***
За день до встречи с Нимфадорой Том и Антонин всю ночь обсуждали любые вариации развития событий. Антонин пытался продумать все риски, а Том выискивал варианты, как свести любой риск к минимуму. Под утро они разошлись по комнатам и легли спать, выжидая нужного часа. Том присутствовал на обеде и ужине, а между этим успел даже посидеть в первой зале Малфоев, на виду у всех читая какую-то книгу, взятую из библиотеки. С ним же везде носилась Беллатриса, при этом не глядя на него и не обращая абсолютно никакого внимания. Захотелось проверить эту женщину на изворотливость. Он уже представил её искажённые от раздражения черты лица и не сдержал озорную улыбку, долго пряча её в раскрытой книге, затем захлопнул её, приняв невозмутимый вид, обернулся на присутствующих, занимающихся своими делами, поднялся на ноги и направился к выходу из залы. Он шёл неторопливо, позволяя Беллатрисе не терять его из вида, поднялся наверх, прошёл несколько коридоров и спустился вниз, заворачивая к библиотеке. Можно было и короче дойти до неё, но ведь Беллатриса с точностью повторит его путь и интересно послушать её оправдания. Мысль об этом ещё сильнее развеселила, снова вызывая озорную улыбку. Делая вид, что не обращает ни на что внимания, Том зашёл внутрь библиотеки и тут же встал возле косяка, скрестив руки на груди, поджидая Беллатрису. Спустя несколько секунд она зашла, не заметив его, и тот сквозь яркую несдерживаемую ухмылку заговорил, растягивая слова: — А я подумал, что мне показалось. Беллатриса резко обернулась, остановившись, и тяжёлым взглядом быстро оглядела его позу, открыто выражающую насмешку над ней. — Вы что, мадам, следите за мной? — Что ты бормочешь, щенок? — вздёрнув голову, отозвалась та, делая несколько неторопливых шагов к нему. Том лениво отпрянул от дверного косяка, опуская руки в карман, принял невинное выражение лица и таким же голосом отозвался: — Мадам, почему вы так грубы со мной? Разве я чем-то задел вас? Если вы о том случае, то позвольте извиниться перед вами, мадам. Я всего лишь защищал себя. Он увидел, как Беллатриса клюнула на удочку и показала насмешливую улыбку, тут же закусив её зубами. — Сладкий мальчик, — протянула она, становясь ближе, чем позволяет этикет, — как же занесло тебя в этот дом? Не страшно? — Мне не может быть страшно в этом доме, зная, что в нём обитают такие очаровательные дамы, — приятно улыбнулся Том, не обращая внимания на вторжение в личное пространство. — Подхалим, где тебя научили этому? — проурчала сквозь кривую улыбку Беллатриса, поднеся руку к уголку его воротника, сжала его, затем неторопливо провела пальцами по краю чуть ли не до подола плаща. — О чём вы, мадам? — приподняв брови, невинно отозвался тот, внимательно разглядывая женское лицо вблизи. Та цокнула, отпрянула и приняла высокомерный вид, тряхнув копной тёмных кудрявых волос. — Зачем ты пришёл сюда? — Поставить на место, — вытаскивая одну руку из кармана и доставая из-за пазухи книгу, доверчиво объяснил Том. — А вы? Составить мне компанию? — Тебя не касается, зачем я сюда пришла, мальчик. Это дом моей сестры, и я могу быть, где хочу… — В таком случае, странно, что вы выбрали настолько длинный путь до библиотеки, следуя за мной. Это же ваш дом, и вы знаете его не хуже вашей сестры, чего нельзя сказать обо мне, — елейно протянул он. Беллатриса изменилась в лице и, кажется, была готова взмахнуть палочкой, но Том сделал к ней шаг, помахал перед лицом книгой и вежливо продолжил: — Я всего лишь поставлю её на место, мадам. И да, если в следующий раз захотите поболтать со мной, то можете просто предложить своё общество — мне будет только в радость. Он обошёл волшебницу, приняв невозмутимый вид, поставил книгу на ближайшую полку, внимательно прислушиваясь к звукам сбоку, и повернул голову к выходу. — Маленький мерзавец, — со смешком прошипела Беллатриса. — И я очарован вами, мадам. Приятного вечера, — кивнул Том и вышел из библиотеки. Получив от разговора невероятное удовлетворение, он направился к себе в комнату и, как только прикрыл дверь, мгновенно запустил пальцы под воротник плаща, нащупывая инородный предмет. Том аккуратно отцепил его от себя и взглянул на мелкую деталь, похожую на паука. Достав палочку и испытав на нём несколько заклинаний, он выяснил, что на него наложены только отслеживающие чары. Что же, умно, мадам Лестрейндж, но не настолько, чтобы делать из него полного придурка. Хотя именно сегодня такая штучка как раз кстати — отслеживающие чары приведут Лестрейнджей в нужное место. Том обратно нацепил паучка под воротник, пытливо оглядел комнату, развернулся и вышел в коридор, направляясь к выходу из поместья, чтобы начать запланированный на этот вечер спектакль для Волан-де-Морта.Глава 9. Отрицаемое обожание
15 ноября 2019 г. в 11:25
Всё пошло по оговорённому плану: Том встретился с Тонкс, а Антонин доложил об этой встрече Волан-де-Морту.
Конечно, пришлось повозиться с Лестрейнджами. Для начала Том последующие дни намеренно покидал поместье Малфоев, гуляя по магическому переулку и многолюдным улицам Лондона. Он не видел их, но точно знал, что за ним наблюдают, поэтому вёл себя вполне естественно, проявляя интерес к книжным магазинам, библиотеке или разным заведениям, читая историю магии и свежие газеты за чашкой чая.
В день, когда ожидалась встреча с Тонкс, за которой должен наблюдать Антонин, Том вышел из комнаты и по привычке спустился в столовую, где завтракала чета Малфоев и Рудольфус — у последнего стало что-то вроде привычки присутствовать на всех приёмах пищи, чтобы невзначай контролировать шаги объекта своего наблюдения. И Том, как ничем не обеспокоенный, продолжал укалывать своей вежливостью и манерами, вставая при появлении женщин в комнате или заводя бессмысленную светскую беседу. Конечно, попытки поговорить обрывались так же быстро, как и начинались, и из всего Том чётко определил: Люциус Малфой слишком заносчивый и высокомерный волшебник, правда, пытался подавить свою манеру холодностью, отвечая кратко и лаконично; Нарцисса Малфой до ужаса закалённая женщина на эмоции, и, как бы не относилась к собеседнику, вела себя сдержанно, пристойно и даже иногда улыбалась; Рудольфус Лестрейндж сам пытался о чём-то заговорить с Томом, но больше двух фраз вытянуть не получалось, поэтому сегодня утром тот даже не предпринимал попыток завязать разговор, а молча пил чай и время от времени поглядывал то на вход в столовую, то на Тома.
Проведя завтрак в тишине, Риддл дождался, когда поднимется из-за стола Нарцисса, встал следом и направился к выходу. Рудольфус, как по сигналу, медленно поднялся с остальными и подошёл к вешалке, чтобы снять свою мантию.
— Доброе утро, — безразличным тоном поздоровалась Нарцисса, проходя мимо идущего в противоположном направлении Долохова.
