Три года спустя
На 15-й день первого месяца китайского лунного календаря приходится самое грандиозное и шумное торжество, представляющее собой последний аккорд Фестиваля весны. Дэнцзе или Юаньсяоцзе, или, проще говоря, праздник фонарей отмечается с давних времен и знаменует собой долгожданное прощание с зимой и встречу нового времени года. Существует множество легенд, связанных с этим праздником, но классической считается только одна. Поговаривают, что в древние времена почитали Бога Небес, который распоряжался судьбой мира и людей с помощью подчиненных ему шестнадцати драконов. Он мог наслать голод, наводнение, засуху и мор. Его всячески задабривали, просили о милости, защите и благословении. Однажды случилось так, что какой-то человек нечаянно убил священного журавлика, спустившегося с высоты на землю. Бог Небес узнал об этом и сильно разгневался, потому что очень любил эту птицу. В наказание он повелел сжечь всех людей. Но одна из его дочерей была очень добра и хотела избежать жестокости. Она предупредила человечество о грядущей беде. И тогда некий мудрец предложил следующее: чтобы ввести в заблуждение сурового повелителя, который никогда по личной инициативе не спускается в мир Смертных, каждая семья должна зажечь огонек. Таким образом получится, что вся земля точно в огне, как будто сожжение уже произошло. Так и сделали, и никто из людей не пострадал. С тех пор каждый год отмечается это счастливое событие, зажигая множество фонарей, где только можно. Как становиться понятным из названия, главным атрибутом праздника являются фонари. Они могут быть очень разнообразными, нет правил и ограничений того, как должны выглядеть загадочные источники света. Они бывают цветными, однотонными, прозрачными, иметь стандартные или необычные формы. Многим нравится разрисовывать свои фонари. Тогда их поистине можно считать произведениями искусства. На улицах всех жилых городов и селений в день, когда отмечается Юаньсяоцзе, можно встретить фонари в виде больших животных или с изображенными на них целыми картинами. Традиционными с недавних пор стали так называемые выставки фонарей, где каждый желающий может продемонстрировать свои таланты и выиграть скромный дар за свои старания. Официально празднование начинается еще в светлое время суток. На главных улицах всех городов происходят представления и праздничные мероприятия, которые похожи на маскарад. Все люди переодеваются в яркие костюмы животных или надевают маски, чтобы скрыть от посторонних глаз свое истинное лицо. Особенных успехом пользуется танец огненного дракона, который считается неизменных символом страны, и танец львов. Еще можно увидеть ходунов на ходулях, известные танцы янгэ, «лодки на суше» и представления «тайпингу» (своего рода тамбурина). Однако самое интересное и незабываемое действо начинается вечером. Ни в одном городе нет даже одного темного уголка, который не украшен фонарем. Все местные жители собираются на улицах, чтобы полюбоваться этим красочным зрелищем. Завершает праздник фонарей фейерверк, который дополняется шумом от взрывающихся петард и хлопушек. Огни фейерверка и зажженных фонарей на фоне круглой полной луны на небосводе приобретает особое очарование, впечатление от которого не проходит к ряду несколько месяцев. В этом году по счастливой случайности организация торжественного празднования Дэнцзе легло на плечи главы клана Лань, а шумные массовые гуляния перенеслись на улицы многолюдного, но чопорного Гу Су. Злые языки поговаривали, что праведный клан заклинателей впервые после войны будет принимать на своих территориях высокопоставленных гостей и поэтому, несомненно, ударит в грязь лицом. Но, к счастью, уже с утра стало понятно – досужие разговоры всего лишь комеражи, которые ничего общего с реальностью в принципе не имеют. Каждая мощеная улица и узенькая улочка были украшены в