Глухой телефон

Всю напускную приветливость с Дэмерона как рукой сняло, а на её место пришла явная настороженность. В ответ на его известие о пленнике из коридора крикнули в ответ что-то неразборчивое, однако новых шагов не послышалось. — Мы знакомы? — Дэмерон чуть склонил голову и изучающе прищурился, глядя на Хакса. Хакс едва удержался от того, чтобы дёрнуть себя за порядком отросшие волосы и вырвать их, желательно вместе с мозгом, — кто вообще тянул его за язык называть Дэмерона по имени? Куда девалась вся его хвалёная бдительность? Неужто он настолько размяк в этом тягомотном пиратском плену, что потерял всякий разум? Но отступать было некуда: весь мучительный для Хакса процесс узнавания занял у Дэмерона какие-то секунды, и слишком яркие губы на смуглом лице медленно расползлись в белоснежной и хищной улыбке. Хаксу показалось, что Дэмерон пытливым взглядом оглядывает его заросшее бородой лицо, будто ощупывает, трогает пальцами своими, и чувство это наводило дурноту и ещё что-то сложно описуемое. Хаксу очень хотелось закрыть глаза и стряхнуть это внезапное пришествие как дурное наваждение — но Хакс не мог позволить себе ещё и эту очевидную слабость после столь кошмарного прокола.  — Хакс? Неужели это ты? Никогда бы не подумал. «А ты что, разве думаешь хоть когда-нибудь?» — Хакс вовремя прикусил язык. Судя по их предыдущим столкновениям, Дэмерон либо с несвойственной ему скрупулёзностью выполнял чьи-то крайне изощрённые приказы, либо действительно, в самом деле думал своей головой. Каждый раз оставляя Хакса в дураках. И потому его явление было сейчас для Хакса гораздо хуже той так и не случившейся гипотетической ситуации, где впавшего в немилость генерала могли бы обнаружить безвестные и бездумные сопротивленческие дуболомы. Но нет, его пропавшая удача словно продолжала напоминать Хаксу всеми событиями его жизни о том, кто именно мог ту удачу заграбастать за хвост и с ней улететь восвояси. Нет, Хакс всё ещё не был суеверным, но, но… Воспоминание против воли саднило и жгло. Дэмерон мог бы улыбаться почти приветливо, если бы не опасный, дикий оскал охочего до лёгкой крови хищника. По-своему объясняя замешательство Хакса, Дэмерон не поленился пояснить своё собственное удивление:  — Ты довольно долго пробыл звездой голоэкранов, знаешь ли — в этой твоей шинели, в которой якобы широкие плечи вразлёт, и дурацкая фуражка торчком, и лицо такое, будто тебя на лазерный меч посадили и запретили двигаться, — Дэмерон хохотнул, а Хаксу нестерпимо захотелось съездить ему по наглой ухмыляющейся морде, и к криффу последствия.  — Но ты совершенно не похож на ту самодовольную морду. Я бы, пожалуй, и не признал тебя сразу… — Дэмерон откровенно издевался. Как начал с того звонка два года назад — так и продолжал. «Да ты бы ни за что не узнал меня, если бы я не обратился к тебе по имени сейчас», — Хаксу впору было взвыть от собственной поспешности. Позволил отвращению взять над ним верх и так глупо, непрофессионально спалился. А ведь отросшие волосы, грязь и вопиющая небритость могли сослужить ему прекрасной маскировкой! И теперь нужно было выплывать из создавшейся ситуации.  — Пробыл звездой? Неужели сейчас перестал? — как Хаксу удалось выдавить из себя тон ленивого и пресыщенного жизнью аристократа откуда-нибудь, скажем, с Кантоники, он и сам не до конца понял. Но вышло, судя по внезапно набежавшей на лицо Дэмерона тени, вполне убедительно.  — Твоего шарма не хватило очаровать галактику настолько, чтобы все тут же кинулись тебя разыскивать, как видишь. Мы и вовсе не собирались искать пленников на этой базе, просто решили проверить перед тем, как снести тут всё до основания, понимаешь ли. Стечение обстоятельств, но какое удачное, — однако Дэмерон больше не улыбался, скороговоркой пытаясь заболтать Хакса. Определённо удачным было то, с какой лёгкостью Хакс его считывал. После тех отвратительных голосовых звонков терпеть его ужимки теперь, глядя в открытое и совершенно бесхитростное лицо, выходило как-то до возмущения просто. И стечение обстоятельств, обтекаемо упомянутое Дэмероном, выходит, что было вовсе не таким радужным, как тому хотелось преподнести дело. Нужно было разобраться и ненавязчиво выудить из Дэмерона, какого криффа сопротивленцев занесло к пиратам. Не было ли там чего-то помимо провозглашаемой борьбы с ними, хмм. Хакс мысленно ухмыльнулся, постепенно восстанавливая душевное равновесие. Всё могло обернуться не настолько беспросветно кромешным, каким показалось на первый взгляд.  — Слушай, нам нужно уходить, я рад встрече и всё такое, — посерьёзневшее лицо Дэмерона выражало что угодно кроме радости, но что-то внутри Хакса всё равно странно ёкнуло, а потом оборвалось и с уханьем обрушилось куда-то вниз, когда Дэмерон шагнул вперёд и по-медвежьи неуклюже, но чудовищно крепко обнял Хакса, сдавив его рёбра чуть не до хруста.  — Серьёзно рад, хотя ты мне, кажется, и не веришь, — а это было сказано шёпотом куда-то Хаксу в шею. Наверное, Хакс задевал его висок своей бородой. Борода должна была колоться. И у Хакса действительно не было ни малейших причин Дэмерону верить — наоборот хотелось заколоть нахала кинжалом, но раз уж кинжал у него отняли, то хотя бы вырваться из этой хватки и прописать Дэмерону в челюсть так, чтобы хватило свернуть шею вместе с головой. Кажется, Дэмерон тоже почувствовал, как Хакс весь напрягся и изготовился бить, потому что он тут же отпустил его и отошёл на безопасное расстояние. И даже опустил голову… Момент для удара нарисовался замечательный, Хакс уже сжал кулак…  — Почему ты босиком? — Дэмерон вскинул на Хакса честные чёрные глаза, и Хакс с отвращением прочёл в них что-то до ужаса напоминавшее искреннее волнение. Кулак предательски разжался. Что он мог ответить? Проиграл сапоги пиратам? И кошку тоже проиграл? Да даже такое объяснение было бы лучше мерзкой правды — ведь сапоги после обыска ему так и не вернули, и про Милли Хакс ничего не слышал с тех пор, как его тут заперли.  — Продержишься до корабля? Мы тут немного намусорили, нужно будет бежать осторожно. — Дэмерон имел наглость выглядеть смущённым, а потом вовсе отвернулся от Хакса и выглянул в коридор. Судя по отголоскам взрывов, «намусорили» было явным и бессмысленным преуменьшением того, что сопротивленцы сотворили с базой. Куда с неё девались пираты, Хакс решил до поры не выяснять.  — Я никуда с тобой не пойду без моей кошки. — Пожалуй, в сложившейся ситуации следовало хотя бы попытаться говорить более дипломатично, но Хаксу было не до этих набивших оскомину условностей. Его достаточно продержали в неведении, чтобы дать волю злобе на первого подвернувшегося незадачливого освободителя. И Сила знает, чья эта шутка была — подослать к нему не кого-нибудь, а непременно По Дэмерона. При упоминании кошки Дэмерон оживился.  — Так это была твоя? Мы её вытащили из клетки. Ещё удивились с ребятами, зачем пиратам понадобилось держать кошку в клетке, не извращенцы ли они какие… Хакс горестно отметил про себя, что в этом он вынужден с Дэмероном согласиться — они так и продержали Милли в клетке! Всё это время! Изверги!  — Где она? — просто спросил Хакс.  — Мм, это будет непросто… — раздумчиво заметил Дэмерон, как бы глядя сквозь Хакса в стену. — Но мы попробуем. Не отчаивайся. — Неприкрытая забота в голосе треклятого пилота Сопротивления звучала хуже и подозрительнее любых пиратских угроз. Хакс весь напрягся.  — Если уж вы забираете меня в Сопротивление, то не смейте оставлять кошку! — голос Хакса всё-таки сорвался в крик. Дэмерон неопределённо и нервно пожал плечами, словно сбросив с себя оцепенение, и вдруг схватил его за руку.  — Бежать будет больно, — предупредил он и резко дёрнул Хакса за собой, не разжимая рук. Хакс бы пошёл за ним сам; ну хорошо, дождался бы бластера в спину и тогда пошёл бы, но чтобы Дэмерон вот так запросто потащил его за руку? Это опрокидывало все заученные представления Хакса о том, как должно обращаться с пленниками и к тому же военными преступниками — по крайней мере о своём статусе в глазах Сопротивления у Хакса не было никаких иллюзий. Тем не менее, Дэмерон увлечённо и весьма быстро тащил его за собой, практически до боли вырывая Хаксу кисть. Пришлось со спорого шага перейти на бег, о чём Хакс в скорости пожалел, то и дело распарывая ноги о мелкие осколки стен и потолков. От базы явно стремились не оставить и камня на камне, поэтому всё вокруг было взорвано, запах гари наползал из коридоров, ошмётки стен и потолков загораживали проходы, а покорёженная арматура острыми чёрными лезвиями выворачивала на них из самых непредсказуемых углов. На одну из таких причудливо торчащих железяк Хакс на бегу насадился стопой и только жалко, омерзительно всхлипнул от пронзительной, разрывающей боли. Она ослепила его настолько, что он даже не смог толком взвыть. Дэмерон резко остановился и успел поймать Хакса за локоть прежде, чем тот обрушился на груду осколков. Из стопы потянулась липкая кровь, Хакс попытался встать, но неловко упал на колени. Все его мысли, одурев от боли, унеслись почему-то к Милли, тоже теперь попавшей в руки сопротивленцев. В просветах над обломками разрушенной базы низко нависло пухлое серое небо. Света оно пропускало мало, и кровь в полумраке казалась почти чёрной. Дэмерон крякнул от натуги, но, присев, подхватил Хакса на руки и так понёс. От звонкой тягучей боли в ноге Хакс даже не мог ни вырываться, ни отбрыкиваться, и не находил слов потребовать опустить себя обратно на землю. Дэмерон куда-то тащил его, крепко прижимая к себе, а Милли, где же Милли… Сквозь грохот разваливающихся на их пути конструкций Хаксу показалось, что он различил странное и неуместное дэмероново «Прости». Перед кем и за что тот извинялся, вытаскивая по большому счёту никому не нужного пленника, у Хакса не оставалось сил думать. Когда они выбрались на относительно свободное пространство, Хакс разглядел несколько узнаваемых силуэтов крестокрылов посреди обширного пепелища. Груды чего-то чёрного и дымящегося не позволяли определить, были ли это трупы пиратов или часть местной флоры. Или фауны. Едкого дыма было слишком много, руки у Дэмерона дрожали от чрезмерного напряжения, а ещё он шёл как-то странно — не по прямой к своему кораблю, а мелкими перебежками от одной кучи зловонного хлама к следующей. Он даже пригибался, периодически чуть не опуская Хакса на землю, и вот это было уже по-настоящему странно. Словно прятался от кого-то. Кроме крестокрылов, других кораблей Хакс не находил. Дэмерон подтащил его к крайнему кораблю и положил прямо на какую-то груду не то тряпья, не то чьих-то кишок. Материал не казался определённо живым (или бывшим таковым прежде), но это ещё ничего не значило. Вонь стояла отвратительная, Хакса едва не затошнило. Впрочем, непомеркшей частью сознания Хакс подозревал, что дурнота накатывала из-за потери крови, а арматурина прошила ему стопу глубже, чем показалось вначале. Дэмерон откинул крышку кабины и спустился на землю. Оценивающе окинул взглядом Хакса, затем крестокрыл. Посерьёзнел, закусил губу. Хаксу казалось, что он мысленно ругался, но почему-то не решался заорать вслух. И к чему все эти условности!  — Карабкайся. Я буду держать тебя. — Прекрасно. От боли у Хакса кружилась голова и не было сил протестовать — так то он действительно схватился руками за выпирающие детали крестокрыла в той последовательности, в какой показал ему Дэмерон, и пополз к кабине. Тяжко перевалился через борт на узкое пассажирское место и пребольно приложился обо что-то раненой ногой. Здесь Хакс сумел, наконец, взвыть. Дэмерон всполошился и зашикал на него. Стал обещать бакту и ещё какие-то невозможные блага. Относительно придя в себя, Хакс сам зашипел на Дэмерона, чтобы тот раздобыл кошку, иначе он, Хакс, вылезет из крестокрыла обратно, даже если свернёт при этом шею. А Сопротивлению он ведь явно нужен был живым и желательно соображающим, раз уж Дэмерон не поленился протащить его на руках, а не бросить в развалинах, так что лучше было бы означенному Дэмерону поторопиться. К удивлению Хакса, Дэмерон его послушал. А потом захлопнул крышку кабины снаружи. Хакс что было мочи заорал и заколотил кулаками в стекло, но, казалось, всё без толку. Кабина явно отличалась повышенной звукоизоляцией. Нога продолжала кровоточить, и Хакс постарался приберечь силы. Обещания бакты наверняка были попытками его заболтать и удержать от болевого шока — и эти попытки стремительно терпели крушение. Время тянулось урывками, дёргалось и замедлялось. Хакс проваливался в полусон и мечтал хотя бы промыть рану. От пребывания в скрюченном состоянии заломило всё тело, но распрямиться было некуда — крестокрыл явно не предназначался для пассажирских перевозок представительского класса. Через неведомо сколько минут — или часов — крышка кабины откинулась, и на сиденье пилота легкой птицей взлетел Дэмерон. Устроившись, он обернулся к Хаксу, пощупал почему-то его лоб и закопошился с молнией своего комбинезона. Из-за него послушалось сдавленное и возмущённое мяуканье. Хакса рывком толкнуло сквозь зыбкое забытье прямиком к чересчур реальному зрелищу всклокоченной, напуганной Милли, которую прижимал к своей груди не кто-нибудь, а По Дэмерон, и гладил её. Гнусное сопротивленческое отродье — смело гладить его кошку! Хакс слабо, сипло зарычал, Милли выпрыгнула из рук Дэмерона к нему на грудь — и только тогда он отключился. *** Хакс несколько раз приходил в себя: они всё ещё были в крестокрыле, но он не мог определить, стояли они или двигались. Тело отчаянно ныло от неудобного положения, Хаксу слышалось, как Дэмерон бормочет что-то про «слишком много крови», в иных его пробуждениях Милли предупреждающе урчала, а однажды был укол во внутреннюю сторону локтя, настолько болезненный, что, едва придя в себя, Хакс вновь отключился. А когда всё-таки сумел проснуться окончательно, то над ним пели птицы. Пели так громко, что это было больше похоже на ор каких-нибудь взбудораженных сектантов из храмов Силы. За годы службы на кораблях Хакс настолько отвык от проявлений живой природы, что поначалу принял птичьи вопли за сигналы тревоги, потому и очнулся, резко попытавшись вскочить и следовать инструкции на случай аварийных ситуаций. Но вскочить не вышло — Хакс только зашипел от боли и откинулся назад на спину. Однако он сумел хотя бы открыть глаза: вокруг царил влажный, противно хлюпающий полумрак. Где-то далеко над ним предположительно сквозь местную листву пробивалось солнце — но