необычайными подробностями оброс короткий эпизод силой воображения Вирена, пока он спал. Рыжий присел к ним тихо, как ему думалось, незаметно, потому что друзья были совершенно увлечены, и вытащил сигарету. В пачке осталось маловато: все-таки стоило брать больше запасов. — Аппетит испортишь, — проворчал Вирен, безошибочно ткнув ему в руки миску с мутной похлебкой, в которой плавали развалившиеся хлебные кусочки. Хотелось съязвить, что с этим отлично справляется сама еда, но Рыжий пожал плечами, заложил сигарету за ухо и принялся вылавливать овощи. Наметанным глазом он определил, что супа стало меньше, если только Вирен его не выхлебал. Отряду приходилось поить себя и лошадей, готовить; хорошо хоть чистоту содержали заклинаниями, но Рыжий знал, что от злоупотребления такой магией кожа становится сухой и грубой, трескается. Потеря нескольких бочек сказывалась сильно; отправлявшиеся на поиски источников отряды беспомощно разводили руками. Гарпии, как они выяснили, понаблюдав, пили кровь добытых тощих животных. — Хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же не повреждай, — патетично зачитал Вирен. — Это из «Откровения», про Голод. У людей всегда была богатая фантазия, так что Всадники произвели на них куда большее впечатление, чем на Ад. — Весы… — протянул Рыжий, вспоминая руну — теперь она обрела четкость. — У него правда были весы? Или… как ты это называешь — метафора? Символ? — Серп Жнеца есть определенно, — заметил Вирен. Рыжий пораженно посмотрел на него. — Видел — на памятнике в Ленвисе? У Яна в руках серповидный нож. Им можно сталь резать как шелк, я однажды его на тетрадку школьную уронил… несколько раз… В лоскуты! Ну, что мне оставалось делать, даже адский пес отказался ее жрать. — По тону Вирена совершенно нельзя было понять, шутит он или нет. — Так что, вполне возможно, весы — это тоже артефакт, причем очень мощный, если они сохраняют силу спустя столько лет. Но вряд ли мы его найдем. Да и для чего?.. Вот и Рыжий не знал — для чего. Но эта мысль плотно засела в голове. Он вернулся к обеду, и некоторое время они сидели молча. Потом Ринка, не выдержав, выдохнула, одновременно забавно зажмурившись: — Простите! Я вела себя как ребенок. Не стоило покидать лагерь… Из-за меня и вы могли погибнуть! — Ничего, — успокоил Вирен. — Зато теперь мы знаем, где логово дракона! Как ты? — сочувственно спросил он. — Насчет твоих переживаний? Ты додумалась до чего-нибудь? — Не знаю… Это по-прежнему мучает меня. Понимаете, я ведь матери обещала никогда не вредить другим, — дрогнув, призналась Ринка. — Нужно было выживать, и я пошла в наемники, но она заставила меня поклясться, что я не стану проливать крови. И в память о ней не хотела никогда нарушать данного слова. Но пришлось, и теперь… Виновата ли я? Должно ли я была стрелять? У меня был выбор… А гарпии и так страдали. — Подумай об этом с другой стороны, — предложил Вирен, — ведь если бы ты не застрелила ту гарпию, она могла убить одного из твоих товарищей. Ты защищала отряд, даже ценой жизни врага. Прости, я, должно быть, ужасный демон, — добавил он. — Я привык к убийствам и не вижу в них трагедии, это моя работа. — Нет, вовсе нет… — протянула Ринка, слабо улыбаясь. — Ты прав. Я расклеилась, а нам нельзя сейчас отвлекаться от похода, отстраняться. Я могла вас подвести. Подставила под удар. — Ну, ерунда, мы ведь солдаты, а не какие-то детишки на прогулке, — неловко проворчал Вирен. Потянулся ближе, вздохнул, сгребая Ринку в объятия, и она разом обмякла, прижалась, даже подвсхлипнув, уткнувшись носом в его плечо. — Все будет хорошо… — пообещал Вирен. — Если ты не захочешь больше никогда в жизни брать в руки винтовку, тебя никто не заставит. Находиться рядом с ними Рыжему стало как будто неловко по неведомой причине. Он не чувствовал ни искорки ревности: Вирен обнимал Ринку с заботой старшего брата, как самому Рыжему, бывало, приходилось успокаивать ноющих сестренок. Не ожидал он, что Вирен неожиданно подтащит его ближе, тоже стискивая, ликующе скалясь, как будто по-детски радуясь, что его объятий хватило на двоих. А Ринка, вплотную притиснутая к Рыжему, впервые за несколько дней улыбалась.