Тот кивнул, на пару секунд сняв шляпу, и тут же перевёл взгляд на Тома, ранее следовавшего за волшебницей, но остановившегося перед ним. Рудольфус прошёл мимо, бросив незаметный взгляд на Антонина, однако Том уловил скрытый подтекст — Лестрейндж, чтобы не привлекать внимание, доверил слежку за ним Долохову. Пришлось признать, Рудольфус довольно профессионален в своём деле, и если бы Том не знал о шпионаже, вряд ли бы заметил. Но Том не был бы Риддлом, если бы не просчитал всё на несколько шагов вперёд — это прекрасный шанс слинять из дома без сопровождения Рудольфуса. Оставалось только понять, чем занимается его жена.
Беллатриса Лестрейндж за эти дни ни разу не попалась ему на глаза. То ли вынашивала какие-то планы, то ли не видела пока необходимости встревать в дело. Тем не менее, сейчас было важно не зацепить кого-то из них и спокойно удалиться из дома, чтобы о встрече с Тонкс знал только Долохов, и только он доложит о ней Волан-де-Морту, проявив навыки хорошей слежки и преданность своему Лорду.
— Все позавтракали? Какая жалость, я опоздал.
Том скользнул взглядом по обернувшемуся на них Рудольфусу и слабо улыбнулся на тонкую усмешку Антонина.
— Могу составить компанию. На самом деле, ещё раз готов выпить чай.
Бросив заниматься любезностями, оба направились в столовую и быстро зашли внутрь.
— Не думаешь, что плохая идея — часто проводить со мной время? — поинтересовался спокойным голосом Антонин, неторопливо огибая стол.
— Думаю, я должен стремиться с кем-то… хм… подружиться? — мягко усмехнулся Том, садясь на ближайший стул напротив Антонина. — Или это, по-твоему, выглядит несколько странно в незнакомом обществе?
Тот с тенью улыбки присел и одной рукой пододвинул к себе чашку кофе, а другой снял шляпу и положил на соседний стул под пристальным взглядом тёмных глаз.
— Как всегда, стараешься вести себя естественно, — выдохнул он, переключая всё внимание на завтрак.
— Волан-де-Морт будет только рад, узнав, что я имею к тебе предрасположенность, — продолжал мягко улыбаться Том, не упуская из вида ни одно движение собеседника.
— Его может озадачить мой интерес, — заметил он.
— Если его не озадачило даже пророчество, то… думаешь, ты интересуешь его? — со смешком закончил тот.
— Прошу тебя, Том, не будь таким самоуверенным, — чуть поморщился Антонин, подняв на него глаза и махнув вилкой в сторону.
Том чуть ярче улыбнулся и уронил голову, рассеянно посмотрев на поверхность стола.
Неожиданно сзади раздался высокий голос:
— Как это мило, Тони, — развлекаешь молодёжь?
Долохов поднял взгляд с тарелки, а Риддл, всё так же с опущенной головой, обернулся. Увидев Беллатрису, он медленно прикрыл на несколько мгновений веки, неторопливо поднялся со стула и проводил взглядом приближающуюся женщину.
— Одному скучно завтракать, — протянул Антонин.
Беллатриса подошла к столу, остановилась недалеко от Тома и, прежде чем присесть, чуть вздёрнув подбородок, посмотрела на него холодным взором, на что получила в ответ пустой, лишённый каких-либо эмоций взгляд.
— Вижу, завтракаешь всё равно один, — слабо усмехнулась она и опустилась на место, посмотрев на Антонина.
— Я уже успел позавтракать, мадам, — доверчиво заглядывая в чёрные глаза, вежливо отозвался Том, присаживаясь на стул следом за ней, — и решил составить компанию мистеру Долохову.
Беллатриса на мгновение сморщила губы, затем с кривой улыбкой насмешливо ответила:
— Долохов редко предпочитает чьё-либо общество.
— Белла, — произнёс Антонин, словно одёргивая.
— Мне показалось, мистер Долохов вполне не против моей компании. И мне понравилось проводить с ним время, — вежливо продолжал разговор Том, и его тонкие губы тронула слабая улыбка.
Он уловил пристальный короткий взгляд Антонина и снова посмотрел на Беллатрису. Та приоткрыла рот, вздёрнув голову, посмотрев на него сверху вниз, и спустя несколько секунд ответила:
— Вот как? В любом случае, я разбавлю ваше общество.
— Буду только рад, мадам, — елейно отозвался Том, слабо кивнув в её сторону.
Та немного сощурила глаза, проследив, как он притянул чашку чая к губам, и издала смешок.
— Подхалим.
Том приподнял бровь в наигранном изумлении, бросая исподлобья взгляд на женщину, чуть опустил чашку и невозмутимо невинным тоном произнёс:
— Простите?
— Ты мне нравишься, мальчик, — с кривоватой улыбкой отозвалась Беллатриса, придвинув к себе кофе. — Надеюсь, умом ты блещешь так же, как манерами.
Тот чуть сощурил глаза, показывая смущённую улыбку, и не сразу ответил:
— Вы не очень-то и милы, мадам.
— Интересно, о какой милости ты говоришь, дорогой ребёнок, когда залетел в гостиную и повёл себя, как последний наглец?
Том передёрнул желваками, чуть поморщившись, затем натянул смущённую улыбку и ответил:
— Прошу прощения, мадам, я немного перегнул палку. Вы не очень были сдержаны.
— Ты должен знать своё место, и в этом доме не терпят неуважение к хозяевам.
— Если не ошибаюсь, то… — он закусил на мгновение губу, показывая наигранную задумчивость, и продолжил: — хозяином в данный момент является Тёмный лорд. Или я неправильно понял что-то?
Беллатриса нахмурилась и свела тяжёлые брови, заглядывая в тёмные глаза собеседника.
— Это дом Малфоев, мальчик, и после Тёмного лорда хозяйничают здесь Малфои, так что не задирайся и не забывай об уважении к представителям чистокровного рода. Тебе ещё предстоит показать себя, и среди нас ты пока что никто.
— Возможно, но не думаю, что для Тёмного лорда.
Та нахмурилась ещё сильнее и приоткрыла рот, чтобы ответить, но её опередил Антонин:
— Достаточно, Белла. Идём, Том, я обещал показать, где находится библиотека.
Беллатриса взглянула на надевающего шляпу Долохова, затем на слегка удивлённого Риддла и фыркнула:
— Возишься, как с котёнком.
— Я не дрался с нашим гостем, потому могу позволить помочь освоиться в среде высокомерных волшебников, — поднявшись с места, отозвался тот и перевёл взгляд на Тома. — Пошли.
— Боюсь, наш гость не из того теста сделан, чтобы находиться в нашей среде, — пугающе усмехнулась Беллатриса.
— Возможно, не из вашего теста, Белла, но из подходящего для Тёмного лорда, раз он предрасположен к нему, — низким тоном отозвался Антонин, подходя к поднимающемуся с места Тому.
Беллатриса снова фыркнула, взглянув на молодого волшебника, и поймала насмешливую улыбку.
— Хорошего дня, мадам, — приторным голосом попрощался Том, чуть приблизившись к ней с невинным выражением лица, затем выпрямился и медленно перевёл взгляд на Антонина.
Тот махнул ему рукой в торопливом жесте, и оба направились к выходу.
— Щенок, — вслед послышался грудной голос вперемешку со звоном бьющейся фарфоровой чашки.
