Ленвис, семь дней после Тартара (Вирен)
Возможно, теперь я все буду считать как «до» и «после» нашего путешествия. Поразмыслив, я понял, что едва ли за мою жизнь произойдет нечто такое же грандиозное: все великие войны закончились, революция прогремела, а Гвардия охраняет покой Ада, поэтому приключение в неизведанном мире — самое необыкновенное, на что я могу рассчитывать. Не самая худшая точка невозврата. Все говорят о Тартаре. Куда бы я ни отправился, слышу шепот. Я не так знаменит, как Рыжий, во мне они не могут вычислить солдата, побывавшего по ту сторону, так что я скрываюсь от народного любопытства и спокойно помогаю восстанавливать Ленвис. Все мы трудимся: местные, легионеры на службе у Эла и Рота, которая до сих пор не покинула город. Я долго сомневался, имеем ли мы право жить дальше после произошедшего. Но кое-что еще больше пугает меня: изменился я или нет? Научило меня чему-то это путешествие? Когда я смотрюсь в зеркало, все кажется прежним. Я так же путаюсь у старших под ногами, зависаю где-нибудь на полпути, читая книжку, или рассказываю забавные истории. Влад сказал, я повзрослел — стал внимательнее, аккуратнее. Он говорит, что-то связало нас с Рыжим и Ринкой: я всегда держу их в поле зрения, часто оглядываюсь, проверяя, идут ли они за мной. Я привык, что я должен думать не о себе одном. Может, кто-то, смотря на меня и моих друзей, тоже сомневается, не троится ли у него в глазах?.. Мне хочется вернуться в Столицу, я устал от холода Ленвиса и его постоянного ветра, от которого не спасают даже обогревающие амулеты. Единственное, что я чувствую здесь, — вина и досада за то, что мы обрекли Девятый на битву с драконом. Мы много ошибались там, внизу, и странно, что нас не винят за это. От гарпий никаких вестей, но Кара присматривает за ними через какое-то хитрое устройство, сооруженное Ниираном, нечто вроде шара гадалки. Они — самое вещественное доказательство того, что мы были в Тартаре. Неудивительно, что их боятся. И хотят увидеть. Когда они улетали на север, в обещанные им горы, собрался поглазеть целый город. Нас с ребятами чуть не затоптали, но рассмотрели гвардейские мундиры и выпихнули вперед. Влад был прав: Тартар интригует многих. Уже несколько раз на улице возле телепортационной башни мы отлавливали каких-то неприметных серых типчиков, рыскавших по углам. Мы знаем, на что они рассчитывают: случайно отломившийся драконий коготь, даже крохотная чешуйка — настоящее сокровище по нынешним меркам… Но Ян приказал вылизать каждый сантиметр, так что ничего эти умельцы не нашли. Я несколько раз навещал Амонею. Из-за сотрудничества со следствием ей не грозит слишком уж большой срок, и к нему она относится философски. Мне кажется, ее больше пугает то, что после этого придется жить самой, полагаться только на себя. Дядя отвернулся от нее после «предательства», и мне кажется, мои визиты обнадеживают ее и придают сил. Мне не трудно, все равно часто приходится заглядывать в губернаторский дом, где ее держат. Амонея предположила, что может стать наемником. Она хорошо умеет стрелять и исполнять приказы — будет иметь успех. Я пообещал устроить ее через контакты Гвардии, хотя это не слишком-то законно. Может, я чувствую себя обязанным за то, что она выдернула нас из мрака. Что же с моей жизнью? Она не меняется, но я и не чувствую, что хотел бы этого. У меня с самого начала было все, о чем я могу мечтать: семья, которую я ненадолго покинул и по которой скучал, друзья, с которыми мы прошли испытания… Мне не хватало только подвига, и теперь он есть, пусть все и думают, что дракона убил Рыжий. Я-то знаю, что мы сделали это вместе, а заодно узнает и каждый, кто прочтет мой журнал, а это чего-то да стоит. Мне вовсе не трудно отдать лавры ему. Главное, что я сам понимаю: я способен на что угодно ради тех, кто мне дорог. И я чертовски не хочу расставаться с друзьями сейчас, но я знаю, что нам придется.Столица, 15 день после Тартара (Рыжий)
Вирен вручил нам с Риной стопку листов, он их выдрал из своей тетрадки. Мы говорили это ненужные жертвы, но он заупрямился и сказал, что хочет услышать что то важное от нас. Про Тартар и про то что мы выучили там. По-моему совсем глупая вещь, но у Вирена бывают выдумки и страньше поэтому мы согласились. Предыдущие строки я написал вчера вечером и пообещал себе и Вирену что наутро смогу что нибудь придумать, ответить на его вопросы. Он сидел рядом и опять пытался обьяснить мне про запятые, но я надеюсь он скоро перестанет. Видно же — бесполезно. Мы в столице уже несколько дней. Гвардия забрала нас с Ринкой потому что я хотел вернуться на родной круг, а ей было некуда идти и она решила последовать за мной. Немного денег нам все таки дали за то, что мы помогли разгребать завалы. Поэтому мы не умрем от голода и должны быть благодарны за это безумным родителям Вирена. Хотя я правда рад, что они позаботились о нас. Я привык сам справляться с проблемами, но это меня тронуло по настоящему. Мне жаль что я думал только о магии. Цели Вирена куда благороднее, а цели Ринки честнее. Я шел за силой которая была мне предназначена, так я считал. Но на самом деле магия каждому дается по его душе, по тому сколько демон или человек