Прежде чем мы проиграем

      Том распахнул глаза, различая перед собой только тёмные пятна, и медленно спросил:       — Что ты почувствовала в тот момент?       — Ты просил расслабиться… — прошептала Гермиона, еле ворочая языком.       — Нет, — резко остановил её Том, отпрянул, чувствуя, что координация ещё не до конца восстановилась, и продолжил: — Когда ты проявила магию.       Она растерянно отвела взгляд, словно припоминая, пока на самом деле пыталась собраться с мыслями, которые рассыпались, как кусочки мозаики, и не хотели складываться обратно в общую картинку.       — Не знаю… — почти не шевеля губами, отозвалась Гермиона. — Это было… что-то невообразимо сильное. Мне показалось, что я могу… разнести здесь всё?       — Как ты это остановила?       — Я… почувствовала восторг. Слишком невыносимый восторг, — она продолжала растягивать слова, но вернула взгляд к Тому, улавливая рассеянный взор.       — Ты испугалась, — утвердительно произнёс тот, не понимая, что на губах появляется странная улыбка. — Ты уступила мне.       — А ты? Надеюсь, ты понял, что для этого нужно было обнажить чувства?       — Тебя греет эта мысль? — насмешливо спросил Том, чуть приблизившись к Гермионе.       — Тебя же греет мысль, что я не могу ничего с этим сделать. Так почему меня не может радовать то же самое?       — Ты жадная на чувства, — протянул он, подаваясь ещё ближе.       — И ты не собираешься даже злиться? — недоверчиво спросила Гермиона, пытаясь сфокусировать взгляд на тёмных глазах.       — Я собираюсь только контролировать, — с улыбкой отозвался Том и мягко добавил: — И изучать.       — Ты… это делаешь, потому что восхищён этой силой, — подавленно отозвалась та, с огоньком надежды глядя во внезапно загоревшиеся озорством глаза.       — И буду брать её столько, сколько мне этого хочется, — тише отозвался тот с оттенком восторга в голосе.       Том приблизился ещё немного и почти коснулся лбом пушистых волос, но Гермиона опустила взгляд и прерывисто произнесла:       — Я хочу, чтобы ты просто был нормальным… без своей жёсткости.       — Твою мать, Грейнджер, ты такая сентиментальная, — мягко усмехнулся Том, опуская ресницы вниз. — Ты же знаешь, ничего не изменится, будь я жестоким или мягким с тобой.       — Когда ты спокойный, я чувствую себя лучше, — пыталась настоять на своём Гермиона, сдерживаясь, чтобы не поднять глаза и не посмотреть в заострённое лицо.       — Ты всегда чувствуешь себя лучше, когда я рядом, и дело не в моём спокойствии, — продолжил мягко усмехаться тот, медленно схватил за предплечье и подал слабый импульс тепла, — а хотя бы в этом.       Гермиона тут же подняла глаза и посмотрела на тонкие губы. Не возникло мысли даже укрощать секундный порыв — она соприкоснулась с лицом и судорожно выдохнула в губы. Том хотел прощупать её одержимость, понять, что именно чувствует, соприкасаясь с магией и вдыхая её в себя.       — Давай, Грейнджер, сделай это ещё раз, — снова слыша себя со стороны сквозь щёлканье тока, с задорной ноткой в голосе произнёс Том.       Та притянулась к губам, но он, чуть подняв голову, ускользнул от касания, глядя на дрогнувшие уголки сквозь полуопущенные ресницы. Гермиона предприняла ещё одну попытку, загораясь бездумным желанием достигнуть цели, но тот вздёрнул голову ещё выше, расплываясь в улыбке.       — Ну же! Вытяни магию…       Гермиона сверкнула рассеянным взором, резко вцепилась в плечо и поймала губы, жадно завладевая ими и оттесняя Тома назад. На несколько секунд он поддался её грубости, но неожиданно сам стал сдавливать Гермиону, не понимая, что не может в этот раз расслабиться и открыть себя. Что-то внутри упорно не позволяло обнажить чувства, наоборот, заставляя вытягивать магию самому. Привкус недавно испытанного величия и силы сладко защекотал нервы, проявляя в нём желание ощутить восторг и напитаться магией, как изголодавший до одури волк.       