Любовь сквозь тысячелетия

Неистовая и безудержная буря пронеслась по всей пустыне, вздымая за собой вихри раскаленного, искрящегося золотом песка, словно сами боги разгневались на смертных, обрушив на них всю свою ярость в виде разбушевавшейся стихии, сметающий все на своем пути, вынуждая и людей, и их многочисленные поселения затеряться в смертоносной толще времен. И лишь маленький, практически незаметный островок, находящийся неподалеку от храма Маат, на котором мне волей непонятного случая удалось очутиться, был словно бы неподвластен гневу небес, оберегая своих служителей и тех, кто нашел у него пристанище. Прижав ладонь к тревожно трепещущему в груди сердцу, я обратила взгляд к горизонту, который словно бы притягивал меня неведомой, практически осязаемой силой, вынуждая всмотреться вдаль, насколько это было возможно при сильном и колючем ветре, разметавшем мои рыжие, практически алые в изредка пробивающихся лучах солнца, волосы. На мгновение спрятав глаза за ворохом густых ресниц, я пыталась понять, что происходит, и припомнить недавно минувшие события, ощущая вместе с тем, как земля подо мной словно бы трясется от копыт тысячи взмыленных лошадей, чье ржание изредка доносилось до моих ушей, хотя и глаза ничего уловить не могли. Неужели я все же умерла в тот момент, когда не сумела выполнить свое поручение, и теперь нахожусь в Аменти — подземном мире, куда отправляются все души после смерти? Стоило мне только об этом помыслить, как сзади раздался душераздирающий птичий вскрик, вынудивший меня обернуться и увидеть всего в паре метров над собой огромного буревестника. Мощно взмахнув своими широкими, бело-черными крыльями, он снова прокричал, обратив на меня золотистый, пробирающий до самых костей и одновременно таящий в себе словно бы океан всей мирской печали взгляд, а затем направился в самый эпицентр бури. Мгновение — и неприступная песчаная пелена спала, а вместо нее предстала огромная равнина, истоптанная ногами сотни лошадей и солдат и усыпанная полчищем трупов. Содрогнувшись, я невольно сделала шаг назад, стараясь подавить вскрик и отвести глаза, сморгнув с ресниц подступающие слезы, но в этот момент увидела солдата в шлеме и плаще, из-под которого поблескивал ламеллярный панцирь, обагренный кровью. В одной руке он нес длинный железный меч, а во второй — гордо развивающийся на ветру флаг с двуглавым орлом, схватившем в лапы двух зайцев. Но не успел он пройти и нескольких миль, как вынужден был пустить вход свой меч, прежде, чем упасть замертво, будучи сраженным рукой мужчины с длинными, эбеновыми волосами. Подняв вражеский флаг в руки, одержавший победу воин обернулся ко мне, и мое сердце дрогнуло от подтверждения былой догадки, ведь, передо мной стоял никто иной, как величайший в истории правитель Египта — Рамзес ІІ.        Вот только, кто был тот солдат, кровь которого он пролил я, к сожалению, рассмотреть так и не смогла, поскольку ведение внезапно подёрнулось дымкой и я вернулась в не менее отягощающую реальность.

***

Все еще чувствуя отдающий в висках пульс, я невольно услышала всплеск воды и приоткрыла глаза, на несколько мгновений зажмурившись от яркого света многочисленных свечей, ударивших в лицо. — Вы наконец пришли в себя, госпожа. — мелодично отозвалась стоящая надо мной девушка, чей голос мгновенно эхом отразился от стен огромного помещения, в котором мы сейчас находились, вынудив меня вздрогнуть от неожиданности. Приглядевшись получше, я заметила на ней массивную, но вместе с тем и невероятно изящную маску с позолотой в виде головы шакала, скрывающую все ее лицо. — Я сообщу об этом главе. Шемеи, присмотри за ней. — Где я нахожусь? — пробормотала, едва узнав свой хриплый голос, став обводить помещение взглядом, чувствуя явный приступ паники, протягивающий ко мне свои скользкие щупальца, несмотря на все мои попытки призвать себя к спокойствию. Но узнать мне пока удалось лишь одно: это явно не дворец Бифету, поскольку я уже давно облюбовала там все имеющиеся там купальни. Но где я тогда? И почему эти девушки в жреческих нарядах обращаются ко мне в столь уважительной форме? Я ничего не помню после того, как приблизилась к двери, однако, судя по легкой боли в затылке и не мудрено, ведь меня явно подставили и захотели использовать в своих целях. Что ж, по крайней мере, теперь я смогу осуществить наш план и надеюсь, что успею все сделать вовремя, не дав никому пострадать. — Не беспокойтесь, госпожа, здесь вам ничего не угрожает, по крайней мере до тех пор, пока вы не решитесь на какой-нибудь самонадеянный шаг. — уклончиво ответила оставшаяся со мной Шемеи. Пока одна из жриц отправилась выполнять поручение, я лихорадочным взглядом окинула помещение, осознав, что я нахожусь в просторном зале, центр которого составляла огромная купальня и две статуи Анубиса, возвышающиеся над ней, из сложенных накрест ладоней которых текла вода