Прежде чем мы проиграем

      То, что сейчас испытывал Том Риддл, не поддавалось никакому описанию.       Он тяжело дышал, пытаясь привести дыхание в норму, но ему казалось, что это практически невозможно. Горючая смесь чувств разрывала грудь, пытаясь растерзать всё его существо на куски. Ощущений было слишком много, и все они были невероятно сильными, чтобы мгновенно обуздать их.       Такого Том в своей жизни ещё не испытывал. Голова ужасно кружилась, не позволяя словить координацию движений, поэтому он долгое время не мог оттолкнуться ладонью от земли и встать с колен. В горле — жуткая тошнота, но она была обманчивой, однако усиливала головную боль. Виски стучали так, словно кто-то пытался пробить ему голову. Но самое главное — было чувство, что кто-то проткнул ему сердце насквозь, только почему-то оно продолжает биться, а Том продолжает дышать и жить.       Это не был никакой яд, как сначала подумал Том. Это была магия его крестража — диадемы Когтевран, которая должна была притянуть его к волшебнику, что по случайности или не случайности столкнулся с его кусочком души, главная задача которого притянуть в новый мир Тома. Это могло означать несколько вещей: во-первых, кто-то нашёл его диадему в неизвестном ему будущем, а во-вторых, кто-то открыл ему свою душу. Исходя из этого, можно было сделать сразу вывод, что либо Том в будущем погиб и теперь вернулся с помощью магии крестража, либо кто-то по неосторожности наткнулся на него и всё равно притянул двадцатилетнего Тома в новый мир, выдернув из прошлого, из 1947 года, когда Том создал этот крестраж. Кусочек души сделал своё дело — впустил его в новую действительность и слился с ним воедино; в диадеме больше не существовала его душа, она вернулась обратно к нему. Вернулось к нему то, от чего он избавился в феврале 1947 года, находясь в Албании, за две недели до выступления перед потенциальными сторонниками в Берлине.       И теперь все чувства, что были в магическом артефакте, вселились в Тома, и к таким чувствам он, мягко говоря, был не готов. Необычайное тепло жалило каждую клеточку кожи, заставляло трепетать каждый волокон нерва и бушевать каждый лейкоцит в крови. С теплом невозможно было справиться — оно было слишком громоздким и мощным, а самое главное — вызывало неутолимую и нестерпимую жажду. Его тянуло выпустить своё тепло, лишь бы оно перестало сжигать душу, и теперь он знал, кто нашёл его крестраж, кто притянул его в этот мир, и, более того, осознавал, к кому стремятся его чувства.       Это был огромнейший прокол во всём плане. Как клочок его души смог так жестоко промахнуться? Это была грубейшая ошибка, которая могла испортить абсолютно всё! Из-за этого он даже сейчас не мог подняться на ноги, чтобы осмотреться — чувства душили и плавили его, пробуждая неистовую злость.       Гермиона Грейнджер — умная и сообразительная студентка — указала ему ошибку в гениальном плане. Она высказала ему свою идею и подтолкнула к мысли, что все его хитросплетения могут обернуться для него плачевно, а именно: Том, переставая быть крестражем, ощутит всё то, что должен был чувствовать его кусок души. Тогда он над этим посмеялся, уверенный, что ни одна клеточка в его сердце не шелохнётся от существования Гермионы.       Риддл никогда так не ошибался.       Воссоединившись со своей душой, он мгновенно осознал, насколько были правдивы предположения Гермионы, и насколько самонадеянны были его мысли. Надо же было так вляпаться с этой гриффиндоркой? Том чувствовал необъяснимое притяжение и всем своим нутром ощущал, что лоскут его магии, которым наделил его крестраж Гермиону, находится где-то рядом. Словно невидимая ниточка тянула вперёд, заставляя подняться и отыскать необходимое.       Вместе с теплом в крови бурлила злость, которая стремительно увеличивалась, затмевая рассудок. Тому хотелось закричать во всё горло о том, какой же он дурак! Как же можно было так просчитаться? Как же ему выносить в себе эти чувства? И что, чёрт возьми, делать с этим дальше?!       Том приходил в себя, чувствуя, как отпускает головная боль и отступает тошнота, однако невидимая нить с каждой секундой тянула его сильнее. Со стоном он выпрямился на коленях, посмотрел на свою ладонь, в которой была крепко сжата диадема, и запрокинул голову назад, глубоко и тяжело вздыхая. Глаза устремились к сгустившемуся тучами небу. Том замер, пытаясь уловить в себе душевное равновесие, заглушить тепло злостью и яростью. У него должно быть достаточно самообладания, чтобы справиться с такими идиотскими чувствами, что норовились выбраться наружу.       Глубокий вдох. Ещё один. И ещё.       Том опустил голову и тряхнул ею, концентрируясь на своих мыслях.       Итак, несколько минут назад он был в Берлине, в своём 1947 году, где буквально недавно провернул очень тонкое дело, связанное с его публичным выступлением. За несколько дней до этого его приятели нашли зацепку, как добраться до местных властей и выудить из них планы по отношению к нему и его действиям. Они назвали ему имя и место, и осталось дело за главным — привлечь внимание, разговорить, выведать планы. Том с лёгкостью справился со своей задачей, вытянув из мисс Руквуд всю необходимую информацию и, более того, сделал огромный шаг к привлечению её на свою сторону, что, в конечном счёте, было предусмотрительностью на случай, если мистер Руквуд не захочет сотрудничать с ним. Реализовав и завершив свой план, Том направился на место встречи, полностью поглощённый мыслями о речи перед волшебниками, как вдруг крестраж выдернул его из времени, наделив всеми чувствами, и закинул сюда, заставляя моментально переключиться с дел, ожидающих его в своём настоящем, на дела, происходящие в этом будущем.       Какого чёрта?!       И сейчас Том медленно поднимался на ноги, внимательно разглядывая стены громоздкой школы, которые оставил два года назад, будучи выпускником Слизерина, в своём прошлом, конечно же.       Это было невероятным потрясением.       