Том коротко обернулся с тенью насмешливой улыбки и вышел за Долоховым из столовой.
Вместо библиотеки двое помчались к выходу, коротко осматриваясь по сторонам, лишь шурша плащами. Выйдя к воротам, они трансгрессировали в город. Определившись с точкой наблюдения за встречей с Нимфадорой, вернулись назад и разошлись по разным комнатам, заранее договорившись о плане побега Тома, которого засечёт Антонин и проследит за ним.
Всё вышло, как планировалось. Нимфадора не заметила слежки, выслушивая информацию Тома, которую ему пришлось приврать, чтобы не выдать связь с Гермионой.
— Значит, Драко захаживает в Выручай-комнату? — нахмурившись, спросила она.
— Да. Я не имею понятия, какой вид принимает эта комната, но он явно что-то затеял, — серьёзно отозвался Том, пристально заглядывая в настороженные глаза.
— Знаешь, меня стало беспокоить вот что… — отводя взгляд в сторону, задумчиво отозвалась Тонкс.
— Что?
— В школе за последние месяцы произошли немного странные вещи.
— О чём ты? — напрягся Том, чуть приблизившись к собеседнице.
— Девочку — гриффиндорку — прокляли ожерельем. Она должна была принести его из Хогсмида в школу и передать профессору Дамблдору, но случайно прикоснулась к нему и…
— Она выжила?
— Да, она находится в больнице, — туманно посмотрела на него Нимфадора, слабо кивнув. — Ожерелье изучили: на нём была чёрная магия, и прикосновение с ним должно было убить.
— Ты думаешь, это дело рук Малфоя?
— Нет, что ты! Может быть, это как-то с ним связано.
— А ещё что-нибудь было странное?
— Полмесяца назад отравился парень. У профессора Слизнорта была настойка, которую он собирался подарить профессору Дамблдору на Рождество, но так и не подарил. А настойка оказалась с ядом.
— Профессор Слизнорт выпивал со студентом? — с улыбкой переспросил Том, недоверчиво сдвинув брови.
— Тогда был день всех влюблённых, и одному мальчику подсунули конфеты с амортенцией. Гарри сообразил на этот счёт и повёл…
— Гарри Поттер?
— Да, он привёл друга к профессору Слизнорту, ну и после противоядия предложил выпить…
— А как друга зовут?
— Рон Уизли. Ты, наверное, слышал о семье Уизли?..
— Да, чистокровные волшебники, конечно, — кивнул Том, выпрямляясь и отдаляясь от Нимфадоры.
— В общем, с Роном всё в порядке — Гарри спас его безоаром…
— Но вопрос остаётся открытым: кто и зачем подсыпал яд в настойку? — заметил он, чуть склонив голову вбок. — Настойка, как и ожерелье, предназначалась профессору Дамблдору, Тонкс.
Том выгнул бровь, ожидая умозаключений собеседницы.
— Кто-то покушается на жизнь директора, — слабо произнесла та, не отводя взгляда от тёмных глаз.
— Верно, и… раз мы с тобой догадались, значит, Дамблдор точно должен был догадаться об этом.
Том нахмурился и опустил голову в задумчивости. Два инцидента, имеющих косвенное отношение к Дамблдору, и неужели старик не уловил связь? Не значит ли это, что он догадывается или знает о происходящем? Более того, он наверняка может полагать, кто за этим стоит. Но почему ничего не предпринимает? Или предпринимает?
Малфой — глупец! Так глупо пытаться убить директора — волшебника, прожившего много десятков лет, поучаствовавшего в двух войнах, в одной из которых одолел знаменитого Геллерта Грин-де-Вальда, — сверх идиотизм и невероятно детский, безрассудный поступок! Он надеялся на то, что старик без опаски возьмёт ожерелье или будет смаковать настойку Слизнорта, не почувствовав запах яда или не различив странный цвет?
— Том? — наклонилась к нему Нимафдора, выдёргивая из размышлений. — Если это так, то профессор Дамблдор знает куда больше, чем мы. Но… я всё-таки не уверена, что директору может угрожать какая-то опасность.
Тот поднял глаза, тепло посмотрел на неё, чуть сощурившись, и вежливо улыбнулся.
— Конечно, мы всего лишь в этом убедимся. Я выясню, что Малфой делает в Выручай-комнате. Мне всего лишь…
Том положил руку на стол и взял ладонь Нимфадоры, продолжая говорить серьёзным и вкрадчивым тоном:
— Мне всего лишь нужна твоя помощь.
Та понимающе кивнула, дрогнув уголками губ. Том тут же отпустил её и выпрямился.
— Значит, увидимся у школы. Следующее место высчитала?
— Сквер на северо-западной окраине города, не помню, как называется. Там ещё массивы гаражей неподалёку, кажется.
— Верно, — кивнул Том, поднимаясь со стула, допивая стакан сока.
— До завтра, — неживым голосом произнесла Тонкс, проследив, как тот поставил пустой стакан на стол, снова кивнул и направился к выходу.
В своей комнате Том ожидал Антонина до глубокой ночи, но тот так и не появился, что вызывало тревожность. Может быть, он просчитался в реакции Волан-де-Морта? Не сделал ли он этим хуже себе?
С такими мыслями он провалился в сон, но под утро вздрогнул от шума в комнате. Смахнув пелену в глазах, Том схватил палочку и, опуская ноги на пол, резко подскочил, всматриваясь в силуэт, залезающий в окно.
— Что ты делаешь? — удивился он, медленно подходя к гостю, затем не сдержал смешок от увиденного и произнёс: — Не староват для такого дела?
— Твою мать, Риддл!.. — тяжело дыша начал тот и спрыгнул с подоконника.
— Не называй меня так, Долохов! — шикнул Том, оказавшись возле окна, вглядываясь на улицу и закрывая створку. — Ты вообще нормальный? Где ты был? Почему не зашёл?..
Волшебник, глубоко выдохнув и выпрямившись, поднял руку в останавливающем жесте и произнёс:
— Ты должен был подумать, что я не приду к тебе после разговора с Тёмным лордом. Вообще-то, его заинтересовало твоё поведение и…
— Что он сказал? — нетерпеливо перебил Том.
— Честно говоря, поначалу он был недоволен твоей заинтересованностью Тонкс, — одёргивая плащ, сообщил Антонин, — но я подкинул предположение, что ты действуешь в его пользу и пытаешься разведать ситуацию на стороне Дамблдора для получения и использования информации.
— Это убедило его?
— Полагаю, да, иначе я бы не пришёл к тебе, а ты уже тёрся бы в его кабинете, — усмехнулся Антонин, снова тяжело вздохнув и оглядевшись по сторонам. — У тебя есть что-нибудь выпить?
Том поджал губы, затем обернулся на стеклянный шкаф и медленно направился к нему.
— Малфой оставил здесь виски, вино и… не знаю, что это. Иди, сам посмотри, — обратился он к собеседнику, держа в руке одну стеклянную створку.
Антонин подошёл к нему, оглядел три бутылки и взял одну из них.
— Пожалуй, виски сойдёт.
— Не рано ли ты начал пить? — усмехнулся Том, закрывая шкаф.
— Я ещё не спал, так что, думаю, даже поздно начал.
Он внимательно проследил, как Долохов наливает виски в стакан, а затем выпивает залпом.
— Где ты был? — чуть нахмурился он, делая несколько шагов к мужчине, скрещивая руки на груди.