Том не почувствовал, как снова причиняет пальцами и губами боль, гоняясь за превосходством и мощью. Он вцепился в воротник, с силой притягивая к себе Гермиону, чтобы она не пыталась отшатнуться, всхлипывая от боли. Разум, как и глаза, заволокла мутная и плотная пелена тумана, полностью подавляя какую-либо здравую мысль. Пальцы вонзились в волосы, сжимая их до побелевших костяшек, и всем телом Том начал оттеснять Гермиону, заставляя её опуститься на диван. Он навис над ней и даже не почувствовал, как дрожащие ладони пытаются оттолкнуть его, упираясь в грудь. Она заскулила грудным голосом, плотно сжимая губы, страшась того, что болезненные ощущения станут невыносимыми, но непоколебимость и неукротимость Тома не оставляла практически шансов, как не поддаться ему. Гермиона судорожно выдохнула, на мгновение расслабляя лицо, и тут же почувствовала, как язык захозяйничал во рту, а глаза сверкнули звериным огоньком, полностью выводя одержимый разум из строя.       С каждой секундой Том с большей жадностью выискивал необходимое, но ничего подобного не находил, и это приводило к приступу бешенства. Успокоительное зелье окончательно перестало действовать, движения становились резкими и властными, а зубы задрожали от обволакивающего тепла, но его настолько было недостаточно, что хотелось буквально выжимать Гермиону, как лимон. Пальцы выпустили волосы и тут же вцепились в шею, нащупывая пульсирующую артерию, трепещущую от испуга, что начал оседать неприятно на кожу. Том невольно поморщился, противясь ужасным ощущениям, и подал огромную волну тепла, чтобы задавить страх, бушующий в Гермионе. Она судорожно захрипела от нехватки воздуха и немного закатила глаза, мёртвым захватом стягивая рубашку на груди, больно царапая сквозь неё кожу, и только после этого Том отдалённо сообразил и уловил мысль сквозь треск тока и стук крови в ушах, что Гермиона не может расслабиться и позволить нащупать мерцающую нить.       Не понимая, откуда взялись силы на то, чтобы разъединить губы, он отпрянул буквально на пару миллиметров и злостно прошипел, дико всматриваясь в расплывчатые мягкие очертания женского лица:       — Расслабься.       Этой секунды хватило, чтобы Гермиона глотнула воздух. Том снова впился в опухшие губы, продолжая жестоко срывать скользящее по ним тепло. Та перестала царапаться и попыталась смириться с болезненными ощущениями, пока он не задушил её, безумно выискивая ниточку. Гермиона приоткрыла дрожащие губы и постаралась отозваться страстной жестокости, нащупывая свою чувственность, дремлющую из-за боли. Том проявил ещё больше тепла, заставляя её глухо застонать, и ощутил её душевную подавленность и уступчивость силе, набирающей обороты. Тонкие пальцы разжались и отпустили рубашку, скользнув за спину, и Том ощутил, как Гермиона стала поддаваться плавящему теплу, превращая её в вязкую жидкость, способную принимать форму любого сосуда.       Он ритмично стал сжимать и разжимать трепещущее тело, улавливая безумно приятные чувства, находя в своих движениях что-то проникновенное. Она стала мягкой, как антистрессовая подушечка, а Том вонзался в неё, как иголки, легко проходящие сквозь ткань, втыкаясь в невидимые внутренности, укалывая душу. Гермиона снова издала приглушённый стон, проваливаясь в мягкую бездну, хватая и утаскивая за собой Тома. Внутри её настигла слабость и подчинение давящему теплу, — она с каждой секундой открывалась сильнее, позволяя ему полностью управлять эмоциями. Том поймал привкус искомого, глубоко вдохнул, интуитивно ощущая скользящую из груди нить, и почувствовал её касание. Вся сущность стала наполняться невообразимыми чувствами, в глазах заиграл спектр всех цветов и оттенков, превращая мир в разноцветные расплывчатые пятна, берущие начало из широко открытых глаз Гермионы, смотрящих на появившийся белоснежный неоновый огонёк в его зрачках.       Чем больше Том вдыхал, тем сильнее светились белым глаза, превращая не только зрачки, но и часть радужки в беспрерывно сверкающие белоснежные молнии, которые становились ярче и ослепительнее. Он ощутил, как сильно начало трясти всё тело, заполоняя неукротимой силой до дрожи в зубах. Напряжённые губы различили тысячи вкусов, осевших тонкой плёнкой, и разъединились с опухшими губами, открывая взору белоснежную субстанцию, мерцающую в воздухе. Казалось, вокруг закружили сотни запахов, имеющих разнообразные привкусы и цвета, — и Том стал впадать в сумасшествие от того, что этого слишком много и просто не способно уместиться внутри. Оттенки кружили голову, но взгляд прекрасно концентрировался на всём: на любом мельчайшем трепете густых ресниц, блеске чёрных, смотрящих на него зрачков, на невидимых пылинках, плавающих между лицами.       