Путь тигра

Роль Хранителя Грозы — отводить угрозы от Семьи словно громоотвод. © Реборн | KHR!

— Город просыпается, — торжественно объявляет Джебом, потягивается и зевает, — и в нём остаётся только мафия, потому что все мирные жители были ночью убиты. Наконец-то... — Блин! — ноет Джексон и падает спиной на пол, вытягивая вперёд ноги, — с вами играть — одно мучение. Профессиональные вруны. Югём и Бэмбэм, улыбаясь, исполняют свой мудрёный жест руками и приваливаются к краю кровати. Югём переворачивает карточку лицевой стороной с меткой «Мафия» и пододвигает её к такой же карточке “убитого” горожанами ранее Бэмбэма. Джинён, которого тоже вывели из игры, хмыкает: — Засранцы. Югём, я с тобой в разведку не пойду, ты же кинешь при первой опасности. — Точно-точно, — поддакивает Джебом и тянется собрать пустые пачки из-под чипсов и коробки от пиццы с пепперони, раскиданные по всей комнате, — Бэмбэма, я бы на твоём месте еще подумал: дружить с ним или нет. Он же тебя подставил! — Он отвёл от себя подозрения, — защищает Югёма Бэмбэм, допивает газировку и кидаёт пустую банку в общую кучу, — как команда, мы всё равно вас обыграли. — Пообещайте только, что не сделаете при реальной угрозе также,— бубнит Джексон, подсовывает руку под письменный стол, шарится там и вытаскивает наружу жёлтый медиатор, крутит его и протягивает Джебому. — Нужно Сонджин-хёну отдать, когда придёт за гитарой, — Джебом, проходя мимо, вытаскивает пластиковый треугольник из чужих пальцев и кидает его поверх стола, у которого стоит акустическая старенькая гитара, вся заклеенная стикерами. — Этот Ёнхена, — возражает Джексон и садится нормально, — у Сонджина оранжевые все. — Без разницы, — Джебом заталкивает ногой мусор в переполненную корзину и досадливо цыкает, потому что всё вываливается обратно, — они же живут вместе. Почему каждый раз у меня сидим, будто негде больше… Такие совместные вечера они начали практиковать не так давно. Сначала они неловко тусили впятером, смотрели кино, играли в настолки и грызли какую-нибудь гадость, посыпая крошками полы. Потом в один из дней Джинён притащил с собой Вонпиля, а тот привёл Ёнхена. Ёнхен, промаявшись у них час, пока они все ругались из-за сериала, ушёл и вернулся уже с гитарой и Сонджином. И после этого дело пошло веселее. Сонджин, хоть и не является их Небом, всё равно дает им ощущение гармонии, законченности и безопасности. — Эй, это, вообще-то, и моя комната тоже, если ты не забыл, — Джексон поднимается на ноги, вытаскивает откуда-то из недр шкафа скомканный пакет и помогает отделить половину мусора и, наконец, затянуть завязки. — Скоро забуду, — хихикает Джебом, — тебя же ночами чёрт знает где носит, Ромео. — Кстати, об этом, — Джинён поднимает на них двоих глаза, — Сын-а, если тебя ещё раз поймают, вылезающим из окон женского общежития, я за себя не отвечаю. Погорел ты, а отдувались на полигоне мы все вместе! — Больше не поймают, — тянет Бэмбэм хитро, бьёт кулаком по кулаку Джексона и поворачивается перед зеркалом то одним боком, то другим. Кольцо у него едва заметно сияет, а самого его с ног до головы окутывает синяя дымка, из которой он споро лепит себе что-то поверх обычной белой майки и шорт. Его маленькая чёрная пантера вертится у него под ногами и смешно мяучит, требуя внимания. Джебом подходит, чтобы взять её на руки, но та шипит и дерёт ему острыми когтями запястье. — Ауч, вот зараза! — он отнимает быстро руку и зализывает кровящие царапины, — думается мне, что ты меня недолюбливаешь, иначе не могу объяснить поведение твоей кошки, — осекается и, поджав губы, по слогам выговаривает, оглядев Бэмбэма, — и в таком виде ты отсюда не выйдешь. — Во-первых, это не кошка, а пантера, — тот оборачивается, — во-вторых, его зовут Кинг, а не “Зараза”, а в-третьих, — поправляет ремешок чокера на шее, — ещё как выйду! Джинён переводит взгляд с одного на другого и, прежде чем Джебом успевает что-то ещё сказать, жестом просит его подождать: — Выглядишь, конечно, потрясно. Джебом приподнимает бровь неверяще, а тот продолжает осторожно: — Леопардовый тебе очень к лицу и ботфорты неплохие… — он старается не смеяться, — но прости за любопытство: ты куда собрался? Уже стемнело. Бэмбэм, с помощью иллюзии накинувший себе лет пять, выглядит как один из айдолов, которых крутят по телеку: накрашенный, весь в блёстках, с ярко-красной макушкой и действительно в ботфортах. У Джебома при взгляде на него по рукам колюче ползет сыпь от такого количества Тумана, и ему кажется, будто в комнате сладко и пряно пахнет благовониями. — Мы на Хондэ собрались, — отвечает заносчиво Бэмбэм, — пятница же. — Мы, — Джебом выделяет это “мы”, — никуда не собирались. — Югёма, — Джинён прищуривается и присаживается на кровать, — ты тоже в это “мы” входишь? Тот мотает головой и честно отвечает: — Он с девушкой идёт. — Чего?! — Джексон даже подпрыгивает, — с какой это еще девушкой? — Всё равно с какой, — Джебом складывает руки на груди, — ночью, да еще и в таком виде… Запрещаю. Бэмбэм по-детски топает ногой, иллюзия вокруг него мерцает пару раз и стекает, являя взору привычного худого мальчишку в дырявом на пальце носке. — Ты мне не мама, чтобы запрещать! — Твоя мама тебя бы выпорола! — Джебом шагает к нему ближе, нависает и цедит сквозь зубы, закипая, — или мне отвезти тебя туда, откуда я тебя забрал? В этих тряпках тебе только там и место! — Слушай, идея и правда неудачная, — Джинён быстро встаёт между ними, оттеснив Джебома плечом, и бьёт его локтем под дых, — давай вы сходите с девочкой куда-нибудь завтра днём, ладно? И… — он запинается, — в приличном виде. Бэмбэм выглядывает и явно ищет поддержки у Джексона, притихшего у стола, но тот, почесав затылок, нехотя произносит: — Бро, прости, но, если честно, это слишком… Да и правда, поздно уже. — Слишком?! — злится Бэмбэм, но тут же берёт себя в руки, — знаете, что? Сами будете за пивом ходить! И задницу свою голую тоже сами прикрывать будете! — О! — Джинён оборачивается к Джексону, — значит, слухи не врут, и ты действительно прыгал из окна в чем мать родила. — Блин, трепло! — Джексон, красный до корней волос, кидает в Бэмбэма подушкой, — просил же молчать… — Ну, тогда тебя хотя бы не поймали, — ехидно хихикает тот, показывает язык и ловко прячется за спиной Джебома, — неудачник! — Меня, между прочим, спалили только в тот раз, когда я караулил его. Мне пришлось прыгать с третьего этажа из-за пришедшего коменданта, — оправдывается Джексон и возмущенно тычет пальцем в Джебома, — потому что он, видите ли, забыл предупредить, что останется у своей училки до утра! Он так и замирает с выставленным пальцем. Глаза его округляются, когда понимает что ляпнул, и, начав отступать в сторону двери, Джексон торопливо мямлит: — Извини... Джебом вспыхивает как спичка. Он чувствует, что предательски краснеет, начиная с шеи. Стыд и злость на Джексона пропитывают его насквозь, и он рычит: — Джексон! Джинён, до этого тихо хихикающий, начинает хохотать в голос и валится спиной на кровать, Югём смотрит на него, как на больного, и сдвигается в самый угол, чтобы тот не задел его ногами, а потом, словно только осознав, восклицает: — Фу! Она же старая! — Сам ты старый! — вопит Джебом, закрыв лицо руками, распластывается под общий смех на полу и скукоживается там, надеясь исчезнуть, — Джексон, я тебя ненавижу… — Она не старая, а опытная, — авторитетно заявляет моментально оправившийся Бэмбэм и садится у зеркала, беря на руки Кинга. Пантера, добившись своего, растекается у него по ногам и подставляет светлый живот под ласку. Джинён, всё продолжающий смеяться, кое-как выдавливает из себя: — Это же… Это же незаконно! Если кто-то узнает, её уволят. — Да не уволят уже, — говорит смущённо Джексон, опускаясь рядом с катающимся по полу Джебомом, и хлопает его ободряюще ладонью по бедру пару раз, — она его бросила и уехала в Японию. Ауч! Джебом, извернувшись, метко пинает Джексона и позорно взвизгивает: — Ты специально?! Заткнись! С кровати раздаются истеричные похрюкивания: — Так вот откуда был такой внезапный интерес к японскому… Блин, она же тебя лет на десять старше! — На восемь, — огрызается Джебом с пола и шарит рукой в поисках того, чем можно было бы кинуть в Джинёна, — и она меня не бросала! Мы расстались, потому что у неё контракт закончился. — А я-то думал всё, как ты умудрился сдать японский на такой высокий балл, — не унимается Джинён, — и все эти дополнительные занятия… — Хватит, слышишь! — Он самый настоящий читер, — ржет Джексон и бесстрашно укладывается рядом с дергающимся Джебомом, — совместил приятное с полезным, я тебе даже завидую... — Прекратите, — верещит Югём, затыкает уши руками и прячет голову под подушку, — я кристально чистый ребёнок, мне еще рано слушать о таких вещах! Джебом заворачивается в свою безразмерную футболку с головой и тихо хнычет: — За что мне это всё… — За то, что не пускаешь меня гулять, — мстительно говорит Бэмбэм и корчит ему рожу. — Дурак, — вскидывается на него Джебом, — я обещал твоей матери, что пригляжу за тобой. Что я ей скажу, если что-то случится? — “Приглядывать” и “Опекать как курица яйцо” — разные вещи! — Бэмбэм-а, — басит Джинён и переворачивается на кровати на живот, — ты знаешь, я всегда на твоей стороне, но в этот раз… Хён прав. Не стоит тебе так ходить по улице. Тем более, ты всё ещё плохо контролируешь иллюзии. — Зануды… — бурчит Бэмбэм, зажигает пламя и перекрашивает волосы из красного в фиолетовый, а потом настороженно прислушивается, — мне кажется, или в коридоре шумно? Они разом замолкают. За дверью и правда что-то происходит, кто-то куда-то идёт и переговаривается в полный голос, хотя время уже позднее. Джебом поднимается с пола, открывает дверь и нос к носу сталкивается с растрёпанным Сонджином. Тот стоит с крайне озадаченным лицом и с занесенной рукой для стука, у него видны следы от подушки на щеке, а сам он в пижаме и мягких тапках. С Ёнхеном они ушли от них около часа назад, когда коварная “Мафия” с ними расправилась, и, видно, успели уже даже вздремнуть. — Не спите ещё? У нас какое-то общее собрание в актовом зале. Никкун прислал свою коалу, и она, по-моему, немного… Джексон пролезает у Джебома под рукой, вертит головой от любопытства, и, увидя огромную коалу с горящим фиолетовым пламенем на ушах, тяжело переваливающуюся по этажу, присвистывает: — Бешеная. Не знал даже, что они могут так быстро передвигаться. Коала, услышав его, встаёт на задние лапы и угрожающе ревёт, тряся длинющими когтями: — Ладно-ладно, — Джексон поднимает ладони в успокаивающем жесте и, зайдя обратно в комнату зовёт, — парни, идемте, что-то подсказывает мне, что без нас не начнут. В актовом зале людно, шумно и душно. Джебом оттягивает ворот футболки и морщится: его раздражает и шумно, и людно, и душно. Народ хаотично толпится, все сонные, растрёпанные и одинаково не в курсе происходящего. Даже девчонок согнали из их корпуса, надо же. Джебом отходит в сторону, пока остальные лезут в самый эпицентр, и присаживается около стены на корточки в одиночестве, не желая толкаться. “А нас, оказывается, много”, — думает Джебом. Он никогда не обращал на это внимания, а теперь, увидя их всех вместе, понял, насколько Организация выросла за три с хвостиком года. Людей меньше, чем в ЭсЭм, например, но всё равно орава выходит приличная. Хоть у них и нет пока что ни одного полноценного кластера, но достойный отпор в случае опасности они дать точно смогут. Минут через десять, когда гул крайне возмущённых голосов усиливается так, что, наверное, слышен по всей Базе, в двери решительно входит Никкун. Он, хмурый и сосредоточенный, запрыгивает на сцену и говорит оттуда: — Так, послушайте