Антонин тут же налил ещё и осушил стакан.
— У тебя кровь на рукаве, — холодно заметил Том, разглядев в сумраке тёмное пятно на фоне белоснежной рубашки.
Тот звонко поставил пустой стакан на стол и хрипло ответил:
— Пытал одну семейку с Рабастаном. Как-то я неаккуратно.
Антонин поднял локоть и взглянул на запачканную манжету, однако не стал чистить, а снова взялся за бутылку виски.
— Полагаю, всё прошло удачно? — поинтересовался Том, продолжая пристально наблюдать за всеми движениями.
— С чего ты взял? — усмехнулся тот, посмотрев на собеседника.
— Ты всегда пьёшь, когда удачно что-то складывается. Думаю, привычка не оставила тебя, — невозмутимо ответил Том, качнув головой.
Антонин издал смешок, отвернулся и осушил ещё один стакан.
— Ладно, в общем, всё по плану. Тёмный лорд приказал дальше следить за тобой, а Лестрейнджам выразил недовольство, так что будь внимательнее. Может, и за окном додумаются после этого наблюдать. Кстати, теперь нам вдвоём не слинять. Беллатриса не упустит ни одного шанса полюбезничать с тобой, поэтому думай сам, как выкручиваться.
Том закусил губу, посмотрев в пол, затем приоткрыл рот и согласно кивнул.
— Ты заходил к Горбину?
— Да, выяснил, какой предмет он держит для Малфоя. Исчезательный шкаф, — легко отозвался Антонин.
— Что это? — нахмурился тот.
— Их изготавливали во времена первой магической войны. Они служили чёрным ходом для отступления. У каждого шкафа есть пара, и, войдя в один, ты попадаешь в другой, оказываясь в новом месте.
— У каждого шкафа есть пара? И какая пара у этого шкафа?
— Не имею представления. Их осталось очень мало, и, кажется, никто ими не пользуется. Горбин вряд ли когда-то его продаст, ведь неизвестно, что случилось с другим шкафом в этой паре.
— А ты расспрашивал его об этом?
— Разумеется. Этот шкаф исправный, но не переносит в другое место. Полагаю, другой сломан.
Том снова опустил голову, размышляя, затем резко произнёс:
— Хорошо, я тебя понял. Давай, забирай виски и оставь меня. Если ты не спишь, не значит, что другие не спят.
Антонин усмехнулся взял бутылку, стакан и махнул на дверь.
— Проверь, чтобы никого не было, иначе придётся через окно.
— По-твоему, нет ничего странного, если я выгляну в пижаме?
Том пронаблюдал, как тот закусил губу, взглянув на дверь, потом на окно, усмехнулся и подошёл к выходу, насмешливо произнеся:
— На твоём месте я бы вышел, как и зашёл, если ты не хочешь, чтобы нас видели вместе.
— Наверное, странно выходить от тебя в пять утра.
— Именно, — снимая заклинания и открывая дверь, согласился Том, затем обернулся с улыбкой. — Но тебе повезло — можешь идти.
Антонин прошёл мимо него и быстро вышел в коридор, а тот закрыл дверь.
Том не смог больше уснуть. Принял душ, растрепал мокрые волосы, оглядел себя в зеркале, стал расхаживать по комнате, и всё время размышлял о том, как скрываться от преследования, если под окнами начнут расхаживать Лестрейнджи. На ум приходили только дезиллюминационные чары, но если он где-то выдаст себя с ними, то больше выхода нет, разве что идти напролом.
Затеянная игра стала казаться слишком рискованной и опасной. Если останется идти напролом, то о Волан-де-Морте можно забыть. В любом случае Том не готов отрекаться от своих целей и бегать на побегушках даже у самого себя. Если Волан-де-Морт не понимает важность пророчества, действия Дамблдора и значение в этой войне Поттера, то кто, как не он, позаботится о своём будущем?
Мысли привели к размышлению о своей жизни. Кто же он? Юный Волан-де-Морт, которого ожидает такое будущее, или ему никогда не вернуться назад в своё настоящее время? В первом случае, значит, это петля, и нужно приложить все усилия на то, чтобы выбраться из неё, изменить время, своё будущее, вспомнить то, что происходит здесь и сейчас, искривить пространство и не прийти к такому пути никогда. Во втором случае ему остаётся быть тем, кто он есть, и, глядя на свою копию, не допустить ошибок, а значит, строить новый мир, в котором не должно быть ненавистной войны и рек волшебной крови. Но как остановить эту войну?
Том посмотрел на окно и подошёл к нему, закусив губу.
Он не может принять чью-либо сторону. У него может быть только своя сторона, а значит, даже в этом времени нужно привлекать к себе людей, жаждущих спокойной жизни. Другими словами, нужно выступить против гнёта Волан-де-Морта, а значит… бросить самому себе вызов? Но что, если это петля?
Том устало опустил взгляд вниз, смеясь над своими мыслями.
Что ему делать, если он не знает, какой из вариантов истинный? Считать, что Волан-де-Морт — его будущее, а значит, помогать ему во всём? Или полагать, что теперь его жизнь не зависит от него, а значит, выстраивать дорогу так, как ему хочется и кажется нужным?
Он признался себе, будь не тем волшебником и рос бы в этом времени, то обязательно попытался бы свергнуть власть Волан-де-Морта. Так же как всю юность был воодушевлён идеей — свергнуть власть Грин-де-Вальда.
До сознания дошло, что рано или поздно наступит момент, где нужно определиться за кого он играет: за Волан-де-Морта или самого себя?
Думы отягощали жестоко. Тревожность — отвратительное ощущение, преследовавшее всю жизнь. Он хотел избавиться от неё в своём настоящем, а теперь попал сюда и живёт с нею точно так же. Том беспокоится за то, что ведёт умную и правильную игру, за то, что все его планы не провалятся, и за то, что не ошибся, принимая решение действовать не во вред Волан-де-Морту, но и не в ущерб своим интересам. Отвратительное ощущение, которое никак не давилось слабо вспыхнувшей магией.
Том только сейчас понял, что заставил нервничать Гермиону. Он посмотрел в потолок, глубоко вздохнул, сбрасывая тяжёлые думы, и повернулся к столу, в тумбочке которого были спрятаны отданные Долоховым газеты. Нужно было отвлечься от всего и самым лучшим будет изучать этот новый для него мир дальше.
Он не спустился ни на завтрак, ни на обед, чувствуя, как всё время пытались одолеть тревожность и беспокойство. Иногда эти ощущения становились сильными и вспыхивали в Гермионе, заставляя думать о том, чтобы быстрее приблизился вечер. Ему нужно было чувство уверенности. Кажется, это то, что является необходимым, но… что это? Привязанность?
Том поморщился, откидывая от себя газету. Ошеломительная магия и чувства, что вызывала она в нём, привязывали к Гермионе, заставляя тревожиться не только за себя, но и за неё, потому что она была источником этого подавляющего превосходства и невыразимой силы, которую он приобрёл. Так стоит ли она того или нет?
Том облокотился на стол локтями и спрятал лицо в ладонях, ощущая внутренние метания из угла в угол. Третья неделя в новом мире была настолько насыщенна размышлениями и открытиями, сколько не было хотя бы за последний год в его времени. Как ещё голова не болела от огромного потока информации, постоянных мыслей обо всём и чувств, вызванными связью с Гермионой?..
