Путь тигра

"Remember," they say, "that the darkest hour of all is the hour before day." Songs and Ballads | Samuel Lover

Джебом осторожно трогает повязку на глазах. Ребристая и колючая, она плотно сидит на лице и не даёт ничего увидеть. Голова всё ещё кружится, а дыхание никак не придёт в норму, под потолком противно гудят и трещат лампы, а где-то по левую руку булькает вода в кулере. Все эти звуки сбивают с толка, отвлекают и не дают понять, что происходит вокруг. Когда его перестаёт мотать и вертеть, Джебом несмело шагает вперёд, слегка согнув ноги в коленях, и выставляет перед собой руки, боясь на что-нибудь наткнуться. Он старается максимально сконцентрироваться и напрячь слух, глубоко дышит, успокаиваясь, и продолжает осторожно продвигаться босиком по прохладному полу. Напарывается на что-то жёсткое и холодное, шарит по гладкой поверхности руками, задевает и опрокидывает, кажется, стакан. Стакан дзынькает, катится дальше, под ладонью становится мокро, а в ноздри ударяет сильный запах апельсинового сока. Джебом чертыхается, обтирает руку о штаны и плавно, словно танцуя, огибает журнальный столик. Теперь у него хотя бы появилось представление о том, в какой части комнаты находится. Одним движением он перебирается на мягкий, оглушающе скрипящий в искусственно созданной тишине, диван и резко запускает руку за его спинку, перегибается через неё и щупает место между диваном и стеной. Сбоку шуршат и пыхтят, ладонь обдает ветерком, а уши улавливают звук, похожий на тот, если бы что-то волокли по полу. Джебом спрыгивает с дивана и бросается туда, где слышно тихое сопение, тут же с другой стороны на пол сыпется что-то мелкое и шумное. Звук заставляет его вздрогнуть и машинально обернуться, из-за этого бесполезного сейчас движения теряются драгоценные секунды, и он хватает перед собой пустоту. Вся комната наполняется сдерживаемыми смешками, они множатся, окружают его, стискивают со всех сторон, проходятся по нервам и опять дезориентируют. Джебом ощущает себя героем какого-то второсортного ужастика. Героем, которого убивают не в самом начале, а где-то в середине, когда главный злодей входит в самый раж. Оглушительно пищит таймер, оповещающий о том, что первые пять минут уже истекли. Значит, осталось ещё десять. Ладно, шутки кончились. Джебом отходит к самому центру комнаты и весь обращается в слух: отделяет от общего фона и урчащий кулер и треск ламп под потолком, концентрируясь только на тщательно скрываемом чужом дыхании. Все источники пыхтения и сопения, кажется, находятся на равном от него расстоянии, и он, глубоко вдохнув наполненный самыми разными запахами тяжеловатый воздух, движется туда, где дышат громче всего. За его спиной снова всё приходит в движение, перемещается и сдавленно повизгивает. Жутковато. Ладонь находит книжный шкаф, Джебом перебирает пальцами по шершавому дереву и, широко раскинув руки, ощупывает пространство вокруг него, по щиколотке мягко проходится ткань. Касание длится всего секунду, Джебом бросается резко в сторону, надеясь ухватить то, что его коснулось, но пальцы сжимают воздух. Он неловко оступается, попав ступнёй на что-то маленькое и круглое, что, видимо, рассыпалось по полу минутами ранее, катится по инерции и опрокидывается на шкаф. С него ему на голову падает парочка книг, Джебом пригибается рефлекторно и растирает ушибленные плечо и макушку. Комната опять наполняется восторженным издевательским хихиканьем. Джебом звереет и начинает охотиться всерьёз. Он движется по комнате расчётливо, считая шаги и прикидывая расстояние до дивана, стола, шкафа и окна со шторами, шелест которых слышит справа. Джебом был здесь тысячи раз и, привыкнув к слепоте, безошибочно огибает все предметы. Крадётся, поворачивается, разведя руки в стороны, стараясь охватить как можно больше пространства, чтобы ничто не проскочило мимо него незамеченным. Он старается двигаться по неожиданной траектории, обманными маневрами, чтобы сбить с толку вертящихся вокруг него раздражителей. Джебом тревожит шторы, спугивая оттуда кого-то пахнущего осенним дождём и книжными страницами. Раздается приглушенное "Воа" и топот, и вновь всё замирает. Он проверяет окно ещё раз, там пусто, но неясное чувство чужого присутствия не даёт ему оттуда уйти. Приподнимается на носках, вытягивается и на удачу размахивает руками над головой, ему кажется, будто там воздух теплее, суше, словно выжженный солнцем, но зачерпывает только пустоту и недоверчиво отходит. Нет — так нет. Таймер пищит. Джебом исследует углы, протискивается вновь за спинку дивана и в узкое пространство между стеной и шкафом, шарит по креслу и за ним, но везде застаёт только запахи: озон, молоко и шоколад, мокрый асфальт, детская жвачка, терпкий запах пота и пены для бритья… Надышавшись всего этого, Джебом шумно чихает и утирает нос. Повторяет маршрут в обратном порядке: кресло, диван, шкаф, окно, влезает под пыльную штору и чихает снова, расчёсывает руки, вынюхивает сладко-пряные нотки благовоний… — Говнюк! — орёт в ярости и остервенело сдирает повязку с глаз, — так нечестно! Таймер пищит ещё раз. Ехидно и подло. Джебому даже кажется, что он слышит в этом звуке замаскированное — “Вот ты лох”. Рекреационная наполняется ржачем. Джебом промаргивается, привыкая заново к свету, вертится вокруг своей оси и, когда находит источник всех своих бед непонятно как взобравшийся на книжный шкаф, прицельно швыряет туда шарф, которым были завязаны глаза. Бэмбэм стойко принимает удар, продолжая гаденько смеяться сверху, а потом Джебом в два широких шага подбегает к шкафу и вцепляется ему в лодыжку, а тот верещит: — Ну, прости, хён! Ай! Джексон — чёртов акробат — валится с оконного откоса, на котором висел каким-то чудом и, не прекращая визгливо хихикать, нападает на него со спины, прижимая руки. — Пусти меня! Я ему сейчас голову оторву! Бэмбэм пружинисто приземляется на пол и, шлёпая босыми ногами, убегает к всё ещё окутанному синей туманной дымкой гогочущему Джинёну, запрыгивает за него и вопит уже оттуда: — Почему только мне?! Мы же все вместе играли! Из-за дивана протестующе чихают: — Не вмешивайте меня в это! Я был против. Ёнджэ выползает на четвереньках, бурча тихонько что-то про пыль и паутину, а Югём выглядывает из-за шторы и тянет елейным голосом: — Это Джинён-хён предложил. И тут же вопит, потому что и его настигает карательный шарф. — Эй! За что?! — За то, что предатель, — гундосит Джебом заложенным носом, — да отстань ты от меня! — он толкает снова повисшего на нём Джексона, — нужен он мне больно, руки ещё об него марать, много чести. Джебом стремительно разворачивается к выходу, опять поскальзывается на всё ещё рассыпанных по полу стеклянных декоративных шарах, которые лежат обычно в круглом аквариуме на полке, и, матерясь, кажется, на всю Базу, грандиозно валится на спину, отбив себе всё на свете. Под обеспокоенные вскрики, он тяжело переворачивается на бок и закашливается. В голове под мелодию старой шарманки кто-то тонким детским голосом напевает “Падает-падает лондонский мост”. — Вы что, сдурели?! Час ночи! Вас слышно на весь корпус! — Никкун в штатском внезапно возникает в проходе, — Джебом! Где дисциплина?! Джебом?.. Джексон поднимает Джебома с пола, подхватывает под руку и, по-идиотски улыбаясь, просит прощения у Никкуна: — Извини, заигрались. — Цел? — Никкун обращается к кривящемуся и всё ещё рвано дышащему Джебому, а потом раздражённо рычит на них всех, — вам что, делать нечего? Так я найду чем вас занять! — А что нам ещё делать? — бубнит притихший Югём, глядя на свой дырявый носок,— нас всё равно отсюда никуда не выпускают. И это чистая правда. Миссии им последние полгода не дают, а домой позволяют ездить только с сопровождением и всего на день. Вшестером они едва не лезут на стены от скуки: Джинён с Джебомом в свободное от учебы время делят библиотеку и зарываются там в пыльные фолианты, Джексон пропадает в спортзале, вызывая всех подряд на дуэли типа “Кто больше отожмёт от груди”, Бэмбэм с Югёмом методично доводят до трясучки всё местное население, а Ёнджэ, удивив всех, уже через семь месяцев с первой попытки сдаёт экзамены на аттестацию. На восторженное — “Как ты это провернул?” он, слишком громко смеясь, отвечает — “А чем тут ещё заниматься?”. И Джебом в очередной раз ему завидует. — Так, — Никкун осматривает их, прищурившись, и цокает языком, — за нарушение режима кому-то из вас придётся составить мне компанию сегодня ночью на дежурстве, и мне абсолютно всё равно, кто это будет. Повисает напряжённая тишина: таскаться по Базе до самого утра с Никкуном никому не хочется. Джебом закатывает глаза, спихивает руки Джексона и хочет вызваться добровольцем, но рядом слышится возня, глухой удар, и под злое пыхтение к ногам Никкуна падает принесённый в жертву Джинён. Он трёт досадливо задницу, куда, видимо, пришёлся пинок Югёма, и неловко поднимается. — Лицо попроще, — хмыкает Никкун, — а то при виде твоей мины даже кимчи в столовой сама квасится. *** Джебому снится дождь и мирное море. Оно осторожно лижет ему ступни изумрудной волной и зовёт его. Он вбегает в теплую воду, ныряет и плывёт на глубину вместе со стаей тигровых акул, сотканных из синих грозовых облаков, гладит их полосатые скользкие бока, трогает гибкие плавники. Ему не страшно, он знает, что и акулы, и море и дождь — его друзья. Джебом выныривает на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, переворачивается на спину и отдается свободному плаванию. Сбоку, также на спине, плывёт выдра и тянет ему лапку, наверное, чтобы не потеряться, пока они вдвоем будут дремать, качаясь на волнах. Потом дождь уходит куда-то к горизонту, где зарождается ураган, чтобы там, далеко, поддержать его танец, облака расступаются, открывая высокое чистое небо, и из-за края мира поднимается солнце, оно бьёт лучами по глазам, заставляет щурится, мешает спать, но дарит ласковое тепло, озорно трогает веснушки на щеках и щекочет пальцы на ногах, торчащие над поверхностью. Джебом чувствует себя непривычно спокойным и безмятежным, ему кажется, что он до конца времён готов вот так плыть под мурчание стихии, держась за мягкую лапу. Сон меняется. Солнце полностью поднимается над горизонтом, становится в зените и жарит оттуда беспощадно, высушивая море. Вода вокруг Джебома обращается удушающим туманом, облепляет его всего, сжимает горло, а кипящая пучина грозит сварить его заживо, небо идёт трещинами, как земля в сезон засухи, и обваливается сверху тяжелыми мраморными глыбами, придавливая. Джебом кричит, барахтается под рухнувшим небом, захлёбывается бурлящим вокруг него морем и… просыпается, подпрыгнув на матрасе, утыкается носом в чужой загнанно сопящий нос и хрипит: — Какого хрена ты?!.. В миллиметре от него маячит перепуганное лицо Джексона. Весь этот перепуганный Джексон придавливает его сверху и греет Пламенем Солнца. Он жутко светится изнутри в темноте, и пышет от него как от батареи, Джебом спихивает его с себя, и тот валится рядом, гасит пламя и облегченно выдыхает: — Я боялся, ты уже не проснёшься. Джебом бьёт его кулаком в плечо пару раз и убирает мокрую от пота чёлку с лица: — Мы, конечно, с Ёнджэ спим как убитые, но будить Пламенем — уже слишком, тебе не кажется? Я чуть не сварился… И что еще за “не проснёшься”? Джексон тормошит Ёнджэ, свернувшегося у самой стены: — Ну же, давай, Ёнджэ, очнись! — Дай, я сам, — раздражённо говорит Джебом, — каждое утро это проворачиваю, он так просто не встанет. Он переворачивает Ёнджэ, щекочет