Пятая в третьем ряду...

Она знала, что эта встреча изменит её жизнь — так и произошло. Опекуны… Они не были сильно против этой школы для одарённых подростков, а главное подростки такие же как и Ламара — другие, а потом и новоявленного отца, это и не удивляло… Но не нужно лишней лирики. Как бы то ни было, уже на следующий день, Ламара со своими документами и вещами ехала к отцу. У входа в вагон стояла, упираясь об поручень, кондукторша и истошно вопила: — Быстрее, пассажиры, быстрее! Не хотите ли вы провести рождество в коридорах вокзала? Голос её охрип на морозе и звучал более как угроза, чем совет. Тем не менее, на пассажиров это действовало и они старались ускорить шаг: правда, с набитыми чемоданами в руках им это не очень удавалось. Яростно расталкивая локтями ребят помладше, Ламара сумела пройти сквозь толпу опоздавших, но, к своему изумлению, большим её составляющим были не люди, а багаж. Хоть и количество человек прибывающих в поезде было невелико, толкучка стояла не хуже, чем снаружи. Миновав раздающую новый выпуск «Русской правды» продавщицу и снова открывав заполненные купе, Ламара едва не дошла до конца вагона. Впереди пыталась протиснуться женщина с тележкой и чтобы её пропустить, девушке пришлось прижаться спиной к стенке, встать на кончики пальцев и набрать полную грудь воздуха. На её несчастье, мальчик, который расположился в купе, о дверь которого девушка решила опереться, решил выйти из него и, открыв дверь, увидел перед собой падающую Ламару. Мальчик успел вовремя отшагнуть назад, а вот она с оглушительным грохотом шлёпнулась на пол, да так — что стены задрожали. Не на шутку растерявшись, Ламара некоторое время прибывала на месте в лёгком оцепенении. Во время падения дабы смягчить посадку, она постаралась облокотиться на руки, тем самым сильно ободрав лицевую сторону ладони. Огорчённо поглядев на кровь, сочившуюся из раны, девушка громко вздохнула, явно недовольная произошедшим. Постаравшись вернуть улыбку на лицо, получившуюся довольно натянутой, она пожелала скрыть зарождающуюся, но не менее проникновенную, покалывающую изнутри боль. Сдерживая ситуацию в руках, как только её позвонки всецело прочувствовали в меру грязный пол, ты поспешно оглянулась: не увидел ли кто? Настойчиво заправив волосы, струящиеся крупными завитками за уши она, продолжая сидеть на полу, провела вполне скорый осмотр потрёпанной мантии, притом наблюдая за учениками, уходившими к ней спиной в даль вагона. Как только Ламара что-то тихо проговорила мальчику, чем явно его подбодрила, ведь ранее тот стоял словно окаменевший, некто стоящий за шедшим нескладным мальчиком из хоккейной команды, цепко ухватив руку девушки с цвета нагревшейся меди волосами — наверняка его сестры — чей значок учебного заведения скрывался за складками мантии, ни капли не смутившись, обрывисто захохотал. Приняв этот хохот, Ламара, недовольно фыркнув, принялась отряхивать пострадавшими руками мантию, выискивая недоброжелателя. В любом случае, состояние её и без того изрядно подпорченной постоянными стычками с мальчишеской компанией репутации волновало её куда более состояния здоровья ужасно ноющих разодранных коленей и синяков по всему периметру спины. На вокзале её встретила управляющая отца. Эта женщина шла гордой уверенной походкой, постукивая каблуками, скрывающимися под подолом платья, всем своим существом показывая — какая она важная персона. Её внешность невозможно было не узнать, та часто появлялась на обложках газет и объявлений о сбежавших из Северной Кореи: высоко поднятая голова, широко раскрытые глаза с тяжёлыми, словно от недосыпа, веками и крона густых кудрявых волос. И вот Ламара уже ехала в симпатичном Порше, за рулём которого была управляющая. Они приехали в большой красивый дом. Он был даже больше, чем предыдущий. Новый дом оказался не так плох, как девушка ожидала: красивое, современное здание, милый парк. Из-за угла белых с заморскими узорами и похожими на лилии цветами обоев свободолюбивым шагом к Ламаре направилась незнакомка, судя по виду — служанка. Подойди она поближе, и Ламара смогла разглядеть её точённую фигуру, вокруг которой был обвязан обшитый кружевами передник и плетёной каймой, каштановые волосы заплетённые в косички, уложенные в пучок с выпущенными прядями, и симпатичное лицо с большими зелёными глазами и пушистыми ресницами — не дать не взять выпускница последнего курса педагогического колледжа. Проникновенный взгляд изумрудных глаз заставил тревогу девушки отойти на второй план, за что Ламара была благодарна. — Вы можете называть меня госпожа Мариотта, мисс, — сказала служанка, после чего поклонилась и удалилась неслышным шагом. Буквально через несколько секунд с лестницы сошла величавая, статная женщина. Завидев Ламару, она остановилась, стоя на ковре из шкуры животного с белой шерстью и устрашающе сверкнув зубами. Невольно девушка сделала шаг назад, неуютно поёжившись, на что та, не скрывая этого, усмехнулась. Обернувшись в сторону управляющей в роли своей проводницы, Ламара даже позавидовала её выдержке, но вспомнив о записях в прочтённой ею книге «Побег из КНДР» на досуге ещё в училище и её