***

День длился медленно. Стараясь подсчитать его в часах, гвардейцы постоянно ошибались и начинали спорить, пока кто-то не предположил, что каждые новые сутки отличаются от предыдущих. Какие-то были больше, какие-то короче, но никто не знал, в какую сторону вильнет время на завтра. Некоторые успевали делать ставки, как-то вычитая из будущего жалования за опасный поход. Спорить на воду запретил Волк, тщательно следивший, чтобы всем доставалось поровну: и простым солдатам, и офицерам. Наблюдая за Виреном, Рыжий понял, что друг очень взволнован. Наверное, в мечтах он воображал, как точным выстрелом подбивает дракона, и тот летит, кувыркаясь, и падает где-то вдали, поднимая тучу пыли. Это дело грозило неприятностями: каждый раз, когда Рыжий представлял Вирена, рьяно кидающегося на большую чешуйчатую тварь, в нем все замирало. Нет, хорошим это не кончится… Они сидели на скале, глядя на небольшой лагерь. Палатки сливались цветом с серо-бурой породой. Рыжего и Вирена поставили следить за небом, они как раз сменили усталых Дэву и Амонею, у которых, как те признались, разболелись глаза от взгляда вверх. Хотя все предсказывали, что дракон не покажется днем, дозоры ставили на всякий случай. — Рыж, а почему ты по имени не зовешься? — наконец спросил Вирен — и это было вовсе не то, о чем, предполагал Рыжий, пойдет разговор. Он, приготовившийся огрызаться и привирать, что все с ним отлично, даже опешил. — Я ведь маг. Если враг узнает мое истинное имя, он может обернуть мои же заклинания против меня или проклясть как-нибудь изощренно… говорят, так даже можно отнять душу, если обладать большой силой, — пустился в объяснения Рыжий, радуясь временной отсрочке. — А я Высший боевой. Приходится… по правилам. — Да ты и до того, как начал обучаться, назывался просто Рыжим, я помню! — Ну, я ж из дома сбежал, — буркнул он нехотя. — Не хотел, чтобы отец нашел, да и… хотелось быть свободным. От всего. От имени, от прошлого. — Мне-то без разницы, — добавил Вирен. — Если хочешь, могу тебя хоть табуреткой звать — мне нетрудно. У нас в семье с этим особо серьезно: каждый сам выбирает себе имя… — Вирен Денница, — попробовал Рыжий, ухмыляясь. Знал, что друг зафыркает и отмахнется. — Звучит неплохо! — Вообще-то я бы предпочел фамилию Влада, — признался Вирен смущенно, точно стыдился того, что задумался об этом. — Войцек! На его родном языке это значит «славный воин»! Но демон с фамилией — это глупость, конечно… — добавил он торопливо. — Эй, Рыж? — М-м? — Что твое имя значит? Мое — это что-то из санскрита, «храбрец и герой», кажется, мне Влад переводил. А твое? — Черт его знает… — Нахарэд, — задумчиво протянул Вирен. Попробовал глуше, раскатисто: — Нахаррад? — Изнанка гулко отозвалась, полнозвучно, но Вирен этого, конечно же, не слышал, продолжая вдохновенно болтать, пока Рыжий, замерев, стискивал напряженные нити. — Ты не читал «Властелина колец»? — Рыжий помотал головой. — Зря, славная история… Вернемся — обязательно дам тебе! Там у них есть южные земли, где и звезды стоят иначе, где громадные жаркие пустыни, и зовутся они Харад. Кто знает… Влад говорит, Профессор был из Дивного народца. Наверное, он знал многие напевы изнанки. — Может быть… Но ты лучше никому этого не говори, мало ли… — А мне, значит, знать это можно? — Так ты ж колдовать не умеешь, — рассмеялся Рыжий, поддевая друга плечом. Они говорили ни о чем. Потом подошла Ринка: ее снова вызывали к командирам и беседовали особенно долго, ведь она видела тварь в