его, щипает за щеки и тычет пальцем в ноздри, но тот продолжает дрыхнуть, в конце Джебом, искоса поглядывая на Джексона, наклоняется и быстро чмокает чужое ухо. Эта крайняя мера — самая действенная и не знающая осечки — срабатывает и в этот раз. Ёнджэ оглушающе орёт, и Джебома вместе с Джексоном сметает с места искрящимся щитом Грозы, который всегда активируется, когда тот пугается. — Джебом-хён! — Ёнджэ сворачивается на месте, зажимает ухо и хнычет, — я же просил так не делать, ааайщ! Джексон налетает на него и зажимает ему рот ладонью: — Тихо, не вопи. — Да что происходит? Ты чего такой дерганный? — Джебом морщится и поднимается с пола, — сколько вообще времени? — Не знаю, но все спят, — Джексон отвечает невпопад, подходит к шкафу и начинает вышвыривать оттуда их с Ёнджэ вещи, — одевайтесь, Джинён уже… — Да ты издеваешься, — стонет Джебом, нашарив телефон на письменном столе под стопкой тетрадей, — три часа ночи, естественно все спят. — Ты не понял, — Джексон оборачивается, — спят все. — В смысле? — вскидывается на него Ёнджэ и подтягивает к себе машинально толстовку. — В прямом, меня самого... Джебом не слушает его, зевает, трёт глаза кулаком и лениво отпинывает от себя упавшие к ногам джинсы. — Тебе что, опять кошмар приснился, и ты пришёл ко мне по старой памяти? Сын-а, иди ложись, а? — и бубнит тихо, — задрал... Кулака он не замечает, даже не улавливает его движения, потому что не ожидает удара. В глазах сверкает, пол качается, уходит из-под ног и вдруг больно ударяет по бедру. — За что?! Джексон нависает над ним, встряхивает за ворот футболки и рычит: — Ты почти не дышал, придурок! И сердце твое билось через раз, я пока пульс не нащупал, думал, что ты кони двинул! Ухо и щека горят от оплеухи, Джебом, охренев от такого развития событий, прикидывает, чем ответить, но, наткнувшись на неподдельную панику и страх в глазах Джексона, проглатывает всю ругань, которая вот-вот готова была сорваться с языка. — Ёнджэ хотя бы всхрапнул, когда я зашёл, — говорит тот и оставляет многострадальную футболку в покое, — спасибо его постоянным соплям… Он встает и снова отходит к шкафу, берет красную толстовку с полки и бросает Джебому в лицо: — Одевайся уже и идемте. Они проносятся по всему своему этажу, не задерживаясь нигде, потому что и так знают, что тут никого кроме них нет: Джинён отбывает наказание с Никкуном, а Бэмбэм и Югём, уже неделю откладывающие переезд в новый корпус общежития, всё ещё живут в старом здании. У лестниц они недолго возятся: Джебом бежит вниз к выходу, а Джексон — наверх, где находятся комнаты Сонджина и его парней. Ёнджэ сначала спускается по инерции вниз по ступенькам, а потом нерешительно поднимается обратно. Джебом нетерпеливо машет рукой Джексону, чтобы спускался, но тот не вовремя проявляет своё ослиное упрямство, поджимает зло губы, перепрыгивает через три ступени разом, вцепляется Джебому в локоть и волочет наверх. Он вламывается в комнату Ёнхёна без стука. Джебом, всё отказывающийся верить в то, что проблема существует, через порог переступать не торопится и Ёнджэ придерживает рукой. Ёнхён — парень мирный, но мало ли как себя поведёт, если его поднять среди ночи. Он прислоняется к стене около двери и терпеливо ждёт, когда Джексона вышвырнут наружу. Но никто его не вышвыривает, Джексон выбегает сам, хватает Джебома за капюшон и втаскивает его за собой со словами “Чего встал?”. В комнате бардак: не до конца разобранные сумки с вещами после переезда, не ровные стопки учебников и тетрадок, две гитары в чехлах, заботливо сложенные у кровати, перевёрнутый стул у письменного стола и Ёнхён, лежащий рядом лицом вниз. — Не очень удобная поза для того, чтобы вздремнуть, да? Джексон подбегает к нему, переворачивает на спину, цыкает, заметив у того на лбу налившуюся шишку, и подставляет палец под ноздри, проверяя дыхание. Лицо у него уже не паникующее, а сосредоточенное, как у врача в операционной. Когда он хмурится и слепо кладёт ладонь Ёнхёну на грудь, паникует уже Джебом. Он бухается на колени рядом и тоже пытается почувствовать биение чужого сердца. — Живой, — облегчённо выносит вердикт Джексон и отталкивает Джебома, — отойди, я сейчас потороплю немного его сердце. — Аккуратнее, не сожги ему что-нибудь нужное, — бубнит Джебом, памятуя о своём пробуждении, и отходит к кровати, где трясётся и потрескивает перетрухавший Ёнджэ. Джебом тупо смотрит, как, глубоко вдохнув пару раз, Джексон зажигает Пламя. Оно зарождается у него в груди, просвечивая плотную ткань толстовки, потом бежит по рельефным венам на руках и выходит из ладоней мягким уютным свечением. Джексон прикладывает руки туда, где у Ёнхёна едва-едва бьётся сердце и немного надавливает, заставляя Пламя войти внутрь чужой грудной клетки. Джебом нервно грызёт губы, стискивает мокрые пальцы Ёнджэ рядом, и не дышит от сжирающей его внутренности тревоги, пока стимулирующее Пламя Солнца растекается по телу Ёнхёна золотистыми ручьями. Джексон пыхтит бесконечно — “Давай-давай-давай” и, где-то на десятом “Давай”, Ёнхён под его руками вздрагивает всем телом и шумно вдыхает. Джебом вдыхает тоже и утыкается лицом в свои колени. Пока Джексон залечивает своей коробочкой Ёнхёну лоб и сбивчиво вводит в курс дела, Джебом с Ёнджэ штурмуют комнату Сонджина, тот тоже спит и тоже неудобно — щекой на струнах гитары. Джексон приводит к ним оклемавшегося Ёнхёна и демонстрирует, как он его будил, и что-то объясняет про правильную пульсацию Пламени и температуру. Тот внимательно смотрит, пытается повторить и, когда со второй попытки его ладони начинают светиться точно также, вскакивает и уносится, сверкая в полумраке голыми пятками. В коридоре оглушительно хлопает соседняя дверь, и опять становится тревожно тихо. Сонджин, очнувшись, первым делом заблёвывает свою гитару, которую Джексон неосмотрительно оставил около него, а потом, оглядев их, встаёт и на нетвердых ногах идёт к выходу. Выглядит он злым. — Вонпиль! — орёт, — кажется, я просил тебя не испытывать на нас свои хреновины! Из комнаты напротив высовывается растрёпанная макушка Ёнкея, и он, раскрыв дверь настежь, демонстрирует Вонпиля в смешном колпаке и пижаме, сидящего на кровати в обнимку с плюшевым медведем. — Это не я, — хрипит он и бьёт себя по щекам, — в этот раз — нет. — Хреновины? Ты о чём? — Джебом дёргает Сонджина за рукав, а тот, прищурившись недоверчиво на Вонпиля, начинает в сердцах жаловаться. — Этот умник со скуки собрал устройство, позволяющее накапливать, хранить и использовать Пламя Дождя. — Эй, — возмущается Вонпиль, — что значит “со скуки”?! «5Live» — полезная в хозяйстве вещь. Представьте, что вы приехали вербовать новичка, а у него случается стихийный выброс Пламени. Хранителя Дождя с вами нет… — Короче, — перебивает его Сонджин, поморщившись, — с его помощью свойства Пламени Дождя может использовать кто угодно. Достаточно заранее собрать его в специальный аккумулятор, зона покрытия этой игрушки, как мы выяснили опытным путём, — он зыркает на Вонпиля, — метров десять. Этот злой гений, когда первый раз его опробовал, чуть нашего Джунхёка не угробил. Хорошо, что Тэкён был рядом, смог его сердце запустить Солнцем. Ох и орал он тогда... Куда ты дел эту адскую машину? — Тэкён забрал во Второй Дивизион, — Вонпиль зевает, — обещал, что они там доведут её… — Кажется, — перебивает его запыхавшийся Ёнджэ, появившись в дверном проеме, — Джексон не может добудиться вашего Хранителя Тумана. — Джунхёк… — Сонджин срывается с места и, поскальзываясь и спотыкаясь о брошенную у порога обувь, убегает в темноту. За ним, сбивая углы, уносится Ёнхён вместе с Вонпилем и наэлектризованным перепуганным Ёнджэ. Джебом прирастает к месту и никак не может заставить себя сдвинуться, дурное предчувствие давит на затылок и плечи, а ужас холодом растекается где-то в желудке. Он стоит, крепко зажмурившись, и слушает крики в соседней комнате. Там ругаются, паникуют и отчаянно просят очнуться, затем раздаются звуки звонких оплеух и глухих ударов, которые бывают, когда со всей силы бьешь кулаком по груди, и снова становится тихо. А потом Джебом слышит вой Сонджина, разносящийся на весь этаж, и пулей вылетает из комнаты. Он бежит, не разбирая дороги, перепрыгивает через ступеньки лестницы гонимый страхом. Тормозит уже перед самыми дверьми старого корпуса общежития, тяжело дышит, вцепившись в холодную ручку двустворчатых дверей, запоздало его догоняет мысль, что не стоило оставлять Джексона и Ёнджэ там, но возвращаться обратно, наверное, будет глупо. Джебом крадётся по тёмным коридорам. Благодаря старым коврам, поступь его совсем не слышна, что, с одной стороны, делает его незаметным, а с другой — делает такими же незаметными его возможных противников. Нервы натягиваются до предела, когда он добирается до комнаты, которую делят Бэмбэм и Югём. Джебом долго стоит напротив неё, прислушивается, будто сможет услышать сквозь дверь их дыхание, считает своё сердцебиение, пытаясь успокоиться. На семнадцатый ту-дум он, зажмурившись, нажимает на дверную ручку. Та отзывается оглушительным в мёртвой тишине щелчком, и Джебом делает шаг, переступая порог. Удар приходится в затылок, Джебом падает, как подкошенный, лицом вниз, не успевая даже руки подставить, в глазах темнеет, он пытается подняться, но второй удар прилетает за первым, снова распластав его по полу, усыпанному крошками. Джебом хрипит, елозит беспомощно, старается отползти, сквозь шум в ушах слышит визги и отключается от прилетевшего ему в голову чего-то увесистого. В себя он приходит из-за несильных, но раздражающих похлопываний по щекам. Знакомый голос над ним то обеспокоенно зовёт его по имени, то зло отчитывает кого-то и обзывает придурками. Кто-то — видимо придурки — голосами Югёма и Бэмбэма что-то неразборчиво лепечут виновато. Видно, оправдываются. Джебом с трудом открывает глаза, кривится, когда Джекс, скуля, лижет его холодным шершавым языком в ухо, и утыкается взглядом в отвернувшегося от него ругающегося полушепотом в темноту Джинёна. Голова раскалывается, каждое гневное слово, что выплёвывает вошедший в раж Джинён, впивается ему в виски и пробирается до самого пульсирующего затылка. — Джинёна, — стонет он, — умолкни, ради всего святого. — Наконец-то, — выдыхает тот, обернувшись к нему, — ты как? Не тошнит? Голова не кружится? Джебом морщится, отпихивает собаку и кое-как отдирает себя от пола, комната качается, словно это палуба корабля, и его действительно начинает мутить. Шкаф перед ним опасно кренится и падает, Джинён вскрикивает позади, подхватывает Джебома и усаживает на кровать, где рядком, словно цыплята на насесте, сидят всклоченные Югём и Бэмбэм с круглыми глазами. Второй нянчит в руках свою нелепую биту из коробочки Тумана. Боль отходит на дальний план, уступая место слепой ярости, кольцо нагревается на пальце, а Джебом, забыв о том, что лучше бы не двигаться и не шуметь, орёт, вцепившись в шею пищащему ультразвуком Бэмбэму: — Ты это специально, да?! — Прости! — верещит тот, барахтается под ним и пинает своими длинющими тонкими ногами, — Джинён сказал, что все спят! Что, если кто придёт, то только чужие! Бить на поражение! — Хён, отпусти его! — Джинён оттаскивает его за ворот толстовки, — он просто перепугался! Ты задушишь его сейчас! — Точно, — замирает Джебом с занесенным кулаком, — все же спят. Кто вас разбудил? — Джинён-хён, — в один голос отвечают Югём и Бэмбэм, съежившийся на кровати. — А кто разбудил тебя? — Я не засыпал, — Джинён отпускает его и садится