меня… Эффекта это не имеет, все продолжают верещать, бегая от одной кучки людей к другой, за некоторыми также энергично и бестолково носятся их животные из коробочек, создавая своим кудахтаньем и гавканьем еще больший беспредел. Джебом из-за чужих спин видит, как Никкун устало переступает с ноги на ногу и пробует ёще раз. — Я понимаю, что уже поздно, но не могли бы вы немного… — Умолкли все! Директор Пак широким шагом буквально влетает в зал, за ним, расплёскивая Пламя Неба, семенит его пёстрый павлин. Они проходят сквозь толпу как горящий ледокол, расталкивающий и сминающий всё на своём пути. Джебом чувствует даже на расстоянии, что от директора веет жаром, злостью и силой, волосы на руках и затылке встают дыбом. Студенты, не сговариваясь, реагируют одинаково. Почуяв угрозу, они оперативно разбиваются на свои кластеры, и те, у которых есть Небо, окружают его плотной живой стеной, отделяя от источника потенциальной опасности. Это классическое построение, которое отрабатывается годами на полигоне и учениях. Если бы у их кластера был Хранитель Неба, то Джебом тоже, не раздумывая, дёрнулся бы в его сторону. Он поднимается и отлипает от стены, чтобы подойти ближе к сцене, куда почти добрался их директор. Слева на него налетает взбудораженный Джексон, а справа — вжимается Бэмбэм, у которого хлещет кровь из носа. — Он офигенный, правда? — шепотом спрашивает Джексон и наклоняется к Бэмбэму, — не запрокидывай голову, зажми пока что пальцами ноздри. Блин, угораздило же тебя… Джинён тоже выныривает откуда-то из центра и за руку приводит немного пришибленного и притихшего Югёма. — Они с Бэмбэмом стояли ближе всех, — поясняет он и трёт активно ухо, — чёрт, у меня уши заложило от давления. Директор просто в бешенстве. Интересно, что случилось… — Всем меня слышно? Всем видно? — разносится эхом по залу, — послушайте внимательно. Никкун, замечает Джебом, пока на него никто не смотрит, тяжело спускается вниз, отходит в самую тень и застывает там мрачной неподвижной статуей. Его облачная коала съёживается до нормальных размеров и, цепляясь когтями, вползает ему вверх по штанине, просясь на руки. Никкун рассеянно поднимает её и начинает остервенело гладить, едва искры не высекая. — С сегодняшнего дня вводится комендантский час, — доносится до Джебома, и он поворачивается обратно, — все студенты обязаны находиться на территории Базы после восьми вечера, — по залу разносится недовольный гундёж, который, впрочем, быстро сходит на нет, — также отменяются летние стажировки за границей и, к сожалению, наши ежегодные совместные учения с «ВайДжи» откладываются на неопределённый срок. Все студенты, не прошедшие аттестацию, остаются на Базе без права выезда, вашим родителям и опекунам завтра с утра будут высланы письма с разъяснениями и извинениями. И еще… — директор оглядывает их всех и поджимает губы, — приглядывайте друг за другом. Поодиночке никуда не ходите. У меня всё. Марш по постелям. Он спрыгивает и также сквозь толпу торопливо уходит обратно, преследуемый своей шумной птицей. — Блин, — ноет Бэмбэм расстроенно, вытирая кровь из-под носа, — наша поездка в Японию накрылась. — Чёрт с ней с Японией, — Югём провожает взглядом спину директора, — я теперь даже домой на каникулы не попаду… Эй, хён, ты куда? — Идите по спальням, — командует Джебом, нетерпеливо махнув им рукой, — и найдите Бэмбэму где-нибудь лёд, ладно? Он продирается сквозь недовольно бубнящую толпу в сторону Никкуна, который так и стоит в тени со своей коалой. Джебому, по правде, плевать и на комендантский час и на отмену выездов, он хотя бы выспится за лето дома, но ему не нравится, что им ничего не объяснили. Все они чувствуют перемены в настроении старших, которые последние полгода все до одного нервные и взвинченные. Джебом бы даже сказал — напуганные. Но чем? Или кем? — Что происходит? Никкун хмыкает и поднимает на него уставшие и покрасневшие глаза: — Я ждал Джинёна. Джебом пожимает плечами: — Джинён пришёл бы к Тэкёну, а не к тебе. Никкун отчего-то дёргается, напрягается весь и, вздохнув, прячет лицо в ладонях. Его сонная коала так и остаётся болтаться у него на плече, свесив когтистые лапы вниз. — Тэкён пропал, — говорит он после паузы, садится на пол и хлопает ладонью рядом, предлагая Джебому тоже сесть, — директор запретил распространяться, но… Но вы имеете право знать. Я так считаю. — Ты думаешь он?.. — Джебом плюхается напротив него, старается, чтобы голос не дрожал, но выходит не очень. — Я не знаю, что думать, — отвечает Никкун отчаянно, — он просто растворился, понимаешь? Мы не смогли отследить его ни по телефону, ни по Пламени. Последний раз его видели в Бразилии… — В Бразилии? — удивлённо спрашивает Джебом, — какого хрена он там забыл? У нас нет дел с Бразилией! Никкун заминается на мгновение: — Ваше Небо сияло в Бразилии. А до этого — в Парагвае. — О, — тупо отвечает Джебом и чешет мизинцем бровь, — внезапно. А почему полетел Тэкён, а не мы? — Решили не рисковать. Особенно после того, что вы устроили в Таиланде, — Никкун тычет ему пальцем в щеку, — не корчи это страдальческое лицо, любитель брать штурмом бордели. Это было около двух месяцев назад. — Два месяца?! Чего так долго-то… — Джебом, — перебивает его Никкун, — мы давно не студенты. У нас у каждого своя жизнь и свои миссии, мы отчитываемся напрямую Боссу. Иногда мы вынуждены исчезнуть с радаров, когда работаем под прикрытием. Да кому я объясняю, ты же, насколько помню, стажируешься в отделе Конкурентной разведки, сам всё знаешь… Кивает. — Он должен был выйти на связь не позднее пятого мая. Со мной, — вытягивает ноги и откидывается на стену спиной, — а я всё прохлопал. Хватился только неделю спустя, когда мой дом в Чонбури разнесли. — Что? Это же не могут быть… — Не думаю, — Никкун качает головой, — если бы «Дикий пион» мстил за свой Чайный домик, то действовали бы явно масштабнее. А так у меня просто вынесли весь арсенал из подвала и шкафы перерыли в доме, сейф вскрыли… — А семья Бэмбэма… — встревожено начинает Джебом, но его опять перебивают. — Всё нормально. Мы тоже подумали о них в первую очередь, сделали им новые документы и перевезли в центр Бангкока. — В центр? — Если хочешь что-то спрятать, сделай это на самом видном месте. Его мать, кстати, очень… — морщится, — требовательная. И деятельная. У неё теперь своё кафе, а детей пристроили в частные школы. Но не об этом сейчас… Пока я разгрёб всё, уже неделя прошла. Начал звонить ему, потом парням, даже девочкам в США набрал, но Тэкён ни с кем из них тоже не связывался. Второй Дивизион отследил его кольцо со встроенным маячком, оно всё ещё было в Бразилии, и я, конечно, сорвался туда первым же самолётом. Кольцо нашел, — он достаёт из кармана перстень с выгравированным на нём гербом Независимого Отряда Урегулирования Внешних Конфликтов, — в ячейке гостиницы. Тэкёна там даже не сразу вспомнили, я отсмотрел все записи с камер, он действительно туда заехал, оставил кольцо, и в тот же день уехал. И больше не вернулся. Долбанная Бразилия с её хаосом, ни в чём у них нет порядка. Он переводит дыхание, молчит немного и продолжает: — Ни по одному из паспортов он из страны не выезжал, Пламя его нигде не фиксируется, а полиция Бразилии как в рот воды набрала, хуже местных наркобаронов. Эти хоть каким-то законам следуют. Тэкён будто сквозь землю провалился. Это даже для нас ненормально, понимаешь? Ваше Небо, кстати, тоже обнаружить не удалось. — Совсем ничего? — уныло спрашивает Джебом и тянется погладить уснувшую коалу. Она лениво приоткрывает один глаз и снова засыпает, позволяя себя трогать. — Источник Пламени был замечен в обычной общеобразовательной школе. Старшей, если тебе это важно. Но там сейчас каникулы, а здание на ремонте, так что всё закрыто. — Директор Пак из-за пропажи Тэкёна в такой ярости? Поэтому все выезды запретили? И, мне кажется, или... — Джебом ёрзает, он не уверен, что должен это спрашивать, потому что ответ может ему не понравиться, — он чего-то боится? — Мы все боимся. — Но чего? Бразилия — далеко, и мы никак от них не зависим. Пропажа Тэкёна может быть случайностью. Трагичной, но случайностью. Есть ли смысл поднимать панику здесь? — В тот раз Техас тоже был неблизко. И тут до него доходит. По рукам ползут тревожные мурашки, и Джебом моментально понимает, почему директор предпочёл скрыть от них правду. Детская истерика им сейчас тут совсем не нужна. — Вы думаете, что происходит то же самое? Думаете, что его убрали, как Рейна тогда? Но… — Джебом лихорадочно соображает, — но Тэкён — не Рейн, у него нет такого влияния и мощи, и никогда не было. Его смерть не ослабит «ДжиВайПи» в той же мере. Нет никаких причин выводить его из игры. — Верно, — прищуривается Никкун, — но ты упускаешь кое-что важное. То, зачем он ездил в Бразилию. — За источником, — отвечает даже не раздумывая, — это же обычная операция вербовки, и ничего более. — Это не просто Хранитель, Джебом. Во-первых, это носитель Пламени Неба, их по всему миру — кот наплакал. Мало ли кто его ещё мог засечь? Тем более, это Бразилия. А во-вторых, это ваш Хранитель Неба, — Никкун толкает его кулаком в грудь, — вашего кластера. — И что? — Джебом приподнимает бровь, — причём тут это? — Ты серьёзно не понимаешь? Ваш кластер — будущее «ДжиВайПи». С вашей помощью Босс планирует расширить влияние Семьи не только здесь, но и за пределами Кореи. С нами работает мировая мафия и сейчас, но неохотно и не в таких масштабах, как хотелось бы. Пак Джинён специально мотает нас по миру: Гонконг, Канада, Австралия, Таиланд, Япония, теперь Бразилия. Не забывай, мафия — дело семейное. Проще найти общий язык, если у вас одна кровь, все это знают. — И не все такие дураки, как ты, — Джебом фырчит, — в Халлю давно догадались, что мы тут делаем, и на какие территории нацелились. Все наши внутренние союзы — формальность. Мы проводим совместные учения, работаем по бартеру и, в целом, выглядим единой организацией для мирового сообщества, но на деле же все готовы перегрызть друг другу глотки. И Конфликт Колец в две тысячи восьмом, по-моему, отлично продемонстрировал это. Мы отбили место в Большой тройке и комплект колец нам тоже удалось сберечь, но у нас не осталось никого, кто бы мог их носить. Кластер должен быть полным и с максимальной совместимостью Пламени, иначе Кольца ранят владельцев, а не усилят. Нас они едва не убили во время испытания. — Но кто мог знать, что Тэкён поехал именно за Хранителем Неба, и именно за нашим? У них же на лбу это не написано, — задумчиво тянет Джебом, — как-то это всё… Не точно. — Поэтому-то мы и боимся. Предположений куча, и одно хуже другого, мы просто не знаем к чему готовиться, — Никкун подбрасывает кольцо Тэкёна на ладони раз-другой и убирает его обратно в карман, — и по этой причине директор ограничил все передвижения. Что, если Тэкён пропал из-за миссии? Вдруг это только начало, и нападения продолжатся? Мы лишимся не только возможности собрать новые кластеры, мы потеряем то, что уже имеем. Если угроза исходит извне, то нам поможет конфедерация, но если изнутри… Мы можем не пережить новый Конфликт, Джебом. Мы ещё не готовы. Вы не готовы. — Но нас много, — возражает Джебом, — нас много и мы сильные, сильнее, чем были вы в две тысячи восьмом. И есть союзные Семьи. — Которые предадут нас при первой же возможности, лишь бы отхватить кусок побольше! — Никкун раздражённо бьёт себя по колену, — у нас есть стукачи практически во всех больших Семьях, они нас информируют по возможности, но ты же понимаешь, что если мы используем их, то и у нас здесь крыс достаточно. Любой намек на то, что мы ослабели, даст повод к нападению. Не будь наивным, ты