движении, могла подсказать, как она летает, на какой высоте… Хотя никто не признался бы, Рыжий видел и чувствовал: они стали побаиваться, чем ближе подходила ночь. Когда детские сказки и страшные мифы оживают на глазах, кто угодно потеряет голову, даже умелый, хорошо обученный офицер. Оказалось, часы дежурства истекли — за них Вирен успел пересказать «Фауста» и попытаться на память зачитать отрывки. Немецкий язык людей по звучанию напоминал лающе-рычащий архидемонский, так что Рыжий прислушивался с интересом. История увлекла его ненадолго. До дежурства полдня Рыжий слонялся без дела, помогал магам купца выстраивать защиту. Вахза прочитал ему целую обвинительную речь, укоряя, что он сбежал на рассвете; угрожал вычесть за каждый такой проступок из обещанной доли… Но Рыжий слушал спокойно, потому что он вдруг подумал, что деньги ему были не так важны и не магия, оказавшаяся такой пугающей, как сама возможность этого похода, путь, проделанный с друзьями, шанс сражаться вместе. В одиночку блуждая по пустыне Первого круга, он скучал, хотя и не хотел признаваться. Его тянуло к семье и к товарищам, и если возвращаться к отцу и покоряться его воле, пророчащей ему будущее купца, Рыжий не хотел бы, то повидать друзей он всегда был не прочь… Что-то мучило его. Рыжий не сомневался, что с заходом солнца дракон объявится снова, чтобы все-таки найти желанную и такую богатую добычу. Недостаточно долго Рыжий продержался за отравленные им нити, чтобы и теперь отслеживать его настроение, но не сомневался: он все еще голоден и жаждет крови. Все в этих горах хотело одного: сожрать друг друга. Руна снова привиделась Рыжему. Когда он закрывал глаза, она тут же отпечатывалась на внутренней стороне век. Может, виной тому был недосып: конечно, днем Рыжему удалось поспать пару часов, но все-таки он чувствовал слабость и рассеянность. Приходилось расплачиваться за ночь, проведенную на ногах, но вчера Рыжий совершенно точно был увлечен жизнью, забыл о мучении, не страдал… Это было хорошее время. Наблюдая за Ниираном, Рыжий вдруг задумался: все-таки он должен был продержать связь дольше, попытаться разобрать желания дракона… Это было куда сложнее, чем с полуразумными гарпиями, но Рыжий мог это сделать. Он слышал, многие дрессировщики адских гончих настраивали нити собственной ауры так, чтобы они резонировали с мыслями животных. Руна, так похожая на весы, вдруг приобрела очертания дракона с распахнутыми крыльями. Ему нужно было стать частью Тартара, чтобы коснуться безумного звериного разума, иначе он заметит, уличит вторжение: нежеланное проникновение чувствовали даже демоны, не знавшиеся с колдовством из принципа, вроде Вирена, и трудно было представить, в какую ярость приведет такое чуждое касание магическую тварь… Рыжий искал себе разумные объяснения, но сам решился давно. Его одержимости не нужны были оправдания, ему хотелось попробовать силу Тартара на вкус — во всей полноте. Она постоянно была рядом, недостаточно живая, чтобы отзываться на его движения, но все такая же мощная, как будто спящая… Конечно: ей не пользовались многие столетия, не слагали настоящих заклинаний. Проскользнув в палатку, пока остальные были чем-то отвлечены, Рыжий скользнул к спальному мешку Вирена. Гвардейцы без опаски бросали вещи тут и там, не боясь, что они будут втихую похищены. Их беспечности оставалось поражаться… Журнал лежал на самой поверхности, Рыжему не пришлось копаться. Он раскрыл в начале, поглядел на несколько дерганые строчки Вирена, улыбнулся