***
— Здравствуй, — коротко поздоровалась Ламара, входя в столовую. Отец же сидел за столом и орудовал ложкой. Лицо его было напряжённым, — Я бы хотела поговорить. — Здравствуй, я не имею ничего против короткого диалога, — мужчина взглянул на дочь холодным взглядом, его лицо не выражало никаких эмоций, от него исходил холод. Он не знал — что таким образом судьба его с ней свяжет.Подобное начало разговора было для Ламары более чем неожиданным. — Прошу прощения, я не хотела задеть ваши чувства, — ответила девушка, думая, что ответа не последует. — Сказать честно, — я разочарован в твоём выборе учебного заведения, — Ламара тяжело сглотнула, ведь, как она и предполагала, разговор пойдёт о её зачислении на воинскую специальность. — Прошу прощения, но поступить в это учебное заведение было сугубо моим желанием, — ответила Ламара. — Следует начинать от худшего к более, или наоборот? — отец был недоволен ею. Мало того — ему стыдно за дочь. — Что же здесь не так? — Спешу поинтересоваться, чему же могли научить дитя за все годы прибывания в этой мерзкой норке? — высокомерно усмехнулся мужчина, хоть и прекрасно понимал что удовлетворительного ответа на его вопрос не будет. — Не знаю, — кратко отвечает Ламара. — Возможно я и «поручил» офицерам воспитать тебя до определённого возраста, но не думала ли ты, что превосходишь их в несколько тысяч раз? — Я подозреваю, что что-то с ними не так, — сказала Ламара. — Спешу поблагодарить моего верного 'скользкого' друга, жёнушку, по чьей вине мою дочь воспитали предатели крови, — злая улыбка окрасила губы отца, — Но как я полагаю, на подобный результат оказало давление на тебя семьи, у которой ты проживала ранее. Ламара старалась не смотреть отцу в глаза. Кусая губы чем оставляя на них бесчисленные ранки ты пристально наблюдала за поведением мужчины. Заправив непослушную прядь волос, ранее маячившую перед глазами за ухо и подперев голову кулаком, она старалась, чтобы эмоции не отразились на лице. Девушка боялась, что о её дружбе с маргиналорождёнными станет известно отцу. Подобные мысли наводили на неё тревогу немыслимых масштабов. К тому же, ведь она была уверенна, что её мир вынужден перевернутся с ног на голову. — Как вы можете знать о наличии или отсутствии умения общаться на правильной волне, если я в жизни не видела нужных людей? — не выдержав, возразила Ламара. — Она общается с маргиналорождёнными, — продолжил отец, стараясь, чтобы эмоции не отразились в голосе, и Ламара внутренне сжалась. Их презирали в училище, им не доверяли по понятным причинам — за такими обучающимися числились отнюдь не мелкие нарушения. Эту категорию учащихся набирали из детей опустившихся родителей, чтобы хоть как-то заполнить места. — Эти ученики отнюдь не благонадёжные и многие же начинают отбывать своё в местах, не отдалённых от нас. Их вполне заслуженно избегают, дабы не получить нож между рёбер или похищенный бумажник. Заместо этого ты ведёшь себя с ними на равных, впитывая их никчёмное мнение как губка! — оглушительно рявкнул он. — Вам не стыдно? — спросила Ламара срывающимся голосом. — Знаешь, когда мне становится стыдно, я вспоминаю, что на этом свете живут Панин и Джигурда, и тогда меня отпускает. И пока друзья моей жены желают мне зла за моей спиной, я желаю им счастья подальше от меня, — начал говорить, а потом оскалился отец. Ламара готова была заплакать, но не заплакала, а лишь сжала кулаки и закусила губу, — Я вполне в удовлетворительном состоянии. Потому что я не сделал ничего, за что можно было боятся или переживать. А раз ты об этом говоришь — значит, за тобой не один сверхурочный грешок… — У меня есть выбор? — девушка было полностью обескуражена, её глаза наполнились слезами. — Выбор есть у каждого, но его надо сделать правильно. Я обещаю тебе полную защиту. — Знаете, мне это всё отвратно, — сказала девушка. Мужчина лишь хмыкнул и слегка сощурил глаза, показывая презрение. — Не вижу смысла продолжать наш разговор, — подвёл черту мужчина. Ему не было жаль. Эта компания одуванчиков во главе с директором изрядно действовала на нервы. А его дочь — ещё один член одуванчиков. — Вам нравится меня злить? — то, как отец себя вёл, вызывало у девушки желание приложиться головой об стену. — Увы, моя прелесть, но при виде тебя моё сердце ничего не чувствует, — выражение лица мужчины было холодно. Такие, как дочь, ему были также отвратны. Слишком вспыльчивая, не способна держать