Вверить жизнь

Глава 22

      Он уверенно двигался в неизвестном направлении. Не было никакой тропы или знаков вокруг. Только деревья и высокие кусты. Глаза не видели, но сердце чувствовало путь. Он прокладывал свою дорогу. Ему казалось, что он должен увидеть, что же там. Увидеть цель, к которой так стремится. Было чувство, что это перевернёт весь его мир, заставит измениться.       Он делает очередной поворот — вновь повсюду одни деревья. Только лес на многие мили вокруг. Лес. Кусты. И каменная дорожка.       — Каменная… Что за?       Невысокий забор появляется из ниоткуда, а за ним — красивый двухэтажный деревянный дом. Сердце сжимается от переполняющих его эмоций. Как же давно он его не видел. Он совершенно такой же… Такой же, каким он его запомнил. Ничуть не изменился со временем.       — Но… как же? — слова не находятся. — Это же невозможно! Он ведь в другом штате и… Ничему не удивляйтесь, — Тео припомнил слова Стайлза.       Калитка даже не скрипнула, когда её открыли. Тео прошёл во двор, осторожно ступая, боясь оставить след. Будто вор, он крадётся к двери, осматриваясь по сторонам. В голове не укладывалось, что за столько лет дом сохранился в первозданном виде. Даже мамины любимые розы всё также цветут в саду. Ностальгия. Захотелось поприветствовать новых хозяев и поблагодарить их за заботу об этом месте.       Наслаждаясь тем, что видит, Тео медленно приближается к двери. Всего несколько ударов костяшками пальцев о гладкую поверхность, и та тут же открывается, будто хозяева ожидали гостей.       — Уже нагулялся?       Когда дверь распахивается и звучит вопрос, то он не может вымолвить и слова. Он не может поверить в это. Собственные глаза обманывают его. Как же он мечтал об этом… Сколько раз он молил вновь увидеть её. Почувствовать эти нежные руки. Услышать ласковый голос. Просто обнять и больше никогда не отпускать. Ни за что и никогда.       — Ма… Мама!       Делает шаг вперёд, но вместо того, чтобы обнять за плечи, он обхватывает её ноги. Слёзы наворачиваются на глаза, и он не в силах их сдерживать.       — Ласковый мой, — она присаживается на колени, чтобы заглянуть в лицо своего ребёнка, — тебя кто-то обидел?       — Нет, — трёт лицо руками, но слёзы никак не прекращаются.       — Тогда что же тебя так расстроило? — она достаёт платок и, убрав маленькие ручки сына, сама вытирает его мокрое личико.       — Просто… Я очень рад тебе.       — Какой же ты у меня.       — Люблю тебя! — чуть ли не кричит, обнимая за шею. — Очень люблю!       — Золотце, я тоже тебя люблю, — её ладонь касается волос, успокаивающе поглаживая. — И папа тебя любит.       Тео нежится в объятиях своей матери и всё пытается осознать, что может это делать. Что может вот так просто говорить с ней… Обнимать… Касаться… Слышать её голос и стук любимого сердца.       — Проголодался, наверное?       — Да.       — Тогда иди мой руки, и за стол, — женщина легко поднимается и, целуя сына в щёку, отправляет того в ванную.       Тео ни на что не обращает внимания. Он погрузился в эту тёплую, уютную атмосферу любви. Одновременно он и помнил, кем был совсем недавно, и понимал, какой он стал сейчас. Но это не важно. Это совершенно не важно. Он здесь… с ними.       Бросает взгляд в зеркало над раковиной и видит счастливую улыбку на лице шестилетнего ребёнка. Глаза радостно сияют. Сейчас ему так хорошо, что он готов обнять весь мир.       — Зайка, — и снова любимый голос.       — Иду! — выбегает из ванной и прыгает за стол.       — Какой ты сегодня энергичный, — улыбается, целуя в макушку. — Чем займёшься потом?       — Буду тебе помогать!       — А кто поможет мне? — ещё один любимый голос.       — Папа!       — Господи… Задушишь же! — маленькие, но сильные ручки обхватывают шею мужчины, специально присевшему, для удобства своего любимого сына.       — Он сегодня необычайно любвеобилен.       — Правда? С чего бы это?       — Я очень, очень-очень-очень вас люблю! Всегда-всегда!       — Золотко моё, мы тоже тебя любим.       — Так, давайте кушать! Тео, отпусти отца. Он тоже очень голодный.       