Том — юный двадцатилетний волшебник, который только встал на путь к своим целям, — мало того, что обхитрил смерть, так ещё и обманул время и оказался в своём будущем. Необъятный восторг полностью затмил остальные чувства, и он не смог сдержать восторженной улыбки. Это было немыслимо!       И это было лишь на мгновение.       Том почувствовал, как мощное тепло стало снова проситься наружу, овладевая его рассудком, а по следам кралась злость, которая собиралась вступить в борьбу с этими чувствами. Кажется, в его сердце и разуме появился замкнутый круг, который Том ещё не знал, как разорвать, но разорвать его точно было нужно.       Он убрал в карман диадему, достал волшебную палочку, посмотрел на свои грязные брюки и с помощью заклинания очистил их. Взгляд тут же принялся оглядывать местность, и теперь Том понимал, что находится во внутреннем дворе Хогвартса. К счастью, никого вокруг не было — он вспомнил, что сегодня квиддич, поэтому все собрались на стадионе, возможно, кроме Гермионы, которая явно туда не пошла. Однако чтобы оставаться незамеченным, Том наложил на себя дезиллюминационные чары и неторопливо направился по дорожке, ведущей к главному входу школы.       Том ничего толком не знал об этом мире, кроме того, в какой год попал, кто его притянул сюда, а также несколько мелочей, которые удалось узнать в общении с Гермионой, пока его осколок пудрил ей мозги и влюблял в себя. И что он должен сделать в первую очередь? Конечно же, увидеться с тем, кто его сюда притянул.       Он обострил все свои ощущения, понимая, что его способность чувствовать Гермиону осталась с ним в реальности и даже стала мощнее, чем была. Он по-прежнему ощущал её эмоциональное состояние, только с разницей, что больше не может прокрасться ей в голову, увидеть и понять, где она находится и что с ней происходит. Оставалось шестое чувство — чутьё или ниточка, которая могла вести его к ней, и Том, доверчиво полагаясь на это, ускорил шаг.       Обойдя школу и оказавшись возле входа, он остановился на несколько секунд, поправил воротник пальто и устремился внутрь. Там его встретила тишина. Шаги замедлились, чтобы не стучать каблуками по голому камню, и Том неторопливо пересёк вестибюль и стал подниматься по лестнице.       Где сейчас могла быть Гермиона?       Она называла три варианта: Выручай-комната, библиотека и гостиная факультета. Последний вариант был нежелательным, и он надеялся, что та выбрала что-то из первых двух. Пока Том поднимался по лестницам, он прикидывал более вероятное местонахождение Гермионы. Гостиная отсеивалась сразу же, ведь там ожидалась вечеринка, а та ни в коем случае не хотела в ней участвовать. Выручай-комната, по идее, должна вызывать негативные ощущения, раз там её и затянуло в иллюзию, созданную крестражем, да и что ей там делать до ночи? Оставалась библиотека, в которой наверняка можно было поискать какую-нибудь информацию, ведь после всех происшествий, что случились, у неё явно было много мыслей и каких-то вопросов, ответы на которые она могла попытаться найти в библиотеке. Туда Том и направился.       Он не ошибся, чувствуя в себе усилившиеся эмоции при мысли о Гермионе. Чем ближе он подходил к нужному месту, тем острее чувствовал, как едва сдерживаемое тепло пронзает его насквозь, предвкушая скорейшее освобождение. Чёрта с два оно выберется наружу! Том сильнее сжал кулаки, губы превратились в тонкую полоску, а зубы стиснулись, заостряя и так острые скулы.       Он вошёл в библиотеку, прошёл множество стеллажей в поисках Гермионы и вскоре обнаружил её в самом неприметном и дальнем углу за стопкой книг, которая скрывала её лицо. Том почувствовал её лёгкую взволнованность и напряжение, которое мешалось с таким же теплом, как и у него. Он был рад такой односторонней связи, но именно сами тёплые ощущения никакого восторга в нём не вызывали.       Ускорив шаг по направлению к Гермионе, Том снял с себя дезиллюминационные чары и вскоре остановился возле стола напротив сидящей волшебницы. Та быстро подняла на него взгляд, как только заметила чужое присутствие, и моментально дёрнулась от стола с изумлением в глазах. Это заставило Тома слабо усмехнуться, но тут же стало совсем не весело, потому что идиотские чувства воспылали в нём ещё сильнее, стоило их взглядам скреститься. Более того, он почувствовал, как и у Гермионы они усилились, заставляя сердце биться быстрее.       — День добрый, мисс Грейнджер, — вежливо улыбнулся Том, присаживаясь за стол.       — Давно не виделись, — нахмурившись, отозвалась та.       — Мы видимся с вами, можно сказать, впервые.       — Зато с кусочком твоей тёмной душонки далеко не в первый раз.       Гермиона пыталась держаться уверенно и смело, и такое поведение вызывало в Томе чувство неосознанного уважения. Она внимательно оглядела его и добавила:       — Мы не в середине двадцатого века, поэтому можно не обращаться на «вы».       — Привычка, — отозвался он и вежливо улыбнулся.       — Значит, отвыкай от неё, и играть со мной в вежливость тоже не обязательно. Я знаю кто ты и с темнотой твоей души тоже знакома.       — Пренебрежительные у вас времена, — насмешливо заметил Том.       — Тёмные, — поправила его Гермиона, опустив взгляд в раскрытую книгу.       — Что изучаешь? — деловитым тоном поинтересовался тот, притягивая к себе верхний учебник из стопки книг, а затем стал вслух читать название: — «Магия эмоций и чувств». Занятное дело.       Том хлопнул ладонью по корешку, отодвинул от себя книгу и спросил:       — Уже нашла что-нибудь?       — Если ты не будешь меня отвлекать, то обязательно найду, — медленно отозвалась Гермиона.       — Думаешь, это в моих интересах: позволять тебе искать то, что может избавить тебя от меня?       Гермиона подняла на Тома глаза и немного нахмурилась.       — Не будешь же ты круглосуточно сидеть со мной и сторожить, чтобы я не рыскала по учебникам в поисках информации, которую не желательно, чтобы я узнала, по твоим представлениям?       — Наверное, поэтому я не предпринимаю попыток сломать твои планы? — медленно отозвался Том, скорее, говоря это себе, чем ей.       