Plus One (Плюс один)

Йен Галлагер вспоминал те дни, когда он просыпался ещё до рассвета, чтобы пробежать восемь миль без перерыва. Тогда он, как правило, начинал свой выходной день с того, что съедал одно-два сваренных вкрутую яйца, а после этого на скорую руку готовил напиток из фруктов и другого полезного дерьма, которое можно было найти в их скудном холодильнике в тот день. Он вставлял свои наушники в уши, потому что просто не мог бегать без музыки, и бегал по всему Саут-Сайду, уворачиваясь от торговцев наркотиками и малолетних преступников, слоняющихся по тротуарам, пока у него не начинали подкашиваться ноги. Теперь же он просыпался ни свет ни заря по совершенно другим причинам. Йен застонал, потянулся и открыл мутные глаза, чтобы посмотреть на будильник рядом с кроватью. 04:07. За два часа двадцать три минуты до того, как он должен был встать на работу. Что за удача! Он догадался, что ему придётся смириться с этим и провести весь день на трёхчасовом сне. Впрочем, в этом не было ничего нового: он начинал привыкать к своему новому распорядку. Парень привык к тому, что почти не спит, и он знал, что это было далеко не так полезно для его здоровья, учитывая медицинский диагноз, но у него не было другого выбора. Он неохотно скатился со своей удобной двуспальной кровати и схватил с пола пару мятых спортивных брюк, а затем чуть не споткнулся, натягивая их. Он пробирался через темную двухкомнатную квартиру, пока вопль его племянницы становился все громче по мере того, как он приближался к её детской спальне, которая раньше была его комнатой для тренировок. Но теперь многое изменилось. Всё изменилось. — Иисусе. Я уже иду. Не нужно будить весь дом, — проворчал он, зная, что меньше всего ему нужен был еще один звонок от хозяина по поводу жалоб на шум. Один из его соседей сверху не слишком жаловал гомосексуалиста, воспитывающего ребенка в одиночку, и взял на себя смелость звонить хозяину дома всякий раз, когда ребёнок слишком громко плакал или когда Йен слишком шумел, возвращаясь с работы в час ночи. Войдя в комнату племянницы, рыжий стукнулся большим пальцем ноги о дверной косяк, заполнив до предела своё и без того дерьмовое утро. — Что за нах…! — он зажал рот, не позволяя ругательству вырваться наружу. Хотя его племяннице Мии едва исполнилось семь месяцев, и она понятия не имела, о чём он говорит, Йен всё равно чувствовал себя неловко из-за того, что ругался рядом с ней, и пообещал себе (не в первый раз), что будет стараться лучше. Помнить о том, что надо держать свой рот под контролем, было лишь одной из многих вещей, к которым он должен был привыкнуть. — Ш-ш-ш, — прошипел он, схватив плачущую племянницу под её крошечные ручки и осторожно подняв, убедившись, что держит маленькую головку в своей большой руке. Прижав её к своей обнажённой груди, он сел в кресло-качалку в углу комнаты. Стул был подарком от Дебби. Большую часть одежды и вещей в комнате племянницы ему также дала сестра. В основном это были обноски Фрэнни и вещи, которые та покупала на случайных распродажах. Он был так чертовски благодарен за всё, что Дебс сделала, чтобы помочь ему. И, если честно, он просто не знал, что будет делать без неё. Она была его спасательным кругом большую часть дней — одним из немногих людей в его жизни, на которых он всегда мог рассчитывать. — В чём дело? — ласково спросил он племянницу, прижимаясь губами к её голове и зарываясь носом в мягкие, песочного цвета кудри. Йен знал, что ей не нужна бутылочка, потому что он кормил её чуть больше часа назад, и решил, что, возможно, она капризничает из-за того, что у неё режутся зубки. Накануне он заметил маленькое белое пятнышко на её деснах, когда кормил её пюре из горошка. — У тебя болит ротик, да? — его мягкий голос, казалось, немного успокоил Мию, к его облегчению. Он встал, убедившись, что она надежно прижата к его груди, и направился в свою маленькую кухню. — Дядя Йен спешит на помощь. Парень включил свет над плитой, не желая, чтобы резкий верхний свет резал глаза маленькой девочки, после чего открыл холодильник и достал зубное кольцо из отделения для масла. Йен читал в интернете, что не