напротив прямо на пол, — меня не было на территории Базы, когда это произошло. — Чего? А где ты… Стой, вы же с Никкуном… — Ходили пить пиво. Ну, Никкун пил пиво, а я — сок. Он, оказывается, уже сменился, когда пришёл на наши вопли, — он растирает лицо ладонями, — мы вернулись часа через полтора, а всю охрану уже положили. И патруль. Все замки целы, а камеры слежения отключены. Изнутри. Дежурные спят, как убитые. — Может быть и не “как”, — глухо перебивает его Джебом, поднимается с места и трёт шишку на затылке, — Джунхёк-хён, Хранитель Тумана Сонджина, не... — тяжело сглатывает и кое-как выдавливает из себя, — не проснулся. Он молчит немного. — Я испугался, что это из-за того, что вы, иллюзионисты, — он кивает на Бэмбэма, — слабые физически, и сорвался сюда. Хотя теперь не уверен, что это утверждение верное, ты мне чуть череп не проломил своей дубинкой. Ёнджэ и Джексон… — Джебом-хён, — Югём нервно тянет его за рукав, — а кто разбудил вас? — А? — оборачивается. — Я поднял Ёнджэ, а меня — Джексон. — А кто разбудил Джексона? — мимоходом спрашивает Бэмбэм, пока старательно завязывает шнурки на два узла. Джебом замирает на полувздохе. И правда — кто разбудил Джексона? Кто-то же должен был сперва разбудить его. Или… Или он и не засыпал? Волосы на руках встают дыбом, а кровь отливает от лица. В голову навязчиво лезет сказанное Джинёном, что все замки по периметру Базы не взломаны, а камеры слежения отключены изнутри. Это определённо был кто-то свой, на территорию невозможно пройти незамеченным. Но это же не может быть Джексон, так? Ведь не может? В этом нет никакой логики, он бы не пришёл их будить с Ёнджэ... — Джебом-хён! Эй! Дыши, ты чего?! Джексон этого не делал! — Джинён подскакивает к нему и разворачивает к себе, — мы нашли его с Никкуном в спортзале! Он спал прямо на гантелях. — Что мне ещё нужно сделать, чтобы ты начал мне доверять? — хрипит Джексон, открыв дверь с ноги. Он загнанно дышит, словно только что пробежал марафон. — Что с тобой не так?! Ты нас всех погубишь со своей паранойей во время испытания кольцами! — Сын-а, — Джебому стыдно, он надеется, что в темноте не видно, как краснеет его лицо, — я просто… — Джинён, — Джексон заходит внутрь и захлопывает за собой дверь, он демонстративно поворачивается к Джебому спиной и сухо отчитывается, — я поднял парней Сонджина, они пошли в корпус к девчонкам будить Джихё, чтобы там тоже был кто-то в курсе. Мы проверили всех спящих в нашем корпусе, погиб только их Хранитель Тумана, остальные дышат. Слабо, но дышат. — Тут тоже все просто спят, — кивает ему Джинён и, пряча лицо в ладонях, невнятно произносит, — жалко парня. — Вы не стали будить остальных? — Джебом отходит в самый угол, — но… — Если использовали устройство, о котором говорил Сонджин, то могли насмерть нас всех усыпить сразу же, нет смысла добивать каждого отдельно, — возражает тихо Ёнджэ, — кто бы ни сделал это, он пришёл не за нами. И, по-моему, лучше бы и нам спать. — А где Никкун? — Бэмбэм воинственно размахивает своей битой во все стороны, а сбив случайно учебники со стола, сконфуженно прячет её за спину, — ты же сказал, что вы были вместе. — Никкун в административном корпусе, — Джинён отвешивает Бэмбэму подзатыльник, — хочет попробовать связаться с директором Паком по частной линии — мобильная связь тоже не ловит — и… — Стой, а босса нет? — Джебом, выглядывающий до этого в окно, задёргивает штору обратно, и оборачивается к Джинёну, отрицательно мотающему головой, — а где?.. — Мне не отчитался, — резко отвечает и шикает на него, — тихо. В коридоре кто-то есть. Джексон в один шаг преодолевает расстояние до двери и прилипает к ней ухом. — Ничего не слышу. — Ты — нет, а Джекс слышит. Пёс и правда настороженно прислушивается и скалит зубы, поблескивающие в полумраке, в сторону входа. Джинён треплет его по загривку и подходит к двери ближе, хмурится, тоже пытаясь расслышать то, что слышит его собака. — Ну? — спрашивает Югём нетерпеливо и умолкает, когда Джинён грозит ему пальцем. Джебому тоже ничего не слышно и этот факт напрягает, он неосознанно тянется к коробочке в кармане и стискивает её до боли в пальцах, готовый в любой момент выпустить Белль. Они вшестером замирают на своих местах, стараясь не дышать слишком громко, пёс в какой-то момент ощетинивается, утробно рычит и, отзываясь на Пламя Джинёна, увеличивается в размере, потом оттаскивает Джексона за рукав и встаёт так, чтобы блокировать собою весь вход целиком. Они стоят так, кажется, бесконечно долго, у Джебома от неудобной позы, в которой он застыл, неожиданно сводит ногу, и его вздох разбивает затянувшийся гнетущий момент. Джекс поводит едва светящимися ушами в его сторону, переступает с лапы на лапу, оборачивается к Джинёну и отходит с дороги, ложась с ним рядом. Джексон, расценивший, видимо, этот жест, как разрешение выглянуть, приоткрывает немного створку двери и просовывает в образовавшуюся щель голову, а потом что-то бурчит досадливо. — Чего ты там? — Джебом, всё ещё неловко хромающий, подходит к нему ближе. — Темно, говорю, — Джексон оборачивается, — ни черта не видно. — Пусти, — оттаскивает его от двери и лезет посмотреть сам, — ты и при свете ничего не видишь. Джексон оказывается прав: нихрена не видно. Ночь, как назло, безлунная и тёмная, а лампы под потолком автоматически отрубаются после отбоя, чтобы не повадно было таскаться по всему общежитию. Меру эту все признают мало действенной — всё равно народ шатается по корпусу в любое время суток — но и оставлять свет включенным никто так и не начинает. Джебом щурится, смотря попеременно то в одну сторону, то в другую: ни лишних теней, ни даже намёка на что-то живое в коридоре нет. По-прежнему тихо, темно и страшно. Он уже собирается выдохнуть и сказать, что всё чисто, как из-за угла едва слышно определённо что-то выходит. Небольшое, с мягкой поступью и двумя горящими желтым глазами. — Э? — произносит озадаченно Джебом, — просто кошка? Джинён, это чья-то кошка вышла погулять. Он распахивает дверь и смело выходит в коридор, идёт на полусогнутых туда, где неясно шевелится изящная тень на стене и шепчет: — Ты чья? Иди сюда! Кошка пятится, обходит его по широкой дуге и, перепрыгнув через подставленную ладонь, убегает ближе к комнате из которой выглядывают остальные. — Ты что, сдурел?! Хён, вернись! — ругается вполголоса Джинён, — зайди обратно! Да оставь ты её. Джебом упрямо бежит за ней, ловит поперёк живота и поднимает над собой, разглядывая. Кошка — точнее кот — не орёт, но рассекает ему когтями запястье, привычный к царапинам Джебом даже не замечает, он смотрит в два неестественно жёлтых глаза и никак не может понять, что его в них беспокоит. Ему даже кажется, что он знает животину, точно видел раньше. Кот обвивает руку своим полосатым хвостом, гипнотически моргает и на короткий миг мерцает Пламенем Солнца. Джебом вздрагивает и выдыхает восторженно: поддерживать животное из коробочки во плоти так, чтобы ничем не выдать, что оно из Пламени — высший пилотаж. Учатся такому годами, а животных потом используют в целях шпионажа, если позволяет форма. Тигрица Джебома, например, не годится для таких целей. По правде, из них шестерых провернуть это может только Джинён со своей собакой, и то не всегда. Джебом, всё держа кота на руках, подходит к самой двери. — Не помните, чей кот? — Ты у нас единственный кошатник, — Джексон снова высовывается из-за двери, — зачем ты его сюда тащишь? У Ёнджэ аллергия, он нас утопит в соплях. — Животина из Пламени Солнца, — Джебом ныряет за дверь и захлопывает её ногой, — не будет на него аллергии. Джинён, до этого момента что-то там раскапывающий в чужом шкафу, резко разворачивается на пятках, больно вцепляется Джебому в руку и дёргает на себя, заставляя обернуться. — Эй, ты чего?! — кот всё-таки выворачивается и кидается сначала к двери, а потом запрыгивает на стол, сбивая подставку для карандашей, и шипит на них оттуда. Джинён щёлкает выключателем напольного светильника, все вопят, потому что, во-первых, глазам больно, а во-вторых, не совсем безопасно зажигать свет: они тут, вроде бы, таятся. Джебом часто-часто моргает, а когда фокусируется на Джинёне, который пялится на удирающего через приоткрытое окно кота глазами полными суеверного ужаса, то не на шутку пугается. — Что случилось? — трогает его за локоть, — на тебе лица нет, ты будто привидение увидел… — Это кот Тэкёна. *** — Ты точно уверен? — кажется, в сотый раз спрашивает Джексон, — он выглядел как, ну… обычный кот? Да и в темноте же ничего не видно. Они быстрым шагом все вместе движутся в сторону главного корпуса. Джебом на самом деле тоже не уверен, что полосатый кот был тем самым котом, которого он когда-то давно гладил и пытался накормить мясом, но спорить с таким вот Джинёном — себе дороже. Того даже трясёт всего, он облизывает нервно губы и постоянно хватается за коробочки в кармане лёгкой куртки. — Джексон, — раздражённо бросает Джинён, не сбавляя темпа, — сколько раз в своей жизни ты видел кота Тэкёна? — Раза два, наверное, — отвечает неуверенно и прибавляет шаг, потому что Джинён едва не бежит, — на учениях помню… — А я вырос с ним, — останавливается и смотрит исподлобья, — думаешь, можно спутать кота, с которым засыпал и просыпался в детстве?! Это был Ок, ясно? — Остынь, — Джебом встаёт между ними, боясь, что Джинён полезет на Джексона с кулаками, — мы тебе верим. Но… — Но куда мы несёмся, — пыхтит тяжело позади Ёнджэ. Бегать он не любит и не умеет. — Что такого в этом коте? Кроме того, что у меня на него нет аллергии. — Не в коте, — тихо произносит Джексон, озираясь, — в его хозяине. Он пропал почти год назад — исчез с радаров — и все его считали мёртвым. Слушайте, а ведь и правда: коробочку Тэкёна так и не нашли. Его кольцо привёз Никкун, а коробочки не было. — Потому что кольцо можно отследить, а коробочки — нет, — Джинён срывается на бег, — какого черта он делает… — Какого черта делаем мы! — Югем обгоняет и встаёт у него на пути, — зачем мы туда бежим? Даже если это Тэкён-хён вломился, что ты собрался делать? Мы даже не знаем, что ему здесь нужно, один ли он и где! Может хён сделает свои дела и уйдет спокойно, не зря же он, если это он, конечно… Ай! Джинён пихает Югёма в грудь так, что тот, не удержавшись, падает в траву. — Если так страшно, то идите обратно! Запритесь и тряситесь там, пока кто-нибудь не приедет, — цедит зло сквозь зубы. Джебом не помнит, когда он видел его настолько взвинченным последний раз, даже его пёс разлетелся клочками пламени ещё там, в комнате. — Хён, забери их, закройтесь в комнате и не выходите. Я пойду один, найду Никкуна. Нужно его предупредить. Джебом подходит к нему вплотную, хватает за ворот и встряхивает так, что у Джинёна клацают зубы. — Я просил тебя успокоиться, — Джинён смотрит на него широко раскрытыми глазами и тяжело дышит, а Югём, продолжающий сидеть на траве, всхлипывает, — никуда ты один не пойдёшь. Ты даже Пламя зажечь не сможешь, тебя же колотит всего, — и добавляет, растирая всё ещё отзывающийся болью затылок, — дурак. Джебом выпускает Белль, тускло мерцающую в темноте, она потягивается, зевает, демонстрируя клыки и идёт ластиться, тыкаясь головой ему в ладони. — Привет, красавица, — гладит её между ушей, — как насчёт того, чтобы поохотиться? Он снимает несколько серёжек с ушей, и тигрица, реагируя на изменившееся количество доступного Пламени, толчками увеличивается в размере. Бэмбэм взвизгивает позади, и Белль, обернувшись, раскатисто рычит на