Вечером он внимательно следил за видом из окна и с облегчением понимал, что никто не наблюдает за ним. Он спустился на ужин, не разговаривал ни с кем и не обращал внимания ни на кого, чем вызывал особый интерес у Рудольфуса, который явно решил, что Том не в духе, а значит, просидит в своей комнате, как минимум, до следующего утра. Конечно, так и сделал — после ужина молча отправился в комнату и закрылся, на самом деле, готовясь к предстоящему побегу из дома.
В нужное время Том без препятствий покинул поместье Малфоев и спустя минут тридцать уже преодолевал последнюю ступеньку, ведущую на восьмой этаж Хогвартса. В этот раз он не стал заходить в Выручай-комнату, ожидая появление Гермионы.
Когда она появилась в коридоре, Том пошёл ей навстречу, чтобы остановить и не позволить комнате приобрести вид привычной маленькой гостиной, в которой ранее проводили время и в которую по привычке собиралась попасть волшебница. Ладонь проскользнула к запястью, отчего та вздрогнула и тут же потянулась к нему. Он обернулся по сторонам, с облегчением понимая, что никого нет на горизонте, и, борясь с чувствами, вызванными прикосновением, шепнул:
— Тише-тише…
Гермиона опустила голову, глубоко вздохнув, собирая разбитое самообладание, и в это время Том подумал о комнате, в которой находятся все когда-либо спрятанные предметы.
Когда появилась дверь, он завёл волшебницу внутрь, снял дезиллюминационные чары и посмотрел на неё. В одно мгновение его рука коснулась женского плеча и притянула Гермиону к груди. Она тяжело выдохнула в плащ, покрываясь мелкой дрожью от слабого проявления тепла, которое Том дал ей, опустив ресницы вниз и прошептав в волосы:
— Успокойся. Вспомни о том, как держать самообладание.
Примерно с минуту они стояли молча, различая треск наэлектризованного воздуха, пока Гермиона не пришла в себя и не отшатнулась от него, подняв взгляд. Её ладони медленно отпустили Тома, а глаза тоскливо пробежались по всем очертаниям лица. Тот медленно развернул её и заставил посмотреть вглубь комнаты.
— Что мы здесь делаем?
— Узнаешь? — спросил со слабой улыбкой Том, посмотрев сначала на груду разнообразных вещей, затем на Гермиону, улавливая её короткий взгляд.
Чуть сощурив глаза, он некоторое время наблюдал за ней и мгновенно понял, что сейчас самый подходящий момент сорвать с бледных губ магию, потому что волшебница была расслаблена и полностью увлечена осмотром огромного помещения, перебирая в голове воспоминания пережитых ранее дней. Том резко наклонился, поднесённой к щеке ладонью поворачивая лицо к себе, и прижался к губам, заглядывая в растерянный взор. Он сразу же почувствовал мерцающую нить, колеблющуюся в глубинах души, и глубоко вдохнул, засверкав белоснежными молниями в радужках, наполняясь уверенностью, мощью и превосходством. За спиной ощутимо заплясали невидимые тени, призывающие извергнуть магию наружу оглушительным взрывом, но Том уже выпрямился, прерывая белеющий сгусток, и неестественным взором быстро оглядел комнату.
— Т-ты… мог бы предупреждать… — слабо выдохнула Гермиона, медленно сморгнув пелену в глазах, лениво поднимая ресницы.
Тот повернул к ней голову, пронзая ослепительным блеском загоревшихся зрачков с полным безразличием на лице, и, ничего не ответив, снова осмотрелся, сделав шаг вперёд. Гермионе от этого стало не по себе — она тяжело вздохнула, пытаясь смахнуть недавнюю слабость, и дрогнувшим голосом произнесла:
— Хочешь найти то, зачем приходит сюда Малфой?
Том молчал, медленно переводя взгляд с одной груды вещей на другую, словно пытался не увидеть, а услышать или почувствовать искомый предмет. Та ещё сильнее ощутила подступающую опасность и невольно сжалась, однако попыталась возразить:
— Но это бессмысленно! Мы не знаем, что нужно искать и…
— Просто помолчи и следуй за мной, — перебил Том и рукой подтолкнул идти рядом.
Оба направились вглубь комнаты, внимательно осматривая кучу предметов, беспорядочно лежащих друг на друге горой. Он чувствовал, как Гермиона украдкой поглядывает ему в по-прежнему белоснежные глаза, отмечая как сосредоточенный взор превратился в звериный.
В комнате было множество шкафов: сломанных, старых и пыльных, а ещё были поновее, — но как определить, какой из них тот самый?
Том опередил волшебницу, ускорив шаг, и подошёл к первому шкафу, медленно открывая дверцы и заглядывая внутрь.
— Думаешь, в них поискать? — усмехнулась Гермиона, стараясь не заглядывать в изменившееся лицо.
Он молчал, внимательно осматривая шкаф, проводя ладонями по поверхности дерева, а спустя некоторое время почувствовал, как та отошла, видимо, заострив на чём-то своё внимание.
Как определить исчезательный шкаф? Конечно, глупо испытывать его в действии, учитывая, что он должен быть сломан. Малфой, кажется, откуда-то выяснил, что в Хогвартсе, в Выручай-комнате, есть шкаф, конец коридора которого ведёт в магазин к Горбину, и, исходя из разговора с Гермионой, именно об этих парных вещах и была речь. Всё сходилось: Малфой говорил с Горбином о починке какого-то предмета и попросил придержать исчезательный шкаф, а значит, тот самый предмет и был вторым шкафом, и он был в Выручай-комнате, раз Поттер замечал исчезновение Драко с какой-то магической карты, что не показывает эту комнату. Значит, шкаф должен быть здесь и сломан. Значит, Малфой собирается починить его и привести сюда кого-то для того, чтобы помогли выполнить задание, полученное от Волан-де-Морта. Хорошая идея, но если не починит?..
Неожиданно тишину нарушил звук, на который Том резко обернулся. Он увидел Гермиону, поднявшую на него напряжённый взгляд и держащую пальцы над пыльными сероватыми клавишами пианино. Задержав взор на её занятии, он шумно выдохнул и медленно отвернулся, закрывая шкаф под звуки заигравшей мелодии, издаваемые Гермионой. Дальше Том прошёл к следующему шкафу, находящемуся в другом проходе между грудами всяческого хлама, и открыл его, принявшись внимательно разглядывать отделку.
И почему он не узнал у Долохова, как выглядит шкаф в магазинчике? Кажется, в этот раз он просто теряет время, не зная, как проверить свойства искомого предмета, и это заставило нахмуриться и почувствовать в себе злость.
— Перестань, — раздражённо оборвал Том, даже не обернувшись, и звуки музыкального инструмента мгновенно стихли.
Спустя минуту он услышал, как Гермиона подошла к нему сзади и нарушила его размышления.
— Здесь точно ничего нет. Это исчезательный шкаф.
— Откуда знаешь? — тихо спросил Том, посмотрев на высоту предмета.
— В прошлом году близнецы Уизли затащили сюда Монтеггю — ученик с факультета Слизерин, и он застрял в проходе. Шкаф сломан, а где второй — неизвестно, — легко отозвалась Гермиона и, потеряв интерес к разговору, прошла дальше, стуча ботинками по каменному полу.
