голод

      День был ясным и теплым. Даже облака, всегда слоями сгущавшиеся над холмом, напоминали скорее тонкое пушистое одеяло, белое и сверкающее от солнечных лучей где-то в выси. Сквозь редкие прорехи можно было увидеть пронзительную синеву — настолько густой цвет, что существовать он мог лишь в природе, и ни один человек никогда бы не смог его повторить.       Чимин, видевший ясное небо всего несколько раз за свою жизнь, лежал в траве и завороженно смотрел на плывущие облака. Он совсем перестал замечать окружающий мир пока не услышал вдруг приглушенный голос отца совсем рядом.       — Что это? — спросил отец, протягивая ему желтый цветок.       Чимин сел и оглядел цветок.       — Горицвет, — ответил он и посмотрел на отца. Тот улыбнулся.       — Ты весь в муравьях.       Ему было все равно, но отец наклонился и отряхнул его рубашку, покрытую зелеными пятнами травы. В этом не было необходимости — ведь муравьи, наверное, были и в его волосах, но Чимин знал, что таким образом, в своих прикосновениях и ласковых замечаниях, его отец проявлял заботу.       — Папа, ты любишь кого-нибудь, кроме меня? — спросил Чимин.       Отец на мгновение выглядел удивленным, затем улыбнулся, но эта улыбка скорее исказила его лицо, чем сделала его радостным. Чимин внимательно наблюдал за ним. Ему нравилось смотреть на отца — он любил отца.       — Твою маму.       — Но она же умерла.       — Поэтому эта любовь очень грустная.       Теперь Чимин понял, почему его отец так улыбался. Он посмотрел на свои маленькие бледные ноги и пошевелил пальцами; ботинки он бросил недалеко в траву, и они лежали там черной кучей, окруженной цветами, а вокруг летали шмели.       — Почему любовь не проходит, когда человек умирает? Ведь его больше нет.       — Это очень интересно, Чимин. Ты знаешь, что я сам построил наш дом?       — Знаю.       — И все же он не развалится, когда я умру.       Чимин поморщился.       — Значит, любовь — это то же самое, что дом?       — И дом, и цветок, и книга. Мы с твоей мамой любили друг друга. Когда она умерла, она прекратила чувствовать любовь. Но я всегда буду помнить о ее любви и таким образом сохраню ее в себе. Когда меня не станет, то наша с мамой любовь будет жить только в тебе. Может быть, наша любовь дойдет и до наших внуков, если однажды ты расскажешь им о нас. Это просто чувства, Чимин. Они могут не выглядеть как дом, или цветок, или книга, их нельзя потрогать, и ощущаются они совсем иначе, душой, но существуют примерно так же, как и все остальное в этом мире.       Чимин надул щеки, упал обратно в траву и перекатился на бок, уставившись в траву и вдыхая свежий запах земли.       — Значит, чтобы передать любовь, я тоже должен буду кого-то полюбить.       — Конечно.       — Но я не хочу. Я люблю только тебя. — Он дернул травинку перед собой, чувствуя какое-то необычное онемение в теле, в уме, словно выплывал на хрупкой лодочке из оживленной бухты в большой, пугающе пустой и неподвижный океан. — Я думаю… что ненавижу всех остальных.       Он больше не мог видеть отца, не слышал его. Звуки природы слились в единый, неразличимый шум.       — Почему?       — Я не знаю. Я думаю, что со мной что-то не так, папа.       — С тобой все хорошо. Ненависть возникает от недостатка любви в мире. Возможно, ты просто хочешь, чтобы больше людей любили тебя.       — Нет, это неправда. Я не хочу, чтобы те, кого я ненавижу, любили меня. Я просто… я хочу перестать ненавидеть. Я хочу любить.       Он почувствовал легкое, как воздух, прикосновение к своему плечу.       — Я понимаю, Чимин. Это трудно. Ты, наверное, очень устал. Смотри, ты уже засыпаешь. Пойдем домой.