неведомая буйная растительность росла столь плотно, что о свете Хакс скорее догадывался, чем видел его. Сознание возвращалось к нему толчками, накатывало и скручивало одним осмыслением за другим. Хакс неловко приподнялся на локтях взглянуть на свои ноги. По крайней мере, стопы были на месте. Или нечто, что имитировало его стопы, ярко-белое на контрасте с окружающей тёмной зеленью, туго перебинтованное и гулко ноющее. Хакс на пробу пошевелил стопой, и у него даже получилось. Держаться на локтях внезапно оказалось крайне болезненно, и Хакс снова рухнул на спину. Скосил взгляд к саднящей руке — аккурат на внутреннем сгибе локтя красовался огромный багровеющий синяк, какие получаются от крайне неумелой процедуры взятия крови. «Много крови» — вспомнилось Хаксу, и жуткая мысль закралась в уставший разум. Чтобы её не думать, Хакс постарался заснуть, что получилось у него на удивление легко, принимая во внимание птичий ор. Его разбудили одновременно и Милли, и Дэмерон — тот звучно объявил, что они вернулись с охоты, а Милли по-хозяйски умостилась шерстистым задом Хаксу на лицо, отчего хочешь не хочешь, но пришлось проснуться и сверхусилием тела и воли таки подвинуть коварное животное. Второе коварное животное довольно скалилось, трясло в воздухе трупиками каких-то мелких животных навроде грызунов и деловито хлопотало. Одной рукой Хакс гладил Милли, которая щурилась и успокаивающе урчала, а второй рукой хватал воздух, что давалось ему не очень хорошо из-за пронзительно болевшего синяка. Дэмерон заметил его движения, подошёл и присел рядом с Хаксом на землю. С невероятной аккуратностью взял замаранной в крови своих охотничьих трофеев ладонью руку Хакса и попытался успокоить. Тёмные липкие пальцы гладили бледную кожу, и всё это было настолько дико, что Хакс перестал сжимать пальцы в кулак — всё равно у него это пока не получалось. — Откуда этот синяк? — поинтересовался Хакс как можно более светским тоном, учитывая все неясные обстоятельства своего пребывания в каких-то мутных джунглях. Дэмерон чересчур внимательно смотрел на кожу его руки там, где прикасался своими пальцами и мягко массировал выпирающие вены. Милли рокотала в тон сердцебиению Хакса, но не вмешивалась и не прогоняла захватчика.  — Ты потерял слишком много крови, — проговорил наконец Дэмерон, не отводя взгляда от руки Хакса. Тот старался рассмотреть его глаза, но за пушистыми густыми ресницами невозможно было разглядеть ничего определённого. Дэмерон и в самом деле потупил взор.  — Я ещё в своём уме, Дэмерон, и помню, что распорол ногу, но не руку. — Хакс придал голосу требовательности, разговаривая так, словно отдавал приказы нерадивым подчинённым. Не то что бы он рассчитывал, что подобное могло сработать на Дэмероне — у них в Сопротивлении явно имелось какое-то чересчур альтернативное понятие о дисциплине и субординации. Но попробовать всё равно стоило.  — Да, да. — Что ж, по крайней мере, Дэмерон не вступал в ненужные отрицания. — Ты потерял слишком много крови, и мне пришлось… Перелить тебе свою. Хакс захлебнулся криком, задохнулся и надсадно закашлялся. Если бы он стоял — он бы упал, но он уже лежал без сил. Мысль о том, что кто-то переливает кровь, не проверив донора и реципиента на совместимость, была настолько ужасающе дикой, что Хакс не сразу осознал весь вес сказанного. Что для Дэмерона, пожалуй, тоже было тяжело переливать родную кровушку заклятому врагу — к тому же он почти наверняка не умел этого делать, да и условия определённо не способствовали оказанию квалифицированной помощи. Хакс медленно оправлялся от чудовищного ступора. Получалось