уже не ребёнок и даже не новичок. Присматривай за своими, ладно? Особенно за Джинёном. Вы вдвоём сейчас — опора Третьего Поколения. Если бы только ваше Небо объявилось… — И что бы это изменило? Мы всё равно не нашли ещё Хранителя Грозы. К тому же… Почему мы? Кластер Джихе почти полный, найти ей Хранителя Урагана явно проще, чем нам — Небо. И они все хорошо обучены, гораздо лучше нас, — Джебом застенчиво теребит ухо,— они нас уделали в последний раз на учениях. Никкун смеется: — Наши девочки всегда лучшие, это факт, но по негласному закону кольцами владеют только мужчины, не думаю, что такой консерватор, как Босс, пойдет против традиции. Помню, Хёна ругалась с директором Паком из-за этого, думали, что она сравняет здание с землёй, — он тепло и немного грустно улыбается, — сильная девочка. Была. Обзывала нас молокососами, хах. Хотя сама была младше... Джебом опускает глаза на свои руки со свежей царапиной, а Никкун траурно молчит. Эта пауза происходит каждый раз, когда кто-то вспоминает о тех, кто ушёл. И это всегда неловко и странно для тех, кого тогда не было рядом, тех, кто не дрался спина к спине. — Надеюсь, что это просто ложная тревога, — вздыхает, наконец, Никкун, тыча пальцем в нос недовольно сопящей коале — и этот засранец просто уехал опять на Таити пить с девицами в коротких юбках цветные коктейли. *** Согласно закону Мёрфи, из всех возможных неприятностей случится именно та, ущерб от которой больше. И всё, что начинает происходить после того вечера в актовом зале, убеждает, что в мире только этот закон и работает. Тэкён так и не объявляется, ни через неделю, ни через месяц. Его ищут, кажется, по всему земному шару, но он действительно словно растворяется в воздухе, не оставив после себя ни единого следа. Как и их Хранитель Неба. Джебом знает, что Никкун ездит в Бразилию еще раз, надеясь вытряхнуть хоть какую-то информацию из учителей и школьников школы в центре города. Возвращается он оттуда с пустыми руками, уставший и с рассеченной в потасовке с местной шпаной бровью. Злой, расстроенный и раздраженный перспективой безвылазно торчать на Базе вместо Тэкёна, Никкун отрывается на невыездных теперь студентах половину лета, портя им и без того отвратительные каникулы. Бэмбэм откровенно и совсем не артистично воет, обливаясь потом на полигоне под палящим солнцем, сыпет неосторожно тайскими проклятиями и огребает ещё сильнее, потому что, в отличие от других тренеров, Никкун прекрасно его понимает. Он навешивает ему пару кругов бега поверх нормы и следит, чтобы тот не мухлевал с помощью иллюзий. Джебому больно смотреть на то, как Бэмбэм пытается отжаться, а Югём безумно скучает по брату, маясь в четырёх стенах, и, сжав кулаки, идёт просить за всех. Под свою ответственность он выбивает Югёму поездку домой на пару дней. Ехать с ним Джебом поначалу стесняется, долго мнётся и пытается перевести стрелки на Джинёна, но тот, глядя исподлобья, категорически отказывается. Мол, к знакомству с родителями еще не готов. Вместо него с ними увязывается вездесущий Джексон, и Джебом внутренне готовится к чудовищно шумным выходным, но всё проходит на редкость прилично и спокойно. Госпожа Ким кормит их на убой, старший брат Югёма оказывается обалденным парнем, с которым они ходят на рыбалку и играют в приставку ночь напролёт, а Джексон, как обычно, за полчаса очаровывает всё семейство Кимов и не доставляет никаких хлопот. И Джебом решается повторить. Он снова идёт на четвертый этаж, снова просит, снова заполняет кучу унылых бумажек и, в конце концов, увозит всех к родителям на ферму на целых две недели, обещая доставить их обратно на Базу целыми и тем же составом. Всю дорогу до дома Джебом убеждает себя, что не пожалеет, старается не обращать внимания на восторженно орущих Бэмбэма и Югёма на задних сидениях минивэна и передаёт Джинёну один наушник, чтобы хоть как-то скрасить полтора часа поездки в прогретой солнцем машине. По приезду, Джексон, бывающий у него в гостях чаще, чем позволяют приличия, сразу же уносится бессовестно и отвратительно флиртовать с его, Джебома, мамой, а Джинён, тоже на правах завсегдатая, даёт заобнимать себя отцу. Югём и Бэмбэм, поначалу застенчивые и неестественно притихшие, быстро приходят в свое нормальное дурашливое состояние и переворачивают вверх дном весь дом буквально за пару дней. Отец, не привыкший к такому безобразию, вытаскивает из гаража старенькие удочки, палатку с двумя спальниками и увозит непривычно дергающегося и психующего Джинёна с собой к озеру на пару дней. Пара дней растягивается на все пять, в которые Джебом успевает обозлиться, обзавидоваться и едва не разнести парочку теплиц, в которые их вчетвером гонит мама на прополку колючих и пахучих грядок с цветущими помидорами. Джинён возвращается чёрным от загара, познавшим полнейший дзен и с целой сеткой свежей, всё еще шевелящейся, рыбы. Он больше не реагирует на идиотские приставания и дразнилки, а Джебом, задолбавшийся за почти неделю его отсутствия, ходит за ним, как приклеенный, надеясь тоже заполучить немного чужого спокойствия. Чтобы хоть как-то облегчить страдания своим родителям, оставшееся время Джебом таскает всех по местным достопримечательностям: показывает парки, храмы, свою школу и водит в зоопарк. Из зоопарка, правда, им приходится срочно ретироваться, потому что Бэмбэм отчего-то решает, что ему можно вытащить из вольера двух маленьких лопоухих лисиц и унести с собой. Фокус ему почти удаётся, но Джебома так внезапно обсыпает красными пятнами, что он по привычке сканирует окружающее его пространство на наличие иллюзий и с удивлением обнаруживает припрятанных за пазухой Бэмбэма мирно спящих фенёков. Сил орать на него у Джебома нет уже никаких, он молча, под хихиканье Югёма, разворачивает его за плечи и подталкивает обратно в сторону лисьих загонов. Тот уходит насупившись, бурча что-то о проигранном споре себе под нос. После зоопарка Джексон уламывает всех на небольшой поход в горы. Идея Джебому не нравится сразу: он никогда не ходил на такие прогулки без родителей и плохо знает местность, хотя и вырос тут. Но противостоять жаждущему приключений Джексону также бесполезно, как и пытаться остановить едущий поезд. Поэтому Джебом, скрепя сердце, соглашается и идёт паковать свой потёртый рюкзак. Утром он в очередной раз безнадёжно просыпает, счастливо игнорируя все семь орущих будильников. Никто его, спящего на мансарде в гордом одиночестве, конечно, не решается будить, и все просто терпеливо и не очень терпеливо ждут внизу, обнявшись с сумками. Помятый и раздосадованный Джебом скатывается с лестницы в начале десятого, стыдливо пряча глаза за панамкой, и сходу объявляет разнывшегося Бэмбэма наказанным за неудачную попытку похищения лисиц. Тот пытается устроить скандал с заламыванием рук, но быстро глохнет под Пламенем Дождя, запинывает свою цветастую сумку под кресло и убегает куда-то во двор. Даже не хлопнув дверью. Из-за позднего выезда, в горы они попадают в самое пекло. Людей в будний день не много, в основном — туристы, приехавшие специально для посещения парка, да небольшие группы школьников на каникулах, но Джебом всё равно сходит с популярной тропы, чтобы ни с кем не пересекаться на дороге. Джексон, упрямо таскающий кепку козырьком назад, ещё до того, как они преодолевают половину пути, сгорает лицом и грудью, не прикрытой воротом черной футболки. Пока Джинён, поджав губы, мажет его плотным жирным кремом во время привала, а сам Джебом воюет с тупым навигатором в тени огромного дерева, Югём уносится в сторону ручья, вьющегося между высокими тонкими стволами, намочить майку. И пропадает. Обнаруживают его пропажу они не сразу, потому что долго спорят из-за маршрута, затем ждут Джексона, сбежавшего в кусты, а потом ещё дольше хохочут над ним, когда тот возвращается с крайне обиженным красным лицом вымазанным в креме и с искусанной, по его словам, какой-то мелкой жужжащей мерзостью задницей. Он хочет предупредить Югёма, чтобы тот был осторожнее, и только тогда они замечают, что его нет. Джебом моментально ударяется в панику, потому что он ответственный за Югёма не столько перед Организацией, сколько перед его родителями, и привезти его домой по частям ему не хочется. Джинён, старательно делающий вид, что всё под контролем, выпускает своего пса, а Джебом, посомневавшись немного, на свой страх и риск вызывает засидевшуюся в коробочке Белль. Он знает, что иногда на территории парка можно заметить тигров, но она всё равно может привлечь ненужное им внимание. Они расходятся в разные стороны, оставив Джексона на месте их стоянки с плохо ловящим связь телефоном Джинёна. Белль капризничает и отказывается брать след, всем своим видом демонстрируя, что она, вообще-то, не какая-то там собака, а большая опасная дикая кошка. Отчаявшись заставить её делать хоть что-то полезное, Джебом хочет убрать тигрицу, но трусит блуждать здесь в одиночку. Он продирается сквозь заросли туи и маленьких елей, царапающие ему лицо, зовёт Югёма по имени и пытается унять трясущиеся руки. Тревога нарастает с каждой минутой; в своей голове Джебом рисует страшные картины того, как Югём где-то убился насмерть, как его задрал медведь или рысь, которые изредка выбираются из глубины парка и нападают на отбившихся от группы туристов. Но больше всего он боится, что происходит ровно то, чего опасался Никкун: за ними пришли конкурентные Семьи. А он, Джебом, так глупо и неосмотрительно упустил Югёма из виду. Где-то в отдалении слышно, как Джинён точно также кричит и пробирается сквозь колючий кустарник, ведомый своим Джексом, шуршащим немного впереди. Через полчаса поисков, Джебом, охрипнув и сильно перенервничав, возвращается обратно к Джексону, чтобы с ним попробовать вызвать службу спасения, потому что это уже не смешно. Когда он доходит до поляны, Джексона на месте не оказывается. На земле без присмотра лежат их рюкзаки и стоптанные кроссовки. Почему-то без хозяина. Джебом глубоко вдыхает и выдыхает через нос, пытаясь прогнать нахлынувший и затопивший его с головой страх. — Сын-а! — вопит он, срывая горло, — где ты, мать твою?! Сын-а! От его крика с ближайших веток срывается пара дятлов, они шумно хлопают крыльями, взлетая, и недовольно пищат на всю округу. — Не ори, — невнятно отвечает ему Джексон сверху спустя долгие минуты тишины, а потом мягко спрыгивает с дерева. В руке у него зажат телефон, а в зубах — кепка. — Там связь ловит лучше, — поясняет он, освободив рот, — я пытался дозвониться Югёму. Джебом стонет от облегчения, что Джексон никуда не делся, а потом сердито спрашивает: — Не мог сразу откликнуться? Я, блин, чуть не полысел, думал, что и ты пропал… — Не паникуй, Джинён его найдёт, он же с собакой, — Джексон, небрежно обувается, опускается на пожухлую траву и принимается гладить Белль, легшую ему под бок, — надо же, совсем ручная стала... Да сядь ты уже, — бурчит он, — прекрати метаться как тигр в клетке. Всё обойдётся, этот оболтус небось специально спрятался, чтобы довести вас с Джинёном до ручки. Не удивлюсь, если за наказанного Бэмбэма мстит. Джебом грузно плюхается рядом и приваливается к тигрице, пряча лицо у неё в шерсти. Бок её мерно поднимается и опадает, словно она живая обычная кошка, а не сотканная из Пламени. Поддавшись этому размеренному ритму, он немного остывает и тоже аккуратно проводит ладонью между ушами Белль. Она прищуривается, довольная двойной лаской, и расщедривается на утробное рычащее мурчание, смутно похожее на то, что издает Нора. Джексон взвизгивает от восторга и начинает активнее двигать рукой. — Ей так не нравится, — мямлит Джебом, отнимая голову, — гладь в ритм дыхания, это её