него. — Оставь его, — пыхтит Джебом. Ему не по себе, он стал сильнее, контроль у него теперь куда лучше, чем даже полгода назад, но он всё равно не уверен, что справится. Кольцо загорается ещё раз, и тигрица, сияя фиолетовым, расщепляется на две и снова становится нормального размера. — Найди Никкуна. Белль, та, что слева, бодает его тяжёлой головой в бедро и убегает в сторону главного корпуса, поблёскивающего стёклами. За столько лет Джебом так и не узнал толком, где там что находится. Этажей в здании всего семь: пять обычных, и еще два подземных с парковками и техническими помещениями. Первые наземные этажи — для персонала, занимающегося охранной деятельностью: там подписываются договоры с клиентами типа политиков и знаменитостей, продают системы оповещений и даже сейфы. Все студенты на Базе рано или поздно проходят там практику. Скучную и неинтересную. На этажах выше уже работают непосредственно люди, причастные к оружейному бизнесу. Чтобы попасть туда нужны пропуски, разрешения и пароли. Сам Джебом был там во время стажировки только в отделе Конкурентной разведки, занимающем правое крыло третьего этажа, в отдельных кабинетах Никкуна и Тэкёна на четвёртом и в конференц залах, когда им проводили инструктажи для миссий. Еще, насколько он знает, на самом верху есть рабочий кабинет босса, его личные комнаты и помещение с персональным оружием в сейфе. По слухам, именно там хранится комплект колец «ДжиВайПи». Тигрица, что осталась с ними, трётся о ноги Джинёна, лижет ему руки и расщедривается на мурчание, когда тот треплет её по загривку. Тот, уже немного успокоившийся, бурчит, поглядывая искоса на Джебома: — Ты меня тоже извини. — И что дальше? Югём, так и сидящий на земле, бесстрашно ловит хвост Белль пальцами, а потом ойкает, когда она раздражённо бьёт его им по лицу. — Дадим ей фору и пойдём следом, — отвечает Джебом, пожимая плечами, — они обе связаны. — Это та техника, которой тебя Никкун учил, да? — Джексон, которого Джебом не пускал на свои тренировки последние полгода, заинтересованно смотрит то на него, то на Белль, — клоны? Такое ведь только носители Пламени Облака могут делать. — Я тоже могу, — влезает Бэмбэм и прямо из воздуха создаёт штук десять шипящих змей. Ёнджэ, стоящий ближе всех, шугается и влетает в живую изгородь. Колючие кусты потрескивают электрическими разрядами и, кажется, бранятся, пока Джинён пытается вытащить оттуда барахтающегося Ёнджэ за капюшон чёрной куртки. — Бро, — хихикает Югём, — да ты сегодня в ударе. Джебом прикрывает глаза ладонью, пытаясь убедить себя не совершать убийство. Всё, что происходит, похоже на какой-то абсурдный сон. Может, Джексон его на самом деле не разбудил, и он продолжает спать на своём матрасе в комнате? Потому что в его, Джебома, реальности, Джинён сохраняет голову холодной, Джексон не отчитывает Бэмбэма за его дурацкие проделки, а из окон пятого этажа не сыпятся стёкла, объятые огнём. За первым взрывом тут же раздаётся второй, звук которого разносится по всей территории, и заставляет Джебома рефлекторно пригнуться. Сразу становится понятно, зачем было всех усыплять: такой грохот и мертвого поднимет, а они хоть и дети, но дети подготовленные, натренированные и обученные защищаться и защищать. Джебом распрямляется, начинает озираться и утыкается взглядом в затылки вокруг него. Он замирает на миг, пытаясь понять, что происходит, а потом узнаёт классическое построение кластера для защиты Хранителя Неба. Только в центре почему-то он. И это смущает, Джебом хочет спросить у них, какого хрена тут происходит, но тигрица позади него рычит и бьёт лапами в спину, привлекая внимание. — Идёмте, — сипит он, прокашливается и продолжает твёрже, — Белль нашла Никкуна. Хотя теперь мы и так знаем куда идти. Джебому страшно. Не так, чтобы терять контроль над Пламенем или не иметь возможности двигаться, но чувство страха сидит глубоко в нём свернувшимся ежом и колет своими иголками, когда он пытается вздохнуть поглубже. Прежде чем двинуться вперёд, Джебом хочет отправить Бэмбэма, Югёма и посеревшего лицом после взрывов Ёнджэ в общежитие вместе с Джексоном. Но те упираются хуже баранов. Джебому не понятно, что это: жажда приключений или глупый героизм, но спорить с ними у него нет ни сил, ни времени. Бэмбэм накрывает их иллюзией — совсем не похожей на ту, которой он прятал Джебома в Бангкоке — и они начинают продвигаться к зданию за Белль, стараясь держаться ближе друг к другу. Уже у самого входа Джебом сдаётся. — Это невозможно, — гундосит забитым носом, — ты меня убиваешь одним своим существованием. Югём смеётся, и все на него шикают. — Да чего вы на меня шипите, всё равно никого нет. Мы ни одной души живой не видели, даже на наши вопли никто не слетелся. Может тот, кто разнёс пятый этаж — один? — Слишком много работы для одного человека, — отвечает Джебом и, чихнув, раздаёт инструкции, — внутри не разбегаемся, смотрите в оба, поняли? Повезёт, если Никкун успел разбудить кого-то из своих ребят... Он замечает, как напрягается Ёнджэ, как с Югёма и Бэмбэма стекает веселье, а взгляд Джексона становится жёстче, и просит ещё раз: — Шли бы вы обратно… — Либо идём все вместе, либо не идём совсем, — Джексон зажигает Пламя и достаёт свои кастеты. Пользоваться он ими не любит, прикрываясь речами о пацифизме, но Джебом видел, что тот делает с тренировочными манекенами и, по правде, никогда не хотел бы побывать в роли спарринг-партнера этого миротворца. Белль ведёт их через один из задних входов прямо к пожарным лестницам, Джебом, опасающийся, что аллергия его вымотает и ослабит, просит Бэмбэма снять с него иллюзию и, по возможности, держать Пламя плотнее. Дышать становится легче, но уровень тревожности возрастает, потому что он теперь как бельмо на глазу. На тускло освещенных лестницах нет возможности где-то спрятаться, и если кто-то будет там стоять, то его сразу заметят. Иллюзия глушит звуки, так что в тишине раздаются только его шаги и цоканье когтей тигрицы по кафельным полам и ступеням. Их маленькое вторжение занимает, как кажется Джебому, целую вечность: сначала в двери заходит Белль, а потом он пропускает всю толпу вперёд и следом заходит сам. Из-за напряжения, переполняющего его чувства ответственности и попытки контролировать всё и всех, Джебом устаёт быстрее обычного и уже к третьему пролёту искренне жалеет, что не настоял на своём и не прогнал всех. Тигры, вспоминается неуместно, предпочитают охотиться в одиночку. К третьему этажу он немного расслабляется, потому что никто так им и не встречается. В здании тихо, будто они и правда здесь одни, Джебом даже начинает думать, что, возможно, Югём прав, и человек, провернувший всё это, работает один. На этаже их ожидает сюрприз в виде отсутствующего прохода наверх. Выход только один — в коридор, и это не входило в их планы. Тупик выглядит странным и неестественным, и Джебом даже проверяет его на Пламя Тумана, но стена остаётся просто раздражающей белой стеной. Он помнит, что попасть на четвертый этаж можно по центральной лестнице и исключительно по специальным именным картам офицеров: такими пропусками Никкун и Тэкён открывали массивную дверь в фойе, когда Джебом приносил им документы. Они опасливо выбираются в темноту, прислушиваясь к звукам: гудение серверной, бульканье воды в огромном аквариуме у стены с цветными медузами и шум нескольких автоматов с кофе и закусками. Джебом следует за стремительно бегущей Белль и старается не шуметь, у поворота к главной лестнице тигрица тормозит и рычит. Джебом выглядывает из-за угла и в жёлтом уютном свете ламп фойе замечает человека в форме, крутящегося у одного из холодильников с напитками. Он бьёт его носком ботинка и бубнит что-то вроде “Отдай мою Колу”, приправляя каждый пинок отборной бранью. Машина сдаётся под натиском, звонко выплёвывая банку, и после человек оборачивается, демонстрируя шеврон Второго Дивизиона на груди и погоны младшего лейтенанта. Джебом с облегчением выдыхает: значит, не они одни не спят, видно, Никкун успел кого-то ещё поднять. Мужчину — Ким Хёнбина — Джебом помнит. Он Ёнджэ навязывал коробочку с базукой Грозы. Огромная даже на первый взгляд неподъемная хреновина пугала своими размерами и грохотом. Она доводила бедного Ёнджэ до трясучки каждый раз, когда делал выстрел по мишени на полигоне. Он провозился с ней, кажется, пару месяцев, а потом так и вернул обратно на склад оружия. Джебом выруливает из-за угла, подбегает к лейтенанту, шумно допивающему свою газировку, и зовёт со спины: — Лейтенант Ким! У меня есть информация, что… Тот стремительно разворачивается к нему на пятках и плюёт ему Колой в лицо от неожиданности. — Пацан, ты что тут делаешь?! — Я пришёл сказать, — отчитывается Джебом, утираясь рукавом, — что возможно мы видели кота капитана Ок Тэкёна. Не могли бы вы каким-то образом передать это Никкуну? Глаза у лейтенанта начинают панически бегать, он мнёт в руках хрустящую банку и мямлит: — Ты должен спать… — Меня разбудили, — перебивает его нетерпеливо Джебом, — вы слышали, что я сказал? Лейтенант морщится, трогает себя за ухо с передатчиком, из которого приглушенно доносится бубнёж, и говорит в микрофон: — Понял. А потом вскидывает жёсткий взгляд: — Ты должен был спать. Он в один миг выбрасывает кулак, целясь Джебому в переносицу, но упирается в какую-то преграду и вскрикивает. Чужой рукав форменного кителя покрывается порезами и окрашивается красным, а кисть, плотно сжатая до этого, безвольно обвисает из-за перерезанных сухожилий. Лейтенанта накрывает сильным Пламенем Дождя, и он отключается под его действием, грузно рухнув на пол. В двух шагах от них из ниоткуда появляется хмурый Джинён, с зажатым в правой руке сияющим голубым керамбитом. Он обтирает лезвие о сгиб локтя и зло цедит: — Проклятый Второй Дивизион. — Ты же… — мямлит шокировано Джебом, — ты же его порезал. Это же лейтенант… — А что он должен был сделать? Дать ему тебе шею свернуть? — Джексон тоже выходит из-под иллюзии. — Или ты думаешь, Хёнбин-хён собирался тебя по головке погладить? Очнись! Это Второй Дивизион! Всё это! Наушник хёна на полу снова шуршит и что-то спрашивает раз за разом. Джексон присаживается у крепко спящего лейтенанта, вытаскивает гарнитуру и манит всех к себе ближе, чтобы послушали. На том конце неразборчиво из-за помех раздаётся: — Слышите меня, лейтенант Ким? Повышенная готовность, у нас проснулся проблемный пацан с кошкой. До конца операции «Колыбельная» — тридцать минут, не впускайте его на пятый этаж. — Они видели твою тигрицу, — говорит пустота голосом Югёма, — и теперь знают, что мы здесь. — Я придурок… — Джебом от досады с размаху пинает несчастный холодильник, и тот, натужно загудев, откупается от него тремя банками клубничной Милкиз, — чем я думал?! Белль же такая приметная! — Хён, не расстраивайся, ты же не знал, что это кто-то из своих, — Ёнджэ, всё ещё укрытый иллюзией Бэмбэма, кладёт ему руку на плечо и сжимает ободряюще, — и, Югём, ты не прав. Они знают, что Джебом-хён здесь, но о том, что мы с ним — нет. Мы всё ещё в выигрыше. — А ты, хён, паникер, — невидимый Югём тычет пальцем в грудь Джинёну, — это был не кот Тэкёна, зря только сюда... Джинён краснеет, прицельно замахивается, и оказывается, что невидимый затылок, когда по нему бьют, звучит ровно также, как и обычный — звонко и обижено. — Может мы уже куда-нибудь пойдем?! Всклочённый и тяжело дышащий Бэмбэм возникает посреди фойе, он, злющий и побледневший из-за необходимости постоянно поддерживать Пламя