странного белого оттенка, словно бы я купалась в молоке. Конструкция чем-то напоминала фонтан, вот только, я никак не могла понять, почему же вода в купальне не переполнялась. Возможно, египтяне, как и римляне уже придумали акведуки? Больше глазу в этом жутко пустынном месте зацепиться было не за что. — Госпожа, вы знавали мужчин? — тем временем задали мне ответный вопрос, приходясь теплой, пахнущей душистой шихой люфой по моим ключицам, остановившись лишь в тот момент, когда я внезапно отпрянула от незнакомки, глядя на нее с недоверием и яростью, прикрывая, на сколько это было возможно, свое обнаженное в воде тело, хотя и понимала, что делать это в подобной ситуации крайне бесполезно. — К чему такой вопрос? Я не обязана перед вами отчитываться, особенно по поводу того, что касается моей личной жизни. — предупреждающе прорычала я, предпринимая попытку встать, однако тело никак не хотело слушаться, а удушающий сладкий аромат, которым была пропитана вся комната, вызывал жуткую головную боль и сонливость, вынуждая меня отказаться от своей и без того неудавшейся попытки. — Кто вы такая? — Люди называют нас «уважаемые хенеретет», что на нашем языке означает «любимицы и служительницы богов». — внезапно разнесся по помещению громкий и властный голос, принесший за собой пронизывающий холод, проникнувший из приоткрытых массивных дверей, которые тут же затворились с неприятным гулом и скрипом, позволив мне разглядеть лишь пустынный и невзрачный коридор снаружи, скрытый полумраком. Тем не менее, он не ограничивал мое воображение и давал надежду на построение плана о побеге, поскольку стражи нигде особо не наблюдалось. Однако, вопреки здравым доводам разума, который судорожно пытался продумать ход дальнейших действий по спасению собственной жизни, мое внимание все же привлекла вошедшая женщина. Не знаю, что больше всего меня удивило: тот факт, что я не сумела услышать звук открывающейся, явно древней, но прочной двери? Или же незнакомка, снявшая передо мной маску, в которой я тут же узнала разносчицу, так любезно направившую нас с Ментосом к Кэнти. Неужели все было спланировано заранее? С того самого момента, когда мы появились в трактире? Или же, еще раньше? Ведь, помимо фараона и Ментоса о нашем походе было известно еще оному человеку… Нет, Исет в этом бы не было никакой выгоды. По крайней мере, я хочу верить в то, что она была ко всему этому заговору не причастна. — Так это все было ваших рук дело? — выпалила я, пытаясь сдержать бушующие внутри чувства, инстинктивно пытаясь прикрыться от взора незнакомки, жалея, что мои волосы недостаточно длинны, чтобы справиться с этой задачей. — Тебе понадобились слишком много времени, чтобы догадаться о столь очевидной истине. Видишь ли, ты, не пойми откуда взявшаяся девчонка, оказалась слишком приближена к фараону, став оказывать влияние на его решения, не принадлежа при этом ни к одному храму богов. Потому что сама возомнила себе ими. Ты помешала нашему плану по убийству тирана, навлекшего на нашу страну беды и разгневавшего богов, руками которых мы должны были вершить суд. Однако, твоя наивность и желание доказать всем, что справедливость в этом мире существует, сыграли нам на руку. И теперь, ты здесь. — хищно усмехнувшись, разносчица, как я ее про себя окрестила, стала приближаться ко мне с грацией хищной кошки, остановившись у края купальни. Казалось, в это мгновение свет свечей на несколько мгновений дрогнул, едва не потухнув, а по стене начали расползаться тени. Но, проморгавшись, я не увидела ничего сверхъестественного. Может быть, я начинаю сходить с ума? Или же всему виной благовония, которыми вовсю окурили это помещение? Тем не менее я должна была понимать, что это сборище сектантов было заинтересовано в государственной измене, ведь жрицы всегда стремились урвать от власти фараонов большой кусок и взять бразды правления в свои руки, не желания мириться с абсолютной монархией, ограничивающей их собственную власть. — И что же вы теперь намереваетесь со мной сделать? Принести в жертву несуществующим богам, пойдя тем самым против приказа «бога», властвующего на земле? Они ведь не оставят меня в живых, после раскрытия собственных мотивов, поэтому, все, что мне остается, это лишь потянуть время и надеяться на то, что Ментос все же выполнит свою часть уговора, потому что рассчитывать мне в этой ситуации больше не на кого. — Не смей с призрением относиться к тем, кто позволил тебе прийти в этот мир, ради исполнения великой цели. — бесцеремонно вздернув мой подбородок, жрица намеренно слегка оцарапала нежную кожу утонченными, но невероятно острыми железными коготками, задуманными скорее, как украшение, нежели оружие, от каждой фаланги из которых тянулась тонкая золотистая цепочка, сплетаясь в увесистый обруч у самого запястья. — И пускай разумом ты еще не осознаешь, какая благодать тебе дарована, тело твое давно уже к