способен удержать. Я читал об этом в книгах, но верил что можно отодвинуть порог. Когда то Влад Войцек смог переделать свою ауру так чтобы достичь могущества не положенного человеку, но в конце концов и он отказался от этой магии. Это должно быть стать мне уроком. Я ценю помощь Вирена. И его самого. Он не бросил меня даже когда я сошел с ума из за мрака, хотя в пустыне я привык к обратному. Я вырос считая: никому нельзя доверять. Я работал один и не хотел делиться своими успехами ни с кем. Даже о семье я постарался забыть и оставил имя. Это было не правильно. Если Вирен когда нибудь решит издать свою книжку я подпишусь как Нахаррад из Рашта. Терять мне нечего, но хочется быть собой. Просто демоном без великой власти какой можно уничтожить армию или превратить два существа в одно новое. Просто его другом. Тем кто никогда не хотел становиться героем.Столица, 16 день после Тартара (Ринка)
Мне хотелось написать что-то последней. Возможно, я пытаюсь преувеличить свой вклад, ведь я по большей части ничего не сделала, чтобы считаться героем этой экспедиции. Но Вирен твердит, что вклад каждого важен, он верит в это. Несмотря на то, что мы не совершили ничего великого, Гвардия постаралась, чтобы все так выглядело, поэтому нашу дату возвращения, скорее всего, будут считать праздником. Праздники у нас в Аду всегда связаны с каким-то горем — взять хотя бы Исход… Правда о Тартаре, возможно, сохранится только в дневнике Вирена. Пусть все постараются забыть о ней, отложить для будущих времен, я буду помнить. И ни один, кто был с нами там, никогда не забудет. Мы обязаны знать о Всадниках, потому что это предупреждение. Гвардия творит судьбы миров, и то, что я видела во время путешествия, вселяет в меня надежду в наше лучшее будущее, потому что им не нужна власть. По крайней мере, Вирен такой, и я сомневаюсь, что его родители считают иначе. Мы с Рыжим затеряемся, насколько это возможно теперь, когда он… немного привлекает внимание. Нас ждет путешествие на восток, а дальше… кто знает. Но я уверена, что мы однажды пересечемся с Виреном и Ротой. По крайней мере, я надеюсь, это не случится, когда они попытаются арестовать нас за очередной заказ.***
— И что, это конец? — спросил Гил, выждав еще несколько мгновений, когда торжественный голос Вирена отзвучал. — Да, как-то маловато, — поддержал брата Зарит. Они сидели в большом зале в гвардейском замке, где обычно собирались обсудить стратегию или отпраздновать что-то. Вирен все еще стоял, гордо держа в руках потрепанный дневник, который за прошедшие пару месяцев почти развалился и держался чудом — с помощью благословения Рыжего. — Эй, тут и так целый роман! — воскликнул Вирен. — Или повесть… я пока не решил. Гвардейцы загомонили, обсуждая услышанное. Они умаялись за день на боевом дежурстве, так что хотели отдохнуть, а не спорить. Кто-то призывал к порядку. А Вирен с нетерпением ожидал их вердикта. — Надо бы побольше драк, — воинственно предложил Нииран. — Моим дочкам нравятся книги, в которых полно этого… как ты говоришь, экшена? — Не надо выставлять Гвардию солдафонами, которые чуть что хватаются за оружие, — проворчал Волк, возвышающийся над ним. — Ты давно в зеркало смотрелся? Волк заворчал — точно зарокотали катящиеся по горному склону камни. — Тише, — приструнил их Ян, сидящий во главе стола. Он как бы неловко стукнул по гладкой поверхности стола. — А где любовная линия? — воскликнула Дэва, вскакивая со стула и оживленно размахивая хвостом. — Обязательно должна быть! Ты что, не знаешь, как книжки пишутся?! — Милая, это грубо, — укорила ее Айя, жена Волка, приглядывавшая за замком, пока их не было; она не видела Тартара и очень этому радовалась, не скрывая, однако с интересом слушала их истории. — Но там есть любовная линия… Призрак любовной линии… Намеки на нее… — смущенно протянул Вирен, отмахиваясь заметками. — Да это все ерунда для маленьких девочек… — Вирен, — выразительно произнес Ян. — Да нет, будет весело, если они подерутся, — влез Влад, с горящими глазами наблюдавший за ним — Вирену хотелось верить, что он действительно гордится им и его заметками. Ян нахмурился. — Ладно, ладно, как скажешь, инквизиторство… — миролюбиво проурчал Влад, поднимая руки. — У вас тоже есть какие-то замечания? — спросил Вирен. Они уже читали его тетрадь после возвращения из Тартара, когда она еще не хранила прощальные письма его друзей. — Ты придумал, как закончишь, все кажется немного оборванным в конце? — мягко произнес Ян, всеми силами стараясь не обидеть его. — О, отлично, что вы спросили! — возликовал Вирен. — Это план! Авторский замысел! Потому что наша история не закончена и ничто не может поставить в ней точку! Я просто возьму следующую тетрадь, и время продолжится! Для нас все не кончится так, как для Всадников! — Тебе просто надо еще потренироваться с писательством, да? — протянул Влад. Рота поддержала его согласным хором, в котором Вирен с облегчением различил ласковую насмешку. — Да, это тоже. Ты прав, — признал Вирен. — Но мне нравится считать, что я придумал умную символистскую штуку! И он важно указал на свой потрепанный блокнот, ставший для Вирена самой важной вещью в мире… не считая семьи, конечно.