помимо воли. В другое время он вчитался бы: как бы Рыжий ни ворчал, все-таки писать у Вирена получалось все лучше, убедительнее. Воспоминания о старших гвардейцах рвали душу даже Рыжему, толком не знакомому с ними. Он нашел руну, коснулся страницы, уже чувствуя жар. Оглянулся. Карандашика Вирена явно было недостаточно, так что Рыжий схватился за короткий нож, который на всякий случай носил на поясе. Лезвие впилось в кожу на запястье, вырезая руну. Больно не было — он толком не успел осознать, нож чиркал легко, торопливо… Выпал из руки. Рыжему показалось, в него ударила молния, он заскулил, чувствуя, что теряется в пространстве, падает куда-то — во всюду сразу. Завалился на бок, судорожно дергаясь; прикусил язык, и во рту стало солено. Нечто царапалось в сознании, срывая последние барьеры, а рука горела, точно облитая расплавленным железом… От взгляда в темноту палаточного потолка Рыжему сделалось дурно. Кто-то ворвался, затопали рядом, над самой головой, оглушая. Должно быть, их привлекла его возня. Не способный ни сопротивляться, ни что-то сказать Рыжий почувствовал, как его, ухватив за ворот трещащей рубахи, волокут наружу… Над ним опрокинулось чистое тартарское небо без намека на облачка, да еще там мелькали испуганные демонские лица… Сосредотачиваясь, Рыжий узнавал их. — Что ты наделал? — взвыл, проорал Вирен, наклоняясь к нему, хватая за отвороты рубахи, встряхивая. — Рыж! Рэд, пожалуйста!.. Беги за Ниираном, живо! — рявкнул он Амонее, застывшей рядом, прижимавшей руки к груди, и та дикими заячьими скачками унеслась… На крики сбежались еще демоны, но Вирен взревел, скаля зубы: — Отойдите, воздух нужен! Приблизилась Ринка. Ее Рыжий узнал, она не затерялась среди других обеспокоенных лиц, слившихся для него в одно. И Ринка помогла устроить его на земле, положила голову Рыжего себе на колени, гладила его по волосам, и если б не невыносимая боль, раздиравшая его изнутри, Рыжий посчитал бы себя самым счастливым демоном — по крайней мере, в этом мире. Попытавшись взять его за руку, Вирен охнул. Вляпался в кровавое пятно, уставился на израненную руку. Может, он и не понял бы, что случилось, но руна сияла, светилась изнутри огненно… Вирен хватанул ртом воздух, глядя совсем безумно. Это было последнее, что Рыжий рассмотрел, прежде чем ухнуть в кашу чужих воспоминаний. Замутило от круговерти. — Рыж, какой же ты долбоеб, — прохрипел Вирен издалека. — Держись! Не закрывай глаза! Не теряйся! Помни, кто ты такой! Имя не забывай! Он видел армии, сшибавшиеся, выбивавшие дух. Сотни существ — то ли демоны, то ли люди… Рыжий смотрел на них свыше, чьими-то цепкими, внимательными глазами, и вокруг драл ветер. Драл — крылья? Его крылья! Из груди прорвалось ликующее, упоенное рычание, разгулявшееся в горах. Он забыл боль и тряску в маленьком демонском теле, он был чем-то большим, чем-то великим, и тень от него падала на сражающиеся внизу, между скал, армии… Стрекотали заклинания, ломалась сталь, и воины переходили в рукопашную. Дикари Войны с визгом и воплями бросали копья, выпиленные из остатков деревьев, кидались с кулаками. Яркая раскраска на их лицах пестрела. Или это кровь заливала их, пузырилась в уголках ртов, вытекала из слепнущих глазниц… Война черпала из них, выпивала жадно, захлебываясь, а сама бешено хохотала где-то там вдали, полыхая пожаром, искрясь… Чужие мысли разрывали голову Рыжего. Не дракон. Он поймал теперь отголосок Всадника — здесь, где ему искренне поклонялись, где его сила была