установленных традициях. И никаких надзирателей не требовалось, чтобы поддерживать образцовый порядок, коим славился орден Гу Су Лань. Казалось, что на город словно накинули невидимый купол, который сохранял не только фосфорический блеск украшений, но и не позволял мелким разбойникам творить бесчинства. Уже на рассвете то тут, то там можно было заметить одного или двух представителей, одетых в традиционные цвета своих орденов, которые с нескрываемым любопытством гуляли по центру города. Их, как и других гостей столицы, в будущем ждала потрясающая программа шествий и игр, разработанная лично Лань Си Чэнем, чтобы не только потешить собственное самолюбие, но и разбавить серые будни любимого племянника. Молодой глава был прекрасно осведомлен о сакраментальных традициях обучения собственного ордена. Поэтому посчитал должным, чтобы хотя бы один день в году стал для юных дарований не монашеской повинностью, но театральным фестивалем, который мог исполнить все юношеские мечты. К тому же сегодня из добровольного уединения возвращался младший брат главы, который в детстве безумно любил этот праздник. Лань Хуань был недоволен дисциплинарным наказанием, назначенным старейшинами для Ван Цзи. Он не понимал за какие-такие провинности он должен ограждать себя от суетного мира. Но, попытавшись возразить, встретился со стеной отчуждения и безразличия. Так что праздник стал для мужчины способом инстинктивного протеста, который официально никто из вышеуказанных господ не мог оспорить. Было около двух часов пополудни, когда, наконец, разобравшись со всеми организаторскими вопросами, Лань Си Чэнь позволил себе минуту тишины. Мужчина знал, что задержись он еще на какое-то время в резиденции, то непременно обзавелся бы очередной проблемой, решение которой требовало его личного присутствия. В Облачных Глубинах это вполне естественное явление. Каждый человек от млада до велика считал должным попросить помощи у молодого главы, тем самым будто бы доказывая то ли себе, то ли людям его значимость и статус. Порой, такое назойливое внимание набивало оскомину и безумно выводило из себя. Но приходилось улыбаться и терпеть. Солнце медленно катилось по жарким небесам, и гибкие верхи деревьев едва колебались, перешептываясь друг с другом. Лань Хуань любил независимость. Он несколько раз ловил себя на мысли, что ему тесно в уютном тихом доме, и что хочется вырваться из объятий спокойной жизни и вновь почувствовать запах свободы и вкус свежего ветра, как тогда, когда сгорели Облачные Глубины. Да, ему пришлось пережить множество лишений, чтобы вернуться. Но он ни о чем не жалеет. Те дни были лучшими в его жизни, так как он был полностью предоставлен сам себе. И сейчас, смотря на все еще маленького Лань Юаня, которому Ван Цзи заменил отца, а он дядю, Си Чэнь понимал, что хочет дать ему все, чего он сам был когда-то лишен. Детство должно оставаться таковым до самого конца, а не превращаться в тягостный долг. — Ароматные булочки! – гремели на распев голоса торговцев. — Арахисовые юаньсяо. Сладкое танхулу. Не проходим мимо! – продолжали кричать коммерсанты, одновременно и без особого труда продавая и рекламируя свой нехитрый товар. — А-Юань, ты хочешь чего-нибудь? – заботливо поинтересовался Си Чэнь, останавливаясь у прилавка, к которому уже несколько минут к ряду жался мальчонка. — Да, - восторженно согласился Лань Юань, бросая заинтересованные взгляды то на одно, то на другое блюдо. — Хочу вот это, - ткнул он пальчиком в белую булочку с заварным кремом. — Нет, - качнул он головой. — Лучше вот это! – на этот раз выбор пал на обжаренный до золотистой корочки тыквенный пирожок. — Нет, - вновь покачал ребенок головой, принюхиваясь к славному запаху жженого сахара. — Хочу боярышник в карамели. Он невероятно вкусный и сладкий. Дядя, - повернул он голову в сторону мужчины, — а ты пробовал? — Нет, - честно