успокаивает. — Тебя, видимо, тоже, — хмыкает Джексон и послушно замедляется, — поверить не могу, что вы так похожи. Я всегда думал, что это выдумки, будто животное из коробочки — воплощение хозяина. Мы-то с Ёном ничем не похожи… Какой из меня дракон. — В Китае дракон считается олицетворением силы, благородства и мудрости, — раздается откуда-то из кустов голосом Джинёна, — а ещё упорства и верности, разве нет? Так чем, Сын-а, ты не дракон? Джебом вскакивает с места, как ошпаренный, и машинально двигается туда, где слышен хруст веток. — Смотрите, кого я привёл, — едва заметно улыбаясь, говорит Джинён, когда выходит на поляну, уворачиваясь от колючей лапы ёлки. За ним плетётся ревущий, весь перемазанный землёй и травой Югём. В руках у него букетик переломанных ромашек, а в глазах — ужас заблудшего ребёнка. Джинён очень вовремя и явно специально отпускает ветку, которую удерживал, и та с упругим хлопком прицельно бьёт Югёма по заплаканному лицу. Тот ойкает и всхлипывает носом. Позади него басом лает Джексон, который пёс, и осуждающе тявкает огромный щенок тибетского мастифа с алым отблеском Пламени на кончике тяжёлого хвоста. Джебом выдыхает, крепко матерится и налетает на Югёма. Безумно хочется отвесить ему хорошего подзатыльника, прочитать пару нотаций и сдать на растерзание родителям, но вместо этого он неожиданно для себя обнимает его, кладя ладонь поверх шеи в утешающем жесте. Югём начинает реветь ещё сильнее, заливает слезами ему плечо и сопливо гундосит: — Простите. Я просто хотел нарвать для госпожи Им букет. И заблудился. И трясет помятыми цветами, зажатыми в руке. — А почему не откликнулся, когда звали? — сипит Джебом, обтирая тыльной стороной ладони чумазые влажные щёки Югёма, — я даже голос сорвал. Тот всхлипывает и молчит, отпинывает от себя, лезущего лизаться щенка, и смущённо прячет покрасневшие глаза. — Потому что он, видите ли, в наушниках был, — едко поясняет Джинён, подойдя ближе, и щипает Югёма за натёртый нос, — а его псина такая же большая и бестолковая, как и он сам. — Ауч, хён! — Югём бьёт Джинёна по руке, — я же уже извинился! И Джуниор не бестолковый, он просто ещё щенок! — Ты тоже ещё щенок, — хихикает Джексон, глядя искоса на перекошенное лицо Джинёна после упоминания "Джуниора", — ты нас перепугал, особенно Джебом-хена. Уверен, у него появились седые волосы. — Вы трое отбираете у меня с Джинёном беззаботную молодость, — вздыхает Джебом и морщится от прилетевшей ему в спину шишки. — Моя беззаботная молодость кончилась, когда мне было пятнадцать, — осаживает его Джинён, — твоими стараниями. И не сопи так яростно. Идёмте обратно, по-моему, нагулялись уже. К выходу идут они совсем лениво и еле-еле. Джексон с Югемом уносятся вниз по склону наперегонки, а Джебом с Джинёном ползут позади, фотографируя всё, что видят и друг друга. — Перепугался, да? — Джинён терпеливо ждёт, пока Джебом ищет нужный ракурс, чтобы снять причудливо сложенную природой груду валунов, неясно похожую на спящего дракона, — когда Югёма не досчитались, подумал, что на нас напали? — Откуда ты?.. — Вижу тебя насквозь, — самодовольно отвечает Джинён и подсказывает, — подвинься немного левее, оттуда морда видна отчётливее. Джебом послушно отходит, делает ещё один кадр и перематывает аккуратно плёнку, веря в лучшее. В последний раз пришлось всё выкинуть из-за жуткого засвета. — Я не о том, — произносит он, наконец, — никто не должен знать о… — Никто не должен, а я знаю, — отрезает Джинён, — а ты мог бы и рассказать всем, а не сплетничать с Никкуном по углам. — А сам-то почему промолчал? — защищается Джебом. Он кивает, показывая, что готов идти, и вдвоем они торопливо возвращаются на тропинку, пока не отстали. Джинён заминается, неуверенно пожимает плечами и бурчит нехотя: — Мне запретили трепаться. Молчит немного и ещё раз спрашивает: — Ну? Почему с нами не поделился? Джебом и сам не понимает, почему умолчал. Им вдалбливают годами, что доверие внутри кластера и Семьи — залог безопасности, и секретов быть не должно. В идеале, конечно. — Подумал, что это непроверенная информация, — тянет он, тщательно подбирая слова, — и не хотел пугать Югёма и Бэмбэма зря. Джинён кивает. Мол, — принято. Но не отстаёт, а продолжает допрос. — А я и Джексон? Нас-то уже ничем не запугаешь. — Ты же видишь меня насквозь, зачем слова, — неловко шутит Джебом и толкает Джинёна в плечо, спихивая его с дорожки в заросли цветущей травы, — а Джексон… Джексон и так последнее время будто в постоянном ожидании нападения, стоит ли ему делать ещё большие нервы? Знаешь… Он всё ещё не спит толком, вскакивает с криками и больше не ложится до самого рассвета. Думаю, поэтому и мыкается ночью по всей Базе, пытается… Как бы это сказать… — Сбежать от себя и своих кошмаров? — опять угадывает его мысли Джинён, и Джебом угукает, разглядывая пыльные носки кроссовок. Они снова молчат. Чем дальше идут по прихотливо петляющей тропе, тем чаще им попадаются туристы, так же как и они спешащие к выходу. Когда мимо шустро проходит пожилая пара в парных спортивных костюмах, тётушка с сильно завитыми волосами вдруг резко останавливается прямо перед ними и, запрокинув голову к небу, глубоко вдыхает горячий влажный воздух, потом кривится и, растирая коленку под тугой повязкой, говорит своему супругу: — Погода меняется, не иначе дождь будет. Лишь бы не гроза... У выхода из парка их ожидает сюрприз в виде Бэмбэма, ржущего над красным и всё ещё опухшим от плача Югемом. Позади него стоит смутно знакомый большой серебристый Тимор. — Какого хрена ты… — начинает Джебом, но тут из окна машины высовывается мрачный Никкун, бьёт раскрытой ладонью снаружи по двери и без приветствия резко бросает с водительского сидения, перебивая: — Залезайте. Едем на Базу. Сейчас. — Но вещи наши дома, и Нора осталась... — Твоя мать всё собрала, сумки в багажнике. Кошку привезу как-нибудь потом. Полезай, — нетерпеливо произносит Никкун и нервно барабанит пальцами правой руки по рулю, — ну, чего встали столбом? — Мы не поместимся, — ноет Югём, суетливо мечась от одной двери к другой, — нас слишком много. — Специально для тебя в этой машине просторное багажное отделение. Джебом закусывает губу, ему не нравится спешка и настроение хёна. Дурное предчувствие подкатывает к горлу. Югём недовольно ойкает, когда Джебом за ворот выволакивает его из багажника и подталкивает на пустое переднее сидение рядом с Никкуном, а сам вползает на освободившееся место между небрежно сваленными сумками и контейнерами с кимчи, которые, видимо, успела впихнуть мама. Едва они рассаживаются, как машина стремительно срывается с места, обдавая пылью и мелкими камнями ругающихся людей, стоящих рядом. Джебома в багажнике нещадно трясёт и подбрасывает на кочках, пока Тимор выезжает с территории парка. Ему толком не слышно, что происходит внутри салона: машина старая и не в меру шумная. А когда Джебом в очередной раз прикладывается об острый угол, не выдерживает и орёт: — Аккуратнее можно?! Не дрова везёшь, хён! Никкун никак не реагирует, продолжая гнать на скорости, едва ли разрешенной в этой местности. — Да что случилось-то? — доносится до Джебома сквозь натужное гудение мотора и дребезжание неплотно закрытой дверцы, — мы бы и сами вернулись через пару дней. Машина движется ровнее, и Джебом, которого, наконец, перестаёт болтать по всему багажнику, понимает, что они выбрались на трассу до Сеула. Кто-то догадывается закрыть окна из-за поднявшегося снаружи ветра, и в салоне становится в разы тише. — Есть новости, — говорит устало Никкун, когда они намертво встают в пробке. — Хорошие и плохие, как обычно? — беспечно хихикает Югём, шурша фантиком и чавкая. — Типа того. Джебом, тебе слышно там хоть что-нибудь, или подождать, пока доберёмся? — Нормально, — отвечает ему Джебом, переворачивается и высовывается из-за спинок задних сидений, — а так ещё лучше. Нихрена, правда, неудобно… — Как раз перед вашим отъездом мы получили координаты двух потенциальных Хранителей. Один сиял в Калифорнии, второй — в Таиланде. — Кто-то из наших?.. — Нет, — трясёт отрицательно головой и слишком быстро перестраивается в левый ряд. Машину в очередной раз заносит, и Бэмбэм оглушающе пищит, когда на него налетает сбоку расслабившийся Джексон. — Ауч, — Джексон растирает ушибленное плечо и затягивает потуже ремень безопасности, — ну, что там с Хранителями? — Директор Пак отправил в Калифорнию Енхёна и Вонпиля, а я вылетел в Таиланд тремя днями… — Погоди, — перебивает его Джинён, — в смысле: “Отправил Ёнхёна и Вонпиля”? Нам же запретили все выезды. Никкун зыркает на него недовольно через зеркало, и переводит взгляд обратно на дорогу, где всё потихоньку приходит в движение. — Запретили тем, кто не прошёл аттестацию. К тому же, все заняты, а из находящихся на Базе, они — наиболее удачный вариант. Ёнхён хорошо говорит по-английски, а Вонпиль, в случае чего, может погасить стихийный всплеск Пламени своим Дождём. Тем более, это их Хранитель, — он резко жмёт на тормоз и несдержанно ругается, опустив стекло, — да куда ты прёшь, идиот?! Джебом из-за неожиданного торможения бумкается подбородком о затылок Джинёна, торчащий как раз перед лицом, и тоже чертыхается, потом вытягивает шею, чтобы рассмотреть получше, что там такое: кто-то, оказывается, пытается беспардонно протиснуться перед их машиной на освободившееся место. — Сильно приложился? — оборачивается к нему Джинён, потирая голову, — нос, зубы не разбил? — Вроде, нет, — шипит Джебом, проводя языком по губам, — вечно мне не везёт… — Это точно, — хмыкает Никкун, — так вот… В Калифорнии их ждали. У Джебома внутри всё сжимается, он моментально забывает про саднящий подбородок. Лишь бы... — Все целы? — выпаливает со своего места Джинён, — Вонпиль?.. — Опять хотели обменять Хранителей на оружие? — влезает Джексон, привставая со своего места, — нас снова предали? — Да что происходит… — спрашивает Югём, вертясь на кресле, — вы чего все орёте… — Так, парни, — рычит Никкун, неаккуратно поворачивая на светофоре, — сели по местам и заткнулись. Иначе я сейчас влечу в какой-нибудь столб. Джебом нервно ерзает, пока Тимор гладко едет, обгоняя череду пыльных автомобилей. — И? — спрашивает нетерпеливо, когда они снова застревают среди колонны медленно ползущих машин, — они… — Да живые они, живые. Парня своего тоже смогли отбить. Вонпиля, правда, немного задело во время потасовки, но Ёнхён его подлатал Солнцем прямо на месте, так что в этот раз обошлось. Их Хранитель Урагана уже на Базе, познакомитесь, как доедем. Славный малый, только острый на язык. — Ничего не требовали? — выдыхает Джексон, растирая лицо ладонями и сползая по сидению, — и никто не взял на себя ответственность за нападение? Триады? Мелкие американские банды? Всё-таки, Калифорния — не наша территория, кому-то могло не понравиться, что мы приехали. — Может, случайность? — неуверенно предполагает Бэмбэм и тут же втягивает голову в плечи, жалея, что вообще подал голос. — Случайность? — Никкун скептически приподнимает бровь, а потом переводит взгляд на Джебома, — ты что, им не сказал? — Джинён в курсе. — В этом я и не сомневаюсь, а остальные? — Подождите-ка, — Джексон оборачивается, зло прищуривается и начинает яростно частить, — ты знал, что на нас, возможно, открыли охоту, да? Знал, и не сказал? Мне не сказал! — Сын-а, — растерянно начинает Джебом, — я подумал…Стоп. А ты сам-то откуда знаешь?! — Мне сказал Джинён! — Но тебе же нельзя! — Джебом дёргает Джинёна за подозрительно красное ухо, — тебе запретили болтать! — И что? — невозмутимо отвечает он и бьёт его по руке, — он мой друг и часть Семьи, естественно, что… — А я — нет?! Ты и словом не обмолвился… — Ты