откровенно плохо. Безумие ситуации совершенно его огорошило, и это явно было далеко не всё, что с ним успел сотворить Дэмерон за время его обморока, если только бинты на ногах не возникли там с помощью Силы, конечно. И тогда, словно чтобы добить его, Дэмерон заметил каким-то странным, сдавленным голосом:  — Теперь в нас одна кровь. Если бы Хакс мог вызвать усилием мысли рвоту, выблевать из себя всю эту кровь — он бы без раздумий тотчас же это сделал. Это пересекало уже все возможные границы. Но по факту Дэмерон ведь был прав. У них теперь одна кровь — кровь этого удачливого ублюдка с талантом к непрошеной медицинской помощи. Очевидно, что ответить на такое признание Хаксу было нечего, поэтому он решил уточнить хоть что-то из прочих не дающих ему покоя вопросов:  — Где мы? Дэмерон наконец взглянул на него, и что-то было в его лице чуть ли не умиротворённое. С кривоватой улыбкой, растрёпанными вихрами и горящими глазами умиротворённость выглядела изрядно нервной, почти наигранной.  — Мы на Явине-4, моей родной планете, Хакс. Так странно говорить тебе об этом в таких обстоятельствах, — Дэмерон усмехнулся. — Но мы не у меня дома, нет. Что они не были ни у кого дома, Хакс и без Дэмерона успел заметить. А вот каким образом их занесло на криффов Явин-4 — это Хаксу предстояло прояснить. Главным образом потому, что они торчали в явно диком лесу, а не на базе Сопротивления. Конечно, соблазн поверить в то, что Рен таки выследил и накрыл все их базы и стёр в порошок, был слишком велик. Но и потрясающая, раздражающая живучесть этих отродий последние пару лет с лихвой превосходила любые операции Первого Порядка по их отлову и уничтожению. Так что особой надежды не брезжило.  — Почему мы не на базе Сопротивления? — Хакс всё же не удержался и спросил, несколько опасаясь услышать ответ. Что если они на самом деле на перевалочном пункте на пути к Рену, и Дэмерон просто приводит Хакса в кондиционное состояние перед тем, как получить за него выкуп. Если за него ещё вообще назначен выкуп… Чего Хакс не ожидал, так это того, что Дэмерон самым натуральным образом покраснеет, как юнец, впервые зашедший в бордель. Пульсирующий алый румянец на смуглых щеках придавал Дэмерону вид чуть ли не беззащитный, но Хакс не спешил обманываться. Всё это по-прежнему могло быть изящной уловкой весьма в стиле Дэмерона, если их предыдущие столкновения о чём-то говорили.  — Тебя там очень ждут. Поверь, очень! — Дэмерон заскрежетал зубами. — Роуз и Финну отдельно не терпится с тобою свидеться. Надеюсь, ты помнишь их. О, Хакс помнил о них, хотя предпочёл бы забыть — укушенный палец до сих пор иногда фантомно ныл. Но что же такого неисполнимого было в том, чтобы отдать Хакса в заботливые руки предателя и психованной? Картинка всё ещё не складывалась.  — А ждут ли там тебя? — поинтересовался Хакс наугад. Идея посетила его спонтанно и казалась решительно бредовой, однако смущённый Дэмерон пробуждал столь странные мысли и ощущения, что даже прежде бредовое больше не казалось таковым. Это вызвало потрясающую реакцию — Дэмерон расхохотался, заливистым, но хриплым смехом. Он сжал Хакса за запястье, откинул голову, обнажив широкую, крепкую шею, и долго смеялся, пока вдруг резко не наклонился прямо к Хаксу так, что они чуть не столкнулись лбами, и не прошептал заговорщицки: «А ты как думаешь?» И вновь захохотал.  — Я думаю, что не больно-то и ждут. И нахожу это странным, — честно признался Хакс, озадаченный безумствами Дэмерона. — Разве Сопротивлению больше не нужны пилоты? Или нет больше никакого Сопротивления? Подначка сработала, как и ожидалось, замечательно — Дэмерон явно занервничал, сглотнул так, что резко, выразительно дёрнулся кадык. По его шее скатывались капли пота, и Хакс против воли заворожённо следил за ними.  — Сопротивление теперь сильнее, чем ты думаешь, Хакс. Но мы не можем сейчас выйти с ними на связь.  — Возможно, потому, что здесь в джунглях плохая связь? Или ностальгия по родной планете так сильно замучила? Как жаль, что Старкиллер не добрался до Явина, — Хаксу начинало откровенно нравиться злить Дэмерона. У этой злобы был сладковатый металлический привкус мести за все его прошлые выходки. Столь же приятно было наблюдать, как прежде красный от смущения Дэмерон стремительно бледнел и сжимал зубы так, что крайне отчётливо проступали его скулы и линия челюсти. Это могло быть почти красиво. Хакс позволил себе тонко усмехнуться.  — Потому что здесь ты в безопасности, Хакс. Пока я этого хочу. — Что-то первобытное прорывалось сквозь глухую ярость в голосе Дэмерона. Что-то звериное, собственническое, от чего иррационально, на уровне рефлексов хотелось сжаться — и при этом одновременно бежать стремглав. Хакс замер, сдерживая инстинктивные реакции ослабевшего тела, подавил в себе чужеродный испуг и посмотрел Дэмерону прямо в глаза. Тот принял вызов и буравил Хакса тёмным, нечитаемым взглядом. Отчего-то вовсе не злым, несмотря на голос. Хакс выдохнул и прикрыл веки, прерывая контакт. Они ещё сыграют в гляделки, сейчас он слишком устал и должен был многое обдумать. Судя по всему, Дэмерон одинаково не спешил ни к Сопротивлению, ни к Рену, а это открывало многие возможности. Он не успел ни о чём толком задуматься, когда почувствовал прикосновение к своим забинтованным ногам и встрепенулся, распахнув глаза в поисках угрозы. Но это всего лишь Дэмерон деловито взялся заменить его бинты, и тогда Хакс сумел во всех подробностях разглядеть свои ноги. Оказалось, побег босиком сквозь осколки бетона, металла и пластика оставил куда больше следов, чем думалось Хаксу. Все его стопы и голени были исполосованы царапинами разной глубины, где-то откровенно не хватало кожи, а та, что оставалась на своём месте, была вся в синяках, и Хакс даже малодушно обрадовался, что не может разглядеть саму стопу там, где она была проколота. Ещё успеет. А Дэмерон без лишних слов достал из-за пазухи какую-то явно самопальную мазь и принялся аккуратно втирать её в затягивающиеся царапины. Медленно и тщательно. Хаксу вспомнилось чужое и опасное слово — нежно. Проклятый Дэмерон притащил его в криффовы джунгли и заскорузлыми своими пальцами гладил израненные ноги Хакса, втирая в них мазь. Хакс осознал весь абсурд ситуации и задрожал, мелко и жалко. Дэмерон обеими мозолистыми ладонями обхватил стопы Хакса — и почему от этого прикосновения делалось так тепло. Затем он и стал дуть на царапины, приговаривая: «Ш-ш-ш, я знаю, это щиплет, но оно пройдёт, пройдёт». Только тогда Хакс почувствовал, что мазь-то, оказывается, ещё и нечеловечески щипала — но руки Дэмерона, осторожно ощупывающие его стопы, были столь внезапны, что Хакс этого банально не заметил, весь поглощённый созерцанием невероятного. Дэмерон выводил пальцами круги на подошве стоп Хакса, и это, пожалуй, должно было ощущаться щекотным и невозможным, из прошлой жизни, из тщательно забытого детства и нереальной, не для него заботы, — но это было до одури нежно. Хакс не понял, кто в итоге заурчал — он сам или пригревшаяся у его бока разомлевшая Милли. Он впервые в жизни по-настоящему не хотел возвращаться из этого дикого, болезненно нежного сна. Потому что такого не могло происходить по-настоящему. Не могло. Но происходило.