признался Лань Хуань. — Но, если ты меня угостишь, я не стану возражать. — Будете брать? – спросил уличный торговец. — Заверните нам все. А ты пока, - вновь обратился к племяннику Лань Си Чэнь, — выбери танхулу, которое придется тебе по душе. Итак, вооружившись несколькими бумажными пакетами из рисовой бумаги с выпечкой, глотая слюну от дразнящих запахов и получив заслуженную порцию поздравлений с праздником, глава клана Лань двинулся дальше. Рядом с ним, весело хихикая и восторженно ахая, семенил шестилетний ребенок, лицо и руки которого были полностью измазаны в креме из съеденной впопыхах булки. Неряшливость и ноншалантность совсем не те качества, коими должны владеть адепты Гу Су Лань, но сейчас Си Чэня это меньше всего волновало. Пока названный племянник был счастлив, мужчине также сопутствовало благополучие. К тому же, ему, как и любому другому молодому человеку, привычному вести замкнутый и аскетичный образ жизни, было интересно, если не поучаствовать, то хотя бы посмотреть весенний карнавал, в организацию которого он вложил разве что не всю душу. Как не уставал повторять Лань Ци Жэнь, правила гласят, что гостеприимный хозяин обязан лично привечать гостей, чтобы не казаться недружелюбным. Лань Хуань понимал это, как никто другой, но желание простого человеческого веселья перевесило любые доводы разума. Поэтому, оставив клан на попечение дяди и игнорируя его недовольство своей безалаберностью, молодой мужчина спустился в город, чтобы лично проверить все ли здесь в порядке. — Дядя, смотри! – стараясь заглушить шум, громко крикнул Лань Юань, рукой, измазанной в яичном креме, указывая куда-то на запад. И действительно, там среди торжественного аккомпанемента базарной аллеи и шумного фестиваля высилась величественная фигура в белом. Его длинные черные волосы мягким водопадом струились по широким плечам, обрамляя излишне бледное, но изящное лицо, на котором живым блеском выделялись янтарные глаза феникса. На первый взгляд казалось, что мужчина кого-то ищет в толпе, таким настороженным и внимательным был его взгляд. Но, присмотревшись, понимаешь – цепкое воззрение и уверенная стойка всего лишь ширма тренированного бойца, которая скрывает за собой истину. — Он вернулся! – радостно взвизгнул мальчишка, дергая главу клана Лань за широкие рукава праздничного ханьфу. — Он действительно вернулся, дядя! И, не замечая укоризненного взгляда и заботливого оклика со стороны Си Чэня, неугомонный ребенок бросился в возбужденную массу, полностью теряясь в ней. Покачав головой, но все-таки счастливо улыбнувшись, мужчина стал пробираться навстречу младшему брату. Дело это оказалось не из легких, так как почти каждый шаг главы сопровождался сердечными приветствиями и искренними поздравлениями со стороны простых горожан. И все же, с горем пополам, да божией помощи, Лань Хуань, наконец, вынырнул на более-менее свободную площадку, где его глазам предстала самая умильно-трогательная сцена. Лань Ван Цзи, скрестив руки за спиной и направив холодный взгляд вниз, величественно стоял в центре рыночной площади, а к его правой ноге, весело щебеча и пачкая штанину в карамели подтаявшего танхулу, жался мальчишка. — А-Юань, ну же, - терпеливо произнес Ван Цзи, ероша волосы на голове мальчишки, но тот в ответ лишь качал головой. — Бао-бэй, - уже более строго обратился к ребенку мужчина, но в уголках его глаз все так же крылась улыбка, — своим поведением ты позоришь имя благородного клана. Правило триста сорок шесть на стене послушания гласит – никаких… — Проявлений чувств на публике, - закончил за младшего брата Си Чэнь, наконец, подойдя ближе к горе-родителю. — Дисциплина – это хорошо, А-Чжань. Однако, сегодня праздник и я думаю на один день можно забыть о повинностях. К тому же А-Юань ужасно скучал. Неужели, - в его глазах сверкнул лукавый блеск, — он не имеет права на мелкие