Затем он выпрямился, сложил руки на столе и прямо посмотрел в глаза собеседнице, борясь с теплом, бушующем в теле.       — Итак, мисс Грейнджер… прошу прощения, мы же без вежливости… Гермиона, расскажи мне всё о своём времени.       Та слегка удивилась и отодвинула раскрытую книгу.       — Хочешь сказать, ты ничего не знаешь?       — Смотря что ты подразумеваешь под словом «ничего».       — Я имею в виду, ты хочешь сказать, что не знаешь свою жизнь? Жизнь Волан-де-Морта.       — Гермиона, мне двадцать лет, как ты думаешь, я знаю, что случилось со мной, то есть с Волан-де-Мортом, которому уже… хм… больше семидесяти? — усмехнулся Том.       — Значит, второй крестраж ты сделал в таком возрасте, — отозвалась Гермиона, закусив губу.       — Это не имеет значения. Ты вообще могла не знать о моём секрете, если бы не твои герои.       — Будь уверен, я бы и сама догадалась в ближайшее время.       — Наверное, потому что я позволил тебе это сделать? — невинно отозвался Том, приподняв одну бровь и пристально взглянув в карие глаза.       Он почувствовал, как от его взгляда тепло в Гермионе заёрзало и завихрилось, призывая притянуться к нему, поэтому она тут же отшатнулась назад и отвела взор в сторону.       — Ты рада? — неожиданно поинтересовался Том, принявшись постукивать пальцами по столу и внимательно наблюдать за миловидными чертами лица.       — Встрече с тобой? Нет.       Тот коротко рассмеялся и пояснил:       — Оказаться в настоящем дне.       — Когда окажусь в следующем дне, вот тогда я тебе точно скажу, что счастлива.       Том видел, как она пытается раздражаться, разговаривая с ним пренебрежительно, но чувствовал в ней совсем другое: давящие ощущения, которые хотели проникнуться к нему. Было бы слишком опрометчиво, если бы она узнала, что его магия так же тянет его к ней, поэтому, выжимая в себе всё самообладание, он продолжал себя вести как ни в чём не бывало.       — Рассказывай, — коротко и требовательно обратился к ней Том, не отвечая на прозвучавшие слова.       Его ладонь нырнула в карман пальто, доставая оттуда пачку сигарет и зажигалку. Та не смогла скрыть удивления, внимательно наблюдая, как сигарета оказывается зажата между тонкими губами. Подкуриваясь, Том исподлобья взглянул на Гермиону, которая приоткрыла рот и не сразу произнесла:       — Это тоже привычка из прошлых лет?       — Угу, — протянул Том, затягиваясь дымом и складывая обратно в карман свои вещи. — Рассказывай.       Гермиона заёрзала на скамейке, отводя взгляд в замешательстве, и неуверенно отозвалась:       — О чём именно я должна тебе рассказать?       — Давай начнём с Волан-де-Морта. Что ты знаешь о нём?       — Я не так много знаю о нём…       — Говори всё, — требовательно перебил её Том.       — Волан-де-Морт — тёмный волшебник. Этим всё сказано!       — Чем он прославился? Что ты знаешь из его прошлого?       — Ну-у… в семидесятых годах началась первая война в магическом мире. Волан-де-Морт собрал вокруг себя сторонников — Пожирателей смерти…       — Это так его сообщество называется? — перебил Том.       — Разве ты его создал не во время своих школьных лет?       — Первый раз слышу это название, — выпуская струю дыма изо рта, с невозмутимым видом отозвался тот.       — В общем, да, Пожиратели смерти. Они нападали на всех волшебников, которые являлись магглорождёнными или на тех, кто давал им отпор…       — Волан-де-Морт чистит магическое сообщество? Избавляет от грязнокровок? — слегка удивился Том.       — Не веди себя так, словно ты с юности не был в восторге от этой идеи! — поморщилась Гермиона, внимательно наблюдая, как тот курит сигарету.       — Вообще-то я никогда не горел такой идеей.       — Ну, правда! — не поверила та. — А как же смерть Плаксы Миртл? Чудовище из Тайной комнаты?       Том заинтересованно поднял глаза на собеседницу, вспомнив о своём чудовище, которое было много веков спрятано в недрах замка.       — Его уже нет, — тут же добавила Гермиона, подумав о том, что наличие зверя Тому покажется очень интересным.       — Я знаю, что его нет.       — А чего так смотришь на меня?       — Просто интересные у тебя выводы. Я никогда не пытался очистить школу от грязнокровок и не разрешал василиску выполнять то, для чего он был спрятан здесь Слизерином.       — Да ну? — с сомнением отозвалась Гермиона. — Миртл умерла по твоей вине!       — Бедная девочка оказалась не в том месте и не в то время, — небрежно отозвался Том, стряхивая резким движением пальца красный уголёк с сигареты на пол.       Гермиона внимательно проследила за этим движением, затем снова посмотрела в глаза собеседнику, слушая продолжение ответа.       — Если бы я хотел очистить школу от грязнокровок, то поверь, убил бы их куда больше. С Миртл вышла случайность. Это не входило в мои планы, просто она увидела моего зверька, а тот защитил меня от возможной утечки информации.       — Ты мог ей просто стереть память!       — Мог, но василиск опередил меня с принятием мер, — улыбнулся Том.       Он видел, как ей было тревожно слушать его непринуждённый тон голоса, который так легко говорил об убийстве.       — И хочешь сказать, что не издевался никогда над магглорождёнными?       — Нет, но с удовольствием наблюдал за этим в стороне, — продолжал улыбаться Том.       — Ты лицемер. Строил из себя прилежного и милого мальчика?       — Разве и сейчас не похож на такого? — невинно отозвался он, слегка приподняв бровь.       — Меня от тебя тошнит, — с оттенком отвращения отозвалась Гермиона.       — Как же не вежливо лицемерить в ответ, мисс Грейнджер, — насмешливо протянул Том, притянувшись к ней ближе.       Она хотела, чтобы ей было отвратительно, но Том точно чувствовал — никакого отвращения к нему в ней нет.       — Дистанция, Риддл! — тут же возразила она, немного отшатнувшись от стола. — Мы с тобой договаривались.       — Об этом мы с тобой не договаривались, — отозвался он, однако тоже отстранился и выпрямился.       — Ещё скажи, что в твоём кружке сильных волшебников были магглорождённые, — фыркнула Гермиона, возвращаясь к теме.       — Нет, но я был готов принять любого сильного волшебника к себе.       — И что же не принимал?       — Никто из грязнокровок не хотел примкнуть ко мне. Будет тебе известно, я оцениваю волшебника по достоинству и, прежде всего, по его качествам и потенциальной силе. Чистота крови — это уже дело второе, но так вышло, что моё окружение было из чистокровных волшебников, презирающих грязнокровок, поэтому никто из последних не хотел составить мне компанию.       — Может быть, дело было ещё в том, что видели твою истинную чудовищность за шкурой старательного и вежливого мальчика?       — Полегче со словами, Грейнджер, — спокойно отозвался Том и опасно сверкнул глазами. — Если мне нужно было, чтобы все видели, какой я вежливый и старательный, то никто в этом не сомневался. Давай не будем отходить от сути нашего разговора. Рассказывай дальше, что там с Волан-де-Мортом?       — Кончилось всё плачевно: Волан-де-Морт исчез, орден и авроры поймали преступников, а министерские посадили их в Азкабан. Вот и всё.       — Орден? Что за орден?       Гермиона закусила губу, понимая, что сказала лишнее, и Том тут же сощурил глаза.       — Послушай, Грейнджер, когда мы договаривались с тобой о выходе из повторяющегося дня, то, по-моему, я очень доступно тебе объяснил, что от меня скрывать ничего не нужно. Не ломай то, что и так держится на волоске. Я не Волан-де-Морт, но пытаю не хуже его, поэтому не вынуждай меня менять наши с тобой взаимоотношения.       Его тон был деловым, невозмутимым, и сам он держался очень самоуверенно. Настоящий Том был не той душой, к которой привыкла Гермиона за две недели своего нахождения в одном и том же дне. Если у того кроме ярко выраженного тепла были сохранены только характерные черты личности, как какой-то отпечаток или образ, то у этого Тома они не только были, но и играли вовсю. Он был приторно вежливый, манерный, каждый его жест был уверенным и лаконичным, а то, как он держался, вызывало расположение и уважение — ему хотелось доверять. Настоящий Том вызывал куда больше страха, и тот чувствовал, как стремительно им наполняется сердце Гермионы. Минус был в том, что он тут же ощутил в себе невероятно сильное желание подавить в ней этот страх. Очередная вспышка тепла захлестнула с головой, и Том кое-как сдержал себя, чтобы не сделать резкое движение в сторону Гермионы, не дотронуться до неё и не соприкоснуться с ней магией. В этот же момент он ощутил, как и в ней вспыхнула магия, призывая Гермиону притянуться к своему источнику, поэтому Том немного отпрянул, скрыв это движение под обычным действием — смена надоевшей позы. Он выпрямился сильнее и засунул ладони в карманы. На губах появилась слабая усмешка, но, на самом деле, не очень-то и смешно было понимать, что его же магия тянет его к Гермионе. Затем усмешка исказилась, превращая губы в тонкую полоску, потому что Том ощутил отголосок тревожности — он не был уверен, что способен сейчас коснуться Гермионы и сдержать своё самообладание. Сжимая почти до боли зубы, он со злостью признавался себе, что… пугается этой связи?       Гермиона стала заинтересованно заглядывать ему в глаза, склонив голову немного вбок.       — Ты злишься?       — С чего ты взяла? — безразличным тоном отозвался Том, уверенный, что ни одна чёрточка на его лице всё это время не выдавала его злости.       — Я… я просто чувствую, что ты злишься, и очень сильно, — медленно произнесла Гермиона, теперь уже жадно рассматривая его лицо.       Том невесело усмехнулся.       Не может быть. Она не может его чувствовать! Не должна!       — Я не злюсь, — продолжал он спокойно утверждать.       — О, Мерлин, Том! — приподнявшись со своего места, изумилась Гермиона. — Ты всё чувствуешь?!       — Что?       — Ты чувствуешь всё, что не мог чувствовать твой крестраж! — догадалась она.       Да, конечно, и, более того, эта магия стала ещё сильнее, действуя на Гермиону в несколько раз мощнее, чем влиял на неё крестраж. Как она умудрялась ещё сдерживать своё самообладание и не уступить своей тяге?       — С чего ты взяла? — слегка поморщился Том, испытывая ещё большую злость от происходящей ситуации, и с ней он совладать не мог.       — Вот, чёрт! — упала обратно на своё место Гермиона, задумчиво отводя взгляд в сторону. — Ты злишься ещё больше! Ты…       Её взор вернулся обратно к нему, и ошеломлённая улыбка появилась на девичьих губах.       — Я чувствую твою магию в тебе. Я различаю твои эмоции!       Что же, это было худшее открытие. Мало того, что тепло его душило, так ещё и Гермиона теперь об этом знает и может различать любые его ощущения. Просто прелесть!       — Сейчас ты будешь чувствовать мои руки у себя на шее, если не заткнёшься, — прошипел Том, притянувшись ближе к Гермионе со сверкающими от гнева глазами.       Та отшатнулась, однако Том прекрасно различил в ней не только страх, но и подступающее злорадство. Она хотела смеяться над ним.       А ему захотелось тут же подскочить и схватиться ей в глотку, но рассудительность не позволила этого сделать: во-первых, это надломило бы их хрупкий мир, который удалось выстроить с помощью крестража, а во-вторых, Том был не уверен, что достигнет конечную цель в своей жестокости. Схватиться в глотку означало дотронуться до Гермионы, а вот что будет с ним, когда магия соприкоснётся, тут оставалось только догадываться. Может быть, ничего страшного, а может быть… Лучше не думать над этим.       Гермиона молчала, немного ёрзая на скамейке и чувствуя себя ужасно. Ей было и смешно, и страшно, но ужас был сильнее, поэтому на губах так и не появилась насмешливая улыбка.       Том нащупал в кармане пачку, вытянул из неё сигарету и подкурил, не сводя взгляда с растерявшейся Гермионы.       — Зачем Волан-де-Морту потребовалось убить Поттера?       — Понятия не имею, — быстро отозвалась Гермиона, явно думая о чём-то другом.       