принадлежности к силовым структурам, отдалилась от неё. — Вот ты и здесь. И всё же — я не считаю тебя достойной носить фамилию моего хозяина и твоей матери, как бы он её не ненавидел, — сказала женщина медленно, словно вот-то начнёт выводить слова нараспев, причём активно жестикулируя и сладко растягивая слова, но тем не менее переполненным иронией голосом, и изнывая от удовольствия вида обречённого лица девушки. Ламара внутренне собралась. Всё будет хорошо. В мире ещё столько всего, чего она не узнала, не попробовала и не испытала. Всем бывает тяжело, и она не исключение, однако она верит, что где-то там, далеко-далеко, её ждёт счастье. Женщина подобрала полы платья и направилась прочь. Вскоре она перестала быть видной в глубине и тени коридоров и самого здания. Последние шаги растворились, после чего вскоре и сама тень неизвестной женщины исчезла за дверным хлопком оставляя лишь неприятное молчание, вызывающее осадок на душе, что брал её с поличным, — казалось, сердце вот-вот выскочит из груди, и Ламара надеялась, что этого не было видно по её лицу. Но вскоре девушка поняла, что женщина ушла не сама. Она краем глаза видела фигуру хозяина, смотрящего теперь на дочь со средней площадки, разделяющей два пролёта боковой лестницы. — Не думал, что ты окажешься на неё столь похожей, но более чем уверен, что в обществе кадетов ты прогнила насквозь, — пропел он казалось бы заботливым голосом. Он говорил неспеша, но не растягивая слов. Ламара была готова к лекции о её близком общением с «золотыми» — парнями из училища, так как они были в силу пола в более привилегированном положении — но на прошлой фразе он закончил диалог и, убедившись что ответа не последовало, ушёл как ни в чём не бывало. И, казалось, этот монотонный стук каблуков сводит Ламару с ума. Девушке разрешили выбирать комнату. Она помогла разобрать вещи и решила отнести свои в свою комнату, которую ей показали. Её отвели в комнату, в которой ей предстояло жить: просторное помещение в светлых тонах, которое при потере освещения теряло всю свою доброжелательность. Она оказалась огромной, и вид из окна выходил на красивый сад с цветами. На круглом винтажном столе из тёмного дерева с симметричной фигурной ножкой стояла миниатюрная белая фарфоровая чашка с золотыми краями и чёрными, тёмно-синими изящными трещинками на белой эмали внутри, казавшимися серыми. Когда-то в ней клубился ароматный дымок, пахнущий древесной смолой и бергамотом чай, но сейчас, в этом ледяном помещении напиток остыл. Ламара разложила вещи. С потрясению она схватила первую попавшуюся книгу и начала читать будто бы вылавливая слова, пропуская их в бездонную пропасть подсознания, и плюхнулась в огромную кровать. На глаза, уже болевшие от напряжения и непереносимости тьмы попалась строка «Старшая сестра — Анита Костильо, отличная стрельчиха и подающая надежды лыжница. Зима, 1967 года», заставившая захлопнуть книгу и пнуть её ногой, после чего, кувыркаясь, сбросить с высокой, ещё не расправленной кровати. Ламара с шумом упала на подушку и закрыла лицо руками, глаза предательски защипали, выпуская потоки слёз. Прерывая часы проведённые за тяжким ожиданием мелодично скрипнула петлями дверь, из-за которой аккуратно вышла служанка, по-прежнему разодетая в свой кружевной расшитый фартучек, а под мышкой был зажат букет белых лилий, после появления которых комната наполнилась сладким освежающим запахом: — Я скажу вам, что приближается ужин, а соответственно вам нельзя на него опаздывать. Изначально нехотя Ламара повернула взор в сторону Мариотты, чьё светящееся добротой лицо стало обыкновением, была она и чем-то обеспокоенна — мысль о возможной тревоге за девушку заставило выдавить вялую полу-улыбку. — Не вешайте нос, — продолжила та, завидев подавленное состояние Ламары, — А лучше посмотрите, каких я вам цветов набрала, — девушка взмахнула ркой, и из ниоткуда появилась узорная ваза, в которую та поместила свой подарок. Пока девушка склонившись над круглым столиком на резной ножке, Ламара медленно подошла к вазе и дрожащей рукой прикоснулась к влажному бархату лепестков и сразу же отдёрнула руку, побоявшись лишить жизни вероятно последний дар Флоры перед наступлением зимы, покрывшей землю толстым настилом снега. Они казались единственным лучом во тьме, но как трудно осознать, что это — иллюзия. Стараясь сделать шаги максимально тихими дабы не беспокоить служанку, Ламара остановилась у стола, на котором та колдовала, устанавливая цветочную вазу на нём. Несколько минут девушка простояла, вдыхая сладкий аромат, дарующий печальные воспоминания о доме. Переезд был довольно утомительным, да и время было довольно позднее, так что они легко поужинали, и Ламара пошла спать. Прохладный ветер проходил сквозь открытую оконную раму, развевая волосы на затылке. Казалось, окно было открыто девушкой дабы освободиться от напористой тревоги не дающей ей покоя который час, но даже малейшего облегчения девушка не почувствовала. Мысли о жизни, начинающейся с чистого листа, были далеко не самыми радужными, как казалось, а с каждой минутой приобретали грязно-серый оттенок, будто покрываясь густым дымом.