В этот момент Том почувствовал, что готов взорваться от скопившихся немыслимых впечатлений, и управляемый появившимся испугом, что не сдержится, стал лихорадочно нащупывать контроль. Напряжение внутри тела росло так же стремительно, как и страх от того, что в следующую секунду он может выплеснуть бушующую волну наружу. И впервые в жизни Том испытал настолько глубокое чувство бережливости, осторожности, беспокойства, трепета и покровительства, что это вызвало судорожную блаженно-изумлённую улыбку. Он не понимал, как к этому нужно относиться, но точно знал одно — сущность Гермионы в его руках, он может выпить её вязкость до дна, но ни за что в жизни не сделает этого, интуитивно осознавая, что должен оберегать от всего ужасного, и никогда никому не позволит воткнуть ей в спину нож. Пробудившаяся бережливость отразилась тоскливым взглядом в белоснежных радужках.       Том медленно отстранился на дюйм, прекрасно различая струящуюся изнутри Гермионы мерцающую нить и спектр всех оттенков, плавающих вокруг, жадно вдыхал в себя субстанцию и, наконец, уловил уверенность, вселяющую мысль, что он может контролировать мощь, скопившуюся внутри, растворяться в ней, плавая в потоках магии и тепла. Он чуть вздёрнул подбородок, прерывая белеющую нить, чувствуя, как она оседает и исчезает на тонких губах, но не успели молнии потухнуть в глазах, как Том снова чуть опустил голову и глубоко вдохнул, вытягивая и проявляя мерцающую субстанцию с губ Гермионы, даже не касаясь их.       Она медленно опустила веки, тяжело и шумно вздохнув, и почувствовала, как холодная рука аккуратно прикоснулась к пылающей щеке и очертила невидимую линию. Сверкая глазами, Том с ошеломлённой улыбкой на приоткрытых губах наблюдал за трепетанием ресниц, ощущая себя невероятно уверенно, восторженно и способным на всё. Ему казалось, что и палочка не нужна, чтобы колдовать и пользоваться силой волшебства. Было чувство, словно он одним взмахом ресниц может снести дом Малфоев или убить кого-нибудь лишь взглядом, как василиск. Мощь блуждала в крови, вытесняя абсолютно все эмоции, оставляя чувство превосходства и трепетную бережливость, которая прекрасно контролировала магию. Неужели он понял, как это действует?       Никакое чудовище не ёрзало и не отравляло жизнь, никакой вулкан не кипел и не клубил столбами чёрного дыма, — всё было легче простого: они исчезли, как будто их и не было, оставляя Тома наедине со своим самообладанием и покровительством. Теперь не магия управляла им, а он ею, и это открытие до удушения вдохновляло его.       Он снова вздёрнул немного голову, прерывая мерцающий поток волшебства, закусил губу, на которой растворялась нить, и, чуть сощурив глаза, быстро и воодушевлённо прошептал:       — Посмотри на меня.       Гермиона взмахнула ресницами и с лёгким удивлением заметила, что тёмные глаза продолжали сверкать ослепительно белым неоновым блеском, но только в густых чёрных зрачках. Это немного пугало и вызывало нервный смех. Перед ней был словно другой Том, которого она не знала, пугаясь мелькающих на его лице эмоций, ярко отражающих задор, восторг и торжество. Ей показалось, что он сейчас же вцепится и обнимет до удушения, а именно это ему и хотелось сделать.       С ошеломлённой улыбкой он резво схватил её за плечи, потянул на себя, заставляя подняться, и тут же закусил губу, пытаясь скрыть воодушевление, однако ничего не выходило — его так сильно разрывал восторг, что невозможно было убрать его с лица. Гермиона склонила немного голову вбок, заглядывая в сверкающие глаза, которые тот задумчиво опустил вниз, и невольно свела брови, изумляясь резкой перемене настроения. Из привычного волшебника с отстранённым лицом и отчуждённым взглядом он превратился во взволнованного мальчишку, с присущим этому озорством и активностью.       Несколько секунд Том всматривался в пространство, борясь с блуждающей улыбкой, закусывая её зубами, затем резко вздёрнул голову и поднял сверкающий взор на Гермиону.       — Чувствуешь изменения? — приподнимая брови, так же воодушевлённо спросил он. — Чувствуешь, что в глазах больше не крошится мир, а треск не звенит в ушах?       Ей хотелось смеяться, и она беззаботно рассмеялась. Том схватил её за плечи и встряхнул.       — Скажи мне, ты чувствуешь это?!       Гермиона согласно протянула сквозь смех и прикрыла веки, расслабленно падая головой на мужское плечо, но тот снова встряхнул её и заставил смотреть в озорные глаза, рассматривающие женские очертания настолько внимательно, словно видели насквозь.       — Это… это невероятно! — с проникновенным возбуждением торопливо продолжил Том с нескрываемой улыбкой на губах.       Он чувствовал не сдерживаемую необходимость высказать все впечатления, ему было важно, чтобы Гермиона знала то, что ощущалось внутри и какая мощь раскатывалась по всему телу.       — Это слишком странно и… Я понимаю, как это контролировать! Я знаю, что вводит каждого из нас в дурман!       — Твоя ярость, отрицание…       — Твоя внутренняя борьба…       — Твоя жестокость!       Том усмехнулся, опуская на мгновение глаза вниз, и снова встряхнул Гермиону, закусив губу.       — И твои глаза до сих пор… горят, — немного пугливо отозвалась она.       Он снова усмехнулся, свесив голову, предпринимая очередную попытку спрятать улыбку, но изнутри вырвался звонкий смех. Том исподлобья посмотрел на воодушевившуюся им Гермиону и мягким голосом тихо произнёс:       — Это самое невероятное открытие за всю жизнь.       Та ласково посмотрела на него, опустив плечи, и, чуть подавшись вперёд, проникновенным голосом отозвалась:       — Том, ты не можешь использовать меня для победы Волан-де-Морта! Это глупо — сражаться на его стороне!..       — Выбрала подходящий момент поговорить об этом? Гермиона, Волан-де-Морт — это моё будущее…       — Ты не он! Я много думала об этом и поняла, что Волан-де-Морт ничего не знал о твоём появлении, не так ли? Если бы он знал, то наверняка знал бы, что будет дальше!.. И знал бы обо мне! И…       — Он ничего не знает, — убедительно отозвался Том, доверчиво заглядывая в карие глаза и чуть сильнее сжимая хрупкие плечи. — Но это не значит, что он — не моё будущее. Волан-де-Морт мог просто забыть…       — Как?       — Не знаю, — чуть нахмурившись, задумчиво отозвался Том. — Возможно, я когда-то вернусь назад, но ничего не вспомню и продолжу губить свою жизнь, превращаясь в того, кто станет угрозой всему миру.       — То есть вернуться назад, теряя память? Но какой смысл? Получается, это какая-то петля!..       — А может быть, не петля, и я действительно искривил ход времени тем, что ты нашла мой крестраж.       — Тогда тебе некуда исчезать. Это будет твоя жизнь, и Волан-де-Морт не имеет к тебе никакого отношения, Том!       — И кто, по-твоему, остался в 1947 году? Гермиона, я исчез оттуда и, оказавшись здесь, в одну секунду был разорван всеми воспоминаниями и чувствами крестража, — возразил Том, наклоняясь к ней ещё ближе. — Кто остался там, если я здесь?       Гермиона закусила губу, отводя задумчивый взгляд в сторону.       — Это похоже на петлю, но, всё больше думаю, что её можно разорвать.       — Ты хочешь сказать, что рано или поздно ты исчезнешь.       — Скорее, да. Что-то произойдёт, вернув меня назад без воспоминаний.       Та резко посмотрела в блестящие глаза, заметив, что блеск в них начинает потухать.       — Расстроилась? — без насмешки улыбнулся Том, отпуская Гермиону.       — Ты можешь оставить себе какое-то напоминание, которое заставит тебя искать ответы на вопросы, благодаря которым вернётся память, если следовать твоей теории.       — Но если это петля, то чтобы я не сделал, Волан-де-Морт в твоём настоящем всё равно ничего не знает! Я могу хоть десять писем написать и таскать с собой, ожидая переломного момента, но ты же видишь результат? Ты же видишь, кем я стал?       — Я надеюсь, это не петля, — тихо отозвалась Гермиона.       Том сощурил глаза, пристально вглядываясь в лицо собеседницы, и так же тихо ответил:       — И я.       