эмоции в узде и рационально оценивать обстановку. Ламара был ошеломлена, потеряна. Речи отца заставили появиться желание рвать и метать всё и вся, ведь Ламаре и в голову прийти не могло что кто-то сможет парой слов оскорбить её чувства. Это только первый день, а она уже на грани смерти. Сглотнув слюну и плотно зажмурив глаза, она принялась мечтать о скором окончании злосчастной встречи, а также уходе в комнату и хорошем отдыхе. Доев выбранные куски, девушка встала из-за стола и ушла в комнату. «Ты очень умна, моё солнце, но в этой партии выиграл я.» Ламара влетела к себе, не заметив ничего на пути. Даже того, что бежала из столовой. Очнулась она, когда ощутила прикосновение нежных рук, проводящих по лбу. Развалившись на стуле напротив кровати, дремала Мариотта, вероятно решившая ненадолго присесть, но от усталости сразу же провалилась в глубокий сон. Девушка рухнула на кровать, почувствовала объятия накрахмаленных одеял.Счастье как наказание
24 мая 2022 г. в 12:02
Не восхититься архитектурой этого здания было невозможно: на завитки садовой ограды можно было любоваться вечно, а чего только стоили витражи из стекла разной прозрачности. Когда Ламара с управляющей вошли в дом, красота его не переставала её удивлять: молочного цвета ковры с длинным ворсом, искусно расписанные зелёным и чёрным подсвечники, длинные коридоры ведущие в огромное количество комнат. Эта ночь была мучительной. Ламаре так и не удалось сомкнуть глаз. Ещё в училище она слышала в темноте дыхание своих одноклассников и спрашивала себя — будет ли ей их не хватать. Все это так неожиданно, но она надеялась, что ей удастся привыкнуть. А что, если это и в самом деле обман, как кто-то сказал? Ведь такое вполне может случиться: пришёл какой-то незнакомец, чтобы удочерить её, а на самом деле собирается заставить работать на него. От этой мысли Ламара вскочила с кровати. Ей необходимо было пройтись и остудить свою разгоряченную голову и прогнать грусть, которая навалилась на неё. Срочно. Ламара вздрогнула, коснувшись ногами ледяного пола, и всё же пошла по тихим коридорам, едва освещаемым бледным светом луны, что просачивался сквозь окна. Странно, но внезапно на все вокруг девушка посмотрела совершенно другими глазами: её всё-таки забрали из места, где она чувствовала себя одинокой. Последние несколько дней перед отъездом было холодно, и она чувствовала себя ужасно неуютно со старым чемоданом в руках. Каждое мгновение её охватывал страх, что отец не приедет. Она боялась, что, увидев её, такую неловкую и смешную, он уйдёт, чтобы больше никогда не появляться здесь. Не сдержавши порыва воспоминаний, Ламара торпедой понеслась в комнату, в коридоре разодрав колени, на которых расцвели пунцовые пятна. Кровь ударила в голову, заставив девушку крепко зажмурить глаза, коснувшись одними подушечками пальцев век, а другими — висков. Несмотря на то что она свято верила в отсутствие страха перед предстоящим событием что переменит её жизнь и не в лучшую сторону, некоторую часть её души всё-таки уговорить не удалось. Ложь — дело обречённых; Ламара сидела на полу, упёршись позвонками в каркас кровати и обхватив руками колени, доставая ладонями до плеч. Пальцы ног онемели от длительного контакта с промёрзшей на морозе поверхности ламината. Девушка бросилась к чемодану, и, с лязгом открыв застёжку, начала разгребать вещи в поисках письменных принадлежностей, сначала легонько приподнимая их, а после безжалостно разбрасывая по всему периметру комнаты. Нащупав под покровом учебников пергамент и перо с чернильницей, она расположилась рядом с кроватью, неподалёку от которой валялась распотрошённая сумка, и, облокотившись локтями о бок кровати, принялась выводить буквы на листе, лежащем на коленях. Прописыванию аккуратным подчерком следующего абзаца письма любимой семье было посвящено достаточно времени. Ламара ждала долгожданного похода в почтовое отделение, дабы доставить свеженаписанное письмо адресатам.
Эмоции: письмо — это уходящий дышащий мир. Если им не хватает эмоций или они просто чувствуют себя пустыми, когда мысли тянут свою жизнь, никто не собирается оставаться, чтобы закончить всё. Наконец улягшись на кровать, девушка написала своей знакомой по училищу. По факту, у общей беседы есть достоинство: эмоджи-сообщения, которыми все общаются, особенно девахи со своими самцами, ибо это по крайней мере без утайки иллюстрирует их умственное развитие.