же видишь меня насквозь, — передразнивает его Джинён и отвратительно кривляется, повернувшись к нему, — зачем слова. Возмущение кипит в крови, кольцо опасно нагревается на пальце, и Джебом, спохватившись, сползает обратно за кресла и сворачивается там, стараясь глубоко и размеренно дышать. Обида плещется в нём вперемешку с глупой иррациональной злостью. Никкун смеётся над ними уже в открытую, улегшись на руль, хотя веселого в ситуации мало. — Джексон, а ты-то почему никому не сказал, раз всё равно знал? — Хён и так психованный, — отвечает тот, — подумал, что такие новости совсем из него сделают параноика, от каждой тени будет шарахаться. А Югёма и Бэмбэма пугать не особо хотелось просто так… — А вы интересные, — говорит Никкун после затянувшейся паузы, наполненной взаимной обидой, — доверия — ноль, а заботы друг о друге — даже больше, чем нужно. Тихушники... — Так что там с Таиландом? — переводит неприятную тему насупившийся Югём, — Хранителя нашли? : — Девочка погибла, — слышится виноватое, — я опоздал. Совсем ещё ребёнок… Красивая. Она, кстати, кореянка, училась по обмену в бангкокской школе. Кто-то опередил меня буквально на полчаса. Но что хуже — вместе с ней погибла её соседка. Не вовремя зашла в комнату. Джебом сглатывает и ежится на дне багажника. Тревога, таившаяся ранее где-то глубоко внутри, разрастается, вытесняет все чувства и способность здраво мыслить. Хочется сорваться с места и бежать туда, где его никто не найдёт. — Как её?.. — Сняли с крыши напротив школьной общаги, где она жила, — Никкун судорожно вздыхает и горько смеётся, — корейской винтовкой из моих же запасов. Даже персональное клеймо не затёрли. — Бросили винтовку? — удивлённо спрашивает Джексон, — торопились? — Не думаю. Скорее всего, демонстративно оставили. — Хотят создать нам проблемы с полицией и местной организованной преступностью? — отзывается Джебом, — нельзя безнаказанно стрелять на чужой территории. — Вполне возможно. Но я успел раньше полиции: забрал и винтовку, и гильзы, вызвал своих туманников, они там всё подчистили. Так что проблем с таиландскими властями у нас быть не должно. — Есть какие-то мысли на этот счёт у Босса? Что говорит разведка? — подаёт голос Джинён, — это уже точно не случайность, а целенаправленная атака на «ДжиВайПи». Сначала Тэкён, теперь еще и это… — Директор Пак думает, что первой ласточкой была потасовка в Гонконге, когда погиб Хёну, — говорит Никкун, — скорее всего то, что вы выбрались оттуда живыми — удачное стечение обстоятельств и недостаточная информированность организатора. Их удачное стечение обстоятельств в лице Джексона шумно зевает, клацая зубами: — А хорошие новости есть? — Мы нашли вам Хранителей Грозы. — Хранителей? — переспрашивает Бэмбэм, — нам что, одного уже недостаточно? Никкун загадочно молчит, пока объезжает аварию на дороге, из-за которой они и простояли столько времени без движения. — Были подобраны три кандидата. Совместимость в разы ниже, чем у вас всех, но времени искать кого-то ещё уже нет. Босс очень спешит. Если интересно, то у меня в сумке лежит планшет с профайлами, можете ознакомиться, пока едем. — Даже профайлы подготовили? Ничего себе сервис, — замечает Джинён, — а я думал, нам опять придётся искать вслепую. — Вербовкой скорее всего будет заниматься кто-то другой. Не думаю, что вас выпустят с Базы до тех пор, пока не соберётся вся семёрка. Вам позволили выехать в Коян только потому, что не было точной информации о происходящем. Теперь же, когда опасения подтвердились, мы не имеем права рисковать вами, слишком много сил было потрачено на поиски и тренировки. Завтра-послезавтра, думаю, у вас уже будет новый член команды. Джебом долго возится, ища сумку хёна среди их рюкзаков и обычного хлама, который можно найти в любом багажнике. Как водится, та оказывается в самом низу, зажатой у дальней стенки, он пыхтит и потеет, пока вытаскивает её из-под упавшей двенадцати литровой бутылки с водой. — Нашёл? — Угу, — бубнит он, разблокируя планшет, — да тут всего три слайда… Так, это точно — “Нет”, — а потом говорит громче, чтобы Никкун его услышал, — кому вообще пришло в голову предлагать нам девчонку?! — Что, боишься с Джексоном из-за неё передерётесь? — неосторожно вякает Бэмбэм и тут же, судя по звуку, получает подзатыльник, — хён, не дерись, больно, вообще-то! — Ей всего одиннадцать, и она в Канаде, — Джебом смахивает размытую фотографию милой большеглазой девочки с экрана, — ой… А этот на четыре года нас старше, зачем... — У него большой потенциал, — перебивает его Никкун, — что, не хочешь, чтобы тебя сместили с позиции старшего? — Он слишком взрослый, — мямлит Югём, — не думаю, что мы поладим, кто там ещё? — Какой-то Ю Ёнджэ, девяносто четвёртого года рождения, местный. Написано, что мы на 65% совместимы, — Джебом, кряхтя, высовывается снова из-за сидений, — этого достаточно? — Когда стало возможным проверять совместимость, мы с парнями тоже шутки ради прошли тестирование, — произносит Никкун, — у нас в среднем получилось около 70%. Без Джей Пака. У вас, вместе с Небом, думаю, будет около 80%. Так что всё должно нормально пройти. — Тогда он — лучший вариант, — Джебом передает планшет Джинёну в руки и, заметив знакомый пейзаж за окном, выдыхает, — я уж думал, мы никогда не приедем… На контрольно-пропускном пункте каждого из них чуть ли не выворачивают наизнанку: общупывают с ног до головы, потрошат сумки и заставляют зажечь Пламя, чтобы исключить возможность подмены иллюзионистом. — Охренеть можно, — выдавливает из себя Джексон недовольно, когда он, растрёпанный и не совсем одетый, выползает из комнаты досмотра, — только в задницу не влезли… — Избавь от подробностей, — закатывает глаза Джинён и пытается засунуть в рюкзак все свои вещи обратно. — Так, вы втроём, — Никкун тычет в Джексона, Югёма и Бэмбэма, — марш во Второй Дивизион. Вам подготовили оружие на выбор… — Так поздно уже, — поднимает на него удивлённый взгляд Джинён, — они же их там до утра продержат, пока всё откалибруют. — Ничего страшного, потерпят. А ты, — кивает на Джебома, — идёшь писать объяснительную, почему Бэмбэм находился без присмотра, хотя клятвенно обещал, что глаз со всех не спустишь, — Джинён неосторожно хихикает, и тоже получает, — смешно тебе? Пойдешь с ним в качестве группы поддержки, диктовать текст будешь, чтобы даже директор Пак до слез проникнулся этой, несомненно, увлекательной и трогательной историей. Джинён кривится и слишком резко дёргает “собачку” на замке рюкзака. Молния зажевывает ткань ровно посередине, и он досадливо цыкает: — Блин, хён, кажется, твоя хроническая неудачливость заразна. — Зараза к заразе не липнет, — бурчит Джебом, — да брось ты его, отдай Югёму, он всё равно сначала в общагу… Всю дорогу до четвёртого этажа главного здания Джебом честно придумывает текст объяснительной, Джинён топчется с ним рядом в лифте и печатает что-то на своём телефоне, приоткрыв рот от усердия. Административный корпус выглядит мёртвым и пустым, пока они вдвоём идут по коридору в сторону конференц зала, в котором, кажется, уже вечность назад они получали задание забрать Бэмбэма. За двустворчатыми дверьми их ждёт смурной директор Пак. Джебом застревает в проходе от удивления, а Джинён, всё также занятый своим телефоном, влетает в него на полном ходу. — Ты чего?.. — а заметив босса, спешно склоняется в глубоком поклоне, — доброго вечера, директор Пак. Джебом, замешкавшись, тоже сгибается и бубнит: — Извините за ожидание. — Довольно, — обрывает их директор, — заходите уже быстрее. Никкун, будь добр, запри двери и выставь купол, никто не должен услышать наш разговор. Тот послушно щелкает замком, зажигает кольцо и накрывает их всех фиолетовым полупрозрачным щитом, отсекая все звуки извне. Джебом сразу чувствует себя оглохшим и придавленным, Джинён слева тоже растерянно теребит уши. — Ваша цель, — без прелюдий начинает Босс и швыряет на стол перед ними фотографию, неаккуратно выдранную из самого обычного школьного альбома, — Чхве Ёнджэ, девяносто шестого года рождения, находится в Мокпо. Сила его Пламени ниже среднего, так что в случае стихийного выброса, вы с ним справитесь. Выезжаете незамедлительно, и в вашем распоряжении будет около суток. Самый крайний срок возвращения — утро второго дня. Вне зависимости от результата по истечении этого времени, вы возвращаетесь на Базу. — Это что, заказ? — шокировано спрашивает Джебом, подрагивающими руками подтягивая к себе фото, — я думал, мы не берём миссии такого плана... — Это ваш Хранитель Грозы, дурень, — закатывает глаза Никкун и забирает у него снимок, — запомните его хорошо, фотографию придётся уничтожить в целях секретности. — В смысле “наш Хранитель”? А кого ты нам показывал тогда в машине? — Тоже Хранители. — Я… Я ничего не понимаю, что происходит? Почему едем мы? Почему только вдвоём? — Джебом переводит взгляд с Никкуна на босса, а с него на собранного и даже слишком спокойного Джинёна. — Некто сливает информацию, — устало отвечает директор, — и всегда впереди нас на шаг. — Но при чем тут… — Директор Пак думает, это может быть кто-то среди новичков. Кто-то, кого могли завербовать раньше и подсунуть нам, — поясняет Никкун, — кто-то вроде сына советника Триады. Или работника Чайного домика. — Чего? Ты думаешь, это могут быть?.. — Почему так удивлён? — невежливо садится на угол стола, — ты же сам никому не доверяешь. — Да, но это же бред! Ты сам убеждал меня довериться Джексону, забыл уже?! И… Он всегда на виду, да и Бэмбэм тоже. Здесь везде камеры, вы же отслеживаете все наши перемещения, — Джебом дёргает себя за серьги в ухе и бьёт кулаком по столешнице, — у них даже телефона нет, потому что вы запретили! Они физически ни с кем не могут связаться. — Это, однако, не помешало вам обоим отправить открытку его матери из Таиланда, — обрывает его директор Пак, а заметив его удивление, иронично спрашивает, — ты действительно думал, что мы не узнаем? — Вы сделали что?! — Джинён поднимает на него глаза, — совсем больные? — Да не было там ничего такого, — тушуется Джебом под его взглядом, — просто поздравление на день рождения. Мы даже не подписались. — “От крадущегося тигра и притаившегося дракона”, — цитирует Никкун и добавляет саркастически, — догадаться об авторах послания невыносимо сложно. Джебом краснеет лицом и шеей, руки у него подрагивают от стыда за совершённую глупость, и он выпаливает отчаянно: — Это не может быть Джексон, ясно? Он вытащил нас тогда в Гонконге, и в «Дикий пион» пришёл за мной, хотя не должен был. В конце концов, это же Джексон! У него душа нараспашку, он патологически честный и верный, как собака, он до сих пор ревёт в подушку из-за матери и… — И сделает всё, что угодно, лишь бы снова её увидеть. Пойми, из Триады нельзя просто сбежать, они дают клятвы на крови, а если кто-то их предаёт — мстят, — директор тяжело опускается в кресло, — прямых угроз от его Братства мы не получали, сам собой напрашивается вывод, что… — Отец объявил его мёртвым, — яростно возражает Джебом, опираясь ладонями о стол, — никто и не должен ему мстить! — Триада — закрытая организация, неизвестно, что у них там на самом деле происходит, — Никкун, поймав недовольный взгляд босса, сползает всё же с угла и тоже садится в кресло, — это вам сказали, что его объявят погибшим, у нас же нет никаких подтверждений. И не ты ли орал сегодня, что Джексон с тобой был недостаточно откровенен? Не сильно это вяжется с образом парня, у которого что на уме, то и на языке. А Бэмбэм год провёл в Китайском квартале, кто знает... — У нас куча новичков, откуда мы их только не вытаскивали, из каких притонов! Что, всех перетряхивать собрались? — Вы