Пятая в третьем ряду...

Девочка не помнила своей матери — ей было шесть, когда матери не стало. Так, по крайней мере говорило письмо. Письмо, которое прислали из УБМТ, чуть вскоре после того, как мать отвела дочку в кадетское училище. Одно время Даника — так бы отец её наверно назвал — это его любимое женское имя — скучала по месту, которого не существовало. Месту, где мать учила её — как быть человеком, и был отец, который о девочке заботился. По правде говоря, именно родители были причиной, по которой Даника не верила в любовь. Но, возможно, это потому, что она сама никогда не любила. Легче было верить в то, что это родители никогда не любили дочь, чем притворяться и думать — что любили и однажды решили сделать то, чего не сделали бы. Мать, которая любила свою маленькую девочку, защитила бы её. Она заставила бы его остановиться, а не называла бы дитя сумасшедшей. Страх мамы перед отчимом, и отсутствие хребта, заставили её поступить менее мудро. Данике всегда оставалось страдать в тишине, одной. Отец же, настоящий, ушёл из семьи, стоило Данике появиться на свет — не выдержал постоянных отлучек любимой женщины. Девочка поначалу обижалась и ненавидела отца, но потом узнала — он собрал вещи и просто уехал в командировку неизвестно на сколько. К тому же, родители не были расписаны официально, а на работе жены сплошная секретность — мужчине даже не сообщили о рождении дочери. Так может отец отправился в поисках лучшей жизни для ребёнка, которого бы отдали ему за неимением других близких родственников, так как мать не может заботиться о малыше и воспитывать его — она даже не может покормить его из-за занятости. Что уж там всё остальное… Но женщина «предательства» мужа не перенесла, сбежала с дочерью, так и назвав её в свидетельстве о рождении Гиатой, и когда девочке исполнилось девять месяцев встретила мужчину, а через несколько лет вышла за него замуж. После многое переменилось. Мама стала меняться — постепенно перестала приходить ночью спать к малышке, потом петь колыбельные, ласкать и гладить, понимающе выслушивать её проблемы. Наряжать и возиться с ленточками в её волосах. Гладить и целовать. Потом и верить. Мама уже давно её бросила. Девочка выплакала все слёзы после её ухода в мир наркотиков — этим все было сказано. Отчим заботился об этом меньше. Электричество не отрубили, и когда она решила вернуться домой — это всё, о чем она беспокоилась. И отчим оплачивал счета, запасал основные продукты в шкафы и холодильник. И вот мамы не стало — очередное задание там, куда мама так недавно со слов её подруги вернулась, нездоровье из-за употребления наркотиков и всё… Чуть погодя началась новая жизнь в кадетском училище и уже с новым именем — Ламара. Самое уютное место в комнате было отведено столу, на котором лежали девушкин портфель, который узнавался сразу, тетради и книжки. Над столом висело расписание уроков. Осталась только одна фотография. Только на ней рядов с ротами было пять… Самым запоминающимся был рыжий парень, который на чёрно-белом снимке выглядел просто светловолосым и попал на снимок просто так, потому что проходил рядом. В отличие от других. А мать была пятой в третьем ряду. Они последовали примеру других рот, хотя еле удерживались на снимке и чуть не падали с ног. Бойцам было особенно трудно оттого, что они незадолго до этого вступили в схватку, но они всегда мечтали стоять выше остальных. Самой Ламары, к счастью, тогда в планах не оказалось. Её мать уже потом стала милой, застенчивой женщиной, которая очень встревоживалась. В ней не стало былых решимости и озорства. И та самая фотография, где она была пятой слева в третьем ряду. Лежала на столе. На этой же фотографию по бокам роты виднелись певчие птицы. Эти птицы удивляли заливистой полночной трелью и радостным утренним щебетаньем, громкими флейтовыми песнями и тихими виртуозными мелодиями и держались в роте ради развлечения. Только вот забывалось, что птичье пение — это не только необыкновенная красота и сладость для ушей, но и обилие передаваемых сигналов. Старые леса пока остались на месте, а с ними и черника, и дикая малина, и лесные сосны. Меланхоличное и нежное пение имеет ту же цель, что и весной крик кота. Но поют птицы чаще всего о том, что на сокращение популяции влияют другие причины, предположительно, связанные с климатом. Пение — это любовь и смерть, размножение и борьба. Наблюдая за птицей в различный период, можно легко в этом убедиться. Птицы часто хотят передать сообщение: «Чужеземец, иди своей дорогой. Если ты останешься здесь, тебя ждет место на кладбище». Жаль, люди не могут говорить такое прямо в большинстве случаев.