как-то жива. Призрак, отголосок. И теперь его злые, жалящие мысли сражались с его мелкими размышлениями. Рыжий дернулся, пытаясь оторваться, не сплавляться с ними, отстраниться. С радостью, спасаясь, ухнул в трескотню памяти дракона. Дракон видел сон. Сладкий, мучительный сон, в котором Хозяин, как и должно, сидел между шипов, тонкий, невесомый — и они летели вместе, купаясь в жарком небе, и иногда Он легонько похлопывал его по шее, у чувствительного места, натертого удилами, чтобы дракон ринулся вниз, клацая клыками, и подцепил кого-нибудь из крохотных существ… Они были вкусные. Такие, каких он не пробовал очень давно, перебиваясь отравленными зверьми, и это возвращало его в настоящее. В мир, покинутый Хозяином, совсем серый, бессмысленный… Они ушли, ушли-ушли-ушли, — обидно дрожали мысли, не облеченные в подобие слов, но такие чистые, понятные. Плач верного пса, оставленного нерадивым хозяином. Дракон ворочался во сне, задыхался, переполнялся злостью и голодом, желая то ли вонзить зубы в тщедушную фигурку Всадника, заливая ненасытную глотку, то ли приникнуть к его ногам и беззаветно вылизывать запыленные ступни. Рыжий почти нащупал его имя, главную нить — нить основы. Если бы коснулся ее, он бы мог навязать дракону свое что-то, иное, навсегда отвратить его от поселения гарпий, но боялся потеряться, соединиться с ним. Забыть имя… Нахаррад — разнеслось голосом Вирена, и Рыжий отпрянул.

***

Очнулся Рыжий в госпитальной палатке. Сразу узнал ее по резкому запаху спирта и каких-то подпаленных ароматных трав — сладкий, пряный запах. Пару раз он забегал, чтобы помочь лекарям с простенькой обезболивающей магией. Сейчас Рыжий лежал на чем-то, напоминающем набитый соломой матрас; пошевелившись, он слабо застонал, дернулся. Не пробило судорогами, как в прошлый раз — значит, дела его были вовсе не так плохи. Пока не рискуя вставать, Рыжий оглянулся. Справа от него, скрестив ноги и привалившись к стене, сидел гвардеец Хин, весь обвязанный бинтами и напоминающий мумию, как заявил в прошлый совместный визит Вирен. Что это такое, Рыжий не знал, но Хину сочувствовал от всего сердца: ему почти не разрешали двигаться из-за серьезной раны в животе, и безмятежность для гвардейца была смерти подобна. — Проснулся! — возликовал Хин. Едва он крикнул это, полог шевельнулся. На лицо Рыжему упала полоса света, он скривился, зажмурился. Последние лучи солнца заливали ущелье. Когда Рыжий снова открыл глаза, над ним весьма угрожающе нависали Ринка и Вирен. Обычно доброжелательный Вирен хмурился и выглядел старше; хвост Ринки метался. Однако, оглядев его, они не стали орать и кидаться вещами, а подошли поближе, вздыхая, и Вирен без лишних слов протянул Рыжему фляжку с водой. Сейчас он полностью осознал, как саднит горло и сухо склеиваются губы. Первый глоток был болезненным. — Как ты до этого додумался? — сходу спросил Вирен, крепко сжимая кулаки, будто желая его ударить, нос там сломать, глаз подбить — и Рыжему почему-то показалось, что он вправе это сделать. — Ради чего? Ты мог выгореть! Никто не способен перенести такую силу… — Никто, но я Высший боевой маг… Подумал, что чего-то да стою. — Рыжий не хотел отпираться и оправдываться. Сделал большую паузу, чтобы отпить глоток, но потом пораженно уставился на фляжку. — Чья это вода? — Наша, — твердо заявил Вирен. Рядом зафыркал Хин, не вмешивавшийся в разговор. — Не увиливай. Тебе кто-то подсказал нанести символ на кожу? Это твои видения? — Откуда ты… — Ты спишь рядом, идиот, — вспыхнула