За дружным смехом и обсуждением дел прошло много времени. Тео старался не отходить от родителей ни на шаг. Более того он забирался на колени к каждому из них, обнимал, целовал в щёку или нос. Те были и не против, уделяя своё внимание неугомонному ребёнку. Они только умилялись этой непосредственности, отвечая любовью и лаской.       Всё было хорошо до того момента, пока Тео не услышал странный звук с улицы. Едва различимый, но… Мама продолжала что-то весело рассказывать, а вот папа тоже слышал. Попросив жестом супругу остановиться, он медленно поднялся, стараясь не издавать ни звука.       Тео проникся ситуацией и подошёл ближе к матери. Вместе они тихонько наблюдали за мужчиной. Женщина хотела что-то прошептать, но тут снова появился этот едва слышный звук. Отец обернулся к ним, его золотистые глаза выражали тревогу, и приложил палец к губам. Всего за секунду на его руках отрасли длинные когти. Он прокрался ближе к входной двери, а они тихонько пятились в сторону чёрного хода.       Глаза Тео мигом преобразились в такой же золотой цвет, как у отца, а на пальчиках появились острые коготки. Он будет также отважно защищать маму. Не даст никому её обидеть.       Тишина стояла оглушающая. Больше ничего её не нарушало. Те звуки казались надуманными. Шумом окружающего леса, которому придали слишком большое значение. Всё их внимание сосредоточено на двери. Излишняя осторожность не бывает напрасной. Вот только… можно не учесть всего.       Она понимает всё первой, отталкивая от себя сына. Истошный крик, полный боли, пронзает гнетущую тишину.       — Мама!       — Шерон!       Тео видит эти голубые глаза, прожигающие его насквозь, светящиеся в темноте. Их ждали, молча наблюдая, стоя в темноте.       Отец в мгновение ока оказывается рядом. Чужак отбрасывает свою жертву в сторону и отбивает удар, едва не цепляя в ответ. Тео подползает к матери, находит какую-то тряпку и старается зажать рану. Кровь быстро пропитывает ткань и пачкает руки.       — Мамочка! Мамочка! — плачет он.       Кровь быстрым потоком выходит из раны. Её нельзя остановить. Невозможно, когда у человека не хватает значительного куска плоти.       — Я спасу тебя, мамочка! Спасу! А папочка спасёт нас! Обязательно! Мамочка! Ма…       — Люблю тебя, — ещё тёплая ладонь касается щеки, дрожащие пальцы мазнули кончиками по коже и… безвольно упали.       — Нет… Нет… Ма… Мама? Мамочка! — он смотрит в эти остекленевшие глаза сквозь слёзы.       Звон разбивающегося стекла возвращает в реальность. Где-то за спиной раздаётся звериное рычание двух оборотней. Их глухие удары о стены или плоть. Ломающаяся мебель. Хрипы и стоны боли. Слишком много звуков вокруг. Очередной глухой удар, тяжёлое сбитое дыхание. Тео оборачивается и видит сильно израненного отца. Видит чёрную фигуру, стоящую над ним. Видит занесённую руку.       — Нет!       Он никогда ещё не двигался настолько быстро. Никогда не хотел ничего по-настоящему, как сейчас. Он обязательно справится. Он должен помочь отцу. Должен! Но от него отмахиваются, даже не глядя. Одно небрежное движение отбрасывает его в сторону, а на груди появляются борозды от когтей.       — Тео!       Чудовище смотрит на отца, старающегося подняться, несмотря на невыносимую боль. Склоняя голову к плечу, оно о чём-то раздумывает, а затем оборачивается в его сторону. Смотрит так же пристально. Приняв решение, оно наносит ещё одну глубокую рану, чтобы регенерация не успела справиться и помешать. Убедившись, что всё как надо, монстр переключает своё внимание на новую цель. Окровавленный рот кривится в жутком оскале. Он медленно идёт к нему, наслаждаясь страхом в глазах ребёнка.       — Нет! Нет! Тео! Беги! — мужчина не может себе позволить потерять сына, — Сынок, беги!       Но Тео не видит… Не слышит ничего вокруг. Тело болит… Голова кружится… Порезы жгут кожу. Ему больно и страшно. Всё, что он может — лежать, скованный ужасом. Лежать и плакать.       Чудовище продолжает улыбаться. Щерит клыки и неумолимо надвигается на него. Тело совершенно не желает двигаться. Кажется, будто оно забыло, как это делать. Всё вокруг почему-то резко ускоряется, и вот уже рука с острыми когтями устремляется прямо к его сердцу, а он только и может, что смотреть в эти жестокие голубые глаза.       