Отдалённо он услышал щёлканье в ушах и немного поморщился, посмотрев в сторону, понимая, что утерял контроль над чувствами. Необходимо срочно вернуть его, пока разум не затуманился и не вскрыл бездумность.       Том посмотрел на Гермиону, опустил взгляд на ладони и небыстро взял одну из них, слегка сжав.       — Только не нервничай, — доверчиво произнёс он, оттесняя её внутреннее беспокойство от себя и пытаясь сохранить самообладание. — Расслабься.       Она растеряно оглядела его и слабо кивнула, но спустя несколько мгновений уже бездумно потянулась в его сторону, поддаваясь треску и призыву магии.       — Нет-нет, Гермиона, подожди, — как можно осторожнее сдержал её Том, тут же взяв за плечи, пытаясь не терять сфокусированный взгляд на рассеянном взоре.       Он внимательно разглядывал её, вытесняя посторонние звуки из головы, и доверчивым тоном продолжил:       — Посмотри на меня. Гермиона, ты не должна тут же сдаваться и следовать своим инстинктам. Это можно контролировать и даже нужно. Просто… — Том на пару секунд закусил губу, формулируя мысль, затем ещё проникновеннее заговорил: — Ты должна почувствовать не жажду, а быть абсолютно искренней в своих чувствах со мной. Тогда жажда пропадает. Это и есть ключ!       — Ты искренен? — потусторонним голосом отозвалась она, словно не понимая, что он говорит ей.       Он несколько секунд молчал, затем выдохнул:       — Да. И ты должна так же. Ты должна перестать бороться с собой.       — Ты пугаешь меня, я не могу не помнить, кто ты…       Том глубоко вздохнул, притягивая самообладание, которое стремительно пыталось ускользнуть. Внутри сидящие чувства хотели закрыться, пробуждая раздражение, и он понял, что единственный выход остаться сейчас собой и в здравом рассудке — почувствовать трепет и бережливость к Гермионе.       — Забудь о Волан-де-Морте, — с ноткой воодушевления заговорил он, притягивая собеседницу к себе. — Я не он. И я ничего ему не рассказывал.       — Что?       Туманный взор Гермионы стал постепенно проясняться.       — Я не говорил ему ничего ни о тебе, ни о доступе в школу, ни о занятиях с Дамблдором, ни о пророчестве.       Том выжидал, бегая глазами по мягким чертам лица, и та, наконец, осознанно смогла заглянуть в тёмные радужки.       — Ты серьёзно?       — А ты не чувствуешь, что я искренен?       Гермиона с лёгким непониманием уставилась на него и медленно спросила:       — Как ты это делаешь? Ты же бесишься от этого…       — А тебе нравится испытывать боль? Если хочешь, я могу перестать…       — Нет! — тут же возразила она, на что Том мягко усмехнулся.       — Тогда есть кое-что, и ты должна беспрепятственно отдавать это мне.       Гермиона чуть сощурила глаза, увидев, как улыбка на тонких губах становится ярче, а взгляд мельком обратился к опухшим губам. Том неторопливо притянулся, замирая в дюйме от лица, приоткрыл рот и медленно прикоснулся к тонкой коже, улавливая прерывистое дыхание, и буквально через несколько секунд так же медленно отстранился, вытягивая мерцающую субстанцию, заполняющую тёмные глаза белоснежным светом. Её до сих пор пугала эта картина, как неестественно светящиеся неоном глаза восторженно и воодушевлённо начинают пронзать насквозь, становясь слишком загадочными и притягательными.       Том снова перемешался в цветах, ароматах и вкусах, ощутил невыразимую уверенность в себе, отстранился ещё на дюйм и позволил нити исчезнуть на губах.       — Мне нужно именно это, — продолжая сверкать взором, сменившимся на бархатный тоном заключил он и позволил появиться блуждающей улыбке.       — Это опасно, Том, — прерывисто, еле шевеля губами, отозвалась Гермиона, пытаясь отойти от эйфории расслабленного тела после выжимания из неё магии. — Я помню, что ты чувствовал, когда дрался с кем-то пару дней назад. Тебя разрывало…       — Тогда я не понимал, как это действует. Сейчас я понимаю…       — Тебя можно разозлить, и тогда… — не соглашалась та.       — Тогда я уверен, что смогу даже убить этим, — продолжал улыбаться Том, пребывая в восторге.       Гермиона вздохнула и попыталась отвести взгляд, но тот тут же схватил её за плечи и заставил посмотреть в светящиеся глаза.       — Я обещал, что не причиню тебе вред. Ты должна мне давать то, что я хочу, — произнёс Том, прекрасно осознавая, что нет другой возможности получить такое — она должна быть расслаблена и открыта ему, а значит, никакие пытки и принуждение не помогут, а скорее, убьют её.       Гермиона долго смотрела на него, сильнее проникаясь к воодушевлённому взгляду, и смиренно ответила:       — Я хочу понять, как это действует.       — Что именно? — чуть сощурив глаза, спросил Том.       — Что ты чувствуешь в этот момент? Как ты сдерживаешь вспышку, что готова вырваться в это же мгновение?       — Ты хочешь попробовать? — чуть отведя в сторону подбородок, игривым тоном поинтересовался он, сильнее сощурив глаза.       — Да, — кивнула Гермиона.       — А если не сдержишься? Если выпустишь вспышку?       — Я и прошу, чтобы ты объяснил мне, как сдерживаешь её.       Том отвёл взгляд, переживая заново свои ощущения на тот момент, затем резко повернулся к ней и, как будто что-то припоминая, спросил:       — Ты способна причинить мне вред?       Гермиона немного нахмурилась, не понимая, к чему задан такой вопрос.       — Нет.       — А хочешь причинить мне вред?       Она ответила не сразу, поэтому Том добавил:       — Мне нужен честный ответ.       — Нет, не хочу.       — Дорожишь мною?       — Что за вопросы? Какое это имеет отношение?..       — Просто ответь, — спокойно перебил Том, качнув головой.       — Да, — отозвалась Гермиона и закусила губу.       — Хорошо, — невинно улыбнулся тот. — Тебе всего лишь нужно будет вспомнить об этом.       — То есть? — не понимала та, недоверчиво глядя в блестящие глаза.       — В момент, когда поймёшь, что за секунду готова выплеснуть магию, ты должна вспомнить и ощутить, что дорожишь мною, что не способна причинить мне вред. Вспомнить и почувствовать, что я важен тебе. Поняла?       Гермиона долго смотрела на него с недоумением, перешедшее в лёгкое изумление.       — Значит, я важна?..       — Пробуй, — тут же отдёрнул Том, чуть приблизившись к ней.       Та взволнованно выдохнула, пробежавшись взглядом по комнате, и сосредоточилась на глазах, в которых не успел потухнуть неоновый свет.       — Не нервничай. Я постараюсь помочь, — доверчиво отозвался тот, коротко кивнув.       Том проследил, как Гермиона неуверенно притянулась к нему, не сдерживая пристальный взгляд, опуская вниз, и прикоснулась губами. Он приоткрыл рот, пытаясь удержать себя от инициативы и позволить Гермионе вытянуть из него магию, а не наоборот. Если Том уже прекрасно понимал, как обнажить нить с одного касания, то ей нужно научиться сначала находить её.       Он терпеливо позволял ласкать себя, улавливая расслабление во всём теле, начиная плавиться, как масло под раскалённым ножом, испытывая обратное ощущение — слабость, но по-прежнему не чувствовал, что Гермиона пытается вытянуть нить. Её руки поднялись к плечам, и пальцы коснулись жёстких волос, слабо прижимая Тома к себе. Она нежно и ласково углублялась в касании, и только спустя некоторое время он стал смутно понимать, что она именно целует и именно углубляет поцелуй, не выискивая, а вкладывая всю себя.       Том впал в недолгое замешательство, затем медленно отстранился и прошептал в губы:       — Не то делаешь.       Гермиона вздрогнула, не решаясь прикоснуться заново, и тот сам настиг её, приоткрывая рот, позволяя завладеть губами. Она нерешительно начала и через некоторое время снова проявила нежность, после чего Том опять отстранился и усмехнулся в губы:       — Ты хочешь целоваться?       Гермиона разжала пальцы на плечах и медленно спустила ладони к груди, приготовившись отстраниться. Том ощутил её неловкость и издал смешок, но накрыл губы своими губами и увлёк в глубокий поцелуй, одной рукой мягко сжимая пушистые волосы, а другой прикасаясь к скулам. На мгновение он отстранился, вытянув белеющую субстанцию, полыхнув горящими глазами и ощутив заполняющую всё тело уверенность и силу, и снова мягко, но уверенно продолжил ласкать влажные губы.       — Прояви настойчивость, — выдохнул он.       