рекомендуется замораживать кольцо для прорезывания зубов, так как это может повредить дёсны ребенка и вызвать ещё больший дискомфорт. По сути, он многому научился во время ночных сеансов в интернете. Всё остальное он узнал, помогая воспитывать своих младших братьев и сестер, пока рос сам. Так что он был уверен, что со всем справляется, учитывая обстоятельства. — Вот, держи, — пробормотал он, слегка отстранив Мию и вложив кольцо для зубов в её ноющий от боли ротик. Через минуту плач ребёнка значительно утих, но она всё ещё всхлипывала и смотрела на дядю Йена широко раскрытыми влажными глазами, жуя резиновое кольцо. Йен запечатлел долгий поцелуй на её макушке, желая иметь возможность сделать больше, чтобы утешить её. Он перевёл взгляд на дверь холодильника и посмотрел на фотографию Липа и мамы Мии, Сэм, которую держал прикрепленной среди меню еды на вынос, разноцветных магнитов и своего небрежно написанного списка покупок. Прежде чем он понял, что происходит, его сонные глаза наполнились слезами. — Всё в порядке, — пробормотал он в волосы Мии, не зная, говорит ли он больше с ребёнком или с самим собой. — С тобой всё в порядке. Йен сморгнул слезы и заставил себя отвести взгляд. Он даже не понимал, зачем держит фотографию на холодильнике: каждый раз, глядя на неё, он чувствовал себя дерьмово. Он вернулся в комнату Мии. Сидя в кресле-качалке, он медленно качался и напевал старую песню Coldplay, пока она, наконец, не заснула у него на руках, а колечко для зубов во рту не стало тёплым. Йен осторожно вытащил кольцо, встал и бережно положил ребёнка обратно в розовую кроватку, украшенную единорогами. Он немного понаблюдал, как она спит, пока его рука мягко гладила её по голове, прежде чем покинуть детскую и вернуться к себе. Ему так и не удалось обратно заснуть. Последний час перед тем, как встать на работу, он бодрствовал, глядя на лениво вращающийся вентилятор на потолке, в то время как в голове у него крутились мысли, которые ему совсем не нравились. Мысли, от которых он никогда не мог избавиться. Мысли о том, что как бы он ни старался прожить свою жизнь и быть счастливым, чего-то всегда не хватало.

***

Когда Йен шёл по оживленному тротуару несколько дней спустя, он почувствовал вибрацию в кармане. Выудив оттуда телефон и приложив его к уху, он тут же улыбнулся, когда услышал знакомый голос на другом конце провода. — Где тебя черти носят, придурок? — Привет, Мэнди, — произнес он нараспев. — Да, привет. Я точно помню, что договорилась встретиться с тобой за обедом в двенадцать, — последовала драматическая пауза, прежде чем она продолжила. — Сейчас двенадцать четырнадцать. — Извини, — сказал Йен, обходя стоявшую перед ним женщину, которая вдруг остановилась, чтобы порыться в сумочке. Он бросил на незнакомку недовольный взгляд через плечо, прежде чем продолжить. — Застрял на вызове. Пожилая дама, которая живёт одна на Бернхэм, не могла снять свою колостомическую сумку. Я спас положение. — Как интересно. Йен рассмеялся. — Я буду там через две минуты, максимум через три. — Да уж, тебе лучше быть, — съязвила Мэнди. — Или я закажу самое дорогое дерьмо, которое может предложить эта забегаловка, и оставлю твою задницу оплачивать чек. Йен улыбнулся в телефон и посмотрел по обеим сторонам, прежде чем пересечь оживленную улицу. — Не волнуйся. Я скоро буду. Йен и Мэнди оставались хорошими друзьями на протяжении многих лет. Она была его единственным настоящим другом, если говорить начистоту. Иногда он тусовался с некоторыми парнями с работы за кружкой пива, но никто не знал его так, как Мэнди. Несмотря на то что жизнь неизбежно тянула их в двух совершенно разных направлениях, они взяли за правило встречаться хотя бы раз в месяц. Как и было обещано, Йен прибыл в Bella Bacino’s (итальянский ресторан в Чикаго) через две минуты, немного взъерошенный и запыхавшийся. Мэнди встала, подтянув верх своего платья без бретелек, и притянула его к себе, чтобы крепко обнять. — Извини, я опоздал, — пробормотал он, уткнувшись в её обнаженное плечо. — Ты всегда опаздываешь. — Занятая жизнь, — сказал Йен, прежде чем отстраниться. — Ты хорошо выглядишь, — сказала