этому готово. Придержите ее. Дернувшись, я укусила разносчицу за ладонь и воспользовавшись ее удивлением, надавила на нее весом своего тела, вынуждая упасть, тем самым отвлекая внимание остальных девушек, бросившихся ей помогать. Позволив торжествующей улыбке на несколько мгновений коснуться моих губ, я попыталась встать, но просчиталась. Едва сумев подняться, я тут же рухнула обратно на колени от сильного головокружения и слабости, вызвавшей помутнение в глазах, тут же почувствовав, как мои запястья заламывают, одевая на них тонкие, но невероятно прочные кандалы. Точно такие же мне надели и на ноги, хотя я все же успела пнуть одну из служительниц, за что сразу же получила оглушительную пощечину, ощущая, как по щеке потекла горячая струйка крови, испачкавшая цепочку кандалов, состоящую, судя по всему, из золота, как и практически все в этом помещении. — Да будете вы все прокляты своими же богами и на судном дне ваше сердце перевесит на чаше перо Маат. — злобно выплюнув эти слова, я гордо посмотрела на пришедших в ярость жриц, прекрасно зная, что ответная реакция не заставит себя ждать. Не знаю, на что я сейчас рассчитывала, однако, слова эти вырвались сами, от страха, который разрывал меня изнутри, обволакивая своими удушающими путами, мешающими здраво мыслить и вынуждая хоть как-то защищаться. Но одно я знала наверняка — сейчас меня убивать не станут, да и калечить сильно тоже, если в действительности желают принести в жертву богам. И это давало мне небольшую, но все же фору. — Если сегодня еще хоть одно слово сорвется с твоих губ, я лично вырву твой язык. Поверь, ритуалу он никак не помешает, а вот тебе посудит хорошим уроком и в этой, и в загробной жизни, в которой ты тоже не сможешь его вернуть. — дернув за золотые цепи, разносчица рывком приблизила меня к себе, вынудив проехаться коленями по каменному полу купальни, сдирающему кожу в кровь. Усмехнувшись, она взяла меня за волосы, запрокинув голову назад, зажала уголок моей челюсти одной рукой, а крылья носа другой, вынудив сделать вдох от резкой боли, тут же став осторожно вливать в горло какую-то сомнительную жидкость, очень отдаленно напоминающую о крепком травяном чае с лёгким привкусом меда. Это показалось мне вдвойне странным, однако, я ничего поделать с этим не могла и вынужденно проглотила все, что мне навязали, почувствовав свободу лишь когда сделала вид, что начинаю захлебываться, вынуждая жрицу отпустить меня. Что это было? — Вы осознали свои грехи и решили проявить гостеприимство, напоив меня чаем? Не знала, что местные, многоуважаемые жрицы совершенно ничего не знают о манерах. — осторожно схватившись за горло, прохрипела я, с тревогой осознавая, что без присмотра меня не оставят ни на мгновение, а следовательно, от зелья избавиться я не смогу, иначе грожусь получить двойную дозу. — Я, кажется, тебя предупреждала. Впрочем, меня забавляет то, как ты словно рыба, попавшая в сети, заведомо знающая свой неминуемый конец, пытаешься выбраться наружу, тем самым сдавливая себя в тиски еще сильнее. Не переживай, этот чай тебя не убьет, по крайней мере пока. Лишь слегка поможет обуздать твою суть и разум, накануне твоего особенного вечера. — отстранившись, женщина велела меня поднять и приняться облачать в церемониальный наряд. — Зачем вы это делаете? Есть же еще какая-то причина, помимо религиозной мести, я ведь права? — отбросив прочь все былые стеснения, которые бы лишь усугубили и без того нелегкую ситуацию, я позволила девушкам лишить меня последнего источника тепла, ощущая, как холод сковывает меня в свои ледяных тисках, от которого не спасала даже накинутая мне на плечи тончайшая накидка. — Что ж, поскольку унести мои слова за пределы этих стен ты все равно не сможешь, я, так уж и быть, приоткрою тебе занавесу тайн. Обвинение в том, что ты мешаешь осуществлению нашего плана лишь предлог. Главная причина кроется намного глубже. И виной тому прежде всего фараон. Если бы только он не чаял в тебе души, кто знает, возможно, я бы не предложила Владыке тебя в качестве жертвенного агнца и не заманила в это место, оставив шанс на жизнь. Он стал твоим приговором, юная Неферут, и станет твоей погибелью. Неужели с момента своего появления в этой эпохе я уже успела внести разлад в чью-то жизнь? Но, я никогда не видела эту девушку во дворце. Или же, просто не замечала её? В каких она с Бифету была отношениях? И почему мое сердце от этой мысли так внезапно заболело в груди? — Вы глубоко заблуждаетесь, если считаете, что моя смерть поможет вам свести личные счеты. Фараону никогда не будет дело до какой-то безродной чужестранки, которую он встретил всего несколько дней назад. Вы глупы, если не можете этого понять. — заставила себя отозваться я, ощущая, как в глубине души что-то протестующе шевельнулось. — Не лги мне, девица, я уже прожила достаточно на этой земле, чтобы уметь различать в словах и истину, и