Гермиона попыталась последовать совету, вскоре стала стягивать на себя воротник плаща, сильнее сжимая в ладонях, а Том ощутил, как его уверенность переходит в слабость, поддаваясь чужой инициативе. Его швырнуло в мягкую пропасть, обволакивающую теплом каждую частичку души, и, наконец, Гермиона уловила находку и потянула на себя, начиная глубоко вдыхать.       Том мелко задрожал, утопая в ещё более сильной слабости, призывающей издать стон от слишком странного ощущения, а Гермиона затряслась от настигающих неукротимых эмоций, которые она не знала, как сдержать.       Он наблюдал сквозь полуопущенные ресницы за наполняющимися белым светом зрачками, почувствовал, как разъединились губы и показалась мерцающая нить, беспрерывно стремящаяся к Гермионе. С каждой секундой Том сильнее различал ленивость и блаженство, отдавая себя, но на задворках сознания ощущал страх, которым она наполнялась. Гермиона напрягалась от того, что следующая секунда может стать последней до выплеска магии, но Том настолько глубоко пропадал в эйфории чернеющей бездонной пропасти, что едва ли улавливал мысль, как помочь ей не сорваться. Он тупо растаял под натиском обнажившихся чувств, время от времени дрожа ресницами и наблюдая за белоснежным свечением, безмятежно решив, что Гермиона справится сама, плевав на опасность, грозящую ему.       Буквально через пару секунд Том почувствовал, как она сдавливает ему плечи, словно заставляя обратить на неё внимание, и он мгновенно сбросил с себя блаженный дурман, широко распахнул глаза и понял, что её безумный страх несколько не так переходит в бережливость, а значит, опасность выплеска волшебства существует и очень высокая.       Том лениво притянулся к губам и требовательно вонзился в них, перебивая упорство Гермионы. Ладони мгновенно устремились к шее и волосам, как можно аккуратнее поглаживая трепещущую кожу, заставляя сбросить напряжение. Пальцы начали ритмично сжимать тело, пытаясь проявить чувственность, пока оно не стало казаться мягкой подушкой. Глаза у Гермионы вернулись к прежнему цвету, говоря о том, что она расслабляется под его натиском, и Том сразу же сорвал с её губ белеющую субстанцию, вдыхая в себя, загораясь белизной в глазах и ощущая головокружительное смешение ароматов, вкусов и оттенков. Недавняя слабость превратилась в невообразимую уверенность, оставляя магию теперь под его контролем.       Ещё секунда, и Том отстранился, вглядываясь ясным и воодушевлённым взором в изнеможённое лицо.       — Я не справилась, — слабо подала голос Гермиона, глядя на него из-под полуопущенных ресниц.       — Ты не справилась, если бы выпустила то, что приняла от меня, — ошеломлённо улыбнулся он, уже не пытаясь прятать восторг. — Просто ты не смогла прервать.       Том сжал губы, с интересом наблюдая за Гермионой, и озорным тоном продолжил:       — Тебе понравилось?       — Это было… слишком, — странно улыбнулась она. — Немного похоже на пытку.       — Похоже, когда нервничаешь, что взорвёшься, но как только начинаешь контролировать себя, то всё меняется, — с воодушевлением прошептал тот, бегая глазами по лицу Гермионы.       — Ты меня пугаешь, — призналась та, опасливо оглядывая его.       Том весело усмехнулся, сверкая белыми огоньками в глазах, на мгновение опустил взгляд и сквозь озорную улыбку спросил:       — Позволь узнать, что тебя подтолкнуло целоваться со мной?       Он ощутил её неловкость и проследил, как она отвела и опустила взгляд вниз.       — Если бы ты объяснил конкретнее…       — Брось, Грейнджер! — усмехнулся Том, издав смешок, а затем наклонился к ней, чтобы заглянуть в глаза. — Тебе просто этого хотелось.       — Что с тобой, Том? Ты ведёшь себя… не так, — ещё осторожнее отозвалась она.       Он с тенью насмешки засмеялся и, продолжая чувствовать себя невероятно уверенным, активным и способным на всё, вальяжно откинулся на спинку дивана, достал из кармана сигарету и закурил, оглядывая комнату с растерянной улыбкой на губах.       — Слушай, — чуть сощурив глаза, начал Том, выпуская дым, — как ты общаешься с Малфоем?       — Чем тебя Малфой интересует? — посмотрев на него, спросила Гермиона.       Он перевёл на неё взгляд и просто ответил, подняв брови:       — Всем.       — Я серьёзно, — отозвалась она, закинув ноги под себя.       