Я тобой перестрадаю, чтоб найти себя

– Санзо, чтоб тебя, хватит есть мои орехи! Даже ж на Гоку не свалишь, это ты! – Что я сделаю, они вкусные. – Я пытаюсь соблюдать пост, мне они как воздух! А ты на посты любой религии чихать хотел, ешь спокойно мясо! – Вот уж, пожалуйста, мясо ешь ты. Какие вообще могут быть посты, когда кормишь? – и продолжает же лопать, прямо из ладони, и всё равно ж ему, что вся перчатка будет в чешуйках, в мелкой ореховой пыли! – Хотя бы мне религия позволяет пить молоко, этого должно хватить! – Тебе в любом случае положены послабления. Не говоря о том, сколько всего мы с тобой уже нарушили… – Отстань. Лучше орехов дай. – Делюсь, – он берёт её руку, переворачивает ладонью вверх и осторожно насыпает на неё горсть орехов. Мари смотрит ему в лицо. Ей всё ещё не верится, что она его интересует не только как мать его сына. Заботится он своеобразно, цапаются они нередко, но когда держит её руку вот так – Мари кажется, что и правда Санзо мог грезить о ней годами. Потом они сидят рядом, неромантично жуют и в полной мере ощущают себя семьёй. Хотя статус Мари в этом мире пока ещё весьма шаток, да и сам Санзо отчасти непонятно кто. Живут они теперь на отшибе от его монастыря, к счастью для Мари. Но, к её неудовольствию, для многих тут он всё ещё Санзо-сама и к нему заваливаются с просьбами… Порой он грозится поставить в сан мартышку. А в Чоу Ань молчат, никак боятся гнева Прекраснейшей и Милосердной. Санзо под плохое настроение может даже заявить Мари: да моя вера в разы крепче твоей! Но сам же всегда и сворачивается с этим: мол, оба мы уже вне цеха, пожалуй. И вне многих-многих законов. Ей от этого жутковато, и она боится и додумать до конца ту мысль, что если бы не она, Жорж Александр да Гоку – Санзо мог бы жить и в небесных чертогах. – Впрочем, там скучно, – делится он как-то. – Вспоминаю всё больше и… А знаешь, почему я видел сны о тебе? Людям ведь не могут сниться лица, которых они никогда не видели, так говорят. Так вот в той жизни на небесах, это как раз твои времена, один мой друг – в этой жизни наш водитель и целитель, знаешь его – притаскивал из мира людей книги, газеты, всякое… Я клянусь, что твоё лицо было на картинке, – он так смешно не может привыкнуть к слову «фотография»! – Просто, вроде как, девушка из толпы. Такая одинокая, устремлённая куда-то вдаль. Надо же, сколько я это помнил! – Даже если неправда, очень приятно слышать, – она дразнится, почти целует – и отстраняется. Санзо щурится и качает головой: мол, не надо так, не силу же к тебе применять! И говорит ещё: – А если бы тебя не существовало, Мари, – я бы просто тебя придумал.