ее полное отсутствие. Притворяясь слепой ты не заставишь остальных поверить в искаженную собой реальность, которая очевидна всем, кроме тебя. А иначе, с тобой бы не ходил личный генерал армии фараона. Но хватит пустых слов. Пора приниматься за работу, поскольку времени у нас практически не осталось. Как только разносчица неспешно удалилась, предоставив остальным жрицам всю оставшуюся работу, у меня тут же отобрали накидку, предложив вместо нее откровенное белое схенти, прикрывающее лишь самые значимые участки тела, с вышитым на ткани орнаментом, в котором египтяне всегда закладывали сакральный смысл. И поскольку я больше не желала, чтобы мое обнаженное тело увидело еще несколько пар глаз, что главная жрица вполне могла бы устроить в случае моего сопротивления, как подсказывала моя многострадальная интуиция, я все же выполнила приказ, позволив себя облачить в легкую ткань. Но на этом они не остановились. Пока одна пара девушек занималась моими волосами, пытаясь расчесать непослушные рыжие пряди, скрутившиеся от воды в кудрявые и миловидные «барашки», которые не под силу было взять даже некоторым современным средствам, не говоря уже о столь далекой древности, другие женщины стали разрисовывать мои кисти, плечи и шею хной. Рисунки постепенно складывались в древнейшие иероглифы, которые я никак не мгла прочитать из-за временами мутившегося зрения и еще большей слабости, заставляющей меня приложить огромные усилия просто для того, чтобы ровно сидеть, а не безвольно распластаться на полу, чему я бы сейчас была несказанно рада. Лишь среди некоторых из них я отрывочно прочла слова «загробная жизнь», «вознесение», «суд» и различила тот же самый символ, который наносили некоторым людям на лоб на сегодняшней утренней молитве. — Она готова, госпожа. — спустя несколько долгих мгновений отозвалась одна из служительниц, вплетающая в мои волосы крошечные, практически распустившиеся бутоны египетских роз. — Отлично, тогда можем наконец отправляться в путь. — злобно прошептала разносчица и у меня замерло сердце, когда массивные ворота открылись и двое крупных стражников направились в мою сторону. По приказу жрицы, они накинули на мои глаза темную повязку, ограничив мне обзор, туго завязав её на затылке, в то время как второй завязали рот. А после, не давая мне и мгновения, чтобы прийти в себя, вынудили подняться и следовать наружу, не выпуская из своей железной хватки. По причине того, что стражники слишком торопились и, по большей степени, из-за собственной слабости, один раз я все же не удержалась и, запутавшись в цепях, едва не упала на песок, проклиная кандалы, которые были взаимосвязаны между частями тела, не давая делать быстрые, порывистые движения, тут же затягиваясь туже, причиняя немыслимую боль, которую можно было облегчить только в случае полного расслабления мышц. Но, вопреки своим ожиданиям, земли я так и не достигла, вместо этого почувствовав под собой чью-то теплую и сильную мужскую грудь и запах сандала, на мгновение давший мне прийти в себя, став потихоньку справляться с чувством накатывающей паники. — Не бойся, я заберу тебя отсюда, как только появится возможность. — тихо шепнул мне бархатистый голос, который всегда вызывал на моей коже приятные мурашки, но увы, это продлилось недолго. Мгновение — и чьи-то грубые руки подхватили меня за талию и усадили на лошадь, привязав к седлу и вынудив уткнуться носом в густую гриву животного, чтобы не упасть, пока я пыталась унять нарастающую дрожь от тех жутких картин, которое мне так любезно вырисовывало сознание, давая в красках разглядеть, как я падаю с седла под копыта несущейся на скорости лошади, и страха за того, кто все же решил мне помочь, молясь богам о том, что адресованные мне недавно слова и те сильные руки, укрывшие меня на несколько мгновений в своих нежных объятьях были всего лишь были плодом моего разыгравшегося воображения, ведь в ином случае, все складывалось слишком безумным образом. Игра явно не стоила свеч. — Добираться придется дольше, из-за поднимающегося ветра. Будьте осторожны и не потеряйте девку. — прогремел где-то совсем близко леденящий кровь голос, после чего лошадь подо мной двинулась, отправившись в путь. К сожалению, из-за ограниченного обзора и усталости дорога показалась для меня настоящей пыткой, вынуждая напряженно прислушиваться к каждому звуку, крепко вцепившись в седло. Единственное, что мне все же удалось за всю дорогу сделать, это слегка приспустить повязку, обнаружив, что мы все это время шли по пустыне, а теперь принялись спускаться в странное углубление в песке, которое очень напоминало по своему строению гробницу. Прижавшись ближе к животному, которое почувствовало страх вместе со мной, от резкого металлического запаха крови, ударившего в ноздри, и раскатистого пения, нарастающего по мере нашего приближения, я пыталась успокоить и себя, и его, слегка погладив