Прекрасно, Том узнал, чем занимается Малфой, нашёл этот шкаф, и теперь осталось понять, на какой он стадии починки, как завершить начатое до конца, чтобы мальчишка предпринял попытку убить Дамблдора.
С одной стороны, идея Волан-де-Морта верная — убийство директора решит некоторые вопросы, связанные с информацией о жизни Тома, а также исключит возможность получать другим волшебникам знания о крестражах. С другой стороны, смерть директора напрочь смахнёт защиту Гарри Поттера, Волан-де-Морт будет преследовать мальчишку с большим энтузиазмом, сможет завладеть доступом в школу, а значит, Поттеру сюда возвращаться будет глупо и нелепо. Учитывая, что тот обладает какой-то неизвестной силой, более того, имеет связь с Волан-де-Мортом, — им нельзя сталкиваться, потому что пророчество предвещает не самые радужные события для них обоих. Они равны, кто-то умрёт, но вопрос: кто?
Том закусил губу, закрывая шкаф, и посмотрел в сторону. Возле высокого зеркала стояла Гермиона, внимательно разглядывая себя. Это было то самое зеркало, в котором она различила сияющий блеск диадемы и возле которого потом надевала её на голову. Он слабо усмехнулся и тихо направился к ней. Оказавшись сбоку, Том посмотрел на отражение и тут же поймал взор Гермионы, которая мгновенно обернулась и подняла на него глаза. Он медленно отвёл взгляд обратно на отражение, заставляя её сделать то же самое.
Они внимательно оглядели друг друга с ног до головы, фокусируя взоры на каких-то мелочах, и неожиданно Том насмешливо произнёс пришедшую в голову мысль, чем заставил Гермиону вздрогнуть:
— Разглядывала своё очарование?
— Не удивлюсь, если ты занимаешься этим каждый день.
Он чуть ярче улыбнулся, пристально посмотрев на себя, и медленно отозвался:
— Помнится, в тот раз ты страдала по мелкому Уизли, а что же сейчас?
Гермиона повернула к нему голову, нахмурившись.
— Не напрашивайся на комплименты, Том. Сейчас я не предаюсь никаким страданиям.
Она хотела отойти от зеркала, но мужские ладони легли на плечи, останавливая её и поворачивая обратно к отражению. Том зашёл за спину, выпрямился и посмотрел на видимую часть своего лица над копной каштановых волос.
Он подумал о том, как видят его люди. Какой он для них, когда взгляд пустой и ничего не выражает, как сейчас? Какой он, когда они видят усмешку на тонких губах? Какой он, когда от злости хмурит брови? И… какой он, когда Гермиона смотрит ему в светящиеся неоновым белоснежным светом глаза?
Том чуть сильнее сдавил хрупкие плечи и выше поднял подбородок, задумавшись о том, обязательно ли контактировать с магией, сидящей в Гермионе, для того, чтобы наполниться ею? В тот раз, в поместье Малфоев, ему не нужно было присутствие волшебницы, но он же не мог знать: отражали ли его глаза свет, хоть и чувствовал сущность чужой магии в себе. Как он наполнился ею?
Том опустил взгляд на Гермиону, спокойно рассматривающую его в отражении, и попытался сконцентрироваться на ощущениях, которые испытал тогда — может быть, они вызовут нужный эффект?
Нет, злость лишь притянет Гермиону к нему, жаждая утихомирить гнетущие чувства. Неужели нет другого пути, как вызывать ощущение уверенности и превосходства?
Том продолжал изучать женское лицо, вглядываясь так, как никогда ранее не рассматривал. При пристальном осмотре мягкие черты показались незнакомыми, но довольно миловидными. Только сейчас он всмотрелся в широко распахнутые глаза и определил в них насыщенный тёмно-карий оттенок плавно переходящий в чёрный цвет блестящих зрачков. Густые ресницы были прямыми, лишь на концах поднимаясь немного кверху. На них он различил тушь, и только сейчас разглядел тонкую чёрную линию под нижними ресницами, такими же густыми, как и верхние. У Гермионы были выразительные глаза. Выразительнее, чем несколько дней назад. Или ему кажется?
Она закусила губу, не смея отшатнуться и прервать неизвестные ей размышления Тома. Его взгляд поднялся к волосам, остановился на пушистых волнах, а осязательная память тут же напомнила, какие они наощупь: густоватые, тяжёлые, непослушные, но мягкие. Он посмотрел на себя и отметил резкий контраст со своим тёмным оттенком волос: такие же густые, волнистые, но жёсткие. Такие же жёсткие и глаза, слегка прищуренные со скользящим в них теплом магии, которую уловила Гермиона, неотрывно наблюдая за ним.
Том пристально вонзился в свой взгляд, замечая, как он медленно стал меняться в отражении. Что-то внутри подсказывало раскрыть в себе больше чувств по отношению к гуляющему в душе Гермионы волшебству. Он сдвинул ладони с плеч ближе к шее, подминая под них пушистые волосы, и выпустил тепло, мгновенно расслабившее волшебницу. Вдалеке послышался знакомый треск, слабо зазвучал стук крови в ушах, медленно набирая силу.
Что дальше? Как наполнить себя уверенностью?
Давно уснувшее в груди чудовище неторопливо пробуждалось, сбрасывая остатки глубокого сна, чувствуя голод и жажду. Том ощутил, как обжигающий яд стал растекаться по крови, жаля нервы, а рассеивающимся взором заметил такой же жадный взгляд Гермионы — она впадала в бесконтрольность.
Нет, не так. Этим он ничего не добьётся. Наоборот, нужно успокоиться и… вспомнить об искренности?
Том плотно сжал губы до скрипа в зубах от навалившихся ощущений и попытался перебороть в себе взбесившееся чудище, молчавшее множество дней и начавшее больно сжимать сердце, заставляя притянуться к беснующейся магии в теле Гермионы. Подушечки пальцев невольно сдавили ключицы. Том отвёл взгляд от зеркала и тяжело вздохнул, пытаясь уловить нарушенный баланс, но сознание стремительно ускользало, оставляя расплывчатые оттенки серых цветов. Почему он не может почувствовать трепет к Гермионе, прекрасно сдерживающий его самообладание на протяжении нескольких дней?
Снова перевёл туманный взор на её отражение и попытался сфокусироваться на тёмных глазах. Заставлял себя внимательно вглядываться в каждую чёрточку на миловидном лице, чтобы пробудить хоть каплю бережливости по отношению к ней, но пальцы давили сильнее, а инстинкт вовсю кричал развернуть её к себе и вцепиться в губы, чтобы вытянуть магию.
И в момент, когда был готов уже сорваться, Том замер, уловив мелькнувшее внутри себя обожание. Мысль зациклилась на странном ощущении, и он вновь стал выискивать в душе эту нить, которая дала ему толчок к самоконтролю.
Подумал о том, что же будет, если Гермиона не останется рядом с ним, если когда-нибудь её блестящие глаза померкнут и закроются, переставая наполнять мощью необузданного тепла. Или останутся воспоминанием, если она когда-нибудь вздумает избегать его, прятаться и скрываться.
Он хотел превосходства, силы, уверенности! Он точно знал, что она способна это дать! Её всего лишь нужно было проникновенно обожать?
Дёрнув желваками, Том нахмурился, уткнулся в пушистые волосы и нехотя заставил себя подумать о какой-то привязанности к Гермионе. Если это ключ для обладания того, что приводило в восторг и делало уникальным и сильным, значит, нужно было поддаться этому.