последние. Все остальные уже прошли проверку, — директор откидывается на спинку, — почему ты так остро реагируешь, раз уверен во всех? Съездите с Джинёном в Мокпо, привезёте своего парня, а мы пока проследим за тем, кого Никкун вам сегодня показал. Если нападения на Ю Ёнджэ совершенно не будет, то мы снимем все подозрения. Джебом пинает от злости ножку стола, отбивая палец в кроссовке. Ему не нравится вся эта хрень, он и думать не хочет, что кто-то из его парней может оказаться предателем, и что за этим последует. Они все засранцы и доставляют кучу хлопот, но он все равно к ним привязался. Из-за тревоги дико начинает тошнить, а в левом виске зарождается тупая ноющая боль, обещающая обернуться беспощадной мигренью. — Погодите, — замирает он, — а эти дети с фотографий, те, которых вы нам показали сегодня. Они что, приманка? Куски мяса, которых вы пустите в расход?! Джинён дёргает его за край футболки: — Это наши ребята, работающие под прикрытием. Они предупреждены, да? Никкун кивает. — Я удивлён, что ты их не вспомнил. Ладно, Киквана ты не застал, но Ёнджэ помнить должен, когда ты только приехал, он всё ещё был на Базе. — Я мало что помню за тот год, — бурчит Джебом и трёт глаза костяшками пальцев, — девочка — тоже агент? Или её вообще не существует? — Девочка есть и действительно в Канаде. Но она на военной базе отца, там и муха не проскочит. Но это сейчас не ваша забота, — директор опять нетерпеливо барабанит по столу, — запомнили лицо парня и адрес? До Мокпо вы доберётесь на поезде за пару часов. Телефоны, глушилки и кольца с нашими маячками оставьте здесь, вас никто не должен отследить. Джебом скрещивает руки на груди и перекатывается с пятки на носок. Он чувствует чудовищное давление, даже вздохнуть нормально не выходит, и это не вина Пламени Никкуна, всё ещё окружающее их со всех сторон. Он искоса поглядывает на застывшего истуканом Джинёна и пытается угадать испытывает ли тот что-то похожее. Видно, как у того ходят желваки, как побелели костяшки пальцев, которыми он стискивает неосознанно край кресла, и Джебом понимает, что не одному ему не по себе. Хоть он, Джинён, и умудряется держать лицо, внутри него тоже всё бушует. За столько лет бок о бок сложно не научиться читать друг друга достаточно хорошо. Джинён берет фото в руки, царапает ногтем расплывчатую точку родинки под глазом у парня на снимке, цыкает и говорит: — Приметный, на выдру похож. Мы его не пропустим. И комкает безжалостно изображение в кулаке. — Откуда у вас вообще эта фотография? Почему такая точная наводка? Как-то не в нашем стиле... — Джебом опасливо снимает серьги-глушилки с ушей, морщась от распирающего грудь Пламени, стаскивает кольцо и кидает к телефону, брошенному ранее в подставленную Никкуном коробку. — Я наткнулся на него, когда мы ездили с Тэкёном в Мокпо по делам еще весной, — директор Пак встаёт и отходит к темному провалу окна, занимающего всю стену, — удача чистой воды. Он налетел на меня из-за угла школы, оглушил воплем, тряханул парочкой разрядов своего Пламени, перепугавшись, и убежал. А дальше дело техники: зайти в школу, поговорить с одним-другим, взломать базу данных, просканировать местность на предмет источников Пламени… — В чём тогда смысл? Где секретность, если вы пользовались нашими сканерами? Всё легко отслеживается. — У меня немного повыше доступ будет, — перебивает раздраженно директор, — о парне знаем только мы с вами. Если быть честным, то не думал, что он нам может понадобиться и вовсе не планировал его вербовать, а расследование провел скорее от праздного любопытства. Говорю же — неожиданная удача. Другим Семьям он даром не нужен с таким слабым Пламенем, вероятно, они его даже не засекли. И я бы оставил его в покое, если бы не факт, что у вас с ним совместимость в 96%. — А мы что, так и поедем? Безоружные? — Джинён, стягивающий плотно сидящее кольцо с пальца, смотрит на директора исподлобья. Джебом взгляд этот знает, он означает крайнюю степень неодобрения. Обычно, достаётся он Югёму или Бэмбэму, когда эти двое выходят из-под контроля. А ещё Джинён непривычно суетливый и дёрганый: кольцо он неловко роняет, пока снимает, а когда наклоняется его поднять, то бьётся макушкой о стол, да и в целом выглядит так, будто мыслями где-то далеко. — И раз такое дело, то… — он кусает губы и обращается смущенно к Никкуну, — хён, можешь приглядеть за Югёмом, раз у нас проблемы с доверием? Только не пугай его, просто побудь рядом, пока мы не вернёмся. — Приглядишь сам, — Джебом выуживает чужое кольцо из коробки и бросает ему обратно, — я поеду один, потому что если нас вдвоем не будет на Базе, то только тупой не догадается чем мы заняты. А так скажете, что я распсиховался и вернулся за Норой домой. Даже если кто и пойдёт по следу, то не сразу. — Гордое и одинокое облако, плывущее по небу, — хмыкает директор и оборачивается к нему. — Уверен? Ты поедешь без всего, а твоё Пламя наглухо будет запечатано цепью Маммона, даже мы не сможем тебя найти, поэтому… — Поэтому должен буду вернуться в срок, вне зависимости от результата, я помню и понял, — фырчит Джебом, старательно делая вид, что его это никак не волнует и не пугает до влажных ладоней. Получается, наверное, не очень. — Давайте свою цепь, и я пошёл, пока последний поезд не уехал. Джинён, как только они выходят из конференц зала, затаскивает его за руку в ближайший туалет и запирает дверь, потом зажигает кольцо и накрывает их пеленой Дождя, которая работает также, как и тот щит, который использовал Никкун. — Ты же не собираешься дать дёру? — выпаливает он, всё ещё стискивая его руку, — зачем едешь один? Мне тоже не доверяешь? — Я не доверяю им, а не тебе! Боюсь вернуться и не найти здесь Джексона и Бэмбэма! Вспомни, Второй Дивизион был расформирован весь целиком и собран Тэкёном заново. Не оставляй их одних, понял? Так больше шансов доказать, что никто из нас не предатель. Или… — Джебом прищуривается, — или ты сам в это не веришь? — Верю, — Джинён закусывает губу, — мне не нравится идея, что ты поедешь в Мокпо один и совсем беззащитный. Без присмотра. — Согласно данным, мальчишка нигде не светился, — приваливается спиной к холодной стене, — обычный школьник… Должны ли мы вообще рушить ему жизнь? Имеем ли право? Может, он хочет стать пожарным, или мечтает петь, а мы лишим его всего этого, только потому, что наш босс хочет утереть нос конфедерации. — Ты не поедешь за ним? — спрашивает медленно Джинён, — хочешь переждать кризис, доказать, что среди нас нет крысы и просто вернуться с пустыми руками? — Я поеду, — Джебом качает головой, — попробую найти его, понаблюдаю. Босс сам сказал, что как Хранитель, он слабый. Может, когда всё уляжется, мы оставим его, — зевает до хруста челюсти и часто-часто моргает, пытаясь прогнать сон, — скажу, что не нашёл, или что не смог убедить уехать. Он, всё-таки, не вещь, чтобы притащить его в чемодане. Придумаю что-нибудь. Джинён смотрит на него в упор, наверное, хочет наругаться, прочитать нудную лекцию о правах и обязанностях, обозвать идиотом и заставить притащить мальчишку со снимка с озорной родинкой под глазом на Базу, но вместо этого начинает остервенело сдирать маленькое колечко с мизинца, которое, как помнит Джебом, тот носит, не снимая. Тонкий ободок не поддаётся, обдирает Джинёну сгиб пальца, а когда слезает, так и норовит совершить побег. — Держи, — Джинён перекладывает кольцо Джебому на ладонь, — в нём есть маячок, по которому я тебя смогу найти, если не вернёшься в срок. — Тоже мне не доверяешь? — хмыкает Джебом и сжимает кулак, — боишься, что сбегу? — Я не доверяю боссу, а не тебе, — повторяет за ним Джинён, — и боюсь, если что-то случится, и ты не вернёшься, то никто не поедет тебя искать, а так я хотя бы буду знать твоё местоположение. Всё спокойнее. — А как же все эти речи о нашей ценности? — Незаменимых нет, — глухо произносит Джинён, потупив взгляд, — мы сами наполнили эти стены людьми, которые способны встать на наше место. Они молчат, слушая капель из плохо закрытого крана. Звук этот действует на и так расшатанные нервы, и Джебом, не выдержав размеренного “кап-кап”, срывается с места и с силой поворачивает вентиль. Кран не выдерживает насилия, скрипит, свистит и мстит прицельным плевком в глаз. Джебом шарахается от раковины и разжимает кулак, кольцо звонко скачет по мокрому от льющейся воды кафелю и останавливается где-то за раковиной. Пока он ищет рычаг, перекрывающий воду, Джинён шарит по полу. — Что это за кольцо? — пыхтит Джебом, с трудом поворачивая неудобный мокрый от конденсата холодный вентиль, — откуда оно у тебя? — Обычная безделушка с ежегодного фестиваля, — отвечает снизу Джинён, — Тэкён-хён выиграл в тире тысячу лет назад. Мне было лет десять-одиннадцать, наверное, он интересовался всеми этими научными разработками, постоянно тусовался во Втором Дивизионе, и на день рождения принёс мне эти кольца, но уже с маячком, чтобы... — он грустно и тяжело вздыхает, — чтобы мы всегда знали, где искать друг друга. Он обещал, что будет присматривать за мной. — А ты не пробовал его… — Найти по кольцу? — Джебом кивает и протягивает руку, чтобы помочь Джинёну подняться, — сразу же, как только узнал, что от него нет вестей. Второе кольцо было в его сеульской квартире. Они стоят в тишине, пока Джебом вытирает мокрые лицо и руки оторванным куском туалетной бумаги. Джинён вертит в пальцах миниатюрное колечко и терпеливо ждёт, подпирая спиной дверь. Закончив обтираться, Джебом, демонстративно глядя в другую сторону, протягивает ладонь и преувеличенно незаинтересовано бросает: — Ну, давай его сюда, любитель всё контролировать. Ты хуже матери… Джинён фырчит, а после того, как Джебому с трудом удаётся натянуть кольцо на мизинец, менторским тоном говорит: — Будь осторожным. И чтобы до темноты был дома. *** В метро, промокший до нитки под разразившимся всё-таки ливнем, Джебом прибегает за полчаса до закрытия, покупает новый проездной в автомате за наличные и также стремительно влетает в последний вагон, оставляя на плитке вестибюля мокрые следы. Внутри немноголюдно, много свободных мест и тихо. После насыщенного на события дня спать хочется невыносимо, но он боится проехать станцию вокзала и всю дорогу до него развлекает себя глупой манхвой, купленной в книжном перед самым отправлением. А вот в поезде до Мокпо Джебом разрешает себе расслабиться и счастливо спит всю дорогу, заливая слюнями рукав толстовки. В Мокпо тоже льёт. Пронизывающий и неожиданно холодный для лета ветер, дующий с Жёлтого моря, сбивает с ног сразу же, стоит выйти из здания вокзала. Джебом, так толком и не просохший и ещё не проснувшийся, ошалело застывает посреди пустой улицы и промокает ещё раз. Он ищет свободное такси долгие десять минут, успев продрогнуть до самых костей и проклясть обоих Пак Джинёнов, Никкуна и всю «ДжиВайПи» целиком. В салоне машины он, стуча зубами, не сразу выговаривает адрес мотеля, который успел найти в интернете перед выездом. Ему, в целом, было всё равно, где бросить вещи и подремать пару часов до рассвета, поэтому слепо выбрал тот, что ближе всего находился к месту, где живёт этот их очень нужный Чхве Ёнджэ. Водитель смотрит на него удивлённо, но никак не комментирует, а просто включает счётчик и выруливает с места парковки. В Мокпо Джебом ни разу не был, и все его знания о городе ограничиваются информацией, почерпнутой им из идиотской комедии о гангстерах “Гавань Мокпо”, которую они смотрели все вместе в один из вечеров. Машина плывёт по залитым дождем улицам, кажется, целую вечность, и когда водитель тормозит рядом с яркой вывеской комбини, Джебом чуть ли не скрипит затёкшими отяжелевшими руками и