Странно, но удара он не чувствует. Ему совсем не больно… только тяжело… очень.       — Люблю… Живи…       Опуская глаза вниз, Тео понимает, почему не почувствовал боли. Его взгляд застывает на измученном, но в какой-то мере удовлетворенном лице отца. Маленький Тео не видит, как резко дёргается тело чудовища. Как тот падает замертво, сражённый точным попаданием в голову. Всё это проносится мимо него.       А уже повзрослевший семнадцатилетний парень со стороны наблюдает за происходящим. Он видит охотников, пришедших в их дом. Смотрит, как они исследуют помещение на наличие опасностей и выживших. Он слышит их разговор между собой. Их разочарование и злость, что они не смогли предотвратить нападение. Не выследили раньше. Удивительно, но их приняли за самую обыкновенную семью. Никто из охотников даже не подумал, что всё может быть несколько иначе. Отец был настолько обессилен, что не смог поддерживать изменённую форму. Самого Тео вернул к человеческому облику тот резкий удар. Те следы от когтей на груди затянулись, и никто не увидел их.       — Что будем делать? — донеслись до чуткого слуха Тео слова одного из мужчин на улице.       — Подожгите, — надо же, а он и не знал, что его дом сожгли.       — А мальчик?       — Это был омега. К тому же на парне нет ран. Отец сумел уберечь его.       Тео стоял, не желая шевелиться. Весь мир… Вся его жизнь была здесь. И здесь же она остановилась. Он не помнил в подробностях того, что произошло в этот знаменательный день, но совершенно уверен в правдивости увиденного. Никаких сомнений не возникает. Всё, что он чувствует сейчас — это сильнейшую боль и невиданную ненависть. Единственным воспоминанием из прошлого, намертво отпечатанным в памяти, был образ чудовища. Его худощавая фигура чёрного цвета… Цвета смерти.       Внезапно поднявшийся жар опалил лицо. Оранжевые, жёлтые и красные языки пламени, словно оголодавшие хищники, пожирали стены. Тео наблюдает, как разрастается это буйство, захватывая всё больше и больше территории. Постепенно весь дом был охвачен огнём, и его нельзя было остановить. Никто и не пытался. Тео просто наблюдает, как всё что он когда-то любил, исчезает в этом пламени. Навсегда… Безвозвратно… Фотографии, воспоминания, дом… родители. Он бросает полный горечи взгляд сначала на мать, а потом на отца. Дорогие, любимые, только его.       Это прошлое… Это было когда-то давно… Где-то на задворках сознания он понимает это. Но жар пламени, чувствующийся всё сильнее… приближающийся… Он настоящий. Настоящий настолько, что способен забрать с собой. Соединить их вместе… Навсегда. Не будет чувства потери. Не будет тяжёлых воспоминаний. Их семья навсегда соединится. Их больше никто и никогда не разделит. Вместе. Они будут рядом и…       — Живи…       Этот шёпот выбивает почву из-под ног. В голове образуется пустота, и нет никаких мыслей. Он не понимает, что только что произошло.       — Живи…       Снова этот тихий голос… Такой родной, заставляющий прислушаться к нему, повиноваться. Теперь всё иначе. Бросив последний взгляд на тела родителей, Тео разворачивается и идёт к двери. Да, ему грустно. Да, ему больно. Да, он хочет совсем иного. Но кто он такой, чтобы отнять у самого себя то, что ему сохранили. Сохранили подобной ценой.       С трудом помнит, как оказался во дворе. Дом уже полыхал не так активно, но пламя продолжало терзать его. Наверняка прошло много времени, раз так всё изменилось. Больше не было красивого здания, не было прекрасного сада. Взглянув на пожухлую листву и торчащие из земли страшненькие отростки, поросшие сорняком, Тео вновь печально вздыхает. Ровный белый забор превратился в рассохшиеся, покосившиеся куски обезображенных досок, годящихся только для свалки. Удивляться всему этому не было ни сил, ни желания. Но вот когда он вновь оборачивается к дому, то отшатывается. Тот возвышается огромной чёрной громадиной, выглядящей достаточно жутко.       — Боже мой… И что мне теперь делать?       