и, стараясь не орать, ругается: — Я, между прочим, не всесильный! И мы тут торчим уже сто лет, вы уверены, что лейтенанта никто не хватится? А ещё у меня есть отличное предложение: раз это не Тэкён-хён, то нам нет нужды искать Никкуна, он и без нас разберётся, что делать. Идёмте обратно, ладно? Джексон прищуривается на него: — Хочешь бросить его? А вдруг он там один и умирает? Что, Бэмбэм, ты и нас кинешь, когда запахнет жареным? У вас, Хранителей Тумана, предательство в крови? Джебом хочет вмешаться, но Белль рычит, привлекая внимание, и царапает когтями железную дверь, ведущую на четвёртый этаж. Панель на стене застенчиво мигает зелёным, намекая, что без именной офицерской карты никого не пропустит. Пропуск лейтенанта Кима он находит быстро, достаточно просто заглянуть во внутренние карманы кителя, а потом, покусав немного губы в нерешительности, Джебом стаскивает свои кеды и бесшумно крадётся к двери, пока остальные продолжают переругиваться. Дверь открывается с мерзким пиканьем, звук этот разносится по всему этажу, касается каждого угла и возвращается обратно многократным эхом. Тигрица протискивается в ещё не до конца открытую дверь, а Джебом, чуть помедлив, опасливо двигается за ней в темноту. За спиной раздаётся щелчок, когда дверь встаёт на место. Джебом быстро вваливается в первый же незапертый кабинет, и там, сидя на полу среди стеллажей, тесно заполненных папками, глубоко вдыхает носом и вцепляется в Белль, стараясь успокоиться и убедить себя, что всё сделал правильно. Непонятно, что их тут может ждать. Второй Дивизион — отдел разработок, они там, конечно, все немного двинутые со своими проектами и испытаниями: достаточно посмотреть на стажирующегося у них Вонпиля, чтобы в этом убедиться. Но этот факт никак не умаляет того, что они — великолепно обученные бойцы, прошедшие точно такую же как и все боевую подготовку. Опять-таки, достаточно посмотреть на Вонпиля, способного в дуэте с зайцем Дождя вынести маленький отряд. Тащить за собой всё ещё неопытного Ёнджэ, уже уставшего Бэмбэма и нестабильного Югёма — плохая идея, он только с ума сойдет из-за них, пытаясь за всеми уследить. И отправить их троих обратно — тоже не вариант, он свихнется от беспокойства. А теперь он знает, что с ними Джинён, которому доверяет как себе, и Джексон, который обязательно увязался бы за ним следом, предупреди его заранее. Так что, всё правильно. И Никкуну действительно нужна помощь, иначе Белль не вела бы за собой. Джебом поднимается с пола, подпрыгивает пару раз, разгоняя кровь по задеревеневшим ногам, и проверяет по карманам коробочки: пустая в правом кармане, с боевым луком — в левом. Всё сделано правильно, но что дальше? Он внутри здания с тесными коридорами, а у него только хренов лук и стрелы. Даже Джинён со своими железками был бы в более выгодном положении: чтобы использовать любую из них не нужно открытое пространство. Джебом сам себя одёргивает: ему всё равно духа не хватит выстрелить в кого-то живого. В любом случае, у него есть его щит Облака и тигрица. Плана, как пробраться на пятый этаж, где, по-видимому, всё и происходит, у него нет. Схемы четвёртого этажа, чтобы прикинуть, как отсюда попасть наверх, тоже нет. И Джебом решает довериться Белль и импровизировать. Голос в наушнике сказал, чтобы его задержали, приказа бить на поражение не было. “Есть шанс, что меня просто покалечат, а не убьют на месте”, — думает он иронично и выходит из кабинета. Джебом босиком скользит вдоль одинаковых дверей и даже не может сказать, которая из них могла бы быть входом в кабинет Никкуна. “Это же ненормально”, — приходят в голову ненужные сейчас мысли, — “как они не путаются?”. Он сам не замечает, как переходит на бег, и, перед очередным поворотом Белль, каким-то образом оказавшаяся позади него, сжимает урчаще челюсти на его толстовке и тащит назад. Потому что впереди, как раз напротив развороченного взрывом входа на последний этаж, стоят двое. Парней, застывших истуканами у потемневшей от копоти стены, Джебом не узнаёт, но это и неудивительно: у Второго Дивизиона в распоряжении отдельное здание на территории Базы, невозможно знать там каждого сотрудника. В воздухе витает кисловатый запах, который бывает после использования тротила. Серьёзно? Выносить двери обычной взрывчаткой? Быстрее и тише было бы это сделать Пламенем. Или не хотели оставлять после себя следы? Пламя — всё равно что отпечаток пальца. Пока он стоит, решая, как бы ему незаметно пробраться, случаются сразу две вещи. Белль за спиной рычит словно от боли, и его, не готового, придавливает к полу своим же Пламенем, ярко вспыхнувшем в полумраке. Её рык и сияние тут же выдают его, два истукана оживают и, быть этого не может, стреляют на поражение. Из настоящего оружия настоящими боевыми патронами, глубоко застревающими в стене около него. Джебом в шоке, он сначала пугается пальбы, а потом звереет, разворачивая свой щит. Пули рикошетят и разлетаются по всему фойе, разбивая стёкла. Прикрывшись, он медленно движется к дыре в стене, которая раньше была дверью, и следит за тем, как Белль мягко подступает к стрелкам со спины. Она увеличивается в размере толчками и молча обрушивается на них. Выстрелы прекращаются, заменяясь криками и звуками раздираемой когтями ткани формы, а потом и плоти под ней. Что-то отвратительно хрустит и резко становится тихо. Чуть уловимый кислый запах тротила, по-прежнему витающий в воздухе, меняется на удушливую вонь герани, аромат которой всё ещё преследует его во снах. И Джебома рвёт. Больно и долго, прямо себе под ноги. Пламя выходит из-под контроля, щит и тигрица сначала сияют ярче, а потом вмиг разлетаются фиолетовыми клочками по всему этажу и затухают. Распрямившись, он бросает взгляд на две окровавленные недвигающиеся кучи на полу и блюёт снова. Уши закладывает, он чувствует себя словно в вакууме: ни света, ни воздуха, ни звуков извне. Ну и дерьмо. Из оцепенения его выводят глухие удары, доносящиеся будто издалека, а потом рядом с ним падает бессознательное тело со свёрнутой набок челюстью. — Давай-давай-давай, — раздаётся сверху, и Джебома, словно котёнка, поднимают с пола за шиворот и подталкивают настойчиво вперёд, — некогда сидеть. Его волочат вверх по лестнице на пятый этаж, потом обтирают им стены ещё одного коридора, и под недовольное ворчание впихивают в первую же подвернувшуюся комнату. — Эй, Жасмин, очнись, нам нужен твой Раджа. Хотя Жасмин, как мне кажется, от вида крови не заблёвывает всё вокруг. Джебом фокусируется на лице Джексона, настойчиво машущего перед его глазами ладонью. — Отлично, оклемался, — выдыхает он, — ты меня видишь и, кажется, слышишь, а теперь… — Как ты сюда?.. — “Спасибо, Сын-а, что спас мою задницу снова”. Традиция эта мне не очень нравится, — перебивает его Джексон, кривляясь и не давая ему и слова вставить, тараторит, — а ты знал, что у Джинёна есть пропуск на четвёртый этаж? Вот, по глазам вижу, что не знал, а он у него есть! И ты не считаешь странным, что из нас всех только он в курсе отсутствия босса? Да и в принципе всегда всего в курсе? Я пока прятался по углам подумал — “а что мы вообще знаем о нашем Джинёне”? Ну, кроме того, что он хорош во всем, за что ни берётся... Джебом морщится и пытается зажать рот Джексону ладонью, но тот слюнявит её и продолжает сыпать опоздавшими на целую вечность вопросами. — Нет. Не считаю. Не так много, как хотелось бы, — торопится прервать этот нескончаемый поток Джебом. — Чему ты удивляешься, вспомни, где он проходит стажировку. Джинён столько бумажек о неразглашении в этой своей Организации Внешнего Советника подписал миллион лет назад, что сам, наверное, не помнит, что ему можно говорить, а что — нет. Вот и молчит. Отстань от него, понял? Всем, чем можно поделиться, он делится. И, если ты помнишь, то информацию о исчезновении Тэкёна он тебе рассказал! — О, прекрати, — фырчит Джексон, — тебя он всё равно любит больше. И, кстати, просил передать, что оторвёт тебе голову, когда всё закончится. — Так ты один? — А тебе меня одного мало? — Джексон смешно надувает губы. — Мне тебя слишком много, — шипит на него Джебом, — остальные?.. — В порядке, с ними же Джинён. Бэмбэм, правда, уснул. — Уснул? В смысле “Уснул”? — Он достал Джинёна, и тот его усыпил обратно. И этот человек хотел быть воспитателем в детском саду? — Джексон заливисто хихикает, — план у тебя есть, Джон МакКлейн? — Ты больше похож на героя Крепкого орешка, чем я, — возражает нервно Джебом и бьёт его в плечо, — у тебя вон даже майка белая есть. — Уговорил, тогда ты — Холли, — тот тычет ему тёплым пальцем в нос. Джебом раздраженно шлёпает его по руке. — Холли у нас — Никкун. — Пусть так, — послушно кивает Джексон, — так какой план? Джебом чешет зудящий нос и неуверенно отвечает: — Импровизировать? И они импровизируют. Из-за того, что вторую тигрицу, которую Джебом посылал по следу, убрали более сильным Пламенем, а выпускать Белль после произошедшего он откровенно боится, продвигаются они вслепую. Джексон и правда ведёт себя как долбаный Брюс Уиллис из старого боевика. Он выносит своими кастетами отдельных рядовых, расставленных по этажу, пока Джебом отвлекает их, бомбя шикарную просторную квартиру босса своими взрывающимися стрелами из дальнего темного угла. Эффекта внезапности, конечно, не получится, но иначе добраться до того места, где взрывом выбило стёкла, не выйдет. Джебом, раз за разом выпуская стрелу, не перестаёт перебирать в голове варианты, какого черта нужно здесь Второму Дивизиону. Оружие они делают сами, нет смысла грабить арсенал директора. Информация? Нет такого компьютера, который нельзя было бы тихо хакнуть. Не за рецептом же органического смузи они сюда вломились? — Леголас, обернись! Он машинально реагирует на окрик, оборачивается и, не придумав ничего лучше, опускает свой тяжёлый лук на голову горе-нападающего, тот пошатывается, но не падает, и Джебом, паникуя, бьёт его ещё пару раз. — Ну, вот, — смеётся Джексон, потряхивая отбитой рукой, — а говорил, что лук — оружие дальнего боя. — Ты задрал, — пыхтит Джебом, когда они снова бегут, — Жасмин, МакКлейн, теперь Леголас… Воа, охренеть! Стой, не высовывайся! Их, практически выбежавших в разнесённый зал, не замечают только по той причине, что там шумно из-за гуляющих сквозняков и возбуждённых голосов вооружённых людей в форме. Они толпятся у высокого закопченного сейфа с логотипом «ДжиВайПи», видного сквозь пролом в стене и, кажется, спорят. По всему полу тянутся провода и пищат какие-то датчики, раз в минуту раздаётся обратный отсчёт. — Второй Дивизион что, грабит личный склад оружия босса? — шепчет Джексон над самым ухом, — но это как-то… не знаю, не логично? — Пусть грабят, что хотят, — ворчит Джебом, он и сам понимает, что нелогично, но уже успел смириться с бредовостью происходящего, — где наша Холли? — А если Никкуна тут нет? Вот это будет шутка века… — Не смешно. Он отходит подальше от прохода, чтобы не привлечь внимание свечением, и подрагивающими от стрельбы руками вызывает всё-таки Белль. Двоих сразу, пока силы позволяют. Он глупо и неоправданно опасается, что на её морде и лапах будут следы крови, и не сразу решается на неё посмотреть. — Только двоих можешь? — Джексон гладит тигриц по бокам, поглядывает на него и говорит тихо, — они же из Пламени, следов не остаётся. — Да знаю я, — Джебом вздыхает, — могу больше, только зачем? — и шепчет, — красавица, где Никкун? Он не знает, чего сейчас боится больше: того, что она пойдёт в другую сторону, или, что