шалости? — Ты позволяешь ему слишком многое, брат, - укоризненно осведомился Лань Ван Цзи. — А ты, - спокойно парировал Лань Хуань, подняв на руки племянника, — на удивление, мало. А-Юань, - обратился он к ребенку, мягко улыбаясь, — может быть ты покажешь Чжань-эру ту прекрасную лавку с фонариками, которую мы недавно проходили? Ему как раз не помешает приобрести один или два, чтобы вечером вы вместе смогли запустить их. Мальчонка кивнул и тут же заболтал ножками, желая соскочить с рук Си Чэня. Тот в свою очередь поспешно поставил племянника на землю и, выпрямляясь, заметил дорогой сердцу фиолетовый блеск, выходящий из-за поворота. — Пойдешь с нами? – поинтересовался Ханьгуан-цзюнь, предусмотрительно вытирая и беря за руку Лань Юаня, чтобы тот не затерялся в толпе. Не получив ответа, его испытующий взгляд проследовал за старшим братом и коснулся подтянутой фигуры в ханьфу цвета ночных фиалок. Лань Ван Цзи нахмурился. — Не думаю, что это хорошая идея, дагэ. — Я, - Си Чэнь запнулся, прикрывая глаза. — Я должен знать, - наконец, произнес мужчина, вновь возвращая свое внимание семье. — Лучше однажды испытать боль, нежели вечность вариться в котле неведенья. И не произнеся больше ни слова пошел прочь, не желая слушать очередных доводов разума, коими славился его младший брат.***
Какими бы нелепыми не казались досужие факты, они не могли изменить того, что лавка торговца лучшими фонариками ручной работы находилась не в центре города как полагалось, а в квартале бедняков и выделялась своим убранством среди остальных зданий. По существу, назвать это сомнительное место элитным, ни у одного приличного заклинателя не повернулся бы язык. Однако то, что оно было уникальным, никто не сомневался. Торговая лавка, а если быть точнее, то дом ворожеи или по-простому гадалки, представлял собой скромную узкую комнату без окон. Вдоль стен стояли массивные шкафы, забитые множеством странных и подчас невероятных вещей и книг; пол был заставлен маленькими столиками, на которых грудами были рассыпаны амулеты, кольца, камешки и тому подобные вещи; а по углам виднелись не только клейкая паутина, но и разорванные звездные карты, разбитые сосуды и переломанные пополам бамбуковые флейты, обильно присыпанные удушливой пылью. В центре всего этого хаоса расположился круглый стол, посередине которого на ажурной подставке высилась стеклянная сфера, внутри которой не переставая кружили пепельно-серые облака. Как видите, внутреннее убранство дома представляло собой заурядную посредственность, на которую повестись могли разве что полностью отчаявшиеся души. И будь на то его воля, молодой глава клана Цзян – Цзян Чэн – никогда бы не переступил порога этой лавки. Но, к сожалению, именно сегодня тронутой гадалке пришло в голову немного подзаработать, выставив у своего порога фонари невероятной красоты. Здесь можно было найти, как простые ничем не украшенные лампионы, так и настоящие произведения искусства, на которые хозяйка, скорее всего, потратила не один месяц. Круглые, квадратные, шестиугольные, однотонные и разноцветные, предназначенные для воды и для воздуха – каждый из них рассказывал какую-то историю и обещал своему владельцу немалые почет и славу. И все же редкостная красота далеко не то, что заставило Вань Иня вернуться. С его бюджетом и репутацией он мог позволить себе гораздо больше, нежели то, что предлагала хитрая торговка. Его ахиллесовой пятой стала любовь к Цзинь Лину – трехлетнему племяннику и единственному живому члену семьи. Мальчишка по пути в Облачные Глубины, устав от повозки и проголодавшись, потребовал сделать остановку и пока Цзян Чэн улаживал кое-какие вопросы умудрился улизнуть из под бдительного контроля адептов. Нашли его лишь спустя одну палочку благовония, рассматривающего те самые фонарики в неблагополучном районе. Движущиеся фигурки внутри лампиона столь сильно увлекли