Мэнди, протягивая к нему руки и оглядывая его с головы до ног. — С другой стороны, какого, блять, хрена? Объясни мне еще раз, как ты умудрился стать полным лохом из неотложки, а не моделью GQ на весь разворот? — О, так теперь спасение жизней — это отстой? — спросил он с оттенком юмора в голосе. — Некоторые сказали бы, что я герой, Мэнди. — Я вижу, ты всё ещё невероятно самоуверен, — поддразнила его девушка, усаживаясь за стол. — Эта хрень в тебе никогда не изменится, не так ли? Йен рассмеялся и тоже сел, радуясь, что Мэнди выбрала для них маленький столик во внутреннем дворике ресторана. Это был прекрасный июньский день, и они могли спокойно наслаждаться им. — Ты и сама неплохо выглядишь, — произнес он, открывая меню. — Я вижу, влюбленность идёт тебе на пользу. Мэнди улыбнулась, заглянув в меню. Её светлые волосы были красиво уложены. У нее были дизайнерские солнцезащитные очки, сдвинутые на макушку, а платье, вероятно, стоило больше, чем Йен получал за месяц. — Быть влюблённой — это потрясающе, — ответила она. — Это делает секс ещё более феноменальным. Йен рассмеялся и покачал головой. — О, да? Помимо ещё более потрясающего гетеросексуального секса, как Даг? Если бы восемь лет назад кто-нибудь сказал ему, что Мэнди будет счастливо помолвлена с пластическим хирургом из Норт-Сайда по имени Даг, он бы рассмеялся им в лицо. Было время, когда Мэнди застряла в, казалось бы, бесконечных оскорбительных отношениях с парнем по имени Кеньятта. К счастью, она выбралась оттуда относительно невредимой, когда парень попытался заставить её переехать в Миннесоту. В настоящее время жизнь Мэнди была настолько ванильной, насколько это вообще возможно, но он был счастлив за неё. Она заслуживала идеальной, мирской жизни после всего того дерьма, через которое прошла. — Даг великолепен, — ответила она, потягивая мимозу. — Он обращается со мной как с грёбаной королевой. Я до сих пор не знаю, как мне так повезло. — Эй, прекрати это. Это ему повезло, ясно? — решительно сказал Йен. Он протянул руку и накрыл её ладонь своей. — Никогда не забывай об этом. — Да, хорошо. Успокойся, чудик, — произнесла она, закатывая глаза, но Йена ей не удалось обмануть. Он мог сказать, что она была довольна этим замечанием. Вскоре подошёл официант, чтобы принять заказ. Поскольку до возвращения Йена на работу оставалось меньше часа, они решили разделить на двоих пару закусок. Когда они вновь оказались в одиночестве, Мэнди спросила: — Ну и как дела у ребенка? Йен вытащил булку из корзины в середине стола и разломил её пополам, на мгновение заколебавшись. Если кто и знал, насколько трудным был весь этот переход, так это Мэнди. Он не хотел, чтобы кто-нибудь из его кровных родственников знал, как сильно он боролся со всем происходящим. Заботиться и растить маленькую дочь своего покойного брата было намного больше, чем он когда-либо ожидал. Это не значит, что он сожалел о каждой долбанной минуте: он любил эту маленькую девочку. И всё же это было тяжело. Он испытывал трудности чаще, чем нет. Иногда ему хотелось сдаться. Даже Мэнди не знала и половины того, через что он прошел или с чем боролся. — У неё все хорошо, — наконец ответил он. — Режутся зубки, но в остальном всё хорошо. Я заставил её съесть тыкву на днях в первый раз. Хотя из-за этого у неё был понос. — Серьезно? — спросила Мэнди, и голос её был таким же безразличным, как и её внешний вид. Набив рот хлебом, он продолжил: — Ага. Было чертовски сложно отмыть. Всё это растеклось как смола вверх и вниз по её спине. — Тебе обязательно говорить такое дерьмо прямо перед едой? Йен засмеялся и потянулся за водой. — Сожалею. Мэнди посмотрела на него, щурясь от яркого полуденного солнца. — А как насчёт тебя? У тебя всё в порядке? — Да, — сказал Йен, проводя рукой по своему заросшему щетиной лицу. Только тогда он сообразил, что утром забыл побриться. Ну ладно. Ему и раньше говорили, что щетина ему идет. — У меня всё хорошо, — он был почти уверен, что она знала, что он лжет, но продолжил. — Я сократил свои часы в неотложке, чтобы не выматываться полностью. Моя соседка по коридору помогает присматривать за малышкой, когда