Метки

       Стивен ищет запонки, и его взгляд случайно падает на незакрытую дверь шкафа Тони.        Волшебник, конечно, не имеет привычки рыться в чужих шкафах, но, во-первых, это вовсе не чужой гардероб, а любимого.        А во-вторых, створка так заманчиво, как будто специально открыта ровно настолько, чтобы показать немного смущенному магу край смутно знакомой рубашки, что удержаться от смешного, полудетского желания потрогать так призывно светящуюся в темноте вещь просто нереально.        Ведь это она.        Та самая, сапфирово-синяя рубашка Старка.        Та самая, вопиюще громко шуршащая под моими руками в тот безумный день.        Та, на которой, как я помню, не хватает одной верхней пуговицы.        У самого горла.        Стрэндж, полузакрыв глаза, гладит красивую, послушно переливающуюся сиреневыми бликами ткань.        Пуговицы нет, и Стивен совершенно точно помнит, где она осталась.        На полу спальни, скорее всего.        Маг задумчиво проводит рукой по вороту памятной вещи и перед его затуманенным взором появляется эта блистательная картина: Старк, весь напряженный, как струна, и взволнованный, нервно дергающий рукава этой изумительной рубашки.        Его жадный, обдирающий мага, как осеннюю листву с дерева, ищущий взгляд.        Волшебник сразу вспоминает колющее внутри, царапающее сердце чувство сладкой, страстной тяги и желания довериться этим карим глазам, так откровенно пожирающим тебя без малейшей доли сомнения.        Смешинки в глазах Тони исчезают, и он победительно решает взяться за дело сам.        Окончательно зачаровав мага вроде бы простыми, но удивительно подходящими случаю лирическими вопросами, Старк добивается того, что мы падаем в наш первый поцелуй…        Стивен вдыхает слабый аромат туалетной воды Тони, такой родной и до боли желанный.        Если не открывать глаза, то можно представить, что самый безрассудный в мире человек сидит рядом и ласково переплетает свои руки с моими.        Стрэндж тихо вздыхает, бережно вернув рубашку на место и замечает, что рядом с ней, на той же полке лежит бирюзовая, воздушно-невесомая, видимо сшитая лунными феями из листьев папоротника рубашка.        Ее чародей тоже знает, в первый раз в ней он увидел Тони, когда прилетел к нему на работу, устав обманывать самого себя, что он сможет поработать над выписками из старых книг.        Но ведь это глупо, когда ты видишь его перед собой все время.        Постоянно.        Везде и всюду...        Маг неосознанно облизывает губы, потому что мозг услужливо и радостно вереща, подсовывает ему яркие, как вкладыши к жевательной резинке, обжигающе сексуальные зарисовки того, что было дальше…        Его, Стивена, руки, сжимающие живописное полотно, тревожно скрипящее под ловкими, горячими от желания пальцами.        Хмель кружит Стрэнджу голову, маг почти наяву ощущает на своей шее руки Тони и судорожно выдыхает, утонув в дебрях сумасшедших воспоминаний...        Бархатные губы Старка, беззастенчиво пробегающие, как пузырьки от шампанского, по всему моему телу.        Твой вопросительный взгляд, и мое отчетливое «Да!», свивающее нас в кольцо слитых воедино рук, губ, тел и выстреливающего в мою отказывающуюся думать голову последней здравой мыслью о том, закрыли мы дверь или нет.        Но через секунду и этот финальный аккорд уходящего в туман разума становится ненужным, неважным.        Когда вдох уже один на двоих, а о выдохе мы подумаем чуть позже, если дотянем до завершения этого выпивающего нас до последней капли, иссушающе дикого, как дыхание песчаной бури, поцелуя-удушья.        И даже если я и всплыву наверх, то мне некуда уйти от тихого, ультрамягкого, шепота Старка в ушную раковину, убаюкивающего меня, заворачивающего, как конфету в фантик, в обертку из нежности; и увеличивающего мои и без того огромные шансы свихнуться от горячего, как самум, его неописуемо умелого языка, ласкающего меня там же так, как будто это самая вкусная и волшебно притягивающая часть моего тела.        Это полный отрыв, когда партнер полыхает в том же костре, где и ты, рядом, не разжимая объятий, не давая опомниться ни мне, ни себе.        То исключительное чувство единения, когда ты можешь довериться ему во всем.        Во всем, Тони.        И ты знаешь, что он будет рядом.        И он примет все, что ты захочешь сказать, и карие глаза сверкнут пониманием, и рука согреет прикосновением плечо.        И ты поймешь, как же несказанно тебе повезло.        Влюбиться в него, получить в ответ такую же ломающую все преграды, бесподобную любовь и это искушающее желание позволить Старку все.        Отдаться во власть этих рук, так быстро скользящих везде, одуряюще расторопно забирающих себе все новые и новые участки моего горящего в истоме тела.        Когда огонь внутри тебя доходит до предела, и навязчивое стремление ощутить любимого в себе превосходит все твои внутренние границы.        Да что там границы, если ты до мушек в глазах, до изнеможения хочешь его.        Когда мысль лишь одна — «Только не останавливайся!».        Когда ты весь там, расщепляешься, расползаешься, растекаешься пластами, как мороженое, под его ласками.        Это любовь, Тони.        Это напряжение, разбивающее тебя на мельчайшие осколки, если любимого нет; это солнечное чувство счастья, цепляющее тебя, как лассо, за стучащее, как колокол, сердце, когда ты целуешь меня в губы, обхватывая талию обеими руками и смеешься, ловя мой восторженный взгляд.        Это все, что мне нужно.        Увидеть твои глаза.        И забыться, утонув в них, как в омуте…        Стрэндж с трудом возвращается из грез, обрисовывая указательным пальцем кружева на тонкой, сказочно восхитительной ткани.        И улыбается, мечтая об одном.        Чтобы владелец всех этих шикарных вещей оказался в двух шагах от него.        Но мечты сбываются, по крайней мере, этим романтическим вечером.        Потому что хриплый голос Старка говорит, сразу внося в тихий вечер лепту откровенной и напрашивающейся на продолжение чувственности, Стивену, обнимая его за плечи:«Дорогой, ты так скучаешь по мне, что решил навести порядок в гардеробе?». — Тони, привет! Я вовсе не собирался что-то делать в твоем шкафу. Прости, просто дверь была открыта, и мне показалось, что увидел кое-что знакомое... — маг бормочет оправдания, не желая сознаваться, что дьявольски завис, замечтался.        И да, тысячу раз да, попросту соскучился до безобразия.        До слепящих точек под веками.        До хруста в кончиках пальцев.        До судорог в скачущем, как взбрыкнувший иноходец, сердце.        — Стивен! Ты можешь делать все, что ты захочешь. Здесь все твое. Все принадлежит тебе, абсолютно все. И я тоже твой. И мне нравятся твои руки на моих рубашках. И не только на них.. — Тони так коварно улыбается, при этом успевая целоваться, одновременно почти до половины расстегнув мою рубашку и закручивать меня, как в центр торнадо, в зашкаливающий водоворот любви.        Мага хватает только на то, чтобы на скудных остатках кислорода ответить Тони, что сегодня у него в приоритете больше раздеть Старка, нежели принарядить, если только в какие-нибудь уж совсем невозможные штучки.        И услышать, как награду, его задохнувшийся от вожделения всхлип-вздох, пролетевший музыкой в окутанном влечением пространстве...