И он поддался, поднимая голову и заглядывая в свои изменившиеся тоскливые глаза.
Шум наэлектризованного воздуха стал отступать, а мир из серого рассыпался на все оттенки цветов, и только белоснежный блеск засверкал в его преобразившихся глазах. Том заинтересованно склонил голову вбок, теряясь в окруживших ароматах и вкусах, жадно впиваясь в неестественный взгляд, и увидел, как на губах появляется ошеломлённая улыбка. Вот чёрт, он так зачарованно и пугающе выглядит?..
За спиной проснулись тени, желающие выпустить скопившуюся магию, но, как только он опустил глаза на Гермиону, пробудилась бережливость и осторожность, одёргивающая от необдуманных желаний. Она чуть сощурилась, наблюдая в отражении за изменениями, и тихо с удивлением спросила:
— Что ты сделал?
Но Том молчал, прожигая себя взглядом со странной улыбкой на губах.
— Том? — обеспокоенно позвала Гермиона.
Он прочувствовал в теле завихрившийся импульс и с большей жадностью впился в зеркало.
Послышался скрипучий треск, та с изумлением увидела образующуюся трещину на гладкой поверхности и через мгновение обернулась, в ужасе хватаясь за плащ и отталкивая Тома от зеркала. Он едва удержался на ногах, прерывая зрительный контакт со своим отражением, попятился резко назад, вцепившись в Гермиону, обхватил её за спину и буквально поднял с пола, разворачивая и закрывая собой. Следом раздался громкий звук лопающегося стекла, и груды осколков звонко посыпались на пол, отскакивая и пытаясь нагнать двоих.
Первым оживился Том, продолжая оттаскивать Гермиону назад, не давая ей упасть, затем обернулся на осколки, замершие на полу, и перевёл изумлённый взгляд на испуганное лицо.
— Ты с ума сошёл?! — истерично воскликнула она, широко распахнув глаза.
Тот опешил, приоткрыв рот, но Гермиона мгновенно оттолкнула его от себя и продолжила кричать:
— А если бы зеркало упало на нас?! Если бы осколки вонзились?..
Том схватил её за предплечья в неистовом порыве успокоить, ошеломлённо бегая глазами по лицу, и с придыханием перебил:
— Перестань! С тобой всё в порядке!..
— Могло быть и не в порядке!..
— Тише! Успокойся, — выдохнул он, на мгновение прижав её к себе, затем резко выпустил, взял за запястье и повёл к выходу.
— Что сейчас было?!
— Ничего, — бросил Том, накинул на себя дезиллюминационные чары, толкнул дверь и вышел с Гермионой в коридор.
Та быстро огляделась по сторонам, дождалась, когда тот задаст комнате другой облик, затем почувствовала, как ладонь снова дёрнула её к двери, и проскочила внутрь знакомого помещения. В ту же секунду показался Том, остановил Гермиону перед собой, сжав плечи, и воодушевлённо заговорил:
— Эта магия — она может выплёскиваться без палочки! Она воссоздана чувствами, и чем глубже ты проникаешься к ней, тем сильнее она делает тебя!
— Что? — не улавливая поток бессвязных мыслей, переспросила та.
— В тебе находится моя магия, которой наделил тебя крестраж, и она способна делать всё, что угодно, когда воссоединяется со мной! Другими словами, часть, сидящая в тебе, при правильной эмоциональной окраске соприкасается с моей и выдаёт сокрушительный эффект, благодаря которому я могу разнести здесь что угодно!..
— При какой эмоциональной окраске?
Том чуть сдвинул брови и ответил не сразу.
— В свой крестраж я вложил все чувства, связанные с любой трепетностью и… другими эмоциями, основанными на жалости, привязанности и каком-либо проявлении любви к чему-то. Когда ты своими чувствами выдернула из крестража меня, то всё, от чего я избавился, вернулось назад. Но вот незадача: кусок моей души наделил тебя моей же магией, моими же чувствами, и когда я оказался в этом времени, то стал ощущать нехватку того, что теперь находится в тебе. Однако твои чувства перемешаны с частью моих, и благодаря этому я использую и твой магический потенциал…
— Подожди-подожди, — быстро соображая, перебила Гермиона. — Ты хочешь сказать, из-за влияния крестража во мне теперь не просто твоя магия сидит, но и перемешивается с моей собственной, и, как ты говоришь, при правильной эмоциональной окраске взаимодействует даже без касания, и как будто мой магический потенциал становится твоим?
— Добавляется к моему, — поправил Том. — Твоя сила добавляется к моей. В этот момент две наши сущности становятся одним целым, а значит, в два раза сильнее.
— В какой момент? Как ты прочувствовал это?
— Чувства, Гермиона, — спокойно отозвался он, лишь шевеля губами. — Это просто чувства. Я самовлюблён и люблю ту часть, что осталась у тебя. Я испытываю к ней тягу, даже подсознательно стремлюсь вернуть её назад, но она в тебе, и вернуть её не могу, поэтому…
Том отвёл взгляд в сторону, играя желваками, и ещё тише продолжил, словно говоря это больше себе, чем ей:
— Поэтому я испытываю к тебе привязанность. Ты — носитель части моего естества, которое очень важно для меня. Когда я вспоминаю об этом, становлюсь осторожным и сдерживаю рвущуюся наружу магию, не желая причинить тебе вред, потому что моё находится в тебе. И недавно я ощутил обожание к этому, наполнился энергией и с помощью неё позволил разбиться зеркалу, устремив поток нашей единой магии в него. Оно сломалось без какого-либо взмаха руки. Как по щелчку, понимаешь?
Гермиона несколько секунд соображала, затем тихо произнесла:
— Если крестраж был наполнен такими чувствами, и часть их досталась мне, а затем переплелась с моей душой, значит… это обожание, что ты чувствовал, вызвано не к куску, что сидит во мне. Твоё обожание относится ко мне, потому что твоя магия уже сплелась с моей — это стало одним целым. Это уже моё, а не твоё.
Том резко бросил на неё недоверчивый взгляд и холодно ответил:
— Я не люблю тебя, Грейнджер.
— Тем не менее, ты позволяешь себе… обожать меня, — приподняв брови, заключила Гермиона, обошла его и направилась к столу, чтобы сесть на стул.
Том опустил голову, подавляя в себе вспыхнувшее раздражение от услышанных слов, затем резко обернулся и дёрнулся к столу, с хлопком упираясь ладонями о поверхность и наклоняясь к растерявшейся на мгновение Гермионе, прожигая звериным взглядом.
— Я не испытываю к тебе обожание, — с расстановкой твёрдо заявил он.
— Ты не можешь даже причинить мне вред…
— Потому что в тебе то, что принадлежит мне!
— Но это уже принадлежит мне, а не тебе!
— Это не принадлежит тебе! — прошипел Том, теряя себя от злости.
Громким гулом в ушах раскатился высокочастотный треск тока. Его затрясло от заколебавшейся магии, призывающей вцепиться в Гермиону и выжать из неё всё волшебство, принадлежащее ему, потому что эти чувства — его чувства, и она сейчас же вернёт их, а затем уйдёт из его жизни, разрушая образовавшуюся привязанность между ними!
Та прекрасно различила настрой волшебника, тут же подскочила со стула, попыталась зайти за стол, но Том опередил её, вцепившись в одежду.