раскрасневшаяся Ринка. — Каждую ночь мы слышим, как ты мучаешься, но ты слишком самонадеян и самостоятелен, чтобы попросить о помощи, верно? И до чего это тебя довело! Ты едва не погиб! Ты!.. — Она точно хотела добавить слово покрепче, но не смогла, задохнулась от недовольства. — Никто мне не подсказывал… Это основы магии, можно активировать печати через тело. У меня не получалось наколдовать их в воздухе, потому что изнанка слабая. Что-то ее измучило многие годы назад, и она до сих пор не восстановилась! — убежденно втолковывал Рыжий то, что они и без него знали. — Поэтому оставался один способ… Более прочная основа. Я надеялся, что это сработает. Что… — Всадник мог тобой завладеть, — оборвал Вирен. Он был неожиданно суровым; никогда Рыжему не приходилось видеть друга таким серьезным. — Это не игра, черт тебя дери! Это сила, которую мы не понимаем! Она зовет тебя, она хочет, чтобы ты ей что-то отдал! Насколько я знаю подобное колдовство — жизнь! Она могла тебя убить! — Но Всадник мертв… — слабо заспорил Рыжий. — Он никак не может ничего от меня требовать. Он чувствовал, что говорит не вполне правду. Что сила, крепко державшая его в объятиях, теперь была особенно близко, дышала в затылок. Конечно, это был не сам Голод, давно уж сгинувший, но отпечаток его силы, навечно оставшийся в Тартаре, послед ауры… И все-таки одна ужасающая мысль не оставляла Рыжего: если отпечаток оказался так силен, каков же был сам Всадник при жизни?.. — Я могу себя контролировать, — сквозь зубы огрызнулся он, злясь больше на себя, чем на искренне обеспокоенных Вирена и Ринку. — Чего ты зря панику разводишь? — Я знаю, на что способна эта сила, — сказал Вирен, прямо глядя в его глаза. — Ян борется с ней половину своей жизни, а ты, уж извини, не смахиваешь на образец хладнокровия. Я знаю, как ему трудно, как он сражается с ней и с собой — и даже на него часто накатывает… Рыж, я всерьез волнуюсь, — сбившись на шепот, доверительно сказал он. — Я не хочу, чтобы это коснулось кого-то еще из моей семьи. Сила разрушает все, чего касается. Это отвратительно… Он замолчал, задумавшись о чем-то своем и болезненно поморщившись. Но Вирен был рядом, Вирен глядел на него, готовый предложить любую помощь, и Рыжему почему-то стало легче на душе, хотя тот совершенно ничего не сделал. Несмело подняв руку, Рыжий уставился на выцарапанную руну на запястье. Шрам белел, глубокий, некрасивый, и Рыжий начинал подозревать, что он останется с ним на всю оставшуюся жизнь. — Эти ебаные маги! — завыл Вирен, расхаживая рядом, у его матраса. Теперь он больше не ругался всерьез, а вздумал театральничать. — Меня же предупреждали! Мне Ян говорил: не связывайся с боевыми магами, они поехавшие! Пиздец какие поехавшие! А я, дурак, не слушал умных людей, я думал, в твоей рыжей башке есть хотя бы немного мозгов! Ну? Скажешь что-нибудь в свое оправдание? Остальные тактично молчали. — Я шел сюда искать приключения и совершать подвиги, а не терять друзей, — беспомощно прошипел Вирен. Придвинулся — не угрожающе, а как-то ломко улыбаясь. — Я не хочу лишаться хоть кого-то из вас, понимаешь? Ни за что. Моя семья однажды сгорела, и больше я не вынесу, я просто лягу и не встану больше… — Я всего лишь тупой маг, ты сам говорил. — Да, ты очень тупой! — зарычал Вирен, сердито жмурясь. — Твое счастье, что больных не бьют. Ринка, держи меня! — Держу, — ответственно согласилась та. Рыжий смеялся, забывая об уродливой руне на запястье, и ему было до странности хорошо.