А-Лина, что он больше ни о чем другом не мог говорить. Даже уходя, мальчик постоянно оглядывался, от чего каменное сердце главы не выдержало. — Так вы вернулись, - туманным голосом произнесла девушка, не поднимая головы от хрустального шара. — Присядьте, - вытянув руку, она указала на свободное место напротив себя, — господин. И я постараюсь поведать вашу судьбу. — Меня не интересует будущее, - холодно начал Цзян Чэн, — а со своим прошлым я знаком не понаслышке. Просто скажите, какова цена? — Цена? - обманчиво-равнодушно переспрашивает девица, наконец, обращая на потенциального клиента свое внимание. Цзян Чэн удивлен. Он умеет ценить красоту и не может не признать, что гадалка выглядит благолепно. Длинные черные волосы, повязанные простой карминово-красной лентой, черное с алым узором ханьфу, обжигающий взгляд дымчато-серых глаз, что прячется в томном взмахе пушистых ресниц. И мужчина готов прямо здесь поклясться, что эта презрительность, затаившаяся в уголках пухлых губ, кажется ему донельзя знакомой. Также улыбался один человек, который некогда был ему названным братом. Человек, которого вот уже три года к ряду нет в живых. — Сколько стоит фонарь? - прямо спрашивает Вань Инь, насилу сбрасывая оцепенение. — Меня не интересуют деньги. Цена фонаря – ваша смекалка. — Глупость какая-то! – бубнит глава клана Цзян, едва сдерживая раздражение. — А, по-моему, все до ужаса просто, - кривит губы в усмешке гадалка. — Отгадываешь загадку, получаешь приз. Выставляешь себя дураком, выметаешься. — Согласен, - после непродолжительных раздумий принимает пари Цзян Чэн. — Восхитительно, - восторженно поет ворожея, поднимаясь из-за стола. — Но помните, приняв игру от нее уже нельзя отказаться, - она подходит к двери и любовно окидывает взглядом фонарики. — Итак, ваш выбор?.. Вань Инь смущается, но уверенным шагом подходит к коллекции. Он внимательно вглядывается в каждый предмет, словно ища в нем подсказку, пока, наконец, не останавливает выбор на том самом фонарике, который успел полюбиться Цзинь Лину. — Чудесно, - произносит девушка, усмехаясь. — Посмотрим, - срывает она загадку со дна фонаря, с интересом читая. — Прячься в тени иль при свете дня: время придет – ты встретишь меня. Я уловлю малейший твой вздох, тебя обхитрю, застану врасплох. — А можно еще раз повторить и как-нибудь помедленнее? – резко попросил Цзян Чэн, нервно крутя серебряное кольцо на пальце, которое начинало заметно искрить. Девушка моргнула, загадочно улыбнулась и повторила загадку. — То есть ты хочешь сказать, что у этого набора слов обязательно есть ответ? — Именно так, - беззаботно ответила гадалка, как-то по-особенному перекидывая волосы через плечо и подходя ближе к главе. — Я ведь предупреждала, господин. Мои фонари – штучный товар и кому попало я их не отдам. Ну же, - привстала она на носочки, почти вплотную приблизившись к Вань Иню. — Ваш ответ? — Я… - разволновался мужчина. — Я…я…я, - еще несколько раз повторил он прежде, чем за их спинами послышался сухой кашель. — Смерть, - произнес Лань Хуань, в голосе которого слышались холодные нотки. — Ответ на вашу загадку слово «смерть». — Какая жалось, - обманчиво-печальным голосом произнесла ворожея, прижимая ладони к груди. — Мужчина в белом ответил верно, а значит фонарик теперь его. Громко фыркнув и не произнеся больше ни слова, Цзян Чэн бросился прочь. Си Чэнь хотел было незамедлительно идти следом, но рука с длинными тонкими пальцами остановила его. — Будьте с ним терпеливы, глава клана Лань. И не сомневайтесь, - она лукаво улыбнулась, протягивая фонарь, — он чувствует то же самое. Просто боится признаться. Последние слова гадалки утонули в разноголосом шуме, так как мужчина поспешил удалиться. Потребовалось немалое количество времени, чтобы отыскать пропажу, ведь как оказалось Цзян Чэн успел выйти за пределы города. недалеко, всего каких-то