— Прошу тебя, перестань! — испуганно воскликнула она, пытаясь вырваться.
Но тот грубо дёрнул её на себя, не сводя прожигающего взгляда, и сквозь громкий шум тока в ушах услышал отдалённо не свой голос, пропитанный ядовитой угрозой.
— Я же говорил, что убью тебя, Грейнджер…
— Том! Не надо! Прошу тебя, очнись!..
Он не помнил, как отшвырнул её в угол, отчего та больно ударилась затылком о стену, громко простонав. В один шаг настигнув Гермиону, Том впился в съёжившиеся плечи и с силой сдавил. Туманный взор различал только едва шевелящиеся губы, которые что-то кричали, но, главное, пульсировали магией — его магией, и он хотел вернуть её назад. Ничего не соображая, как во сне, он жадно вцепился в них и отдалённо услышал болезненный грудной визг. Гермиона изо всех сил вырывалась, а её истерика превратилась в сдавленные рыдания, солёный вкус которых вскоре оказался на его губах. Он ещё сильнее вдавил волшебницу в стену, жадно прижимаясь губами в проникновенное тепло, закусил и оттянул нижнюю губу, словно пытаясь вырвать не её, а дребезжащую в них недосягаемую энергию. Гермиона подавила сдавленный крик и попыталась отдаться его жесточайшим прикосновениям, уже зная, что лучше проявить терпеливость, которая приведёт Тома к ясному осознанию.
Она попыталась ответить ласково на его жестокость, вонзая дрожащие пальцы в жёсткие густые волны волос, и тот почувствовал приятно жалящую волну удовлетворения, которая начала плавить душу и заставлять обожать эту невероятную отдачу его чувствам. Ему захотелось проникнуться к этим ощущениям, поддаться искреннему трепету, показать своё обожание к волшебству, возникшему между ними. Внутрь залетела невероятная тоска, сжавшая всю бунтующую сущность. Том распахнул глаза, поймал до смерти испуганный взор, тяжело вздохнул от приятного касания к волосам и мгновенно отпрянул от поблёскивающего от слёз лица. Пальцы кое-как разжались и выпустили плечи, а спустя несколько секунд он сам отшатнулся, попятился назад и наткнулся на подлокотник дивана.
— Уходи, — ничего не выражающим голосом произнёс он, лишь дёрнув бровями, и отвернулся, падая на мягкую поверхность, облокачиваясь на спинку и закрывая глаза, пытаясь успокоиться.
В комнате зазвенела тишина, сводившая с ума пробудившееся сознание. Том чувствовал, как внутри стало невыносимо больно и отвратительно. Было так плохо, что в закрытых глазах засверкали звёзды, вскружившие голову, заставляющие выпасть из реальности.
Твою ж мать! Зачем он вышел из себя?!
Внутри кипела лава, прожигая дыры в душе, призывая закричать от невыносимой боли. Том с силой сжал зубы, нахмурившись и сдвинув брови, затем тяжело выдохнул и чуть не простонал от тоскливого ощущения, полностью завладевшего им. Он чувствовал растерянность и абсолютное непонимание. Как он, из них двоих лучше всего контролирующий любые паводки магии и изучивший её глубже, чем Гермиона, смог глупо поддаться безумству и буквально разрушить возникшее взаимопонимание и очертить границу между ними? Как он смог показать, что способен причинить вред?
Он не может причинить Гермионе вред, потому что в ней его часть! Потому что его часть сцепилась с её душой и стала одним целым! Его магия, влекущая к привязанности, стала принадлежать ей!
Она права: он обожает не просто свою энергию, сидящую в ней, он обожает именно Гермиону, потому что его часть уже внутри и смешалась с её собственной!
Том открыл глаза и с удивлением заметил перед собой волшебницу. Она медленно опустилась на пол, пронзая тоскливым взором, плавно обхватила его двумя руками за колено и положила голову на бедро, невольно уронив растрёпанные волосы на своё лицо, закрываясь от пустого взгляда. Он ощутил мягкое и обволакивающее тепло, которое стало глушить болезненные ощущения внутри. Она была слишком рядом и слишком тёплой, чтобы взять и оттолкнуть от себя. Уголки губ судорожно дёрнулись в подобии улыбки, а сущность неторопливо устремилась в мягкую бездну, желая забыться и проникнуться к крепким касаниям ладоней, сжимающих плоть и вселяющих в него чужую заботу и бережливость к нему.
Она либо сумасшедшая, оставаясь после такого с ним, либо сильно любит, чтобы просто так взять и уйти.
Мерлин, как возможно любить его жестокую, холодную, грубую и беспощадную натуру, неспособную принять обыденную вещь для нормальных любящих друг друга людей? Как можно оставаться рядом с ним, надеясь на снисхождение, взаимопонимание и ответные чувства? Как можно различить в его эгоизме проблеск тепла и трепета, которые, несмотря на всё, он даже недавно пытался отрицать и доказать, что это не так? Как можно просто так взять и полюбить его самого, такого равнодушного, не стремящегося к изнеженным чувствам? Как можно вытерпеть его бесконтрольную жадность, угрожающую жизни, и после всего остаться с ним, падая в ноги, надеясь на искренность и проявление каких-либо трепетных эмоций?
Несколько минут Том неподвижно смотрел на Гермиону, сидящую в ногах, и хмурился, пытаясь понять её поведение. Она была так проникновенно открыта ему и буквально казалась маленьким слепым котёнком, нуждающимся в его ласке и защите от любых угроз и неприятностей, не осознавая, какому риску подвергает свою жизнь, признавая его хозяином. Она была маленьким существом, признавшим свою любовь и привязанность к человеку, который может сделать всё, что угодно, как с ничего непонимающим котёнком, только что узревшим новый мир, в котором всё крутилось вокруг одного человека, чувства которого были болезненными, щемящими и ужасно пытливыми, чтобы не потереться об него, утешая жестами. Ушёл бы он на её месте, оставив наедине с гнетущими мыслями и эмоциями? Учитывая, что она не способна причинить ему какой-либо вред — нет. Но он же, в отличие от неё, способен разрушить её жизнь и спустить сущность в настоящий ад. Так какого чёрта она осталась с ним и проявляет незыблемые и бесконтрольные нежные чувства, испытывая лишь бесстрашие, способное привести её к самому худшему, если вдруг он вздумает оттолкнуть её от себя, как надоевшего своей лаской котёнка? Она давно признала свою принадлежность ему. Она лишь пытается доказать, что он любит её так же, как хозяин любит новообретённое существо в своём доме.
Не его часть принадлежит ей. Благодаря этому кусочку она сама полностью принадлежит ему, а что он делает со своими вещами? Высоко ценит, искренне любит и тщательно оберегает.
Он видит, как пальцы неторопливо тянутся к ней, прикасаются к пушистым волосам и лениво начинают играть с ними. Гермиона отзывчиво немного приподнимает голову и снова опускает, притянувшись выше и устроившись поудобнее. Том медленно вонзает целиком ладонь в копну тяжёлых волос, закрывает глаза и мягко, ритмично сжимает непослушные пряди, вслушиваясь в чужое размеренное дыхание, звучащее в унисон его сердцебиению, которое шепчет ему, что он обожает эту связь, эту силу, эту магию, этот трепет, эту беззащитную, ласковую и влюблённую в него Гермиону.