***

Зачеркнув в календаре ещё один день красным, Ламара сложила их все и получила, в общей сложности, пятнадцать. Вот сколько дней прошло с тех пор, как ушла соседка по комнате. Она не оставила записку или что-то в этом роде. То, что она внезапно встала и ушла, не было неожиданно, но два дня назад преподаватель сказал — что девушка никогда больше не вернётся. Ламара уже давно отказывалась во что-то верить, списывая слова на наркотический дурман, в котором люди могут находиться. К тому же — чем больше времени проходит, тем больше угасает уверенность. Что, если люди вообще никогда не вернутся? Это принесло бы облегчение. Ламара была немного благодарна — что Бог, наконец, вмешался и что-то сделал — у соседки была энциклопедия комплексов, которые девушке надоело пытаться понять. Жизнь Ламары была одинокой до училища — но всё было в порядке. Мама в браке постоянно говорила ей, что она дрянная девчонка и умрёт одна. Девочка полагала, что это правда, и успокаивалась в тишине. Больше никаких ночных пробуждений, проскальзывающего в её кровать и не уходящего до восхода солнца отчима. Больше не нужно смотреть, как он за волосы тащит маму вверх по лестнице, и затем слушать — как они сражались часами, до начала стонов. И больше никаких орудий, направленных на девочку за то, что она не соответствует их требованиям. И тело Ламары больше не болело. Она, наконец, исцелилась. Ночью Ламара бродила по училищу, касаясь руками стен и приветствуя каждую деталь в отдельности, являвшуюся частью её существования вплоть до момента прощания. Она поклялась никогда не забывать общежитие: ведь это место долгое время было её домом, и тут нечего было стыдиться. Она разглядывала рисунок на плитках в коридоре, что вёл к кабинету директора, линолеум в столовой и белую кафельную плитку ванной. Даже пятна плесени по бортикам. За годы, что она провела здесь, всё стало привычным. Это был неотъемлемый фон её жизни, панель, на которой монотонно и безмятежно протекало её существование. И теперь девушка хотела это запомнить и унести в своём сердце, когда она покидала училище. Начиная со следующего дня ей больше не придётся ни с кем ничего делить, даже ванную. В её полном распоряжении будет душ, отдельный умывальник и, если повезёт, ванная. Она будет есть одна, и, возможно, даже не будет ходить в школу, так как, пожалуй, как в некоторых романах, у неё появятся собственные преподаватели. Девушка поправила белокурые волосы, и миру стали видны насыщенные акварельно-голубые глаза. У отца, говорят, они были акварельно-синие. Хоть что-то досталось от матери — вся внешность. Да что там внешность — близкие знакомые матери говорили, что и повадки, и манера поведения, движений и речи её, даже голос похож, когда Ламара испытывает сильные чувства и эмоции, особенно, когда переживает. Дул ветер, но не тот порывистый и злой, что спутывал густые вьющиеся после дождя и ванны мокрые волосы девушки — это приятный освежающий бриз, как дующий на палубах кораблей в солнечную погоду, когда на небе редкие белые облачка. Город погрузился в неестественную голубизну чистейшего неба. Это напомнило город её рождения с таким же чистым небом. Его белоснежные башни, мраморные фонтаны и роскошные сады, украшавшие площади и узкие улочки, сверкали под лучами солнца. Девушка с восхищением вспоминала их, однако в глубине сердца ощущала глодавшую тоску по тому месту. Оно было слишком красивым и лучезарным, чтобы продолжать жить в нём и дальше. В своих снах девушка летала в этом городе, но странным образом не испытывала при этом страха — Ламара страдала от ужасного головокружения и тогда, когда становилась на первую ступеньку лестницы. Там можно, ступив на стеклянный балкон, смотреть на розовеющие в утреннем солнце