В руках он до сих пор держит свои вещи. Мыслей никаких не было, как с ними поступить. Точнее, он помнит наставления Стайлза, но не понимает, как это реализовать. Подходить ближе к дому не хочется, поэтому Тео просто располагается на земле, положив руки на согнутые колени.       «Почему я здесь? Зачем?»       Да, он в полной мере увидел произошедшее в тот день, что напоминало о себе лишь обрывками воспоминаний в кошмарах. Но от этого не стало легче… Только больнее. Он снова их потерял. Снова не смог уберечь. Возможно ли это было, когда исход предрешён? Что мог сделать шестилетний ребёнок? Но…       — Мама, — едва заметная улыбка трогает губы. — Папа.       Он вновь увидел их! За столько лет родные лица стали забываться. Он плохо помнил ласковый голос матери и её сияющие любовью глаза, сильные руки и надёжную спину отца. Как они смотрели друг на друга, как обнимали его. Столько важных моментов. Столько мелких, и не только, деталей. Он так хотел снова быть рядом с ними. Так хотел, чтобы они навестили его хотя бы во снах. Но чуда не случалось. Слишком мал он был. Слишком большой стресс испытал. Слишком много времени прошло. Всего слишком…       Было грустно, но вместо холода, мысли о родителях принесли тепло. Потихоньку он вспоминает их. И чем больше думает о них, тем сильнее понимает, что они хотели бы, чтобы он продолжал жить. Продолжал строить свою жизнь, чтобы она была долгой и счастливой.       — Люблю вас.       Тепло становилось всё более ощутимым. Тео начало казаться, что он физически ощущает его. Опустив взгляд, он с удивлением понимает, в чём дело. Совсем маленькое пламя лакомится его белоснежными до вчерашней ночи вещами.       Оно настойчиво поднимается вверх. И, что интересно, горит не один край, а оба. Огонёк поднимается всё выше, пробираясь к руке. Вставая, Тео хочет положить вещи, но чего-то подходящего не находит. Да и держать их в руках кажется правильнее. Он ждёт, когда останется совсем немного ткани. Пламя не настолько горячее, чтобы ранить, лишь греет кожу своим теплом. Когда остается по паре сантиметров с каждой стороны, Тео подбрасывает лоскут вверх. Ткань ещё догорает, когда ветер подхватывает её и несёт в сторону дома. За мгновение до полного своего исчезновения, белый клочок касается края крыши и исчезает. Ветер уносит еле заметные пылинки, а за ними…       — Не замёрз ещё?       — Нисколько, — Стайлз всё так же смотрит в сторону леса, ни на секунду не прерывая своего поста.       — Холодный совсем, — горячие ладони Дерека касаются его руки. — Иди сюда, — эти же руки подхватывают его и усаживают на колени, прижимая к крепкой груди.       — Простудиться мне не грозит, чтобы ты знал, — ворчит.       — Ещё скажи, что тебе неприятно, — хмыкает, совсем немного потешаясь.       — Нет, мне… приятно, — лицо заливает румянец, но не было смысла умалчивать очевидное.       На улице уже почти ночь, а он продолжает сидеть на ступеньках, не собираясь уходить или ложиться отдыхать, пока вся стая не вернётся.       — Как долго будешь ещё сидеть здесь? — прерывает тишину альфа, так же смотря в лес. — Что если он вернётся только завтра?       — Я буду здесь, сколько бы времени ни прошло.       — Почему ты так беспокоишься о нём, хотя он так небрежен к тебе? — Дереку хотелось узнать ответ на этот вопрос.       — Потому что он часть семьи. Идеальных людей не бывает. Кто-то вредный, кто-то честолюбивый, кто-то непоседливый, кто-то вечно находит шишки на свою голову, а кто-то жить не может без сладкого. Это не делает нас лучше или хуже. Это делает нас собой. В чём-то уникальными, а в чём-то похожими.       — Стайлз? — к ним робко приближается Эрика, боясь помешать.       — Не волнуйся, я только рад тебе, — он без слов всё понимает.       — Спасибо, — смущённо выговаривает. — Время ужина давно прошло, а ты был здесь… Я тут пирог испекла, а Малия чай заварила. Дерек, ты ведь тоже ничего не съел.       — С удовольствием попробуем. Спасибо вам, — забирает из рук девушки тарелку и маленький термос.       — Скажи, — начинает девушка после недолгого молчания, присаживаясь рядом. — Он ведь вернётся?       