Хорошая картинка и недораскрытая, но всё же интересная история Айси. — запищало присланное сообщение в ответ на отправленный вопрос. Бывшим одноклассникам Ламары в очередной раз задали писать обзор, теперь уже на восьмой сезон Винкс.
Касаемо последней — да, твист очень тупой, ибо мы все прекрасно знаем, что он никак не стыкуется с характером и намерениями Айси, наблюдавшимися нами в предыдущих сезонах. Надо было на коленке слепить Айси великую мотивацию, чтобы заставить ей сопереживать. И как ни странно, те моменты, когда нам раскрывали прошлое Айси и её истинное лицо, получились довольно неплохими.
Но кого это волнует?.. — ответила знакомая. Впрочем, как ни странно, не смотря на характер отца, то, что Ламару удочерили, довольно неплохо по сравнению со всем остальным, что творилось в этом году. Ламара лихорадочно помотала головой в разные стороны — нет, такого просто не может быть. Уткнувшись в подушку, девушке оставалось надеяться, что происходящее — всего-навсего сон, уже близившийся к концу.
Ночью Ламара видела странный сон… Почему-то в нём присутствовал давно забытый мальчик с соседнего класса, чьего имени она не помнила. Он проявлял к симпатию на третьем курсе, но девушка не замечал его. Во сне они были с ним счастливы, как будто любили друг друга. Они летали на аэроплане, смеялись, и тут Ламара развернулась в сторону леса. Он что-то кричал девушке, только она не слушала и летела всё дальше, пробиваясь во тьму. Его голос затих, а солнце вдруг погасло. Ламара попыталась развернуться, но лес не выпускал её, и деревья стали выше метров на десять и сомкнулись над ней; девушка очутилась в ловушке. Потом картинка сменилась. Перед ней возникла белая с нежно-розовыми разводами дымка, сияющая словно первый снег на солнце. Глаза быстро привыкли к столь яркой панораме, а после сочетание двух цветов показалось очень аппетитным. Повариха готовила клубничный милкшейк, обильно политый взбитыми сливками. Ламара с застывшими слезами на глазах проснулась, отбросив одеяло, в которое провалились лодыжки, слабыми толчками спнула его на пол и изящным движением руки смахнула холодный пот со лба. Воспоминания нахлынули большой волной. Сообразивши, что кожа становится похожей на гусиную, Ламара вяло наклонилась к краю матраса и, потянувшись всем телом, кое-как затащила и набросила его по всему периметру кровати, зарываясь в него с головой. Полежав так немного, девушка подошла к зеркалу в ванной. Слегка красноватое, припухшее лицо после приступа рыданий и губы, в напряжении ставшие похожими на ниточку, абсолютное отсутствие беспокойства, но глаза говорили другое. Этот день был полон света. Платан в саду, казалось, был весь осыпан золотом от пронизывавших его насквозь солнечных лучей. В одном из коридоров девушка столкнулась с управляющей.
— Я хочу спросить, — начала Ламара, но женщина ей ничего не сказала. Абсолютно безжизненные глаза и так всё прекрасно выдавали.
— Я бы хотела отправить письмо в училище, — сразу заключила она.
Управляющая строго посмотрела на девушку:
— Первый автобус ещё не пришёл, ты же знаешь… И потом, не скоро рассветёт.
Ламара растерялась. Доводы женщины для неё звучали неубедительно, а недовольство в голосе усиливало тревогу, вместе того чтобы рассеивать её.
— Днём. Или, по крайней мере, я должна позвонить туда.
— Сейчас я отведу тебя позвонить, — Ламара почувствовала в насмешливом тоне смутное раздражение.
— А я не могу пойти туда сама? Это же недалеко…
— Нет, — это прозвучало сухо и решительно, — Пойдёшь и позвонишь, договорились?
— Но почему? Вы сами не можете проводить меня? Вы же здесь главная, — простонала девушка. Эти слова словно упали об пол.
— Это распоряжение вашего отца, — прозвучал в ответ. Но этот разговор оказался ещё не самым страшным. Тревога взяла вверх над подсознанием, выдавая ужасные мысли. Тем же образом был воспроизведён ею диалог с друзьями:
— Ты дорога нам как друг, но кажется что нам будет безопаснее остаться знакомыми, — ради общего же блага.