ногами. Привыкший везде расплачиваться банковской картой, он долго и неловко копается в старом потрёпанном бумажнике, роняя измятые банкноты себе на колени и куда-то под передние кресла. Стоит такси скрыться за углом, как Джебом сразу же понимает причину удивлённого взгляда водителя и дешёвой стоимости номеров. Стоя на ресепшене побитого годами Лав Отеля, Джебом нетерпеливо топчется, пока прыщавая девица с волосами цвета клубничной жвачки переписывает его данные с фальшивой АйДи карты, представляет, как, наконец, стянет с себя мокрые противные шмотки и сможет поспать хотя бы немного в постели, и не сразу слышит заданный ему вопрос. — А? Извините, я прослушал, что? — Ваша гостья, — повторяет девица, — мне нужно имя для базы. Можете назвать любое, главное, чтобы она представилась им, когда придёт, иначе я не смогу проводить... — Я буду один, — перебивает её Джебом и нагло тянется через стойку, чтобы подцепить пальцами ключи от седьмого номера, — и мне ничего не нужно, спасибо. В комнате оказывается абсолютно безобразный душ и дурацкая круглая кровать с изголовьем в виде алого атласного сердца. Джебом в жизни не видел ничего более безвкусного и действительно пошлого, но, вылезя из холодной влажной толстовки и кое-как помывшись, он устало падает в объятия этого уродливого монстра и вырубается, проигнорировав утром все свои будильники. Поднимается он ближе к вечеру, проспав всё на свете, сопящим, сипящим и разбитым. Развешенная ночью по всему номеру одежда высохнуть не успевает, и Джебом, в спешке натягивая на себя отсыревшие джинсы, вздрагивает от омерзения. В противоположность прошлой холодной ночи, нынешний вечер встречает его жаркой влажной духотой и никак непрекращающимся дождем. Давясь рамёном в том самом комбини, которое приметил ночью, он изучает карту города, купленную тут же. Если ей верить, то идти до дома Чхве Ёнджэ ему всего пару кварталов. Но спустя полтора часа блужданий по незнакомому району, Джебом убеждается, что верить в этом мире нельзя никому и ничему. На улицах из-за буднего дня и всё ещё плохой погоды нет ни души, чтобы спросить дорогу, и поэтому он нарезает круги, стискивая практически бесполезный при таком ветре зонт, и бесконечно чертыхается. Еще спустя полчаса ему удаётся заметить арку, в которую надо было свернуть, чтобы попасть на нужную улицу. А еще минут через пять Джебом, наконец, замирает напротив аккуратной кирпичной пятиэтажки. Что делать дальше он не знает. Торчать напротив подъезда до завтрашнего утра в надежде, что пацан захочет куда-то выйти в такую погоду? Попытаться пробраться внутрь самому, чтобы убедиться, что он вообще существует и живой? Джебом мается в нерешительности на углу дома, спрятавшись от ветра и моросящего дождя под уже слегка начавшим краснеть клёном. Стоять и обтекать ему здесь откровенно неохота, да и привлекать внимание, подпирая стену в спальном районе, глупо. Можно было бы плюнуть на всё, уехать, а потом сказать, что парня не оказалось на месте. Но сделать так Джебому не позволяет совесть и смутное чувство ответственности за незнакомого ему Ёнджэ. Откуда-то раздаётся приглушённое мяуканье и Джебом начинает сразу же вертеться на месте, пытаясь определить, где находится источник звука. Кошка призывно мяукает ещё раз, а выглянувший на секунду из-за тучи луч солнца подсвечивает её пушистый полосатый хвост среди мокрых веток клёна. На мгновение Джебому кажется, будто он соткан из Пламени, но наваждение проходит, прогнанное вспышкой молнии и далёким раскатом грома. — Эй, не можешь спуститься? — спрашивает Джебом, задрав голову, — идём сюда, не бойся! А, ну-ка, давай я тебе помогу… Он складывает зонт, выходит из-за ствола дерева, собираясь взять разбег для прыжка, чтобы зацепиться за ветку и подтянуться, и совсем не смотрит по сторонам. Удар приходится в бок. Джебома сметает с места, опрокидывает на мокрый асфальт и придавливает чем-то тяжелым и холодным сверху. В ушах звенит после падения, перед глазами всё затягивает тёмной пеленой, а из лёгких разом выбивает воздух. Джебом копошится в луже, панически пытается вдохнуть и скинуть с себя то, что не даёт ему подняться. В голове набатом раздаётся только одна мысль: “Встань и беги”. Он вслепую пинает то, что не даёт ему двигаться, вновь что-то звенит и гремит, Джебом стонет от грохота и боли, а потом слышит оглушающее “Ой” и “Простите” левее себя. Опираясь на ободранные ладони, он выползает кое-как из-под непонятных железок, неловко поднимается на ноги, спотыкается о что-то твёрдое и, кажется, живое и опять мешком валится вниз, чувствуя себя так, словно сквозь него пропустили разряд тока. — А! — слышится вопль совсем рядом, — не двигайтесь! Ауч… Джебом переворачивается на спину, пыхтит и отплёвывается от волос, попавших в рот, и дождя, заливающего ему моросью лицо. Паника сходит на нет, отступая перед голосом разума, утверждающим, что никто его пока что убивать не собирается. Яростно дергая покалеченной ногой ещё раз, он отодвигает от себя со скрёжетом и дзыньканьем самый обычный велосипед с вместительной помятой корзиной, и рычит: — Слепой что ли?! Смотри куда едешь! Садится, убирает саднящими ладонями со лба волосы и цыкает, оглядев разодранную и окровавленную на коленке штанину. Сердце сумасшедше заходится и, кажется, вот-вот проломит грудную клетку. Джебом тяжело поднимается, морщась, и отходит обратно под дерево, неуклюже хромая. — Извини, ты так неожиданно выпрыгнул на дорогу, что я не успел затормозить... Джебом вскидывает на виновника происшествия взгляд, собираясь сорвать на этом недотепе злость и высказать всё, что о нём думает, но так и замирает с открытым ртом. Парень, продолжающий сидеть на асфальте в обнимку со своим покореженным велосипедом, глядит на него расширившимися от шока глазами. Он круглолицый, лохматый, какой-то весь несуразный и не очень красивый. А ещё в жизни на выдру Чхве Ёнджэ похож даже больше, чем на снимке из школьного альбома. Джебом захлопывает рот, проглатывает всю ругань, которая вертелась на языке, а вместо неё вдруг выдаёт: — Привет. Спустя полчаса, он, замотанный в белый махровый халат, сидит на светлой просторной кухне, сжимая щиплющими руками зелёную тёплую кружку, своими размерами напоминающую скорее небольшое ведро, чем посуду для чая. Парень — Чхве Ёнджэ — успевший тоже переодеться в сухое, шлёпает босыми ногами по полу и тащит коробку с красным крестом на боку. Он излишне суетится, прячет взгляд и никак не может сладить с хитрым замком на аптечке. — Дай сюда, пока не уронил, — сварливо говорит Джебом и бьёт ладонью по чужим пальцам сверху. Ёнджэ вздрагивает, толкает коробку по столу и отходит на шаг как ошпаренный, налетая спиной на стул позади. И опять оглушающе вопит. Волосы на руках Джебома щекотно шевелятся и приподнимаются, а рядом стоящая рисоварка бьёт его колюче током, когда он случайно задевает её локтем. Если это слабый носитель Пламени Грозы, то как проявляет себя сильный? Призывает молнии каждый раз, как чихает? — Извини, Джебом-хён, — снова робко просит прощения Ёнджэ, — я не специально. Правда не заметил, как ты… — Забей, — обрывает его Джебом и едва сдерживает ругань, заливая всё ещё кровящую коленку перекисью, — мне самому нужно меньше ворон считать. Точнее, кошек… Пока Ёнджэ что-то лопочет о своей аллергии на кошек, огурцы и ещё тысячу других вещей, Джебом кое-как обрабатывает все свои ссадины и сочащиеся сукровицей раны. Он кривится, ойкает и айкает каждый раз, когда мажет вонючей прохладной мазью все потенциальные синяки, потом наматывает неровно бинт на стесанный локоть, не давая себе помочь, а следом хладнокровно протирает бинтом, смоченным в шипящем растворе, стёртые об асфальт ладони Ёнджэ. Избалованный целебным Пламенем Джексона, Джебом совсем забыл о том, каково это — лечиться и лечить. Лечиться самому оказывается неудобно и неприятно, а лечить кого-то и вовсе неблагодарное дело, потому что стоит только дотронуться до Ёнджэ, как его легко, но вполне ощутимо, потряхивает электрическим разрядом. Джебом поглядывает на парня искоса, пока тот собирает распотрошенную аптечку обратно. Ёнджэ едва заметно вздрагивает и втягивает голову в плечи каждый раз, когда за окном сверкает и грохочет, а после этого что-то трещит и сверкает тут, в комнате. Чтобы не гадать зря, Джебом спрашивает в лоб: — Ты что, грома боишься? — Не то, чтобы очень, — Ёнджэ открыто улыбается, неловко смеется, пытаясь замаскировать смущение, а после очередного раската грома за наглухо закрытым окном, вздрагивает всем телом и нехотя признаётся, — ладно, боюсь. “Это какая-то злая шутка мироздания”, — думает Джебом, провожая удаляющуюся спину взглядом, — “Хранитель Грозы, боящийся грозы”. Ёнджэ не гонит его из дома, а Джебом не торопится уходить. Его вещи крутятся в шумно гудящей сушилке после быстрой стирки, пока они вдвоём пытаются приготовить что-то поесть из того, что есть в холодильнике. Набор продуктов, на первый взгляд показавшийся достаточно разнообразным, на деле оказывается бесполезным: овощи покрылись плесенью, мясо промёрзло настолько, что размораживать его нужно вечность, а единственный пакет молока просрочен на неделю. — Ты что, один живёшь? — Джебом захлопывает дверцу и чешет затылок. — С родителями и старшим братом, вообще-то, но они улетели отдыхать на Чеджу, — после заминки доверчиво отвечает Ёнджэ и предлагает, — рамён? — А ты почему тут? — спрашивает Джебом, шурша упаковкой лапши. Тот факт, что пацана могло тут не быть, и ему бы не пришлось думать, что с ним делать, раздражает и портит настроение. Он понимает, что злиться на это глупо, но вопрос всё равно звучит резковато и грубо. — Не выношу самолёты, — снова застеснявшись, признаётся Ёнджэ, — и мой учитель вокала рекомендовал мне больше практиковаться, поэтому я… — Учитель вокала? — Джебом зависает над кипящей водой, не веря, что попал со своим “Мечтает стать певцом”, — что, собираешься выступать на сцене? Ёнджэ тупит взгляд, щелкает выключателем потолочного светильника и опять солнечно обезоруживающе улыбается: — Хочу хотя бы попытаться. Я играю на пианино несколько лет, а тут подумал… Дальше Джебом его не слушает, запускает лапшу в кастрюлю и, загипнотизированно глядя на то, как она там вертится по кругу, принимает решение, что уедет отсюда один сразу же после их нехитрого ужина, оставив Ёнджэ жить свою обычную жизнь со всеми его мечтами, аллергиями, боязнью грозы и самолётов. Подумаешь, током бьёт иногда, с кем не бывает. Не смертельно и ладно. Запарившись около плиты, Джебом отходит к закрытому окну за тонкой стильной занавеской. Проведя рукой по запотевшему стеклу, он с силой сдвигает одну створку в сторону и вдыхает свежий, пахнущий озоном, воздух. Гроза ушла куда-то в море, продолжая громыхать и полыхать вдали, расчерчивая горизонт изломанными линиями молний. На улице уже успело стемнеть. Тут и там в окнах соседних домов зажигается свет, высвечивающий вернувшихся людей с работы. Обычной человеческой работы, не предполагающей никаких убийств, заключения договоров на поставку оружия и заманивания обманом и шантажом детей. Джебом, наверное, им завидует. И Ёнджэ, продолжающему что-то говорить за спиной, тоже завидует. Он краем уха улавливает вопросительные нотки в его голосе и хочет обернуться, чтобы переспросить, но не успевает. Пуля практически бесшумно пролетает совсем близко, зацепив Джебому на излете мочку уха и прядь волос. Позади раздаётся удивлённый вскрик и звон стекла. Шею и ворот халата горячо заливает кровью из раны, он ругается и прикладывает к ней ладонь, от шока не чувствуя боли, валится на пол под окном и боится посмотреть туда, где стоял Ёнджэ. Живой улыбающийся