коня по сильной шее. Но вот, лошади наконец остановились и меня спустили на землю все те же ласковые руки, нежно прижав ближе к себе. Сомнений в том, кто это мог бы быть у меня не оставалось. Сейчас мне оставалось лишь гадать, как Бифету сюда проник и зачем решил рискнуть своей жизнью. Ведь разоблачить здешний культ он мог бы и просто при помощи Ментоса. Но вопроса задать ему я не могла, да и не хотела, ведь все, чего сейчас желало мое уставшее тело и разум — прижаться к парню ближе и положить голову на его теплую грудь, в негласной просьбе никогда больше не выпускать из своих нежных и дарящих тепло и защиту объятий. Что я и сделала, не сумев подавить этот отчаянный позыв. — Дальше мне нельзя. — тихо прошептал парень, уловив момент, когда остальные стражи отвлеклись на открытие массивных ворот, будучи уверенными в том, что их «собрат» крепко держит меня возле себя. — Но я даю слово, что обязательно вытащу тебя из этого места, как только сюда подоспеют мои люди. Обещай до этих пор ни во что не вмешиваться и, по возможности, беречь себя. Пообещай, что дождешься меня, Элена. Подняв на фараона взгляд, прекрасно зная, что он уже давно догадался о моей шалости с повязкой, поэтому и вызвался присмотреть за мной в первых рядах, я впервые разглядела в необычайных янтарных глазах, которые даже в полумраке отливали теплым светом, непривычное до этих пор беспокойство, просьбу и, кажется, вину. Он же, в свою очередь, воспользовался тем, что мы были на половину скрыты силуэтом лошади, и ласково прикоснулся тыльной стороной ладони к моей щеке, а затем опустил взгляд к губам, высвобождая их от повязки, кидая ее на пол, как и ту ленту, что окончательно сползла с моих век, вынуждая сердце затрепетать еще сильней. — Ты ведь знаешь, я не могу этого обещать, но, даю тебе слово, что дождусь тебя, чтобы не произошло. — произнесла я, хотя и инстинкты кричали о том, чтобы я умоляла фараона забрать меня отсюда и не отдавать в руки всех этих полоумных людей, желающих принести меня в жертву своему кровожадному богу. Ведь, если он не успеет, мою жизнь оборвут навсегда. — Эй, малец, сколько ты там еще планируешь ее зажимать? Девка красивая, понимаю, и сам бы с ней развлёкся при возможности, но у нее, к сожалению, сегодня иное предназначение. Так что, тащи ее сюда. Нужно уже поторапливаться, а иначе, нам не отдадут обещанный мешочек утен. Я невольно прижалась к парню сильнее, в то время как его литые мышцы напряглись, да так сильно, что я могла ощутить это при одном лишь соприкосновении с его кожей, чувствуя его волнение и не желание меня отпускать не меньше собственного. Но выдать нас я не могла, поэтому, решила сделать шаг первой. Однако прежде, чем отстраниться, почувствовала, как моей кожи на бедре коснулось холодное лезвие кинжала, с удивлением взглянув на фараона, надежно закрепившего его и укрывшего ворохом ткани. По крайней мере, теперь я сумею хотя бы себя защитить. Гадкий наемник, думающий лишь о том, как бы обогатиться и поддаться мимолётному удовольствии направился было в мою сторону, явно будучи возмущенным тем, что мне вернули право видеть и говорить, однако, его опередили жрицы, вышедшие к нам навстречу и вынудившие меня пойти с ними. Единственное, что мне удалось сделать прежде, чем массивные ворота за мной закрылись, это обернуться и в последний раз взглянуть на лицо Бифету, скрытое черной тканью, похожей по форме на никаб, и встретиться с его горящими глазами, напомнившие мне о древней изображении Ра, у которого был точно такой же яростный, но от того не менее прекрасный взгляд, излучающий невероятную мудрость и силу, способную сокрушать миры и в то же время созидать новые, вдыхая в них жизнь. Что ж, придется потянуть время и понадеяться, что сын солнца исполнить данное мне слово. С моим приходом в зале тут же воцарилась гробовая тишина и сотни пар глаз мгновенно устремились в мою сторону, рассматривая с восхищением и одновременно осторожностью, словно диковинного зверька, впервые очутившегося в руках у ученых. Но больше всего мое внимание привлекла статуя Анубиса, находящаяся в самом конце зала. По началу она мне казалось не более, чем впечатляющей, однако когда возле ее постамента внезапно вспыхнул алый огонь, я осознала, насколько все-таки это строение было колоссальным. По сравнению с ней человек казался лишь крохотной песчинкой, мгновенно чувствуя всю свою слабость, уязвимость и беспомощность перед великой божьей волей. — Приветствуем дуат-нечер! — прогремел старческий голос, который тут же подхватили другие жрецы, выстроившись в несколько шеренг, протягивающихся от ворот и до самой статуи, окружая основную к ней дорогу, вымощенную горячим углем, ведущей к жертвенному столпу. Все это вынудило меня мгновенно поежиться. — Прежде, чем мы перейдем к основной части ритуала, нам нужно задобрить бога! Приведите жертвенных агнцев! Зал взорвался ликованием, а