поведёт их в самую гущу событий. Раскидать обычных рядовых, не пользующихся Пламенем, они смогли, но с офицерами им не тягаться, даже пробовать не стоит, они размажут их тонким слоем по стенам. Но тигрица делает по-своему. Одна из них бесшумно идёт вдоль стены, пропадает где-то за углом, и спустя долгие минуты возвращается, волоча что-то массивное по стёклам на полу. Джексон слеповато щурится, вглядываясь в полумрак, и удивлённо бубнит: — Что она тащит? Джебом холодеет. Вдруг предыдущего клона никто не уничтожал? Что, если тигрица сама ушла, потому что задание больше не имело смысла, а вести их за собой было опасно? Его кошка умнее чем он, и с инстинктом самосохранения у неё тоже дела обстоят куда лучше. — Это Никкун, — сипит он, — надеюсь, просто без сознания. Белль тащит его достаточно небрежно за высокий военный ботинок, и Джебом старается отогнать навязчивую мысль, что живого, но сильно раненного, она бы так не несла. Тигрица дотаскивает его до места и, выпустив ногу из пасти, бодает Никкуна в бок, а потом и бьёт его лапой так, как кошки трогают случайно придушенную во время игры мышь. Это срабатывает, Никкун открывает глаза, толкает её психованно в ответ, кряхтя и зло пыхтя, поднимается, и гневно выплёвывает: — Думал, ты поймёшь, когда я разнёс твою кошку, чтобы вы сюда не совались! Какого чёрта тебя принесло?! Джебом смотрит на него со смесью ужаса и радости, раскрыв рот. У Никкуна разодрана щека и глаз один заплыл, на самой обычной толстовке оборван рукав, а на джинсах — дыра. Но он сам стоит, сам размахивает руками и сам орёт. Джебом, наверное, должен как-то оправдаться, но вместо этого просто бросается его обнять. — Ты чего? — Никкун неуклюже хлопает его по спине. — Достаточно уже! Вот от кого, но от тебя такого не ожидал. Ты один? — Привет, — влезает глупо улыбающийся Джексон и машет ему рукой, выйдя из тени, — он со мной. Ну, или я с ним, это как посмотреть, конечно, и… — Ещё и Джексон, — разочарованно стонет Никкун и выворачивается из объятий Джебома, — час от часу не легче. — Ну, да, — обижается Джексон, — я не Джинён, которому вы все были бы рады. — Нет, — резко и твёрдо, — Джинёну тут делать нечего. — А? Почему? — Потому что тут Тэкён, — отвечает горько Никкун, — и он пришёл за кольцами. *** — Как там Джинён? Лучше? — Никкун расслабленно сидит на самом берегу реки, усыпанного бледно-розовыми лепестками, — почти месяц прошёл. — Он уже добрался до стадии «Депрессия», — выдыхает Джебом и растягивается на молодой зелёной траве, — мы все стараемся, но… — Дайте ему время. Только не оставляйте одного, даже если он злится и ругается. Просто будьте рядом. — Никкун тоже откидывается на спину, потягивается, подставляясь под юное ещё не жаркое солнце, и жмурится, — не совершайте ту же ошибку, что и мы. Они молчат. Джебом смотрит на чистое ярко-голубое небо без облаков. Над головой проносятся шумные птенцы, их шесть и они едва не сбивают друг друга в полете. Кажется, молодняк встаёт на крыло. Бестолковые и неопытные недавно оперившиеся птахи ещё без вожака в стае. Вопрос, не дающий ему покоя весь этот месяц, вертится у Джебома на языке, но он не уверен, что уже можно спрашивать. Не уверен, что можно будет спрашивать хоть когда-нибудь. — Хён, — решается он, — почему это произошло? Почему, — накрывает глаза сгибом локтя, — это случилось с Тэкёном? Джебом не надеется, что ему ответят. Когда он пытался поговорить об этом с Джинёном, тот его ударил и расплакался. Никкун его не бьёт и, конечно, не плачет. Но в голосе его нет ни намёка на то, что он хочет это обсуждать. Только бесконечное чувство вины и скорбь. — Все мы виноваты, — произносит глухо после долгой паузы, — кроме Джинёна, конечно. Я, парни, босс… Даже глава Организации Внешнего Советника. Поверить не могу, что он со своими людьми его упустил, он же растил его как своего сына. Хотя с такой работой он и сына проворонит. Что ты вообще знаешь о Тэкёне? Джебом пытается пожать плечами, но выходит, наверное, не очень понятно, и он переворачивается на бок и смотрит на профиль Никкуна, лежащего рядом. — Его любил Джинён. Этого достаточно, чтобы быть уверенным в том, что Тэкён не плохой парень. Никкун хмыкает, трёт глаза костяшками пальцев и глубоко вдыхает, будто готовится к нырку на самое дно океана. — Меня ещё не было на Базе, когда Тэкёна нашли. Его и Джей Пака вытащили буквально с помойки наши девочки в Лос Анджелесе, эти двое работали на какую-то мелкую местную банду, угоняли тачки, развозили травку покупателям. Что, не веришь? — смеётся, — я тоже не верил, пока мне в руки не попало их старое фото. Им было тогда меньше, чем вам с Джинёном сейчас. Лохматые, голодные, затравленные, Джей Пак уже тогда с головы до пят весь в татуировках, они были похожи на ободранных бродячих котов, побитых жизнью на улице. Они держались друг за друга, Тэкён даже спать не мог один первое время. Уже в то время начались волнения в Халлю, директор Пак нервничал и торопился, тренировки были невыносимыми, меня, помню, даже рвало от нагрузок. Джей Пака он тренировал сам, тот приползал ночью в спальню весь избитый и пустой, падал на кровать и умирал до утра. Это было ужасно, мы не понимали, что происходит, тех, у кого были семьи, никуда не пускали. Честно, мы с парнями думали, что сдохнем тут. Но всё резко изменилось, когда на Базу вернулся из очередной затянувшейся командировки Хранитель Облака Пак Джинёна. Глава Внешней Семьи Советника. Видел его хоть раз? Джебом отрицательно мотает головой, насколько позволяет ему положение. — Он живой? Мы думали, никого из Хранителей босса не осталось. — У него никогда не было полноценного кластера, не собрал. А Советник живой, да. Ходили слухи, что он устроил большой скандал, когда увидел, что с нами тут делают. Просто, — Никкун улыбается, — просто у нашего босса нет детей. А у Советника их трое. Удивительное дело, учитывая славу носителей Пламени Облака. Тот год он провёл на Базе. С нами. Устроил каникулы, ввел стажировки и обучающие программы-факультативы. Тэкён в то время начал пропадать во Втором Дивизионе, что-то там проектировал постоянно. Тогда же нас начали отпускать домой, а кому некуда было уехать, ездили в гости к тем, кто готов был принять ещё парочку ребят. Тэкён и Джей Пак провели то лето в Пусане вместе с детьми Советника, у моря. Тэкён вернулся оттуда другим человеком. По-моему, я тогда впервые увидел, как он улыбается. Искренне и действительно солнечно. Джей Пак тоже оттаял, они оба стали для нас опорой, путеводной звездой, мы все действительно стали похожи на целый живой организм. Нас было четырнадцать, тогда ещё не проверяли на совместимость Пламени, и мы старались не думать о том, что будет дальше. Колец-то всего семь. А потом погиб Рейн. И начался настоящий кошмар. Церемонию наследования кольцами перенесли почти на год раньше, а мы всё ещё не были готовы. Это были чертовы Голодные Игры, Джебом. Нас, кто спал и ел вместе, раскидали на два отряда и заставили биться друг против друга за кольца. Сильнейшие образовали один полноценный кластер. И после заставили войти в резонанс. Кольца нас едва не убили, мы были измотаны физически и раздавлены горем, потому что трое из нас всё-таки погибли во время отбора. Тэкён замкнулся в себе снова, у него начались проблемы с контролем кольца и коробочки, и никто не мог ему помочь, потому что все боролись со своими демонами. Советник опять забрал его к себе, уже одного. У его сына как раз пробудилось Пламя, и он, видимо, надеялся, что они помогут друг другу. Это сработало, Тэкён отвлекся, а мальчишка, который рос практически без отца из-за его работы, нашел в нём образец для подражания и смотрел щенячьими глазами. Джей Пак тогда тоже очень помог, мы все-таки были уже кластером, чувствовали друг друга и уравновешивали. Он был отличным лидером и Хранителем Неба для нас. Вспыльчивый и дурной, конечно, но все равно надежный. И очень сильный. Пак Джинён обещал нам небо в алмазах, а Джей Паку — место Босса в будущем. Но всё рухнуло в один день. Когда он погиб во время Конфликта, я думал Тэкён умрет вместе с ним. Он пытался поднять Джей Пака своим Пламенем Солнца до тех пор, пока сам не остался пустым. Но там нечего было лечить. Он был одной сплошной обгоревшей раной и снаружи и изнутри. Прошло столько лет, а мне всё ещё снятся кошмары о том, как он горит перед моими глазами, закрывая нас собой. Хотя это мы должны были его защищать. И этот запах… Я думал, что никогда не смогу больше есть жареное мясо. Нам всем было тяжело, много кто погиб в ту ночь, но Тэкён… На него невозможно было смотреть, он не ел, не спал и не говорил. Ему нужна была помощь, а мы… Придурки, — Никкун зло сжимает зубы, — бросили его одного и все разъехались зализывать свои раны. Мне кажется, что именно тогда у него начала ехать крыша. В какой-то момент Тэкён сбежал с Базы и никто его не мог найти. Он исчез также, как в прошлый раз в Бразилии. Нашли мы его спустя два месяца на Таити только потому, что сын Советника пришёл с повинной. Он, оказывается, сразу отследил его по дурацкому детскому кольцу с маячком и никому не сказал, потому что дал обещание. Парня отчитали, а Тэкёна вернули, но это уже не был тот Тэкён. Он отчего-то решил, что должен занять место нашего Неба и буквально горел на работе, пока остальные отсиживались по своим норам. Мы не бездействовали, нет. У нас были свои миссии, договоры и поиски новой крови, но Тэкён взвалил на себя слишком много: Второй Дивизион, обучение новичков и заключение мирных соглашений с другими Семьями. Теперь, конечно, понятно зачем это всё было. — Он хотел подготовить почву для переворота, да? Чтобы все, с кем он настроил отношения, кого растил, поддержали его. — Думаю, да. Никкун поднимается, подходит к самой воде и долго стоит у кромки, а потом стаскивает ботинки, закатывает брюки и заходит по щиколотку в холодную воду. — Но он нас чуть не убил в Гонконге. И старый состав Второго Дивизиона был расформирован, и я даже думать боюсь, что сделали с теми людьми. Плюс погибшие девочки в Таиланде и снайпер в Мокпо… — Вы не должны были ехать в Гонконг, — оборачивается на него. Солнце бьёт его в лицо, и Никкун, морщась, прикрывается от него рукой. — Это было спонтанное решение директора, Тэкён не знал, что вас туда отправят, вы ведь тогда аттестацию даже не сдали, но все закрыли на это глаза. Второй Дивизион он забрал с собой, чтобы иметь поддержку извне. Старый отряд был с ним во время вторжения, я узнал их сразу же. А остальные нападения… Возможно, это были попытки раскачать лодку, навести панику на борту и подмочить репутацию капитана. Если Босс не может защитить свою Семью и навести порядок, то, возможно, его пора сместить. Король умер, да здравствует король. — Даже если бы всё получилось и ему удалось вытащить кольца, на что надеялся Тэкён? Боссом Семьи может быть только Хранитель Неба, это же тоже традиция. — На вас, разве непонятно? Нет ни одного человека на Базе, кто бы не оплакивал его сейчас, вы бы пошли за ним, не раздумывая. Будем честны: все мы здесь терпеть не можем директора Пака. Джебом хмыкает и застенчиво трёт нос, на который опустился розовый лепесток, сорвавшийся с ветки вишни. Что правда, то правда, Босса у них не любят. — Когда-то давно Тэкён сказал, что если мне что-то не нравится, я должен разрушить всё до основания и построить заново. Я тогда не понял, к чему это было. — Что ты чувствуешь, Джебом? — Никкун подходит к нему совсем близко и присаживается на корточки