Дебс не может. Она медсестра на пенсии и ей нравится, когда Мия рядом: говорит, что она заставляет её чувствовать себя молодой. Вообще, она просто находка. — Я всё ещё думаю, что это было эгоистично с его стороны, — пробормотала Мэнди, рассеянно помешивая мимозу. — Оставить тебя со своим ребенком, даже не поговорив с тобой об этом для начала. Я имею в виду, кто так делает? — Эй, он же не знал, что умрет, верно? — огрызнулся Йен. Затем он понизил голос, когда женщина за соседним столиком бросила на него встревоженный взгляд. — Он принял решение, которое, как он думал, никогда не осуществится. — И все же, — сказала Мэнди, пожимая плечами, не смутившись от его тона. — Он принял такое важное решение и обозначил его в своем завещании, так что он мог бы, по крайней мере, сначала обсудить это с тобой. У тебя была своя жизнь, Йен. У тебя все было хорошо. Ты был стабилен. Ты наконец-то был счастлив… — Я счастлив, — возразил Йен, позволяя своему гневу взять над собой верх. Он знал, что Мэнди всего лишь заботится и беспокоится о нем, но ему хотелось, чтобы она закрыла рот, особенно в том, что касается Липа. Лип был единственным, кого он отказывался обсуждать с Мэнди. Ну, точнее один из двух человек, которых он отказался обсуждать с ней. — У меня всё ещё есть своя жизнь. Я всё тот же человек, каким был раньше. У меня просто есть ребенок, о котором теперь необходимо думать. Во всяком случае, Мия помогает мне держаться на ногах. Мэнди кивнула и прикусила нижнюю губу, хотя он знал, что она хочет ещё что-то сказать по этому поводу. Йен вдруг почувствовал нежеланную боль в груди. Вид Мэнди, прикусившей губу, напомнил ему кое о ком, кого он не видел много лет. Его до сих пор поражало, как они были похожи друг на друга. — Ты с кем-нибудь видишься? — спросила она, нарушив напряженное молчание. Йен вздохнул, понимая, к чему она клонит. Он знал, как она относится ко всей этой ситуации: она много раз давала это понять за последние несколько месяцев. Девушка всегда говорила, что Мия заставляет его держать свою жизнь на замке, что, по-видимому, означало его личную жизнь. Конечно, за последние несколько месяцев его романтические связи стали редкостью, но это его вполне устраивало. У него была своя рука (и несколько избранных игрушек), если до этого доходило. Он был слишком занят с Мией и работой, чтобы даже заботиться о том, чтобы его член был удовлетворен. Если этому суждено было случиться, то рано или поздно он кого-нибудь встретит. В его жизни не было места для любви. И его это вполне устраивало, даже если Мэнди была против. — Нет, я ни с кем не встречаюсь, — ответил он со вздохом, продолжив, когда она открыла рот, чтобы ответить. — В прошлом месяце я подцепил парня с работы, но с тех пор — никого, — он наблюдал, как она нахмурилась. — Я в порядке, ладно? Не беспокойся обо мне или о том, куда я засуну свой член. Я в норме. — Но ты… — Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? — прервал её Йен. — Ну, пожалуйста. Я встретился с тобой за обедом не за тем, чтобы выслушать лекцию о том, насколько дерьмовая у меня жизнь. Как только Мэнди в очередной раз открыла рот, чтобы ответить, перед ними поставили закуски. Йен был благодарен за то, что их отвлекли, и с удовольствием принялся за брускетту Капрезе, от чего в животе у него заурчало. Он понял, что не завтракал этим утром, будучи слишком занятым тем, что торопился собрать Мию и завезти её к Дебби перед работой. — Я хочу поговорить с тобой кое о чём важном. — Да? — спросил Йен с набитым ртом, благодарный за смену темы. — О чём же? Мэнди схватила свой кусок брускетты и поднесла его ко рту, прежде чем выпалила слова, от которых Йен чуть не подавился едой. — У моего брата скоро свадьба. — Что? — спросил Йен, проглотив свою еду. Он опустил руку на стол и подсознательно сжал её в кулак, пытаясь осмыслить то, что она сказала. Сердце бешено колотилось в груди. — Ты имеешь в виду Игги? Он наконец-то обрюхатил ту девушку, с которой встречался? — Нет, — ответила Мэнди, не сводя с него глаз. — Я говорю не об Игги. Йен с трудом сглотнул, кивнул и опустил глаза на стол. Помолчав, он спросил: — Микки? — Да, — произнесла Мэнди, оценивая его реакцию. — У него свадьба… на этот раз с мужчиной. Йен откинулся на спинку стула и провёл рукой по лицу. Он вдруг почувствовал, что больше не голоден. На самом деле, он чувствовал некую боль у себя в желудке. Он вспомнил времена, когда Микки не хотел признаваться вслух, что он гей. Время, когда Микки отказывался его целовать. Время, когда он так боялся своего отца, что женился на женщине, которую он был вынужден трахать под дулом пистолета, чтобы сделать злого ублюдка счастливым. Это было очень давно. Это было целую жизнь назад. Так давно, что иногда Йен задумывался, произошло ли это на самом деле. Но он знал, что это произошло. У него все ещё были эмоциональные шрамы и редкие кошмары, напоминающие об этом. Семь лет назад Микки был его первой любовью. Их отношения были бурными и непредсказуемыми, если не сказать больше. Микки был вынужден жениться на Светлане, а Йен не смог с этим справиться, поэтому он ушёл. Он был трусом и убежал. Он оставил Микки в одиночестве собирать осколки. Он оставил его одного разбираться со своим психованным отцом. Он вернулся домой спустя два месяца после того, как его поймали на использовании личности Липа, только чтобы узнать, что Светлана в конечном итоге потеряла ребенка. Вскоре после этого они с Микки расторгли брак без ведома Терри, и Микки уехал из города, чтобы поселиться со своей тетей в Питтсбурге. В глубине души он надеялся, что когда вернется домой, Микки будет ждать его там. Он надеялся, что они смогут продолжить с того места, где остановились, как делали это много раз раньше. Хоть в тот момент ему и было больно, он не удивился, обнаружив, что Микки больше там нет. Он не удивился, что они официально расстались. Ущерб был нанесён. Это заняло некоторое время, но он медленно начал приходить в себя. Биполярное расстройство и отсутствие лекарств в течение некоторого времени помогли с этим. Это помогло ему отвлечься от мыслей о Микки. Он переспал со многими парнями и совершил кучу ужасных ошибок, прежде чем, наконец, попал в больницу после особенно тяжёлой ночи, связанной с наркотиками и двумя случайными мужчинами. Того факта, что он проснулся на следующее утро, лежа в грязном переулке с раскалывающейся головой, ноющей задницей, и отсутствием воспоминаний о том, что произошло, было достаточно, чтобы напугать его до смерти. В конце концов, он привёл свою жизнь в порядок. Он долгое время мыл посуду в местной забегаловке, а затем получил аттестат зрелости, прошел несколько курсов и стал вовсю надрывать свою задницу, чтобы работать в неотложке. Йен подумал, что если его армейская мечта разлетелась в пух и прах, то он мог бы стать медиком и сделать из себя хоть кого-то. Он сможет помогать людям, он сможет внести свой вклад в общество. У него снова будет цель в жизни. Йен снял дерьмовую квартиру после нескольких месяцев экономии и накопления денег, и его жизнь была достаточно хорошей некоторое время. Не суперской, но хорошей. Он, наконец, обрёл стабильность и уверенность в своём будущем. Пока он не получил телефонный звонок, который изменил его жизнь навсегда. Звонок о том, что его брат Лип и его жена Сэм попали в ужасную автомобильную аварию. Звонок о том, что его брат и жена погибли от столкновения. Это был пьяный водитель, который выжил, едва получив царапину. Единственным положительным моментом во всей этой кошмарной ситуации было то, что Лип отвез Мию к Дебс на несколько часов, чтобы устроить для них с Сэм свидание. Ребенка в машине не было, и это было единственным утешением для семьи. Несколько дней спустя Йен сидел в паршивом, душном кабинете адвоката, где ему недвусмысленно сообщили, что Лип и Сэм оставили ему единоличную опеку над своей дочерью. Без объяснения причин. Какое-то время он боролся со всем этим. Какого хрена Лип оставил Мию ему, из всех возможных людей? Из всех Галлагеров он знал, что был самым неуравновешенным. Ладно, Фиона была в отъезде, потому что за два года до смерти Липа уехала с Лиамом на другой конец страны. Им посчастливилось получать от нее весточки несколько раз в месяц. Но почему не Дебс, которая уже сама растила ребенка? Почему