Ламара почувствовала как предательски защипало в носу от неимоверной обиды уже вздумавшей показаться мокрыми дорожками на щеках что стали пунцовыми от возмущения. Сидя в комнате, девушка дала волю слезам. Она плакала, зная, что, окунаясь в истерику с головой, можно надолго увязнуть в болоте жалости к себе и обиды на окружающих, но иногда это чертовски нужно. На столе уже стоял поднос с чашкой чая. Ныло в груди, болели виски и сопел нос. Она, как и многие, держала под замком в свои чувства, переживания, страхи, беды, словно бешеную тварь в заточении. И это стало разрывать её изнутри, желая вырваться на свободу. Сейчас ей хотелось рассказать обо всём первому встречному, лишь бы начать дышать легко, но она боялась. Боялась быть уязвимой в момент возможной искренности. Боялась стать ещё более ненужной — с грузом своих никому ненужных проблем. Боялась в который раз убедиться в безразличии других, потому что и сама не подпускала к себе чужие переживания. Позволив себе несколько минут слабости, девушка начала потихоньку приходить в себя. Её разум сновал по комнате, изучая новое помещение, и наткнулся на книжный шкаф, что ранее вызывал у неё лишь неприязнь, — что право, на эмоциях от произошедшего ты начала придираться к каждой мелочи. И тут, когда глаза окончательно привыкли к полумраку гостиной, а сердце перестало бешено колотиться, Ламара притянула к себе кружку.
«Да я просто чокнутая истеричка, наверно в этом всё дело».
Запивая вкуснейшее лакомство не менее чудесным чаем, Ламара вытерла губы от остатков сахарной пудры и постаралась вернуть на лицо улыбку: ведь для этого и старается служанка, которая начинала нравится ей всё больше и больше. Шумно отхлебнув зелёного чая с мелиссой, девушка задумалась. Отец, наверно, уже раскаивается, что устроил эту поездку и разрешил дочери играть роль взрослой. Да что говорить, Ламара осрамилась перед всеми. Ребята это понимают, но корректно и вежливо молчат. На этом удовольствия для девушки кончились. Всё, что произойдёт после этой злополучной коломыйки, её уже абсолютно не интересует. Она глядела на всё, словно читала неинтересную книгу, и думала о своём. Хотя ей всегда казалось, что это полностью нереальная страна из её детской книги сказок с корявой чёрной веткой, усыпанной белыми цветами, нарисованной на картонной коричневой обложке. Это потому — что людям нет места в обществе, так как у них всё систематизировано и властвует порядок. Враньё. Не порядок у них, а выстроенная структура, частично обусловленная беспощадным воем времени. Происходящие в жизни события и косо-криво поданная мораль попросту оскорбляют интеллект. Во время мирного потягивания чая в комнату вошла Мариотта и предупредила Ламару о предстоящем завтраке. Посчитав её кивки головой, та поспешила удалиться, оставляя девушку наедине с собой. А также с оставленным вчера необыкновенной красоты букетом цветов. Казалось, те были тем самым лучиком надежды согревающим душу, дающим надежду на светлое будущее.
Отец Ламары проснулся позднее обычного. В зависимости от варианта ответа в вопросе он предпочитал вставать на час-два раньше. Мужчина опустил ноги на пол, сделал несколько шагов, и грудь пронзила острая боль. Сомкнув челюсть до неприятного хруста в зубах, он болезненно пошатнулся сползая рукой по стене, застыл, сжимая подбородок, так на несколько секунд, потом, опираясь на руку, привстал, и, словно осматривая оружие в руках, провёл по нему указательным пальцем. Раздув ноздри, он сделал незамысловатое движение рукой, что изначально показалось — что то ничего не привело.
Сердце защемило, будто то вздумало и вовсе перестать биться. Мужчина прикоснулся к груди, стараясь сдержать крик, что хотел вырваться из глотки от невыносимости адской боли, заставляющей голову, как казалось, раскалываться, а кости, будто норовя расплавиться, были окружены невидимым пламенем. Когда мужчина смог подняться, и его резко попустило, он резко ринулся к зеркалу в тонкой оправе, около одного сантиметра длиной. Мужчина поглядел на себя: припухший взгляд, скрытая измотанность. Взглянув на себя исподлобья, он опустился на стул, вновь болезненно пошатнувшись. Как только он встал из-за стола, так сразу направился к полке, на которой располагалась выбранная наугад книга. Сам не заметив, он примостился на кресле, перевесив голову о его бортик и поставив руки на подлокотники, и погрузился в атмосферу произведения. Время для него пролетело незаметно, даже подозрительно быстро. Только разогнавшись в своём занятии, ему было крайне неудобно его прерывать, да и большой надобности не было — полностью положившись на себя, он приступил к чтению новой главы, начинавшейся с очень интригующего заголовка. Дойдя до последней строчки, мужчина отодвинул руками стул. Пригладив волосы и окинув комнату пробегающим по мебели взглядом, словно оценивая её состояние, он, решительно перебирая ногами, направился прочь из неё, проскрипев половицами.