Вверить жизнь

Глава 3

      — А-а-а… — вырывается из пересохшего горла. — Чёрт, — хрипит Стайлз, когда пытается подняться.       Неизвестно, сколько времени он пролежал на жёстком полу, но явно немало, раз тело болезненно отзывается на распрямление мышц. Голова нещадно гудит, будто он побывал на рок-концерте и стоял в миллиметре от мощного динамика. Всё это к тому же усугубляют излишние движения, которые он совершал. Было бы неплохо вспомнить, что он делал, да и выпить таблетки. К сожалению, сделать это оказалось непросто. Когда зрение привыкает к полумраку, юноша оглядывается. Это явно была не его комната: небольшое квадратное помещение с голыми стенами, в углах полно паутины, во многих местах облупилась штукатурка, бетонный пол выглядит так, будто его кувалдой ровняли. Узенькое окошко находится достаточно высоко от пола, и нет никакой возможности достать до него. Правда, какой в этом смысл, если кроме головы в него ничего не пролезет? Но Стайлз уверен, что провал его ждёт ещё на стадии открывания. Скорее всего, единственный источник света заколочен на совесть.       В помещении довольно холодно, поэтому приходится получше запахнуть ветровку и прижать к себе ноги, чтобы хоть как-то согреться. Похлопав себя по карманам, Стайлз только убеждается, что телефон у него отобрали. Стандартная тактика всех злодеев. Но вот, что смешно, — единственный человек, которому он мог бы позвонить, сейчас в коме. Был ещё вариант поговорить со Скоттом, но по великому Стайлзовому везению он наверняка будет занят своей девушкой, а в такие моменты телефон друга отключён.       — Вечно на мою задницу приходится всё самое увлекательное, а рядом никого.       Согреться никак не получается. Руки просто ледяные. Без часов трудно определить время, кажется, прошла вечность. Ощущения такие, будто его засунули в морозильник. Ещё чуть-чуть — и он насквозь промёрзнет. Вон даже дыхание сбрасывает пару градусов.       — Интересно, когда меня хватятся? — рассуждает вслух парень, чтобы не было настолько тихо.       С того момента, как он остался в доме один, он чувствовал себя, мягко говоря, некомфортно в окружении тишины. Не страдая недостатком воображения, а правильнее сказать, что он страдал от его избытка, — мерещилось всякое. Начали выползать и сверлить мозг забытые детские страхи, вплоть до монстров под кроватью. Учитывая наличие реальных оборотней, да и не только их, опасения могут быть вполне обоснованными. Но пока это только страхи, перешедшие в кошмары.       — Какая ирония, — продолжил Стайлз. — С работой сегодня не сложилось, — он предполагает, что находится в отключке недолго. — Завтра воскресенье. В больницу только в среду выхожу. Если никто не заметит, то мне четыре дня тут торчать.       Возможно, он слишком сильно замёрз и что-то себе отморозил в голове, раз эта мысль не вызывает должных эмоций. Его волнует только одно: он не сможет приходить к отцу.       — Ах да, ещё же школу пропущу… Отец бы расстроился. Хотя… мои оценки и поведение улучшились. Пару дней пропустить вполне допустимо. Ещё подумают, что поддался переживаниям. Знают ведь всё… Интересно, как быстро друзья узнают обо всём? И узнают ли?       Глаза медленно закрываются. Он знает, что нельзя спать. Если сейчас поддастся, то потом рискует не проснуться.       «Плевать… Я устал, а похитители не совсем идиоты. Если забрали, значит нужен. Ну, хоть кому-то я действительно нужен. Уверен, подохнуть не дадут».       — Эй, проснись, — кто-то тормошит за плечо. — Мне кажется, сейчас не лучший момент… Проснись.       — М-м-м, что… Что такое? — мысли тяжело ворочаются в голове.       — Ты замёрз, не стоит спать.       — Я не… Вы кто?       Наконец-то мозг выдаёт необходимое. Шестерёнки со скрипом закручиваются, подавая сигнал, что стоит узнать, кто эта женщина и что здесь делает.       — Меня зовут Шелли. Ты не знаешь, где мы? — она оглядывается, как и Стайлз ранее. — Когда я очнулась, ты уже был здесь. Я подумала, что ты знаешь больше меня.       — К сожалению, нет. Возможно, я лишь на пару часов вас опередил, не более, — развеивает он надежды.       — Вот как… — расстраивается женщина.       — Вы не видели того, кто забрал вас?       — Нет, он подкрался со спины, — она тяжело вздыхает.       Они в тупике. Неизвестно где, неизвестно кто и неизвестно для чего их забрали. Кажется, в городе новая напасть. Мало им самоубийств, так ещё объявляется похититель, хорошо, если не убийца. Но последнее под огромным вопросом. Стайлз прекрасно помнит, что похищения и убийства очень часто ходят по одной дорожке. А с его везением… С его везением нужно искать выход, да поскорее.       Если их всё же просто похитили, то для чего? Может быть, у Шелли за спиной и есть люди, готовые отдать за её жизнь и благополучие всё, что возможно, то у него их нет. Его похищение уже заранее бесполезно. Что и у кого можно требовать за него?       «В фильмах логики больше, чем в жизни», — досадно выводит истину Стайлз.       — Я не хочу умирать, — шепчет женщина. — Не хочу.       — Не говорите так, всё обязательно будет хорошо, — её признание коробит его.       — Спасибо, конечно, — грустно улыбается она, и в глазах слёзы, — но ты же сам не веришь в это. Просто пытаешься меня успокоить.       — Ну, это лучше, чем сидеть и думать об обратном, разъедая себя изнутри этими мыслями.       — Моей дочери ты бы понравился, — вдруг произносит она и резко замолкает.       Стайлз видит, что женщине отчего-то больно вспоминать об этом, поэтому делает вид, что задумался и не услышал её. Кто знает, что там у них случилось.       Ожидание тянется довольно долго. Они изредка перекидываются ничего не значащими фразами, но, по негласной договоренности, не касаются каких-то болезненных тем, интуитивно чувствуя, куда лезть не стоит. Могут обсуждать работу, друзей, свои успехи или неудачи. Слова помогают скоротать время, они разрушают тишину. Стайлз с удивлением замечает, что, несмотря на большую разницу в возрасте (ему — почти восемнадцать, ей — тридцать девять), они очень легко общаются. Шелли выслушивает его школьные неурядицы и даёт дельные советы, а он открывает ей глаза на её проблемы. Чужой взгляд всегда может подметить то, чего сам не замечаешь. Мнение другого человека позволяет посмотреть на ситуацию под иным углом, и тогда всё меняется.       — Теперь вы понимаете, что он зол не на вас? Та ситуация не позволила ему реагировать иначе. Вот если бы вы узнали об измене, не берём в расчёт, правда это или нет, как бы вы себя повели?       — Устроила скандал, наговорила бы много неприятных вещей, ударила его. Но он ведь не из тех, кто прячется по углам! Если бы кто и появился на стороне, он бы мне сказал прямо!       — О самом важном вы вспомнили в последний момент, а это ещё не реальная ситуация. Когда эмоции ударяют в голову, перестаёшь рационально мыслить. А когда «остываешь» и начинаешь думать, может быть поздно для извинений. Вы ведь его ещё не простили?       — Нет, — грустно вздыхает она. — Я была настолько обижена на него, что не хотела видеть. А когда он пытался подойти, мне казалось, что он ещё не закончил и собирается меня добить.       — Даже если человек вас очень хорошо знает, он не может сопротивляться этому первому порыву. Стоило дать друг другу время прийти в себя, а потом сесть и поговорить. Один на один, без посторонних, чтобы никто не влиял на ваше решение.       — И правда, оказывается всё настолько просто, — она улыбается. — Откуда ты такой умный взялся?       — Много фильмов смотрю, — смеётся юноша, но резко обрывает себя.       — Что такое? — Шелли не нравится эта заминка, она инстинктивно переходит на шёпот.       — Вы слышите? — Стайлз говорит на грани слышимости.       Женщина прислушивается к окружающей тишине. Пугающая атмосфера пустоты, поглощающей всё, что ей доступно. И есть что-то ужасающее. Что-то, чего не было ранее. И она это слышит. По спине пробегает холодок. Руки леденеют, хотя совсем недавно согрелись в карманах. Душа уходит в пятки. Зрачки расширяются от страха ещё больше. Лицо бледнеет.       Она их слышит… Слышит размеренные, уверенные шаги, эхом разносящиеся по пустым коридорам. Кто-то к ним приближается. И ей совершенно не хочется знать, кто это.       