не один из членов семьи Сэм? Он знал, что у жены брата была маленькая семья, но должен же быть кто-то более подходящий, кто мог бы вырастить Мию. Почему он? Он только что вернул свою жизнь в прежнее русло. Он только что снова научился заботиться о себе. Почему, черт возьми, Лип решил, что он лучше всех подходит для воспитания его ребенка? Поразмыслив над этим некоторое время, Йен пришел к выводу, что это должно было иметь какое-то отношение к связи, которую он и Мия обрели с самого начала. Возможно, это даже имело какое-то отношение к тому, как Лип гордился им за то, что он собрал свою жизнь воедино. Может быть, это как-то было связано с тем, что Лип не хотел, чтобы он когда-либо оставался один, чтобы в его жизни всегда был кто-то, чтобы в его жизни всегда была цель. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы его старший брат все еще был рядом, чтобы он мог спросить его, о чем, черт возьми, он думал. После недолгой борьбы с этой идеей — и хотя Дебби неохотно предложила взять на себя опеку над маленькой девочкой, несмотря на то, что его сестра пыталась вырастить своего собственного ребенка — Йен решил взять на себя полную опеку над Мией и воспитывать девочку как свою собственную. Он решил, что заставит Липа гордиться собой, независимо от того, что был зол на него. Зол на Липа за то, что оставил его с ребенком. Зол на него за то, что он не оставил ему выбора. Зол на него за то, что он умер. — Йен? Йен оторвался от своих мыслей и тупо уставился на Мэнди, на мгновение забыв, о чём они говорили. — Ты в порядке? — спросила Мэнди, озабоченно нахмурив брови. Она протянула руку и коснулась его руки. — Поговори со мной. Ты начинаешь меня пугать. — Я в порядке, — ответил он, глядя на свою тарелку, где остывал забытый кусочек закуски. — Ты плохо выглядишь, — сказала она. — Ты выглядишь бледнее, чем обычно. Хочешь, я попрошу официанта принести тебе еще воды? — Мне пора, хорошо? — пробормотал он, внезапно почувствовав необходимость поскорее убраться отсюда и остаться наедине со своими мыслями. — Ты уходишь? — нахмурившись, спросила Мэнди, глядя, как он встает. — Ты только что пришёл и едва притронулся к еде. — Я напишу тебе позже, — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать её в макушку. Отойдя, он вытащил из заднего кармана бумажник, выудил три двадцатки и положил их на стол. — Обед за мой счет, ладно? — Нахуй тебя. Мне не нужны твои деньги, Йен, — настаивала Мэнди. — Прибереги это для Мии. Положи их в свою копилку или еще куда-нибудь. Тебе это нужно больше, чем мне. Йен отмахнулся от нее. — Мне надо идти. — Это из-за того, что мой брат выходит замуж? — выпалила она, как только он повернулся к ней спиной. — Прошло уже семь лет, Йен, — добавила девушка после паузы. — Я не думала, что это будет такой проблемой для тебя. Плечи Йена опустились. Он знал, что прошло уже семь лет. Он знал, что это не должно быть большой проблемой. И все же какая-то его часть испытывала тошноту при мысли о том, что Микки выходит замуж. В этом не было никакого смысла. Он не видел Микки много лет, почти ничего не знал о его жизни, но всё равно ему было больно. Йен не был уверен, что это когда-нибудь полностью перестанет причинять боль. Он догадывался, что это происходит, когда два человека никогда по-настоящему не сближаются. Когда два человека разрываются на части внешними силами. Когда двум людям никогда не дают реального шанса быть счастливыми вместе. Йен повернулся и одарил свою лучшую подругу легкой, вымученной улыбкой, уже зная, что она видит его насквозь, но все равно продолжал лгать. — Это не имеет никакого значения, — сказал он. — Я только что вспомнил, что сегодня отвечаю за промывку буровой установки. Не хочу, чтобы капитан надрал мне задницу из-за этого. Он уже и так разозлился, что я сократил свои часы. — Подожди! — крикнула Мэнди, когда он повернулся, чтобы уйти. — Мне нужно было спросить тебя кое о чем важном. — Я позвоню тебе позже, хорошо? — вставил он, отступая назад. — Мне действительно нужно идти. Извини. Как только он повернулся спиной к Мэнди, фальшивая улыбка, к которой он так привык, соскользнула с его лица.