Том видел, как в её голове стремительно выстраивалась настоящая логическая цепочка, и это раздражало ещё сильнее. В этот момент Гермиона невольно притянулась ближе к нему над столом, и Том тут же понял, что сидящая в ней магия потянула её заглушить его гнев. Это не то, что замкнутый круг, а настоящий круг ада, в котором ни ей, ни ему нельзя испытывать гнетущие эмоции, ибо присутствие их побуждало каждого подавить своим теплом, соприкоснуться, а значит привлечься друг к другу.       — Твою мать, — выругался Том, поднялся со скамейки и, отворачиваясь и отходя от стола, нервно затянулся сигаретой.       Он различил такое же напряжение в Гермионе. Более того, её неловкость стала щекотать ему горло. Это было уже совсем не смешно. Он повернулся к собеседнице, пристально посмотрел ей в глаза и произнёс:       — Что чувствуешь?       Гермиона закусила губу, опасливо глядя на него в ответ, и спустя несколько секунд сказала:       — Твой гнев.       Он долго сверлил её взглядом, затем резко дёрнулся в сторону скамьи, сел на неё и притянулся к Гермионе, твёрдо произнеся:       — Вижу в этом прекрасный плюс: теперь у тебя точно нет другого выхода, кроме как быть на моей стороне.       Та опустила взгляд вниз, что-то соображая, затем подняла обратно на него глаза и так же решительно ответила:       — Тоже вижу в этом плюс: вряд ли меня будут ждать теперь твои прекрасные захваты моего горла.       — Волшебство ещё никто не отменял, — усмехнулся Том. — И с чего ты взяла, что я не буду тебя трогать?       — Если хочешь знать, то твоя магия, сидящая во мне, прекрасно различает ту самую капельку тревожности, что находится сейчас в тебе.       Это был удар ниже пояса, и Том снова кое-как сдержал себя, чтобы не впиться ей в глотку или не схватиться за свою палочку.       — Не злись, — раздражённо остепенила его та. — В общих чертах я тоже не в восторге, поэтому и ищу, как от тебя избавиться.       Том тут же осознал, что если он найдёт способ выдернуть эти чувства из себя, то утеряет связь с Гермионой, а значит, и сама она тоже утеряется. Встал интересный выбор: вести свою игру, заручившись помощью такой сообщницы, или избавиться от чувств, а значит, остаться одному?       Он стряхнул уголёк на сигарете, устало опустил голову вниз, внимательно разглядывая поверхность стола, и попытался смирить в себе все чувства: и злость, и раздражение, и тревожность, и тепло. Нужно было как-то научиться контролировать свои ощущения и тщательнее следить за эмоциями.       Проведя несколько минут в тишине, Том глубоко вздохнул и поднял обратно голову, посмотрев на Гермиону, которая всё это время внимательно разглядывала его.       — Дальше. Что дальше с Волан-де-Мортом?       — Ничего. Воскрес почти два года назад, сначала скрывался от министерства, чтобы не сеять панику и оставаться в тени, потом его рассекретили, и начались массовые нападения Пожирателей на всех волшебников.       — Какова цель этих нападений?       — Я похожа на человека, который присутствует на каждом собрании Пожирателей и впитывает в себя все идеи тёмного мага?       — Не язви, а отвечай нормально, — грубо отозвался Том, ощущая очередную вспышку тепла.       Та глубоко вздохнула и закатила глаза.       — Я понятия не имею. Они устраивают везде дебош, каждый день кто-то умирает или исчезает. Что они этим хотят показать, я не знаю. Спроси лучше у Волан-де-Морта — он наверняка тебе расскажет!       — Звучит интересно, — засмеялся Том и почувствовал, что, наконец, раздражение отпускает его.       — Не особо, — отозвалась Гермиона, у которой раздражение, наоборот, никуда не пропадало, из-за чего Том ощущал, что его тепло стремится прикоснуться к ней.       — Слушай, Грейнджер, ты мне так и не рассказала про орден. Что там у вас за орден?       Та несколько секунд помолчала и, нахмурившись, ответила:       — Во время первой войны было создано сообщество по борьбе с Пожирателями смерти. Там состояли участники, которые выступали против режима и власти Волан-де-Морта.       — Не пытайся хитрить, — оскалился Том, наклоняясь ближе к Гермионе через стол. — Не надо говорить так, словно эта организация существовала и больше не существует.       — Сейчас в ней очень мало участников, — нехотя отозвалась та.       — Пиши список, — выпрямившись и убрав руки со стола, приказал Том.       — Что? — протянула Гермиона, подняв на него ошеломлённый взгляд.       — Список. Сейчас же.       — Зачем тебе? Мы не договаривались с тобой, что я буду сливать тебе абсолютно всё! — возмутилась она.       — Именно на это мы с тобой и договаривались. Пиши!       — Как я могу быть уверена, что ты не используешь это против тех, кто борется с нападениями Волан-де-Морта? И, в конце концов, не используешь это против меня?!       — За себя боишься? — усмехнулся Том, обратив к ней насмешливый взгляд. — Боишься, что я сдам тебя как предателя?       — Боюсь, что ты повлияешь на исход этой войны и явно не в пользу невинных людей!       — Я тебе уже давал гарантии, что ты будешь в целости и сохранности, как и твои друзья.       — Слабо верится, — фыркнула Гермиона в ответ.       Том подался к ней вперёд, полностью наваливаясь на стол и показывая перед её лицом свою ладонь.       — Слушай, Грейнджер, у меня сейчас есть два варианта: объяснить тебе, кто я такой, дипломатичным путём, приводя тысячу аргументов и доказательств, что я не Волан-де-Морт и не бегу поддерживать его сторону, или не тратить время и без объяснений вцепиться тебе в глотку или достать свою палочку, чтобы ты написала мне это чёртов список! Как думаешь, что мне проще всего будет сделать?       Та сглотнула, опасливо поглядывая на ладонь собеседника, и страх Гермионы стал окружать их двоих, вызывая в Томе очередную вспышку тепла. Он тут же отпрянул, чтобы не схватить волшебницу, но жёсткий взор с неё не спускал.       — И даже не посмотрю на то, что наш контакт с тобой может нести в себе сюрприз. Может, даже это будет действовать на тебя рациональнее, чем Круциатус.       