затем, к алтарю, который в скором времени должен был окропиться свежей и горячей кровью, вывели несколько перепуганных детей разных возрастов, от 7 до 12 лет, позади каждого из которых возвышался стражник в маске шакала, держащий хопеш возле тонкой детской шеи. Среди этих несчастных я внезапно узнала Ифэ, заливающуюся тихими слезами. Встретившись со мной взглядом, она дернулась в мою сторону в безмолвной мольбе, но лишь вызвала этим у стражника злость, едва не прирезавшего ее раньше положенного срока. Это стало моей последней каплей. Резко ударив удерживающего меня мужчину под ребра локтем, я извернулась, мысленно в этот момент благодаря своих родителей, которые когда-то позволили мне пойти на курсы по самообороне, а затем, изловчившись, приблизилась к главному жрецу, который все это время стоял поблизости, приставив так кстати пригодившийся кинжал Бифету к его горлу. И хотя это движение натянуло цепи, простирающиеся до самой шеи, едва не задушив меня саму, вызвав такую жуткую слабость, что меня замутило, а ноги едва ли не подкосились, я ни о чем в этот момент не сожалела, крепче сжав рукоять холодного оружия. Если бы не эффект неожиданности, мне навряд ли бы удалось что-то сделать. — Не двигайтесь и заставьте своих прислужников отпустить детей. Нам лишние жертвы ни к чему, тем более, когда в ваших руках такой главный трофей, как я. Но мои слова, вопреки всем ожиданиям, вызвали у старика лишь улыбку. Видимо, этот фокус работает лишь в фильмах. Слегка наклонив в мою сторону голову, он положил свою жилистую ладонь на мою, слегка на нее надавив, давая темной крови просочиться сквозь кожу шеи, которая тут же стала медленно стекать на пол. — У каждого из нас свой срок пребывания на этой земле и мой, похоже, уже истек. Впрочем, я буду только рад послужить своему богу и предстать сегодня перед его судом. То же касается и детей. Все они убогие и тот путь, который им предложили мы — лучший из того, что им когда-либо предоставляла жизнь, вот только они пока этого не понимают. Как и вы сами. Так что, не вмешивайтесь. Веретено судьбы уже завертелось и никто, ни вы, ни кто-либо еще не сможет этого предотвратить. Разве что только сам бог. А теперь, сделайте свое дело. Взмахнув рукой, жрец приготовился дать своей страже команду приступать к делу, вызвав у меня приступ тревоги и растерянности, вынудивший в тот же момент пойти на самый, пожалуй, безумный шаг в моей отнюдь не долгой жизни и приставить кинжал к своей груди: в то место, где гулко билось сердце. Я не знала, насколько важную роль должна сыграть в своем деле, но ничего другого, кроме как рассчитывать на то, что даже в самом худшем случае я не смогу достать лезвием до сердца, поскольку грудную клетку пробить крайне сложно и мою жизнь еще можно будет спасти, мне при нынешних обстоятельствах не оставалось. Тем не менее это действие возымело нужный эффект, вынудив одного из жреческих приспешников подоспеть к старику и сбивчиво доложить ему о происходящим, в конце концов, вынудив его опустить руку. — Ты не понимаешь, что творишь, дуат-нечер. — старик осуждающе на меня взглянул своими потускневшими глазами и тут только я поняла, что он слеп. Однако, даже при этих обстоятельствах его невидящий взгляд способен был пробирать до самой глубины души. — Я ведь предупреждал тебя: никто не властен над собственной судьбой, а иначе, ты бы уже давно смогла вернуться к себе на родину, не проходя все эти испытания, выбивающие тебя из привычной колеи жизни. Они послали тебя к нам с определенной целью. У меня вмиг дрогнуло сердце. Он просто успел «навести на меня справки» и использовать правильные психологические приемы? Или же ему действительно что-то известно? Ведь, не зря говорят, что люди, подобные ему, способны заглядывать за бесконечно далекую занавесу вселенной, туда, куда никогда не сможет устремиться обычный человеческий глаз. — При всем моем уважении к вашей религии, я не поддерживаю ваших взглядов и сама предопределяю свой путь. Так что не пытайтесь навязать мне свои незыблемые догмы, потому как моя вера всего равно далека от вашей. — Но бог Татенен, даровавший тебе амулет, не согласился бы с твоими словами. — покачав головой, старик обернулся в сторону статуи Анубиса. — Но раз уж таково твое решение, мы можем обменять жертвы. Пускай боги укажут тебе путь и дадут понять, как сильно же ты заблуждаешься в своих словах, считая, что они не оказывают никакого влияния на твою жизнь. Если сможешь пройти до самого алтаря босиком по раскаленным углям, жертвоприношение этих детей отложится, до следующего полнолуния. — А если я попрошу просто их отпустить? — Значит, они умрут здесь и сейчас. Во всяком мире должен соблюдаться баланс и одна жизнь не сможет заменить шестерых, даже если у ее души есть на этой земле более важная миссия, чем у нас всех вместе взятых. Решайся, больше времени у нас нет. Взглянув на раскаленные угли я