облака и наверху — где лёгкий ветерок ласкает лицо — всей грудью высунуться в пустоту. Земля и реки стремительно ускользают от глаз, в то время как город уносит в небо — и затем огромная тень упадёт на расстилавшуюся внизу зеленую лужайку. Стоит поднять голову к небу, чтоб понять — что произошло. Солнечный свет ослепит, мешая рассмотреть — что внезапно возникло над землей. Холод пробежит по шее и спине. И вместо неба белый потолок — девушка точно знала — что этот восхитительный спектакль-воспоминание рано или поздно канет в небытие, словно его никогда и не было. Ламара зажмурилась — не было ведь уже ни прекрасного города, полного солнечного света, ни огромной тени. Весь март шли дожди. С каштанов облетали оставшиеся прошлогодние листья, и птиц почти не было на оголившихся ветках. Вскоре их щебетание смолкло окончательно, словно зима была не за горами. Каждое утро зимы девушка вглядывалась в окно, подстерегая солнечный луч, но ждать приходилось долго: он пробился сквозь толщу облаков в середине февраля. Девушка в сотый раз погладила рубашку. Вплоть до этого момента ей не приходилось задумываться о своих вещах. Её одежда в большинстве своем была казённой, сшитой не по размеру, но эти чересчур официальные вещи, которые она носила всё время, вполне соответствовали той роли, которую, по её убеждению, ей предстояло сыграть в этом мире. Ламара всегда была заурядной девочкой, маленьким винтиком, по сути своей совершенно бесполезным в общем механизме — но только не в тот день. Ей отчаянно хотелось, чтобы её вещи стали привлекательнее и ярче. Хотелось во что бы то ни стало произвести хорошее впечатление на человека, поразить его. Это была её единственная возможность попытаться направить свою жизнь в иное русло и на время покинуть приют. Ламара посмотрела на своё лицо в зеркало. Белая рубашка на удивление шла к цвету глаз. Девушка всегда считала, что смешно уделять столько внимания подобным вещам, но сейчас убеждалась в том, что загадочный отец наверняка оценит её усилия. Напоследок она увлажнила волосы. Директор рассказывал о том, что её отец приобрёл поместье озера. Поместье находилось к северо-западу от города, в холмистой местности. Он поселился там ради своей научной работы: это тихое и в некоторой степени мистическое место. Разговаривая с руководством, отец сказал — задача девушки в том, чтобы помогать ему: поддерживать порядок в библиотеке, что-либо выписывать и копировать для него. Раздался стук в дверь. Ламара резко обернулась — за её спиной выросла Ольга Тимуровна. Между ней и девушкой никогда не было отношений, что связывали ученика и учителя, но неожиданно Ольга стала для девушки единственным человеком, которому она могла доверять. Она почувствовала некоторое облегчение — по всей вероятности, это было неправдой, но многие нуждаются в маленькой лжи, чтобы двигаться вперёд. Женщина доброжелательно улыбнулась: — Ты и правда красивая девочка, а так выглядишь просто здорово. — Вы так считаете? — грустно спросила Ламара. Женщина положила руки ей на плечи: — Знаешь, порой я думала, что тебя ждет мой удел и ты никогда не покинешь этих стен. Ведь много лет тому назад я была такой же, как ты. Глаза девушки блестнули: это неожиданное признание смутило и одновременно польстило. Ламаре самой не раз приходили на ум подобные мысли. Ольга говорила певучим голосом, от которого теплело на душе, и обращалась к ученикам так, что они сразу чувствовали себя желанными гостями. Прекрасные голубые глаза затуманились, дыхание становилось все слабее. Женщина почувствовала, как слёзы подкатили к её горлу. Она никогда не думала, что увидит со стороны великого воина, самого мудрого и сильного из всех соотрядовцев, последнего представителя их отряда, в таком состоянии.