Гермиона некоторое время с ненавистью отвечала на его взгляд, затем громко выдохнула и притянула к себе пергамент с пером. В тишине она стала записывать имена под его пристальным взором, затем схватила исписанный клочок пергамента и притянула его к своей груди, произнеся:       — Я помню, как ты сказал, что доверять можно только себе!       — Всё верно. Мы с тобой одно целое, забыла? Или тебе напомнить?       — Может, от тебя мне ничего не грозит, но ты можешь сделать из меня предателя!       — Твоя сообразительность и логика меня когда-нибудь заставят тебя убить, — раздражённо отозвался Том и стальным голосом продолжил: — Я же сказал, что на тебе ни одно моё действие плохо не отразится. Просто доверься мне.       — Не особо хочется верить такому человеку, как ты, — поджала губы Гермиона, остепенившись при виде впадающего в гнев Тома.       — Тебе напомнить о двух вариантах моего поведения?       — Ты слишком жесток, — прошипела Гермиона, взглянув на протянутую к ней руку в ожидании пергамента.       — Включи свою адекватную логику и раскинь мозгами, что мне хотя бы просто не выгодно делать из тебя предателя, чтобы все узнали об этом! Если я смещу тебя со стороны ордена или что там у вас, то как, по-твоему, ты будешь мне полезна?       — Это и пугает, что я не знаю цель своей «полезности»!       — Два варианта, Грейнджер, — с угрозой напомнил Том. — Или ты сама, или я тебя заставлю. Напомню, что я тебя не обманывал и не собирался, если тебе это поможет сделать правильный выбор.       Та несколько секунд с ненавистью смотрела в тёмные глаза, затем резко кинула пергамент в протянутую руку.       — Я тебя ненавижу, — произнесла она, поднимаясь со своего места.       Том раскрыл смявшийся в руке пергамент и быстро пробежался по списку, не обращая внимания на то, как Гермиона резко схватила учебники и стала раскладывать их по полкам.       — Этого не знаю… Уизли… не знаю… ещё Уизли… У вас что, весь орден из семейки Уизли состоит? — усмехнулся Том, поднимая взгляд на Гермиону.       Та ничего не ответила, продолжая расставлять книги, и он снова углубился в список.       — Даже Макгонагалл? Не сомневался. Хагрид? Он-то чем вам помогает, если ему волшебством пользоваться нельзя? — снова усмехнулся Том.       — Тебе за это спасибо сказать? — съязвила Гермиона и неторопливо подошла обратно к пустому столу.       — Ладно, — удовлетворённо отозвался тот, сворачивая пергамент и складывая его в карман.       Его пристальный взгляд обратился к Гермионе, которая стала собирать сумку. Том встал на ноги и обошёл стол, приближаясь к ней.       — Решила посетить вечеринку?       — Нет, убраться от тебя подальше, — быстро проговорила та, не заметив, как тот оказался рядом с ней.       Она хотела рвануть и чуть не врезалась в собеседника.       — Ш-ш-ш, — немного отшатнулся от неё Том с усмешкой на губах. — Не так быстро. Мы ещё не поговорили о Волан-де-Морте.       Гермиона сделала шаг назад и на несколько секунд прикрыла глаза, чтобы успокоиться.       — Почему бы тебе самому не узнать, что там происходит? Собери все газеты, почитай, сходи к нему, в конце концов! Он явно расскажет тебе больше, чем я!       — Что-то мне подсказывает, что ты знаешь причину преследования твоего дружка. Я хочу понять.       — Я не знаю причины и знать не хочу!       Том долго разглядывал Гермиону, затем с раздражением отвёл взгляд в сторону. Его душило тепло, которое с невероятной силой тянулось к ней.       — Перестань злиться, иначе нам двоим будет только хуже.       Та вздохнула, отводя на несколько мгновений взгляд, затем с усталостью в голосе произнесла:       — Ты заставляешь меня делать ужасные вещи. Это против моей природы.       — Эти вещи можно было бы назвать ужасными, если бы я использовал их ужасно. Что плохого в том, что ты дала мне список ордена? Думаешь, я пойду каждого выслеживать и убивать? Или отдам Волан-де-Морту? Уверен, он и так знает, кто находится в этом списке.       Гермиона сощурила глаза, соглашаясь с логикой Тома.       — Мне важно владеть информацией, не более того.       — Я надеюсь, ты даёшь отчёт своим словам? Если ты меня предашь…       Гермиона замолчала, услышав тихий смех.       — Я серьёзно, — нахмурилась она.       — Перестань злиться, — протянул Том, прекратив смеяться. — Я даю отчёт своим словам и советую тебе давать отчёт своим.       Гермиона медленно повесила сумку на своё плечо и выжидающе посмотрела ему в глаза.       — Я успокоилась. Теперь ты, будь добр, успокойся.       Том ничего не ответил и потянулся за сигаретой в карман.       — Что дальше? — тихо спросила та, внимательно наблюдая за каждым движением собеседника.       — Пока ничего.       — Я могу идти? — уточнила Гермиона.       — Я напишу тебе письмо с датой и следующим местом встречи, — задумчиво отозвался Том.       — Куда ты пойдёшь?       — Не думаешь ли ты, что я буду торчать здесь постоянно?       — Школа под охраной. Если ты выйдешь за пределы, то не вернёшься сюда.       — Спасибо, что побеспокоилась за мою возможность встретиться с тобой, — усмехнулся он. — Не переживай, я найду способ.       Та хмыкнула.       — И кстати, почту тоже проверяют, имей в виду.       Том молча кивнул.       — Теперь я могу идти?       Том снова кивнул и отступил в сторону. Хромая, Гермиона прошла мимо него и сделала несколько шагов к выходу, как тот её окликнул:       — Эй, Грейнджер!       Та обернулась.       — Тебе ногу вылечить?       — Откуда столько заботы? — усмехнулась Гермиона, однако её улыбка стала весьма тёплой.       — Обычная мера предосторожности. Если ты нарвёшься на какого-нибудь придурка, то я должен быть уверен, что ты сможешь хотя бы убежать. Иди, садись, снимай ботинок, — приказал Том, кивнув на скамейку.       Она несколько секунд стояла в нерешительности, затем под пристальным взглядом собеседника вернулась к скамье, сняла с плеча сумку, бросая рядом, и наклонилась, чтобы снять обувь. Том долго вдыхал антрацитовый дым, наблюдая за каждым движением Гермионы, и когда та стянула свой носок, он запустил свою свободную руку в карман, достал палочку и взмахнул ею. Порезы затянулись, избавляя Гермиону от дискомфорта в стопе. Она быстро обулась, встала на ноги и, неторопливо хватаясь за свою сумку, спросила:       — Откуда ты знаешь так хорошо целительную магию?       — Если умеешь наносить тяжёлые раны, то нужно уметь их исцелять, — со слабой самодовольной улыбкой отозвался Том, прислонившись спиной к стеллажу с книгами.       — Вижу, опыт у тебя в этом огромный.       Том ничего на это не ответил, продолжая пристально наблюдать за Гермионой с той же улыбкой на губах. Она почувствовала неловкость и, не взглянув на него, на ходу бросила:       — Спасибо.       Том проследил, как та скрылась из вида, и медленно запрокинул голову назад, взглянув на высокий потолок.       За час времени, находясь в своём будущем, он уже понял три вещи: во-первых, у него есть идиотские чувства, которые испытывают его самообладание и затеняют контроль над ситуацией, во-вторых, его чувства отлично мог различать другой человек, будь то хоть вагон раздражения или маленькая капелька тревожности, и в-третьих, любой приступ злости, гнева или других гнетущих эмоций вызывал вспышку тепла в Гермионе, заставляя её тянуться подавить его мрачные чувства, из-за чего его магия пыталась взаимно реагировать на неё, и наоборот.       Что же, Том сам выкопал себе яму этими чувствами, и нужно было определиться, что с этим делать.       Была ли это его магия, или он просто влюбился, как Гермиона в него?       Конечно, это магия! Том даже не думал в этом сомневаться. Для него это представлялось так, что кусочек его магии находился в Гермионе, а он, соответственно, тянулся к нему, чтобы воссоединиться. Это логично. Но это раздражало.       Нужно ли ему было вытаскивать из неё свои чувства или следует оставить всё, как есть, и быть уверенным, что Гермиона не оступится с его пути? Ощущения от таких мыслей были двоякими. Прежде всего, Том чувствовал в себе сильное любопытство от того, что должно произойти, когда их магия соприкоснётся. Ожидает ли его ещё один сюрприз, или касание к его же магии, находящейся в Гермионе, ничего не изменит? Второе — злость на самого себя. Один час — это было слишком мало для того, чтобы перетерпеть в себе ощущения от своей ошибки, а она была грубой и глупой. Как он не додумался до того, что может наступить в свой же капкан, а Гермиона додумалась?       Сейчас он ярко чувствовал, как его восхищает сообразительность Гермионы и в то же время раздражает. Будь на её месте другая девчонка: глупая, наивная и попросту безмозглая — то было бы всё намного легче и явно без зарывания себя в яму. Ему бы не пришлось даже включать логику, анализировать чужой характер и поступки, а просто достаточно было бы очаровать глупышку, и дело сделано. Но Гермиона не была глупышкой, с ней пришлось неплохо повозиться и прийти к крайним мерам: сыграть на её слабостях и идеалах. Он всегда считал, что все девушки бесполезные и ни на что не способные. Когда он учился в школе, некоторые чистокровные волшебницы вызывали у него интерес своими талантами и возможностями, но эти способности были наглухо перерезаны одной единственной причиной: они должны выйти замуж и быть под покровительством своего мужа. Это уже говорило об их несостоятельности, а значит, девушкам и женщинам не место в кругу его близких приятелей, которые увидели в нём восходящего лидера, способного реализовать их желания, какими бы они ни были, и воплотить все их мечтания в жизнь. Женщин легко можно очаровать, запудрить им голову, заставить легко сменить сторону и даже не получить на это сопротивления.       В случае Гермионы всё вышло иначе. Она не обратила внимания на его милую и красивую мордашку, не повелась на вежливые слова и жесты, не припала к ногам с умопомрачением ни от одного убедительного взгляда. Она просто игнорировала, избегала, злилась и кидалась на него. Поэтому пришлось воспользоваться последним средством, чтобы достичь цели, — силой своей магии. В свои двадцать лет Том был очень способным волшебником, и недаром он перерыл всю школьную библиотеку в изучении множества тем, которые вдохновляли его быть первым и лучшим во всём. Он хотел разбираться в любой направленности волшебства, владеть всем, что сделало бы его могущественным волшебником, которому любая задача оказалась бы нипочём. Но, несмотря на свои знания, умения и таланты, он умудрился попасть в свою же ловушку. Да, идиотская привычка испытывать всё на своей шкуре. Результат был достигнут, но с колоссальной потерей самого себя. И всё же, что с этим делать?       Том опустил голову вниз, выкинул тлеющую сигарету на пол и оглядел стеллажи. Даже в его времени не было ни одной книги, которая рассказала бы ему о магии чувств, потому что этот аспект жизни не поддавался никакой логике или закономерностям. С такими вещами приходилось разбираться только самому, и с юных лет он уже понимал, что на такую удочку лучше не попадаться. Ему вспомнились приятели, которые остались в его настоящем 1947 году. Почти каждый из них уже успел попасть впросак влюблённости, и даже не один раз. Начиная встречаться с девчонкой, они вели себя, как болваны, глупо хихикая в уголке со своей подружкой или проходя по коридору с таким важным видом, словно только что назначили министром магии, не менее того. Напыщенная самоуверенность тут же пропадала, стоило второй половинке намекнуть на то, что интерес пропал, и тогда они становились ещё худшими раздолбаями, в которых так и хотелось запустить Круциатус и отучить их любить приземлённые удовольствия в виде соблазнительных девчачьих улыбок или игривых томных взглядов. Том считался с этим странным чувством под названием любовь, ведь его сила была слишком велика и не поддавалась никакой магии, но погрязнуть в ней ни за что не желал, поэтому всегда уберегал себя от любой возможности найти себе предмет обожания, который будет колыхать ему сердце, заставлять его быстро биться и постоянно затруднять дыхание. Это, как минимум, уничтожало какую-либо логику и ужасно туманило рассудок, превращая человека в раба своих желаний. Том хотел быть сильнее всего: сильнее смерти, сильнее времени, сильнее любви. И если с первым и вторым у него всё получилось, то оставалось разобраться с третьим, причём таким образом, чтобы все фигурки противника на шахматной доске оставались на тех же позициях, а Том одним шагом просто объявил бы мат. И, конечно же, избавился бы от щекочущих глотку чувств, которые были ему незнакомыми, неповторимыми, пьянящими, но чертовски раздражающими и удушающими.       