сглотнула, предвкушая, как их жар коснется моих нежных стоп, прожигая их до самых костей. Единственное, что меня сейчас успокаивало и хотя бы немного окрыляло, это осознание того, что я сумела выиграть немного времени и для несчастных детей, которых после смогут спасти солдаты Бифету и, в какой-то степени, для себя самой, отложив хотя бы на несколько минут свою грядущую «казнь». — Я согласна. Жрицы удивленно уставились на меня, но возражать не посмели, лишь наблюдая за тем, как я снимаю обувь и приближаюсь к дороге, жар от которой не давал никому находиться рядом даже в радиусе одного метра. И хоть дорожка была не такая уж и длинная, первозданного ужаса не внушать она не могла. Чувствуя, как меня начинают одолевать сомнения, хищной птицей раздирая грудь изнутри, я вздохнула и сделала первый шаг, ощутив, как мир тут же перевернулся с ног на голову от дикой боли. Закусив губу до крови, пытаясь задушить в себе рвущийся наружу крик, я едва ли не повернула обратно, но заставила себя поднять взгляд на несчастных детей, в чьих глазах застыл ужас и страх перед неминуемой и лишенной выбора судьбой, осознавая, что если я сейчас отступлюсь, никогда после не смогу простить себе этого поступка. Поэтому, сморгнув слезы, скатившиеся по горячим щекам, я перенесла на угли вторую ногу, тут же едва не потеряв сознание. Последующие несколько минут для меня прошли словно бы в забытье. Я задыхалась от жара углей и от боли, разрывающей легкие и тело на неравные части. Не помню, кричала ли я, пыталась ли остановиться, потому что в ушах моих стоял слишком сильный звон, а гипнотизирующие напевания жрецов лишь усугубляли положение. В какой-то момент я, кажется, упала на колени, думая о том, что мое тело, должно быть, уже давно умерло и преисподняя, описываемая во всех религиях мира, выглядит именно так. Но вот, наконец, жар стал стихать и мои ноги коснулись чего-то холодного, обжигающего не меньше огня, вынуждающим меня с тихим всхлипом осесть, удерживаясь на вовремя выставленных вперед руках. Лишь спустя пару секунд я поняла, что сменившаяся поверхность была не более чем обычным каменным полом, не несущим угрозы для моего тела и жизни. — Великий бог Анубис, прими наше подношение. — пропел слепой жрец, а затем подоспели его помощники. Вынудив поднять взгляд на огромную статую, они приковали меня к четырем стоящим друг напротив друга колонам, не давая мне возможности ни опустить руки, ни повернуть головы. В этот момент я ощущала себя мухой в паутине, смиренно ожидающей своей смерти, поскольку чем больше она будет трепыхаться, тем лишь сильнее запутается, лишившись всяких сил. — Этот день послужит тебе уроком и предопределит твою судьбу, дуат-нечер. Да даруют тебе боги перерождение в иной жизни. — проговорил слепой жрец, подходя ко мне с кинжалом, занося его над моей головой. — Прежде, чем вы свершите свое гнусное дело, я хочу знать, почему именно я? — практически одними губами прошептала я, ощущая, как тельце змеи на моем браслете предупреждающе стало нагреваться. Может ли быть так, что я намеренно нарвалась на подобную ситуацию не только ради спасения детей, но еще и ради того, чтобы самой вернуться обратно? Возможно, ведь до некоторых пор браслет еще никогда меня не подводил. Вот только, разы его использования наверняка ограничены и однажды, я уже не смогу избежать косы смерти, лежащей на моей шее еще с начала моей экспедиции в Египет. — Потому что твое появление было предсказано нам самой судьбой и те изменения, что ты внесешь в нашу эпоху, не должны произойти. Ведь, именно ты послужишь причиной как расцвета нашей империи, так и ее заката. Из моей груди вырвался хриплый смешок, хотя и ничего смешного в этой ситуации не было, но я не могла остановить этот внезапный приступ, ожидая того момента, когда холодное лезвие рассечет мне шею, вынудив захлебнуться собственной кровью. Однако удара не последовало. Вместо этого метал обжег мою горячею кожу на запястьях и я почувствовала, как кровь медленно хлынула из поврежденных жил, капая на высеченные в полу небольшие каналы, складывающиеся в определенные текста, постепенно утекая к самой статуе, принося мне наконец странное и до ужаса желанное облегчение. Подняв взгляд к полной луне, виднеющейся сквозь своды слегка распавшегося от времени потолка, я прикрыла глаза, готовясь к переносу, чувствуя силу браслета, однако, к моему сожалению, его не последовало. Словно бы что-то воспрепятствовало этому, вынуждая браслет потухнуть и покрыться тонкой, но длинной трещиной, пересекающей основание и хвост золотистого змеиного тельца. А в следующий миг, я услышала, как передо мной разверзся воздух, рядом упало чье-то бездыханное тело, и чужая теплая кровь обагрила мое лицо. Откуда-то издалека послышались душераздирающие крики, вынудившие меня на миг приоткрыть глаза и увидеть перед собой образ Бифету, который медленно, но верно расплылся и превратился