Ёнджэ, мечтающий петь свои скучные баллады о несчастной любви. Пока его, Джебома, сюда не принесло. Над головой с тонким, едва слышным свистом, проносится вторая пуля, сопровождаемая ещё одним воплем. Джебом вскидывается с пола и, наконец, осмеливается развернуться. — Охренеть, — выдыхает он, а потом орёт, — на пол, быстро! Перепуганный Ёнджэ, окружённый плотным искрящимся зелёным щитом с застрявшими в нём пулями, отмирает и падает за столом. Перед ним в объятиях дымящейся лапши валяются осколки разбившейся тарелки. — Не высовывайся, — шепчет Джебом, а потом спрашивает, — где выключатель? Нужно потушить свет. — У двери, — раздаётся также шепотом, — я сейчас… — Лежи, где лежишь, — рычит Джебом, стягивает с ноги тапок и, прицелившись, швыряет его в белый квадрат кнопки на противоположной стене. Свет гаснет. В темноте раздаётся утробное урчание сушилки, загнанное дыхание Ёнджэ и детский смех с улицы. Джебом лежит под окном, стараясь не впадать в панику, подскочивший в крови адреналин не даёт ему нормально сосредоточиться и придумать, что делать. Он ползёт, пачкая пол кровью, в сторону, где продолжает пыхтеть и потрескивать разрядами тока Ёнджэ. Для начала нужно найти место, где стрелок не сможет достать пацана. То, что стреляли именно по нему, Джебом уверен на сто процентов: если бы хотели “снять” их обоих, то его, Джебома, убили бы сразу, как только он высунулся в окно. — Эй, ты как? — спрашивает он и касается Ёнджэ, распластанного под столом. Руку до локтя прошивает разрядом, Джебом шипит, но старается не срываться на крик, чтобы не пугать его еще сильнее, — давай потихоньку к выходу кухни, нам нужно убраться с открытого места. Он боится, что Ёнджэ впадёт в истерику, перестает его слышать и двигаться, но тот его снова удивляет. Кивком показывая, что всё понял, он неумело и несуразно ползёт по-пластунски к чёрному дверному проёму. Стул, стоящий рядом, с грохотом валится на паркет, когда Ёнджэ задевает его пяткой, и тут же ещё одна пуля прошивает воздух и опять вязнет во вспыхнувшем трескучем щите, закрывшим ему спину. В этот момент Джебом понимает, что у снайпера нет прицела ночного видения, и без освещения он стреляет скорее всего наугад. Не профи? Или не успел толком подготовиться из-за спешки? В любом случае, им это сейчас на руку. Они выбираются в коридор и приваливаются к стене как раз за дверью кухни. Джебом чувствует, что кровь всё ещё течёт по шее, щупает ухо и, убедившись, что все его части на месте, а рана, хоть и больнючая, но небольшая, тут же забывает о ней. Он смотрит на Ёнджэ, который ошалело рассматривает свои ладони и что-то бормочет. "Ещё не хватало, чтобы он двинулся на нервной почве", — думает Джебом и тормошит его за плечо. — Эй, в норме? Не ранен? Мы можем выйти из дома не со стороны улицы? Ёнджэ? — Это что, «Ледяное сердце» было? — А? Чего? — «Ледяное сердце»! — повторяет Ёнджэ, потряхивая руками, — значительно увеличивает броню и скорость атаки «Ледяной пелены»... Джебом зависает. Броня? Скорость атаки? — Ты что, геймер? — спрашивает он после паузы, тот кивает, что-то опять там восторженно бормочет о Лиге Легенд, а Джебом про себя поражается устойчивости его нервной системы, богатой фантазии и отходчивости. Он бы на его месте уже орал и улепетывал со всех ног в сторону ближайшей психушки. — Это не пелена никакая, тем более не ледяная. Это обычный щит Грозы, — ворчит Джебом, — мы выйдем или “нет” с другой стороны? — А, да, — отзывается Ёнджэ, — есть второй выход во внутренний двор, но… Куда мы? Я не могу никуда уйти, родители приедут только на следующей неделе… Ага, видимо, первый шок прошёл, и с минуты на минуту парня придавит запоздавшей паникой. Нужно успеть вывести его отсюда, пока он может соображать и идти. Джебом не уверен, будут ли их преследовать, но человеку, который в них стрелял, в любом случае нужно прибрать за собой на крыше. Если, конечно, он не собирается бросить винтовку, как сделал тот, кто убил девчонку в Таиланде. А ещё не мешало бы одеться, не бежать же ему по улице босиком и в окровавленном халате. — Так, Ёнджэ, слышишь меня? — заторможенно кивает, — мне нужно сначала переодеться и что-то обуть, а потом ты выведешь нас через выход, о котором говорил. Мы с тобой поедем на вокзал, сядем на поезд до Сеула. Оттуда ты позвонишь родителям, и скажешь, что погостишь у друга… — У меня нет друзей в Сеуле, — перебивает нервно Ёнджэ, а Джебом хватает его за руку. Рука подрагивает, воздух вокруг нее электризуется, а ладонь противно пощипывает. — Теперь есть. Я не могу тебя тут оставить одного, нужно переждать в безопасности. Тот, кто стрелял, пришёл за тобой. — Из-за «Ледяного сердца»? Джебом закатывает глаза и почти не врёт: — Из-за «Ледяного сердца». Если тебе так проще. "И из-за меня" — добавляет в мыслях. Ёнджэ сидит молча, тупо глядя в стену напротив, не двигается и продолжает держаться за него. Он, кажется, даже не моргает, и это нервирует. Им некогда тут рассиживать. — Идём?.. — Возьмёшь в гардеробной что-нибудь, что на тебя налезет, — оживает Ёнджэ, поднимается на четвереньки и уползает за угол. Оттуда раздается приглушенное — “Кто бы ты ни был”. В комнате, заваленной одеждой, Джебом натягивает на себя первое, что на него падает с полки, обтирает с шеи чьей-то футболкой кровь, морщится, шнуруя слишком тугие и узкие кеды и уже перед самым выходом выуживает из кучи с кепками чёрную панамку и нахлабучивает её себе на голову, пряча порванное ухо. Ёнджэ, тоже переодевшись, звенит и грохочет в темноте коридора перед дверью. Кажется, потрошит ящики и запихивает что-то в чёрный рюкзак. — Что ты там?.. — Документы, деньги, ключи, мои таблетки и упаковка пластырей, чтобы ты заклеил мозоли, — сосредоточенно шепчет Ёнджэ, застёгивает шумно замок, закидывает рюкзак за спину и наклоняется, чтобы потуже завязать шнурки. — Прекрати греметь! Какие ещё мозоли?! — Кеды, которые ты надел, невыносимо трут и… — Умолкни, — Джебом в два шага преодолевает расстояние до двери, вжимается в стену рядом с ней и замирает на месте. На лестничной клетке слышится какое-то движение и звяканье закрывшихся дверей лифта, непонятно зачем здесь находящегося. Если кто-то сюда сейчас вломится, то, думается, шансов у них выбраться не будет. Даже с щитом Грозы. По ту сторону бесконечно возятся и звенят ключами, а потом раздаётся оглушительный щелчок открываемого замка соседней квартиры, шуршание пакетов и громкий хлопок, когда дверь соприкасается с косяком. И вновь становится тихо. Кажется, никто не собирается на них нападать. По крайней мере тут. Джебом, не дышавший всё это время, облегчённо выдыхает и сползает по стене на корточки. В отличие от Ёнджэ, застывшего с другой от двери стороны, его нервы явно сдают. Крадучись и постоянно останавливаясь, они выбираются из дома на задний двор с детской площадкой. Повсюду валяются оставленные игрушки, о которые Джебом чуть не ломает ноги в потёмках. Ёнджэ подхватывает его за руку да так и не отпускает. Он продолжает доверчиво стискивать его ладонь в такси, пока они едут на вокзал, у терминалов, где покупают билеты на поезд, и все два часа дороги до пересадки. Джебом ждёт, что тот завалит его вопросами, как только они сядут, но Ёнджэ, умостившись у окна, приваливается к стеклу и моментально отключается. Джебом стаскивает с себя толстовку с надписью “ЛУЧШИЙ СТАРШИЙ БРАТ” на груди и набрасывает ему на плечи, чтобы того не продуло под кондиционером. Сам Джебом не спит. Он сидит напряженный и натянутый как струна, скованный страхом. Никто не должен был знать, что он поехал в Мокпо, никто, если верить директору Паку, не мог знать о Ёнджэ. Но их не просто нашли в городе, за ними... “За Ёнджэ”, — поправляет он себя. За Ёнджэ пришли к дому. Думать о том, что он сам привёл с собой хвост, не хочется, но, кажется, так оно и есть. Возможно, их преследователь решил поехать за ним просто так, на всякий случай. И на всякий случай взял с собой винтовку? Глупо. А потом Джебома осеняет. Ну что за придурок. Даже если все дела теперь и ведутся в Сеуле, Мокпо, по прежнему, считается официальным центром организованной преступности Кореи. Нет нужды тащить оружие с собой, если его можно купить на месте. Тем более Джебом сам дал снайперу приличную фору. Удивительно, что Ёнджэ не застрелили днём, пока он сам бессовестно дрыхнул в отеле. На метро они опаздывают. Таксисты, как назло, отказываются их брать: ехать им далеко, долго и невыгодно. Почему “невыгодно” Джебому непонятно — содрать с них в конце поездки по ночному тарифу должны будут кругленькую сумму. А Ёнджэ, сонно зевающий рядом с ним, бурчит: — Боятся, что нам нечем платить. Мы же школьники. Поймав ещё одну машину, Джебом сходу вваливается на переднее сидение и рычит, тыча водителю в нос бумажником: — Деньги есть, только отвезите нас. Ёнджэ всовывает голову в салон и, улыбнувшись, добавляет: — Пожалуйста. Такси высаживает их в двадцати минутах ходьбы от Базы. Джебом вытряхивает почти все деньги, что у него были, хлопает дверью слишком сильно и, когда машина уезжает, подмигивая им фарами, озирается опасливо по сторонам. Чувство тревоги всё ещё не отпускает его, и, думается ему, пока они вдвоём не окажутся за воротами контрольно-пропускного пункта, так и не отпустит. Ёнджэ сжимает подставленную ему ладонь слишком резко и сильно, и Джебом шипит от неожиданности. Больно. Он, в принципе, весь одна большая саднящая и кровящая болячка: ухо, заклеенное пластырем в машине, щиплет и, кажется, всё ещё кровоточит, ладони печёт, коленка горит и толком не сгибается из-за ушиба, с локтем, замотанным кое-как бинтом, тоже происходит что-то страшное, а растёртые неудобными кедами ноги отказываются идти. Кажется, впервые в жизни Джебом нестерпимо тоскует по Джексону, и мысли о том, что его и остальных парней на Базе может не оказаться, заставляют его двигаться, волоча Ёнджэ за собой. Тот семенит за ним, едва успевая переставлять ноги, и пытается на ходу задавать ему ту самую тысячу вопросов, которую Джебом ждал, пока они ехали. Но ни одного вопроса сейчас он толком не слышит, потому что думает только о том, как бы добраться поскорее, и, устав односложно и невпопад отвечать, тихо просит: — Давай потом. Уже у самой Базы до него запоздало доходит, что у него с собой нет ни пропуска, ни телефона. А о Ёнджэ тоже никто не знает и, скорее всего, прежде чем им позволят зайти, из них двоих душу вынут. — Что во фразе “Чтобы до темноты был дома” тебе непонятно? — раздаётся угрожающе из-за дерева. Джебом спотыкается от испуга, дергает Ёнджэ за руку и заталкивает себе за спину, и только потом в фигуре в тени узнаёт запыхавшегося Джинёна. Напряжение и страх, сжимающие его сердце и не позволяющие вдохнуть нормально последние сутки, выходят руганью. — Что, все больницы и морги успел обзвонить? Джинён шумно переводит дыхание, срывается на бег и заключает Джебома в объятия, и бурчит ему в шею: — Неделю без сладкого, понял? Глупый хён… Джебом воет, потому что ему больно, и обнимает Джинёна в ответ не менее крепко, потому что тоже до безумия рад его видеть. Он незаметно обтирает лицо о его плечо, роняя с головы панамку, и спрашивает: — Ты что, всю ночь тут торчишь? Джинён отлипает от него и молча тянет за мизинец, где плотно сидит кольцо, о котором Джебом успел забыть. Потом прищуривается, хочет, наверное, сказать что-то такое умное и острое, как только Джинён и умеет, но глаза его округляются. Он проводит пальцем Джебому по разодранной щеке, аккуратно касается заклеенного уха и неверяще произносит: — Только не говори мне, что… — Сделаю, что угодно, — Джебом кривится и изворачивается, чтобы тот его не трогал, — за информацию о местонахождении Джексона.