двадцать-тридцать шагов, но и их с лихвой хватило. Он сидел на земле, привалившись спиной к раскидистой иве, и с большим энтузиазмом бросал камушки в реку, созерцая рождение и смерть кругов на воде. — Вы забыли свой фонарь, глава клана Цзян, - мягко сказал Лань Си Чэнь, останавливаясь по правую руку от мужчины. — Гхм, - нечленораздельно хмыкнул тот, болезненно усмехаясь. — Он твой. Порадуешь племянника, ведь вы с ним так чудесно ладите. — Ван Инь!.. — Что? – грубо спросил мужчина. — Будешь отрицать очевидное? Говорить, что сегодня просто не мой день? И в следующий раз мне непременно повезет? – он со всей силы запустил камень в воду, образуя обильные брызги. — Как бы не так. Какой из меня глава, если я простую загадку решить не в состоянии? А А-Лин? Гуан Шань спит и видит, когда же я оступлюсь. Если он…он его заберет, я не выдержу. Цзян Чэн спрятал лицо в ладонях, сдерживая в себе не то скорбь, не то ярость. И встрепенулся лишь тогда, когда теплая рука сдавила плечо. — Я не позволю этому случиться, - твердо заверил в своей правоте Лань Си Чэнь. — Послушай, Вань Инь, - позвал он мужчину, несмело касаясь ладонью щеки и мягко ему улыбаясь. — История еще не знала подобного тебе. Ты в одиночку, полагаясь лишь на свои силы и ум, смог отстроить клан с нуля и добиться того, чтобы он процветал. Невзирая на боль и усталость, ты посвящаешь всего себя племяннику, когда мог просто отдать его на попечение деду. Ты растешь и развиваешься сам, чтобы иметь возможность отстаивать свою точку зрения, а не полагаться на других. Вань Инь, - Си Чэнь с нежностью заглядывает ему в глаза, — ты восхитительный. Добрый, отзывчивый, смелый, порой смешной и забавный, а еще невероятно красивый и соблазнительный. И главное, - он сглотнул, — до крайности недоступный. — Хуань… — Не надо! – перебил его Цзэ У Цзюнь и, понизив тон, добавил: — не надо. Я знаю, тебе необходимо время, чтобы подумать и все осознать. И я готов ждать столько, сколько потребуется. Но знай, даже если не со мной, ты обязан позволить себе быть счастливым. Ты этого как никто другой заслужил. Лань Си Чэнь склонился и еле ощутимо коснулся лба мужчины, даря тому бархатно-сладкий поцелуй. После чего поднялся и пошел прочь, оставляя после себя фонарь, да сжатую меж пальцев лобную ленту с вышитыми на ней облаками.***
Начинало смеркаться, когда Лань Ван Цзи в компании неугомонного А-Юаня, наконец, добрался до той самой загадочной лавки с фонариками. Солнце медленно клонилось к горизонту, но из-за гор, что величественно высились в стороне, свет не попадал в низины, и в долине, где расположился город, стало быстро темнеть. К счастью, в то же мгновение, как тьма начала расползаться по улицам, город загорелся рубиновым светом от тысяч зажженных в честь праздника фонарей. Это действо оказалось настолько чарующим, что Ван Цзи в оцепенении замер, любуясь магическими огнями. Фонарики сверкали, мерцали и переливались в ночной тиши, заставляя души сотен людей ликовать. И все же на сердце у Ханьгуан-цзюня было неспокойно. Его, как и много лет до этого, интересовало благополучие одного единственного человека, которого весь заклинательский мир считал погибшим. Как он там? Мертв ли на самом деле? А коли жив, имеет ли возможность без помех насладиться фестивалем в честь Юаньсяоцзе, который всегда ему нравился? «Когда же ты вернешься, Вэй Ин?» - мелькнула в голове непрошенная мысль прежде, чем Лань Ван Цзи переступил порог торговой лавки. Там же он обнаружил А-Юаня, который с жадным любопытством, рассматривал магические амулеты, от которых исходила чудовищная энергетика. — Мне доводилось слышать, - мягко пропел тихий женский голос, а взгляд оценивающе скользнул по высокой фигуре в белом, — что второй господин Лань отличается красотой и утонченностью, но не думала, что глас народа столь поверхностен. Ханьгуан-цзюнь напрягся. Он давно привык