рядом. Брюки задираются ещё выше, открывая взору плохо заживающие следы ожогов. — Что ты испытываешь теперь, узнав всю историю с самого начала? Сможешь ли ты доверять хоть кому-то, после того, как я убил человека, который был мне братом, своими собственными руками? Считаешь ли меня чудовищем? Джебом долго молчит, свернувшись под взглядом Никкуна и обхватив колени. Он чувствует себя придавленным каменной плитой, без надежды на спасение. — Мне больно, — отвечает он наконец, — а ещё я зол, что такое могло произойти, что никто не предотвратил это. И мне жаль. Тэкёна. Он был болен и в отчаянии от одиночества, сжирающего его изнутри. Если бы он чувствовал себя нужным, то никогда не ушёл, а вы бросили его тут гнить от тоски, прикрывшись своей скорбью. И тебя мне жаль, хён. Я бы… Я бы не смог, не справился, и погибло бы в итоге гораздо больше людей. Всё, что случилось, это ужасно и раздирает мне сердце когтистой лапой. Хочется найти машину времени и отмотать время обратно, чтобы ничего этого никогда не было. Никкун кивает. Он кажется довольным его ответом. — Запомни эти эмоции: боль, злость, жалость, разочарование. И постарайся сделать так, чтобы ни ты, ни твои парни никогда не испытали этого. Держитесь друг друга, будьте вместе, станьте действительно семьей и не бросайте никого в беде. Тэкён был не прав. Не нужно ничего ломать и строить заново. Это как со старой опостылевшей квартирой. Её можно продать, обменять на другую, но где гарантии, что на новом месте не будет, например, шумных соседей? Не проще ли сделать ремонт, сменить мебель и вдохнуть жизнь в привычное и родное. Джебом смеётся: — Ну и сравнения у тебя. Но я понял. Лучше бы ты, конечно, говорил это всё нашему потерянному Хранителю Неба, а не мне. Ему нас вести в светлое будущее с новыми обоями и креслами. — Я говорю это тебе, потому что, как мне кажется, вести всех за собой будешь именно ты. Достаточно посмотреть на то, как вы ходите вшестером: ты по центру, а остальные пятеро — вокруг. Это же классическое построение любого кластера: Хранитель Неба во время боя должен быть закрыт со всех сторон, потому что важнее нет никого. Этому, кстати, начали обучать сразу после того, как мы потеряли Джей Пака. Твои парни считают, что ценнее тебя у них нет никого. Не думаю, что это сознательное решение, но говорю, что вижу. — Время покажет. Тем более, ждать немного уже осталось, — смущенно мямлит Джебом, прикрыв глаза. Он лежит так минуту-другую, а потом расслабленно вытягивается снова. В животе навязчиво урчит. — Блин, я голодный. Никкун распрямляет ноги и протягивает ему руку, помогая подняться с травы, а когда Джебом встаёт, не выпускает его ладонь. Он, прищурившись, рассматривает кольцо у Джебома на мизинце, крутит его пальцем и со смешком спрашивает: — Это кольцо тебе Джинён дал, да? Джебом угукает и аккуратно, но настойчиво, вытягивает руку из хватки. — А мы-то с Боссом всю голову сломали, как тебя в Мокпо отследили, потому что в тот раз утечки быть не могло. Надрать бы пацану его огромные уши… — А? Не понял. — Я думал, ты сообразительный, — смеётся Никкун, — или на голодный желудок не соображаешь? Идём, я тебя угощу. Они идут вместе в первую же кафешку, Никкун действительно кормит его вкусным мясом, а сам пьет пиво из запотевшей цветной банки. Джебом торопливо ест, запихивая в рот всего сразу и побольше, а потом едва не давится, когда его осеняет. — Джинён — это тот самый сын Советника, да? Но… Это же охренеть! Я этому засранцу счёт выставлю за разрушенные нервные клетки! — бросает палочки на стол, — вот же жук, ни слова не сказал, а я его столько лет знаю, и дома у него был. Там же ни одного фото нет с его отцом, я думал его вообще нет! Не смейся надо мной, хён! Предательство века какое-то… — Не злись на него, он не может об этом рассказывать. Да и, по правде, Джинён его видит немногим чаще, чем ты, можно сказать, что отца у него и нет. Его растила мать да сёстры. Тэкён ему был и другом, и братом, и отцом. — Это… это грустно как-то. Поэтому, наверное, они с Джексоном так быстро сдружились. Еще и одногодки, — Никкун фырчит и закатывает глаза. — Ну, по крайней мере, теперь раскрыта тайна имени. Голову даю на отсечение, что его назвали в честь Босса. — Он его ещё и крестил, — Джебом давится ещё раз и под насмешливым взглядом отодвигает от себя почти пустую чашку риса, — ладно, закругляемся, поздно уже. А у меня завтра рано утром самолёт, да и у тебя тоже. — Куда ты? — спрашивает, прокашлявшись, — опять сбегаешь от нас? — Наводить мосты в Гонконг. У меня встреча с, кхм, Дейенерис. — Чего? — Джебом зависает, — что это за бред? Никкун, как раз оплачивающий их ужин, слишком резко, чтобы это было случайностью, застёгивает кошелёк, и говорит: — Я вроде бы тебя хорошо покормил, а способность мыслить так к тебе и не вернулась. Не буду я ничего разжевывать, сам додумаешься. Я вообще-то не должен был тебе говорить. “Что за Дейенерис?” — думает Джебом, пока затягивает шнурки у их столика, — “Они с Джексоном как сговорились со своими киношными сравнениями. Причём тут мать драконов?! Стоп. Гонконг, мать драконов, это же значит, что…” — Вы что, поддерживаете связь с матерью Джексона?! — резко поднимается и бьётся затылком о столешницу, — Ауч… Привезёшь её? — Кричи громче, — шикает на него Никкун, — а то не все слышали. Естественно, поддерживаем, нам выгоден этот союз. Она, кстати, была в ярости, когда получила ту открытку, знал бы ты чего мы наслушались… Софию сюда я не привезу, ещё рано. Но она просит нас о поддержке, у них в следующем году Выборы, и отец Джексона собирается участвовать в этот раз. Если он преуспеет, то, возможно, у нас появится шанс заключить мирное соглашение с их Братством, а Джексон сможет увидеть мать. Только не говори ему, ладно? Не нужно, чтобы он питал пустые надежды. Джебом остервенело кивает и говорит: — Надеюсь, всё получится. И у тебя, и у нас завтра. — Я тоже. *** — Зря Ёнджэ с нами не полетел, — Джексон выбегает из лос-анджелесского аэропорта и улыбается небу с редкими лёгкими облачками, — здесь классно. — Мы бы с ним не долетели, — сонный после долгого перелёта Джинён роется в своём рюкзаке, вытаскивает солнечные очки и нацепляет себе на нос, — точнее, долетели бы по частям. — Не нравится мне твой настрой, — Джексон подходит к нему ближе и закидывает руку на плечо, — пойдемте, обязательно нужно купить хот-дог и Кока Колу. Она тут совсем другая, честное слово. Джебом подбирается тихо со спины, и сдвигает ему кепку на глаза. — Сначала дела, потом развлечения. Где тут такси… — Стойте, давайте мелким отправим селфи, пусть завидуют, — Джексон нагло вытаскивает у Джинёна из заднего кармана телефон, — так, улыбочку! Они делают несколько размытых кадров на фоне пальм, и Джексон, высунув язык от усердия, печатает под диктовку Джебома сообщение, а потом скидывает на номер Югёма фотки с подписью «Привет, детки». Ответ приходит, когда они уже едут в такси. На фото не совсем одетые Югём с Бэмбэмом позируют рядом с обмотанным скотчем спящим в обнимку с плюшевой выдрой Ёнджэ. Внизу с ошибками написано «Привет, глупые хёны. Мы не скучаем». Джексон заливисто смеётся, пугая водителя с жуткими дредами вместо волос, и возвращает Джинёну телефон. — Кое-кто только что остался без сувениров. Машина вывозит их из каменных джунглей и, долго петляя по идеально ровным дорогам, доставляет в пригород, состоящий, кажется, из одних только особняков за светлыми низкими заборчиками, похожих на те, фото которых обычно вставляют в статьи об американской мечте. Джебом вертит головой, пытаясь угадать, который из домов нужен им, но такси проносится мимо, сворачивает еще раз, и увозит туда, где виднеются верхушки тёмно-зелёных деревьев. Тормозит водитель у высокого забора, окруженного со всех сторон секвойями с толстыми рыжими стволами, они покачиваются и оглушающе скрипят в странной непривычной тишине. Джебом расплачивается, пока Джинён и Джексон осваивают территорию. — Что-то мне подсказывает, — Джексон присвистывает, оглядевшись вокруг, — что наш парень шикарно живёт. Уверен, что там внутри есть бассейн, теннисный корт и шезлонги с зонтиками, они нас на порог-то пустят? Я не был готов к такому, у меня на носке дырка. — Сын-а, — бубнит Джебом, пытающийся разобраться с новомодным звонком, установленным на воротах, — умолкни, ладно? Если он хоть вполовину такой же шумный и доставучий, как ты, то лучше бы они нас не впустили. — Не будет он таким. У Хранителей Неба горячее сердце, но холодная голова, — Джинён подходит ближе, отодвигает Джебома и тычет по кнопкам. Экранчик оживает и пищит. — Нас прислал Пак Джинён, — говорит он по-английски в шуршащий микрофон, — мы хотели бы поговорить с мистером Туаном. Ответа нет. Джебом чувствует себя по-дурацки, стоя в своих нелепых цветных шортах около этой неприступной крепости на краю города. Они ждут, как ему кажется, целую вечность, прежде чем ворота с деликатным лязгом отъезжают в сторону, пропуская их внутрь. Джексон победно вопит, жмёт кнопки на звонке и кричит туда “Спасибо, бро!”. Джексон оказывается почти прав. Бассейн у трехэтажного жутко современного дома есть, даже вместе с шезлонгами и зонтиками, мальчишка, представившийся Джоуи, с постной миной проводит их мимо него по мощёной тропинке, спихнув случайно в воду надувного огромного розового фламинго. А вот теннисного корта нет, вместо него на территории — огороженная небольшая баскетбольная площадка, по которой почти летает худой и сильно загорелый пацан с топорщащимися во все стороны коротко стриженными волосами. Играет он сам с собой, забрасывая оранжевый мяч в корзину с разных частей небольшого поля. Каждый раз в цель. Играть ему, как кажется Джебому, скучно и неинтересно, в каждом его движении прослеживается лень и уныние, а не азарт. Пацан кидает мяч ещё пару раз, а потом, воровато оглянувшись, хорошенько разбегается, подпрыгивает с самой штрафной линии и, зависнув в воздухе дольше положенного, кладёт мяч в корзину. — Марк! — кричит на него возмущенно Джоуи, тыча пальцем, — по-моему, папа просил тебя так не делать! И убери своего петуха, он опять поджег мамины магнолии! Пацан — Марк — от неожиданности валится на асфальт и приглушенно ругается из-за ушиба. — Воло — не петух, — огрызается он, — и ему хочется летать, а не сидеть постоянно взаперти! — Я из-за тебя и твоей курицы, — говорит Джоуи едко, — сменил три школы! Три, Марк! И нас снова нашли! Признайся, ты это специально, да?! — Довольно, — раздаётся позади, — не повышай голос на брата и марш отсюда на кухню. — Ну, пап! — Марш на кухню! — прикрикивает ещё раз плотный невысокий мужчина со смешными усиками и редкой бородкой. Он оборачивается к ним троим с холодным взглядом и говорит, — доброе утро, молодые люди. Идёмте в беседку. В беседке, укрытой гибкими ветками ив, они рассаживаются вокруг большого круглого стола. Джинён с Джексоном пропускают Джебома в центр, а потом садятся сами по краям. Он чувствует, как Джинён под столом сжимает его ладонь, а Джексон, растянувшись по скамейке, кладет руку вдоль её спинки, тепло касаясь ею джебомовых плеч. Мистер Туан опускается в плетёное широкое кресло напротив и тяжело и напряженно опирается на стол перед собой загорелыми руками. Марк топчется рядом, не решаясь сесть, да так и остаётся стоять позади отца. — Мистер Туан, — начинает Джебом в раз севшим голосом, — мы из организации «ДжиВайПи». — Я знаю откуда вы, — обрывает его резко, — чем вы занимаетесь — тоже знаю. И мой ответ — нет. — Но… — у