в черноволосого юношу, привезшего с собой шакалов и приказавшего нам с Ментосом за ним присмотреть. Только на этот раз он был в церемониальной маске. — Твоя жертва принята, дитя богов, я принимаю твою кровь. — сардонически усмехнувшись, мужчина щелкнул пальцами, на которых я мимолетно различила острые звериные когти, тут же очутившись на берегу Нила, с необычайной водой, вобравшей в себя, казалось, все краски заката, и вздымающей мирные, но не лишенные мощи волны. Подсознанием я понимала, что это место не более чем мираж, плод моего собственного воображения, а может и просто последствия той отравы, которую так старательно влили в мое тело, однако не вызвать настороженность оно все равно не могло. Оглядевшись, я инстинктивно сделала от реки шаг назад, чувствуя, что мне лучше держаться от нее подальше, и только тут заметила, что весь берег был усыпан не песком, а перемолотыми костями, не только животных, но и людей, судя по некоторым достаточно свежим останкам. — Твоя догадка верна и одновременно нет. — эхом пронесся по берегу глубокий голос, вынудивший меня вздрогнуть. — Он лишь отражает наши страхи и то, что мы сами хотим в нем увидеть. Подняв взгляд я замерла, увидев перед собой огромного черного шакала, вальяжно расположившегося возле самой воды, однако, волны словно бы не смели касаться его шерсти, оставляя ее пушистой и сухой. — Ты и в самом деле Анубис? — сорвался с моих губ вопрос прежде, чем я сумела подвергнуть его критике, поскольку любопытство все же взяло верх над ужасом. — А это место — Дуат? Я ожидала от зверя чего угодно, но никак не раскатистого, очень схожего с человеческим, смеха. — Хорошее предположение, но пока, тебе рано знать ответ на этот вопрос. Не исключено, что я просто иллюзия, созданная дурманом, которым тебя опоили. И забирать тебя на тот свет еще слишком рано. Я лишь хочу тебя предупредить: скоро начнется Великая Война, и брат пойдет на брата, и враг на врага. Ты же можешь стать как ее причиной, так и ее решением, но лишь сердце укажет тебе путь. Слушай его зов, даже когда сомнения будут пытаться одержать над тобой верх. И ты увидишь правильное направление. Похоже, то, чего я опасалась больше всего на свете, уже случилось, и эффект бабочки запустился, делая меня неотъемлемой частью этой эпохи. Смогу ли я теперь все исправить? — Но с какой целью ты мне все это говоришь? Какой тебе с этого прок? — Слишком много вопросов. — внезапно лапа шакала стала рассыпаться на тысячу маленьких песчинок, подхватываемых поднявшимся ветром. — Ох, кажется, наше время подходит к концу. Я предупредил тебя из личных целей, потому что в будущем ты еще успеешь отплатить мне за этот совет. А теперь, тебе пора, дитя богов. Помни о моих словах. — Постой! — успела лишь крикнуть я, но мираж перед моими глазами пал и вместо него послышался полный беспокойства голос, нашептывающий мое имя. — Элена, молю тебя, открой глаза. — вновь прошептал бархатистый голос, а затем я почувствовала себя в чьих-то теплых руках. Холод больше не пронзал мои запястья, в отличие от пульсирующей боли, распространяющейся от рук и заканчивающейся ногами. Но вот, просьба повторилась и мои ресницы дрогнули, вынуждая меня встретиться взглядом с янтарными, словно тягучий и терпкий мед, пронизанный лучами солнца, глазами, горящими беспокойством, гневом и невероятной тревогой. — Слава богам, ты все-таки открыла глаза. — прошептал парень с явным облегчением, осторожно прикоснувшись своим лбом к моему. — Прости, что не сумел прийти раньше и чуть не позволил им забрать тебя на тот свет. Вдохнув тягучий аромат сандалового дерева с едва заметными нотками бергамота, я поддалась внезапному порыву и прикоснулась подушечками пальцев к теплой щеке фараона. Не знаю, что мной двигало в это минуту. Но его глаза были полны такой нестерпимой боли и печали, словно бы это его пытались недавно принести в жертву, вынуждая мое сердце затрепетать, на миг перехватив дыхание. — Я ни в чем тебя ни виню. Спасибо, что сдержал слово. — выдохнула я, чувствуя, как парень дрогнул под моей рукой, убирая ее обратно. Но в последний миг Бифету меня остановил, накрыв мою ладонь своей и прижав ее к своей щеке. — Что будет со всеми этими людьми? — Они получат то, что заслужили, и пощады им ждать не придется. — поймав мой безмолвный вопрос, он незамедлительно отозвался. — Детям будет предоставлена помощь и моя защита, не переживай об этом. Тебе сейчас нужно больше беспокоиться о себе. Вздохнув, я попыталась встать, но парень не позволил мне этого сделать, аккуратно перекинув мою руку к себе на шею и подняв меня на руки, прижимая к своей сильной груди, так нежно и близко, что я могла услышать звук его бьющегося сердца, стоило лишь немного к ней прикоснуться щекой, что я и сделала, поскольку больше ни на что сил у меня не осталось. — Мы возвращаемся домой, Элена. Отыне, больше никто не посмеет причинить тебе боль.