В её голосе отчётливо слышны тоска и опасение. Она боится узнать ответ. Боится, что их жизнь может измениться. Боится больше никогда не увидеть Тео.       — Обязательно, — он уверен в своих словах. — Я знаю, что он справится.       Они продолжили сидеть вдвоём. Эрику позвали в дом, и она оставила их наедине. Стайлз чувствует лёгкое волнение альфы, которое тот пытается подавить. Знает, что вся стая переживает.       Больше никто не выходит к ним с вопросами. Да и сами они не общаются, молча поддерживая друг друга. Так продолжается ещё около часа, пока…       — Он здесь.       Стайлз сперва почувствовал, а потом увидел фигуру, выходящую из леса. Не было никаких сомнений в том, кто это.       — Останься, не ходи за мной, — попросил альфу, а сам пошёл навстречу.       Как он и говорил ребятам, происходящее с каждым из них было для него тайной. Да он бы и не хотел касаться чего-то личного. В ночь самого главного ритуала это было неизбежно, но без особой надобности выяснять что-либо не хотелось. Если кому-то понадобится его совет — его попросят об этом, а возможно, он и сам вмешается в случае необходимости. Все-таки не слепой и действительно переживает за каждого, хочет помочь им.       Даже ещё не подойдя близко, Стайлз почувствовал состояние Тео. Почувствовал рану в его душе, уже начавшую зарастать, но следовало помочь избавиться от шрама.       — Ты справился, — он был рад и не собирался скрывать этого.       Стайлз не ждал ответа. Не ждал приветствий или привычных гневных слов. Слишком измотан был его собеседник… морально измотан. Поэтому было необходимо дать ему то, в чём тот нуждался больше всего. Стайлз просто обнимает его. Так он выражает свою поддержку, делится теплом. Сам Тео удивился искренностью поступка. Раньше он, не долго думая, сразу бы оттолкнул парня, да ещё и нагрубил в придачу. Но теперь об этом и мысли не возникло. Он обнял в ответ, крепко прижимаясь к чужому телу. Резко нахлынули эмоции, и захотелось позорно расплакаться. Вроде должно было уже отпустить, а оказывается…       — Я дома, — где-то на грани слышимости, чтобы никто не услышал срывающиеся нотки в голосе.       — Да, — гладит по голове, — ты дома.       Как же не хочется разжимать руки. Все обязательно начнут интересоваться, расспрашивать. Им наверняка будет любопытно, что же заставило его задержаться. Тео был уверен, что вернулся последним. В сторону дома он не смотрит, не хочет уже сейчас видеть подтверждение своим предположениям.       — Пойдём, — осторожно выбирается из кольца рук. — Тебе следует отдохнуть. Хочешь есть?       — Нет.       Они молча преодолевают весь обратный путь. Сначала до двери, где Стайлз одним только прикосновением просит альфу пока повременить с вопросами. Потом так же молча проходят до комнаты Тео. Оставив парня приводить себя в порядок, Стилински быстро переговаривает с ребятами. Успокоив их, сказав, что с Тео всё в порядке, он пожелал им спокойных снов, попросив только Малию пока не заходить в комнату.       Вернувшись, Стайлз застаёт парня сидящим на кровати с опущенной головой. Случившееся сегодня его явно беспокоило, если можно так мягко выразиться.       — Ложись, это был тяжёлый день, — заторможено кивнув, Тео послушался.       — Ты даже не спросишь, что там было? — голос кажется каким-то пустым.       — Нет, — простой односложный ответ.       Тео молча устраивается в постели, не поднимая глаз. Стайлз предполагает, что тот обдумывает его ответ.       — А можно я расскажу? — такой немного детский вопрос странно услышать от взрослого парня, но Стайлз не позволяет себе и тени улыбки.       — Только если ты хочешь.       И он рассказал. Ничего не утаивал. Рассказал всё с того момента, как они разошлись. Ему хотелось выговориться, чтобы не было этого камня на душе, чтобы ничего не ныло и не болело где-то там внутри. В какой-то момент Тео перестал себя контролировать. Слезы лились из его глаз, а он их не замечал. Голос срывался каждый раз, когда ему было больно от собственных слов, а он этого не слышал. Даже не ощутил момента, когда Стайлз подсел к нему и обнял, совсем немного укачивая. Он говорил… говорил и говорил… пока слова не иссякли. Пока голос не сел окончательно.       — Ты прав, — прерывает затянувшееся молчание Стайлз. — Мы не в силах изменить прошлого, но способны повлиять на своё будущее. Ты не случайно увидел именно это. Те события запомнились тебе поверхностно в силу возраста и потрясения. Многое ускользнуло от тебя и продолжало ускользать. Тебе было необходимо увидеть всё.       — Но, почему… Я же… Я словно жил в том дне. Это было по-настоящему! Это было реально! Их руки… тепло… голоса… Всё это было настоящим! А потом я потерял их… снова.       — Это ведь было твоим сокровенным желанием. Ты хотел вновь увидеть их. Хотел вновь почувствовать. Разве не так? — Стайлз продолжает поглаживать Тео по голове.       — Но я не хотел испытывать ту боль… Мне бы хватило и сна, в котором они были бы живы, были бы счастливы.       — Знаешь, иной раз, чтобы научиться жить дальше, мы должны испытать невыносимую боль… Упасть на самое дно… Только тогда мы перестанем смотреть вниз и поднимем голову. Найдём опору и оттолкнёмся от неё.       Стайлз замолчал на мгновение, чтобы дать время на осознание его слов.       — Помни их, Тео. Помни их счастливыми, смелыми, любящими. Они это сделали, потому что любили тебя. И они продолжают жить, пока ты их помнишь. Оплакивай их сейчас, когда твоя боль сильна, и не позволяй ей впредь поглотить тебя.       Уставший бета заснул достаточно быстро. Стайлз посидел с ним ещё некоторое время, дожидаясь, когда сон станет достаточно крепким. Только тогда он прикрывает глаза и ненавязчиво тянет за ниточку связи. Всего через минуту появляется Малия и сменяет его. Они желают друг другу доброй ночи и на этом расстаются.       Уже у себя в комнате Стайлз скидывает одежду и тихонько забирается под одеяло. В тот же миг чужие руки обнимают его, притягивая ближе.       — Всё в порядке? — шепчут в макушку.       — Не беспокойся, завтра он уже отойдёт.       — Это хорошо. Ты же помнишь, что завтра за день?       — Ещё бы мне не помнить. Только боюсь, что не смогу полюбоваться на вытянутые лица своих одноклассников, когда они увидят, какие красавчики и красавицы к нам в школу перевелись.       — Почему? У тебя проблемы?       — Думаю, что нет, но нужно будет утрясти данный вопрос. Я ведь после похищения так и не появился в школе. Да и на работе не был.       — Знай, что всегда можешь на нас рассчитывать.       — Знаю. И будь уверен, что обязательно воспользуюсь вашей помощью, если не смогу справиться сам.       — Только не тяни до последнего.       — Не буду.       Вроде всё обсудили. Но было ещё кое-что, о чём Стайлз хотел сказать… или попросить. Раньше его и вправду было не заткнуть. Он говорил абсолютно обо всём. Тогда свалившиеся обстоятельства не слишком повлияли на его разговорчивость, поскольку за словами он всегда прятался от тишины. Теперь эта тишина не настолько угнетала и пугала его, поскольку ему было с кем её разделить. Он больше не один. Вот только он не мог найти слов, чтобы попросить о том, что сейчас хотелось больше всего. Он грешил на отсутствие опыта в отношениях.       Мысли трусливо разбегаются, когда чужие пальцы касаются его подбородка, приподнимая голову. Их губы встречаются, начиная нежный поцелуй. Они не торопятся, не стараются бороться за главенство. Просто наслаждаются друг другом. Наслаждаются тем, что дарит партнёр, не требуя сверх меры. Кто первым углубил поцелуй, сказать было сложно. Они потерялись в ощущениях. Потерялись во времени. Когда нашли в себе силы оторваться, жадно смотрели друг на друга.       — Твои глаза стали красными, — шепчет Стайлз.       — Твои тоже изменились.       Смешок у обоих вырвался непроизвольно. Действительно, о чём ещё следует говорить в подобной ситуации? Дерек крепче прижимает к себе парня, утыкаясь лицом ему в волосы.       — Если тебе хочется меня поцеловать, просто скажи об этом или сделай. Не нужно ничего надумывать.       — Откуда ты узнал?       — Почувствовал, — альфа и сам немного удивляется.       — Хорошо. Последую твоему совету, и не буду усложнять себе жизнь, — Стайлз никогда не ощущал себя настолько довольным.       — Вот и отлично. А теперь давай спать.