Джебома отнимается язык, а ладони становятся мерзко влажными, — вы же даже… — Вы не сможете прятать его вечно, — Джексон зеркалит напряжённую позу мистера Туана и невежливо пялится на него исподлобья, — ваш сын сказал, что сменил три школы, сколько вы так уже бегаете? Мы можем дать вам защиту, и больше не придётся бесконечно переезжать. — Я сам могу защитить свою семью, — мистер Туан скрещивает руки на груди, — теперь, когда Марк не ребёнок, будет гораздо проще. Сейчас он умеет контролировать это. Джинён прищурившись, говорит: — Но мы всё же засекли его. Это были буквально несколько минут сияния Пламени, но мы успели, потому что искали. Возможно, успел кто-то ещё, и они уже идут по следу. Что вы использовали, чтобы так долго его прятать? Мистер Туан жует губы недолго, будто сомневается, а потом подзывает Марка, хватает его за руку и демонстрирует красный шнурок с кулоном в виде золочёной фигурки дракона на его запястье. — Мы приобрели эту глушилку на чёрном рынке сразу же, как только он проявил себя. Потому что я знал о том, как вы, — он выделяет это вы таким тоном, что Джебом чувствует себя облитым какой-то дрянью, — используете это, и предположил, что его будут искать. Позже пришлось кое на что ещё потратиться, чтобы обеспечить нам безопасность. Мой сын этим заниматься не будет. — Не хотите, чтобы он повторял ваши ошибки? — хмыкает Джексон, и Джебом оборачивается к нему, приподняв вопросительно бровь. Он знает что-то? Мистер Туан едва заметно бледнеет, бросает быстрый взгляд на сына и просит: — Марк, выйди, пожалуйста. — Ну, нет, — упирается, — они пришли из-за меня. — Выйди, — рявкает на него отец. Марк вздрагивает и зло поджимает губы. — И, будь добр, убери всё же Воло. Мама и так расстроится. Пацан, прежде чем уйти, в сердцах пинает рядом стоящее кресло, оно шумно переворачивается да так и остаётся беспомощно лежать ножками кверху. — Заодно остынь, — бросает ему вдогонку мистер Туан, — дурная голова. И говорит, глядя прямо на Джексона, когда Марк пропадает из поля зрения: — Что ты знаешь? — Знаю, чем вы занимались в Тайване, и вашу причастность к Объединенному бамбуку (1) и к тому делу с Генри Лю (2). Я удивлён, что вы осмелились вернуться в Калифорнию. Не страшно? — Ты что, щенок, мне угрожаешь? — мистер Туан прищуривается и раздражённо бьёт ладонью по столу, — ещё клыки не выросли! Джинён тянется через Джебома к Джексону и бьёт его незаметно под столом, намекая, чтобы заткнулся, но тот только толкает его в ответ и, понизив голос, цедит: — Себе вы, может, внешность и поправили, но пацан — копия вас в молодости. Тех, кто был причастен к тому делу, знают в лицо в определённых кругах. Даже дети. Я тысячу лет назад учил всё это дерьмо, но стоило мне только увидеть вашего сына, как тут же вспомнил. Планируете и его под нож положить? Или так и будете до конца жизни взаперти держать? Джебом даже не дышит, по рукам у него ползут мурашки, хотя он толком и не помнит историю, о которой говорит Джексон. Кажется, что-то, связанное с заказным убийством неугодного китайского писателя в восьмидесятые. Шума это дело наделало много, было большое расследование, но всех исполнителей так и не поймали. Он думает, что мистер Туан их сейчас выгонит или даже вызовет наряд полиции, и хочет уже начать извиняться за дерзости, которые они тут наговорили, как сзади на них налетает птица, неконтролируемо расплёскивающая во все стороны Пламя Неба. Она нападает с боевым кличем и дерёт Джебому острыми когтями майку вместе со спиной. Джексон реагирует моментально: он открывает коробочку и выпускает Ёна, который сбивает пылающего оранжевым шикарного феникса, заходящего как раз на новый круг. Птица верещит, падая в пышно цветущие клумбы, и, обиженно хлопая крыльями, поджигает всё, чего касается. Джинён вскакивает с места тоже и накрывает птицу и занявшиеся пламенем клумбы своим Дождём. Переполох занимает не больше минуты, на шум даже никто не сбегается из домашних, но Джебому с его расшатанными нервами кажется, что опасный момент длился чудовищно долго. Спину щиплет, он вслепую осторожно трогает царапины и раздосадованно тянет: — Да что же мне всегда достаётся. Мистер Туан прячет лицо в ладонях и опять кричит: — Кажется, я сказал тебе убрать Воло! Марк выходит из-за дерева, и его птица, всё ещё объятая Пламенем Дождя, тяжело и неохотно взлетает, а затем опускается ему на подставленную руку, обернутую специальной перчаткой. Сам он зачарованно смотрит на дракона Джексона, нарезающего круги над беседкой, и, судя по всему, отца не слышит. Джексон улыбается ему, так, как только он умеет — открыто, широко и солнечно — и, под суровым взглядом Джинёна, прячет Ёна обратно в коробочку. — Выметайтесь, — по слогам выговаривает мистер Туан, — сейчас же. Джебом поднимается и коротко, не особо низко, кланяется и тихо произносит: — Спасибо, что уделили нам время. Просим прощение за беспокойство. Прежде чем уйти, Джексон подчеркнуто вежливо просит разрешения задержаться еще на пару минут, чтобы “произвести действия исключительно мирного характера”. Пока он залечивает Джебому спину, слишком громко и слишком демонстративно спрашивает: — У нас же отправление завтра в 21:07 из седьмого терминала? Надеюсь, никто из нас не опоздает на рейс. И они уходят, даже ни разу не оглянувшись. Оставшиеся сутки до вылета они проводят, гуляя по Лос Анджелесу. Из-за проваленного задания, настроение у Джебома опускается ниже плинтуса. Он на автомате делает фотки, машинально откусывает понемногу того и этого, когда Джексон подсовывает ему под нос очередную “крутую штуку”, и не чувствует вкуса той самой “обалденно вкусной Кока Колы”. Даже экскурсия в киностудию его не впечатляет. — Ну ты чего кислый такой? — Джексон толкает его кулаком в плечо, пока они стоят в сувенирной лавке аэропорта. Джинён рядом с отсутствующим взглядом вертит в руках миниатюрную фигурку Оскара с каким-то безумным ценником. — Ну, подумаешь, выгнали нас… — Кто тебя за язык тянул, а? — сопит Джебом, — не нужно было так на него налетать сходу! Босс, думаю, и без тебя знал о его прошлом, как-то же ему удалось выбить нам встречу! Непонятно, правда, зачем этот хмырь согласился, если не собирался отпускать парня с нами. Чушь собачья, — смотрит на табло и просит Джинёна, тронув его за рукав, — закругляйся, ладно? Нам уже пора. Пока они торопятся к стойкам регистрации, Джексон постоянно вертит головой, рискуя заработать себе вывих шеи, и не смотрит под ноги. Джинён координирует его, держа за лямку рюкзака, но стоит отвлечься, как тот спотыкается о первый же чужой чемодан и распластывается на полу, подмяв под себя чей-то жалобно хрустнувший багаж. — Извините! — пищит Джексон, подскакивает на ноги и снова начинает вертеться. — Думаешь, он придёт? — Джинён опять хватает его за рюкзак и тащит за собой, — да прекрати вертеться волчком! — А вдруг пропущу, — вырывается, — он точно придёт, ты его глаза видел? Тоска и жажда свободы. Я знаю каково это. — Боюсь, он не станет перечить отцу, — Джебом берёт Джексона с другой стороны и разворачивает, — но для твоего успокоения, давай ещё задержимся, у нас есть минут двадцать в запасе. Джексон запрыгивает на одно из кресел и застывает на нем тревожным сурикатом. Джебом устало присаживается рядом. Манёвр Джексона там в беседке он, конечно, заметил, но в его действенность не верит. Их парня стерегут как зеницу ока. Он помнит из жиденького отчёта, предоставленного им перед отправлением в Америку, что после последнего инцидента в Бразилии, родители перевели его на домашнее обучение. Джебом сверяется с часами и, когда подходит время, встаёт и спихивает Джексона с наблюдательного пункта. — Двигаем отсюда, иначе мы никуда не улетим, и нам придётся здесь ночевать. — Не расстраивайся, — Джинён треплет Джексона по волосам, заметив, как тот расстроенно надулся, — может, так даже и лучше. Мы себя-то защитить не можем… Регистрируются на рейс они самыми последними, потом уныло гуляют по местному дьюти фри и жуют напоследок в Макдональдсе чудовищно пересоленые гамбургеры. Стоя в очереди на посадку, Джинен, отгородившись от мира наушниками, читает Чехова в нежно розовой обложке, а Джексон, какой-то весь сдувшийся и посмурневший, ковыряет носком кроссовки швы плитки на полу терминала. Джебом пытается вытащить наушники из своей сумки и, одновременно, не выронить посадочные талоны с паспортами. Миссия оказывается невыполнимой, наушники намертво цепляются за что-то внутри, а паспорта выскальзывают из рук, теряя в полёте вложенные в них билеты. Джебом чертыхается, бросает сумку в ноги и спешит собрать всё обратно, пока их документы не затоптали ринувшиеся на посадку в соседний выход пассажиры. — Помощь нужна? — раздаётся сверху глухо. И, не дождавшись ответа, кто-то, замотанный словно мумия по самые глаза, присаживается рядом, поднимает упавший дальше всех паспорт и протягивает, — держи. — Спасибо, — бормочет Джебом, складывая билеты обратно по паспортам, и только встав на ноги поднимает взгляд на мумию с небольшой сумкой наперевес напротив. И чуть не вскрикивает. — Я уже думал, — произносит Марк, стащив с лица чёрную маску, — что вы и правда опоздали на рейс. Он белозубо улыбается и доверчиво подаёт ему раскрытую ладонь для рукопожатия, Джебом заторможенно стискивает её, а сам пялится на рыжеватые всполохи Пламени, мелькающие в прищуренных глазах. Тёплые, понимает он. Его глаза — тёплые, и руки. Почти как у Джексона. — Мы ждали тебя у стоек регистрации, — мямлит он рассеянно, неловко разрывая рукопожатие, — думали, что ты… Его перебивает Джексон, наконец, заметивший их. Он визжит на весь терминал и с разбега налетает на Марка, сбивает с него случайно кепку и яростно лохматит торчащие во все стороны волосы. — Я знал! Видишь, — он оборачвается к Джебому, не прекращая вытряхивать из Марка душу, — а ты не верил! Ой! Джинён прикладывает его своей книгой по макушке. Он старательно делает вид, что серьёзен и рассержен до невозможности, но его выдают тонкие лучики-морщинки вокруг чуть улыбающихся глаз. — Пусти его, он же задохнется, и прекращай орать, на нас весь аэропорт смотрит. А ты, — кивает он Марку, — надел бы маску обратно, пока тебя не приметил кто-нибудь. Немного помятый и шокированный таким приёмом Марк послушно прячет лицо, а Джебом поднимает с пола его кепку и, прежде чем вернуть её, мнёт в руках. — Ты уверен? Если сейчас с нами улетишь, дороги обратно не будет. Это… Это на всю жизнь, понимаешь? Если сомневаешься, то лучше тебе будет вернуться. — И опять куда-то переезжать, от кого-то бежать? — Марк решительно забирает у него кепку и нахлобучивает себе на голову. Козырьком назад. — Мы жили на Тайване, в Парагвае, потом в Бразилии, теперь тут, в Калифорнии. И каждый раз нас находили, мы паковали чемоданы и уезжали. Из-за меня. Моему младшему брату пришлось два года просидеть в третьем классе, а сёстрам — сменить колледж. Последние полгода меня даже из дома не выпускали, я так не могу больше. Мы живём лишь раз, а я ещё ничего в этой жизни не видел. Пусть это решение будет ошибкой, но ошибкой — моей. Хочу хоть что-то сделать уже сам. Джебом кивает ему и жестом предлагает пройти вперёд на посадку. А сам, прежде чем войти в “рукав” за ним, бросает последний взгляд в окно. Там на фоне оранжевого закатного неба, высоко-высоко летит стая птиц идеальным клином: вожак в центре и по три пташки с каждого края. И по тому, как эта семерка целеустремленно и слаженно движется, понятно, что они точно знают свой путь.