Стайлзу тоже страшно. Он готов запаниковать в любую секунду, но понимает, что этого никак делать нельзя. Он должен постараться любым способом выбраться отсюда. Выбраться самому и вытащить Шелли. Женщину, с которой знаком лишь несколько часов, но к которой успел привязаться. У него нет плана, нет никаких идей. Всё выглядит безнадёжно. Но из любой ситуации, даже самой дерьмовой, есть выход. Всегда есть выход. Пусть из ста процентов он будет составлять всего один, но он будет цепляться за него, пока этот один процент существует.       «Надежда умирает последней, кажется, так говорят?»       Шаги затихают рядом с дверью, погружая всё вокруг в гробовую тишину.       Стайлз думает, что тише быть просто не может, однако ситуация показывает обратное. Они оба молчат, напряжённо вслушиваясь. Этот человек чувствует себя хозяином положения. Он знает, что они его слышали, и сознательно нагоняет ещё больше страха и ужаса. Шелли начинает дрожать, поддаваясь его давлению, а Стайлз пытается совладать с собой. Женщина цепляется за него, невольно ища защиты, и ему не хочется, чтобы она совсем отчаялась, почувствовав, что он в ещё большем ужасе, чем она.       Внезапно лязгает засов, заставляя их вздрогнуть. Дверь очень медленно отодвигается в сторону с пронзительным скрипом.       «За игру на нервах этот парень точно получит Оскар», — нервно усмехается юноша.       Коридор освещён не лучше их места заточения, и разглядеть лицо просто невозможно. Единственной различимой чертой в этом мраке становится явно высокий рост незнакомца. Стайлз с огромным удовольствием отмечает отсутствие внушительной мускулатуры. Это даёт шанс, что с ним вполне смогут справиться хилый юнец и хрупкая женщина. Лишь стоит выждать для использования элемента неожиданности. Хоть какой-то план действий вырисовывается, остаётся лишь предупредить Шелли. Но сделать это достаточно сложно, если вообще возможно. Она полностью поглощена страхом, а взгляд её прикован к мужчине, приближающемуся к ним, словно хищник к дичи.       Не имея возможности что-либо сделать, Стайлз наблюдает. Мужчина абсолютно безоружен. Есть, конечно, вероятность, что он прячет нож в кармане или пистолет за поясом, но достаточно просто не дать ему ими воспользоваться. Главное — уйти с линии атаки. Бросив быстрый взгляд за спину мужчины, Стайлз ещё раз убеждается, что дверь не заперта.       «Значит, он не рассчитывает нарваться на отпор… Недооценивает».       Незнакомец делает последний шаг и приседает на корточки. Их разделяет не более пятнадцати сантиметров. Стайлзу кажется странно знакомым лицо мужчины, но не получается вспомнить, где он его уже видел. Движение слева заставляет обернуться, отвлечься от мыслей. Незнакомец протягивает руку и касается лица Шелли. В страхе та дёргается назад, отворачиваясь в сторону и зажмуривая глаза. Но он всё равно протягивает руку и почти ласково гладит её по волосам.       — Не трогай её! — твердо произносит Стайлз.       Но тот будто не слышит, продолжая свои действия. Заметив слёзы, осторожно стирает их. Казалось, будто он жалеет, что так получилось. Будто ему не всё равно. Но эта маска спадает с него, когда он слышит полные мольбы слова:       — Пожалуйста, отпустите… Умоляю, отпустите… Прошу…       Он наслаждается. Он дышит своим превосходством. Ему нравится происходящее. Нравится неприкрытая дрожь в голосе. Нравится отчаяние во всём облике своей жертвы. Нравится видеть её слёзы. Всё так упоительно, пока неожиданно со стороны не прилетает чужой кулак.       — Шелли! Надо бе…       Резко перекрывается кислород. Чужая рука, словно стальные тиски, удерживает за горло. Не душит, а именно удерживает, не давая вдохнуть. Стайлз хрипит и пытается освободиться.       — Стайлз. Стайлз. Стайлз, — качает головой мужчина.       Он абсолютно равнодушно смотрит на задыхающегося юношу. Тот портит ему всю красоту момента.       — Кто бы мог подумать, что ты отважишься на такой безрассудный шаг. Это на тебя не похоже.       Мудак чертовски прав. Стайлз пошёл на поводу эмоций. Не стоило этого делать, но ему категорически не нравится, как тот влияет на Шелли. Хочется поскорее вытащить её отсюда. И эта спешка сгубила их. Он не собрал достаточно информации, не подметил детали, не сделал выводов. И вот теперь лицезреет последствия своей ошибки. Они смотрят на него кроваво-красными глазами и скалят клыки. Альфа. Перед ним альфа.       — Отец был бы тобой очень недоволен, Стайлз. Ты же рассказывал ему, какой ты молодец, а тут такое. От твоих речей старушки бы расплакались, — ухмыляется он.       И тут Стайлз понимает.       — Тх-ы… — хрипит он, дёргая чужую руку.       — О, вижу, узнал. Но мы с тобой поговорим позже. Сейчас меня интересует кое-кто другой, — больше не глядя на парня, он отбрасывает его в сторону и хватает женщину за локоть.       — Пойдём, милая, — голос учтивый, но грубое вздёргивание на ноги заставляет вскрикнуть. Её насильно вытаскивают из комнаты, легко волоча за собой.       — Нет! Пожалуйста, отпустите! Пожалуйста… Не надо… Нет! Стайлз! — она оборачивается и тянет к нему руку, кричит и плачет, пытается вырваться, но держат крепко.       Стайлз пытается прийти в себя после встречи со стеной и полом. Он кашляет и с болью втягивает воздух в лёгкие. Горло саднит, и до сих пор ощущение сомкнувшихся на шее пальцев не пропадает. Будто его всё ещё удерживают.       — Грёбаный медбрат. Если бы не медикаменты, тебя бы уже вычислили и порешили, — сипит Стайлз.       Адреналин бушует в крови и требует выхода. Мысли о Шелли ускоряют работу шестерёнок. Её необходимо вытащить. Он обещал себе, что вытащит её. Он обещал ей, что она не умрёт.       Тяжело поднимается. В спину отдаётся тупая боль, но стерпеть её, сжав зубы, возможно. Стайлз приходит к выводу, что если он способен шевелиться, значит всё не настолько критично. Подумать о себе можно и позже. Убедившись, что твердо стоит на ногах и не станет подметать полы после первого же шага, он направляется к двери.       «Заперто! Чёрт!!!»       Наверное, не надо так расстраиваться, ведь подобного стоило ожидать. Никто не оставит дверь приглашающе открытой. Если бы это и случилось, то явно не по забывчивости некоторых ублюдков. Комната абсолютно пуста, и ничто не поможет вынести эту чёртову дверь.       — Как же теперь быть?       Стайлз от досады со всей силы прислоняется спиной к холодному металлу, отчего через секунду жалеет, когда чувствует каждую клеточку тела, вспыхнувшую фейерверком боли. Но он быстро забывает об этом, когда понимает, что дверь издаёт натужный скрип, совсем чуть прогибаясь под весом, надавившим на неё.       — Что?       Он отстраняется и вновь опирается на дверь. Та повторно сдвигается и скрипит. Помещение имеет довольно обшарпанный вид и никем не используется. Их не могут держать нигде, кроме как в заброшенном здании. Судя по всему, дверь проржавела, но функционировала, а вот задвижка на ладан дышала.       «Если получится, я смогу её выбить!»       Отойдя немного назад для разбега, Стайлз берёт резкий старт, врезаясь плечом в железо.       — Ох, чёрт! Как же это больно! — шипит он, потирая плечо. — В фильмах всё выглядит иначе.       Суровая реальность не останавливает его. Он лишь сильнее долбится в дверь. Это похоже на то, как перышко пытается сдвинуть слона. Кажется, что нет шансов, но если зайти с правильной стороны, то и результат будет. Вот и Стайлз подходит со стороны оптимизма и упорства. Он уже не чувствует своего плеча, ничего не видит в кромешной тьме, но продолжает.       — Давай же! Проклятый… кусок… металла! Давай! Дав…       Изо всех сил он продолжает повторять одно и то же действие, стараясь не задумываться о бесполезности этих попыток и… Совершенно неожиданно… был вознаграждён. Порядком расшатанный засов, держащийся на ржавых болтах, был вырван из стены и со скрежетом болтается на двери, а парень вылетает из комнаты, врезаясь в стену напротив и оцарапывая руки, которыми успел прикрыть лицо.       Одна невозможная задача выполнена. Пора выполнить вторую. Но вот, куда идти, совсем не ясно. Коридор уходит в две стороны и имеет неравномерное убогое освещение. Тусклые лампочки на высоком потолке часто моргают, отчего не помогают, а даже мешают обзору.       «Удивительно, что здесь вообще есть электричество».       Надеясь, что выбирает верное направление, Стайлз поворачивает налево и, в доказательство своей правоты слышит женский крик.       — Шелли! — шепчет он.