к тому, что окружающие люди видят в нем прекрасное нефритовое изваяние, но отчего-то слова перстневой торговки вызвали в нем бурю чувств, словно они произнесены не впервые. — Госпожа-госпожа, - наматывал круги вокруг гадалки шестилетний ребенок. — А где фонарики? — Сожалею, малыш, - печально улыбнулась девушка. — Я успела все распродать. — Что ж, тогда не смеем вас больше задерживать, - холодно бросил Ван Цзи, собираясь уходить. — Но, - как ни в чем не бывало продолжила ворожея, любовно смотря на ребенка, — к счастью, я припасла кое-что на особенный случай. И, скрывшись за ширмой, которая отделяла торговую часть узкой комнаты от личной, стала что-то шумно искать, чтобы буквально через мгновение вернуться. В руках она держала изящный клюквенно-алый фонарь, на котором декоративным рисунком выделялись два маленьких кролика, тесно прижавшихся друг к другу. Один был угольно-черный, второй же – девственно-белый. Взглянув на них каменное сердце Ван Цзи пропустило удар. — Какова цена? – хладнокровно поинтересовался мужчина, отчего на губах молодой госпожи заиграла улыбка. — У неповторимого товара своеобразная оценка. — Меня интересует цена, а не ваши рассуждения. — Что ж, - пожала плечами гадалка. — В таком случае, плата за фонарь – этот чудесный вечер, который я желаю провести вместе с вами. — И это все? – удивленно спросил молодой господин Лань. — Все, - беспечно ответила ворожея. — В таком случае, - все так же равнодушно заметил Ван Цзи, — необходимо поторопиться, если хотим успеть насладиться полной луной. — Ждите меня у моста Серебряной Луны. Оттуда открывается потрясающий вид на горы. Прошел час. Затем еще один и еще, но удачливой гадалки и след простыл. У виадука, перекинутого через широкую реку, собралось немало людей. Кто-то пел задушевные песни, другие играли на тамбуринах, и все без исключения ждали момента, который ознаменует конец фестиваля, - запуск в небо сотен фонарей. А-Юань, который за целый день беготни и веселья, порядком устал, старался не подавать виду и продолжал кружить у ног Лань Ван Цзи. Ему не хотелось возвращаться домой, потому что сегодня был лучший день в его жизни, не обремененный напряженной учебой и строгими правилами. Он хотел продлить миг свободы, поэтому много говорил, но мало слушал. Прозвучал крик, призывающий будить фонари. Мгновенно зажглись сотни свечей и темное небо окрасилось разноцветными красками. А-Юань нетерпеливо заерзал и молодому господин Лань не оставалось ничего иного, как последовать примеру других. Он не виноват. Девушка сама отказалась прийти. Полыхнул фитиль и зажженный фонарь оказался в руках мальчика. — А теперь, - мягко произнес мужчина, беря на руки ребенка, — загадай желание и отпусти фонарь. Когда он достигнет небес, твоя мечта исполнится. — А ты? — И я тоже, - слегка улыбнулся Ван Цзи. — Ну, же. Давай. Искренне пожелай и отпускай. Лань Юань сосредоточенно стал что-то шептать себе под нос. После чего разжал пальцы и в небо взмыл еще один праздничный фонарик. — Если это и есть хваленное нравственное величие клана Лань, то меня жестоко обманули, - послышался за спиной улыбчивый, до боли знакомый голос. — Ты обещал этот вечер мне. И посмотри, снова обманул. Гэгэ, ты бесстыдник. Лань Чжань в ту же секунду замирает на месте. По его телу пробегает мелкая дрожь, сердце в груди выбивает чечётку. Он сглатывает слюну и непростительно медленно оборачивается. И действительно, там, под могучим кленом, с живой улыбкой на лице стоит человек, которого он хотел видеть больше всего на свете. Человек, который ушел три года назад, оставляя после себя длиннющий шлейф недосказанности и жгучей печали. Мужчина, которого он, Лань Ван Цзи, всепоглощающе любил. — Вэй Ин!.. – он вновь пробует на вкус его имя, смущенно улыбаясь. — Я вернулся, Лань Чжань, - широко улыбается Вэй У Сянь. — Вернулся. И больше уже никуда не уйду.