Он увиделся с Гермионой, получил немного информации о жизни, происходящей в 1997 году, и в общих чертах понял, что тут творится. Что ему делать дальше?       Много лет подряд его увлечением были не только книги и магические знания, но и изучение газет различного характера как магического, так и маггловского мира. Его юность проходила именно в такое время, когда нужно быть в курсе всего, и чем быстрее ты вырвешь важную новость, тем больше шансов обезопасить себя от любой неприятности — прежде всего, смерти. Привычка читать газеты стала такой же неотъемлемой, как чистить зубы по утрам. Даже сегодняшнее утро он начинал с кипы изданий, быстро пробегая глазами по всем заголовкам в поисках важной информации, и, видимо, сейчас его привычка должна помочь разобраться в новом для него мире. Нужно было ознакомиться с историей магии, которая была ему неизвестна за последние полвека, изучить недавние публикации о ситуации в мире и политике, которая была выстроена в новом мире волшебников. Затем следовало найти способ встретиться с самим собой — с Волан-де-Мортом, для более яркого прояснения всей картины мира, в котором он оказался. Тому безумно было интересно узнать, как он выглядит в будущем, где живёт, чем занимается, и понять логику его действий в отношении мальчишки, который не мог представлять никакой угрозы и опасности лорду Волан-де-Морту. Чем он его так зацепил, что преследует его и его смерть видит чуть ли не целью своей жизни? Да, мальчик смог выжить от смертельного проклятья, это интересный феномен, но разве не лучше ли иметь такой трофей возле себя, а не пытаться убить его при удобном случае? Мальчик явно знаменит и имеет какой-то вес в обществе. Не лучше ли его приманить к себе и руками юнца влиять на общество, которое, очевидно, боготворит его?       У Тома было слишком много вопросов, почему все действия (а знал он о них мало и в общих чертах) лорда Волан-де-Морта были таковыми. Разве он мечтал вычистить мир от грязнокровок? Он не хотел быть ещё одним Геллертом Грин-де-Вальдом, который долгие годы затравливал народ, проливал любую магическую кровь, истребляя каждого несогласного на своём пути. Том ненавидел войну, ненавидел просыпаться с чувством, что над головой могут оказаться руины, ненавидел быть неуверенным в следующем дне, хоть и жил таким образом всю жизнь ещё с приюта. Чтобы обезопасить себя от глупой смерти, он зашёл в изучении тёмной магии слишком глубоко и нашёл то, что может сделать его бессмертным. Он нашёл то, что избавит его от страха не проснуться утром или глупо и нелепо оказаться убитым. И когда его первый крестраж был сделан, то страх перешёл в тревожность. Он не мог погибнуть, но прогибаться под чьей-то властью ему не хотелось.       Выпуск из школы означал только одно: выбор стороны и взглядов, которых будешь придерживаться. До окончания седьмого курса Том жадно поглощал все знания о боевой и защитной магии, увлекался изучением всего ужасного, редкого, смертоносного. Он не хотел оказаться в большом мире без возможности защитить себя и уберечь от опасности, которая разгуливала по всему волшебному и не волшебному миру. Он хотел быть сильным, не уступать по силе сторонникам Грин-де-Вальда и ему самому, чтобы в случае необходимости быть хозяином своей жизни и не дать никому другому управлять ею. Можно ли считать, что ему повезло, когда перед выпуском из школы, меньше, чем за месяц, Грин-де-Вальд был свержен и отправлен в тюрьму? Можно ли считать, что ему повезло, когда за несколько месяцев перед выпуском закончилась маггловская война?       Нет. Мир оставался таким же опасным, чёрствым и мрачным.       И раз он с детства ненавидел войну, то какого чёрта лорд Волан-де-Морт именно этим и занимается?! К чему все эти нападения, исчезновения и убийства?       Ему нравилась политика, нравилась власть, но после школы он не пытался пробиться в министерство, хоть и мог, потому что там начали твориться самые настоящие ужасы. Шпионы, предатели, перевороты, заговоры, убийства. Это время было не самым лучшим, чтобы прийти в министерство и двигаться по карьерной лестнице наверх, подчиняясь чужим указаниям. Он не хотел оказаться втянутым в чужие интриги, словно пешка, которую не жалко отдать на растерзание, прежде чем сам игрок объявит шах и мат своему противнику. Он никогда и никому в жизни не даст управлять собою. От Тома все ожидали, что он сразу же уйдёт в министерство строить карьеру, но он был не настолько глуп, чтобы лезть в логово змей, которое с момента окончания войн стало слишком опасным и смертельным. Он искал другой путь оказаться у власти и, кажется, нашёл его.       В эту секунду Том с воодушевлением осознал простую истину — лорд Волан-де-Морт прошёл этот путь, хоть и с необычным результатом, который тянул за собой шлейф крови и смертей, но он должен знать, что было с ним в его двадцать лет! Волан-де-Морт пятьдесят лет назад должен был стоять здесь, на этом самом месте, и думать точно так же, как и он! Ведь это он! Он должен помнить, а значит, рассказать, что ему нужно сделать в этом мире, чтобы достигнуть власти и величия! Значит, следующее, что должен сделать Том — это найти способ добраться до Волан-де-Морта и получить ответы на все вопросы.       Книги, газеты, чужие истории и взгляды — это второстепенная информация. Ему нужен был сам Волан-де-Морт, который обладает огромными знаниями и расскажет ему всё, что ждёт впереди. Исходя из этого, Том сделал вывод, что вернётся в своё время. Так ведь? Или он что-то не понимает?