Том неотрывно наблюдал за ней, несколько раз втягивая дым, затем произнёс:       — С кем он общается? Полагаю, с теми двумя шкафами, что пытались организовать кровную месть тебе?       Он понял, что Гермиона вспомнила его гениальную игру потому, как вздрогнула и озадачено посмотрела ему в глаза.       — Один из них Крэбб, кажется, — продолжил Том. — Это же он тебе личико подправил?..       — Ты нарочно? — сдвинула брови Гермиона.       Тот усмехнулся, немного помолчал, затянувшись дымом, и сказал:       — Чем занимается Малфой, знаешь?       — Чем он может заниматься? Учится, играет в квиддич…       — А ты никогда не задавалась вопросом, почему в тот день Малфой со своими дружками рано утром был возле запретного леса? — перебил Том, медленно выражая пришедшую в голову мысль.       — Нет, — качнула головой Гермиона, — а что?       — Через лес можно выйти к Хогсмиду, если знать, как идти.       — Ты хочешь сказать, они покидали территорию замка? Это невозможно! Они не могли пройти барьеры…       — В тот день не было должной защиты.       — Почему? И откуда ты знаешь?       — Гермиона, я был множество раз в том дне, и пока ты решала мою загадку, я успел заметить, что охрана замка ослаблена, а в следующем дне узнал, в чём дело: тогда происходили перемены в аврорате.       — Хорошо, откуда Малфой знал об этом?       — Вот и я думаю, откуда? — задумчиво протянул Том, выбрасывая сигарету с щелчком пальцев.       Гермиона вместе с ним проследила за траекторией уголька и снова посмотрела на него.       — Ты его в чём-то подозреваешь?       — Тебе есть, что рассказать мне? — перевёл взгляд Том на карие глаза.       — Гарри считает, что Малфой стал Пожирателем смерти, но это бред!.. Так ведь? Зачем ему нужен такой сопляк? Он даже школу не окончил… Я права?       — Учитывая, как ты заехала ему по морде, что выронил палочку, а потом сбежал, не могу не согласиться с тем, что он — сопляк. Какие у Поттера основания полагать, что он — Пожиратель смерти?       — Ну… мы видели, как он заходил в магазин Горбина, в конце лета. Гарри после этого стал утверждать, что Драко вошёл в число сторонников.       — Расскажи подробнее, что там было, и почему Поттер пришёл к такому выводу?       — Когда мы увидели, что Малфой свернул в Лютный переулок, то Гарри предложил последовать за ним. Мы спрятались под мантией-невидимкой…       — Откуда у вас мантия? — спокойно поинтересовался Том.       — Эта мантия принадлежала отцу Гарри, и Дамблдор передал её на первом курсе ему.       — Ты знаешь, что чары невидимости на мантиях исчезают со временем?       — Это необычная мантия — чары много лет остаются в первозданном виде и совсем не исчезают.       Том на несколько мгновений сузил глаза и произнёс:       — Дальше, что там с Малфоем?       — Мы выследили его в магазине. Он интересовался какой-то штукой, но нам так и не удалось понять, чем именно. Пока Рон доставал Удлинители ушей — подслушивающее устройство — мы пропустили половину разговора, а в другой половине Малфой спрашивал, как починить какую-то вещь. Горбин сначала попросил принести её в магазин, чтобы осмотреть, но тот ответил, что нет такой возможности…       — Это что-то громоздкое?       — Возможно, я не знаю. Малфой отказался приносить её, просил только объяснить, как починить, на что Горбин ответил, что работа нелёгкая и даже вряд ли получится осуществить затею. Тогда Малфой показал ему что-то такое, что должно придать Горбину уверенности в выполнении поручения, а потом пригрозил, что, если он кому-то расскажет об этом, его жестоко накажут. Пугал Фенриром Сивым.       — Кто это?       — Оборотень. Самый кровожадный оборотень.       — И вы не видели, что он показал?       — Он скрылся из виду. У Горбина стоял шкаф, и за ним его не было видно. Но после этого Горбин совсем иначе заговорил, испугался или что-то в этом роде. Если это и была бы метка, я сомневаюсь, что он размахивал бы ею во все стороны.       Том усмехнулся и медленно отвёл взгляд.       — Неразумно размахивать ею во все стороны. Значит, поэтому Поттер решил, что Малфой — Пожиратель смерти. А почему он пришёл именно к Горбину?       — Он просил оставить какую-то вещь — не продавать, потому что она понадобится Малфою. Я заходила в магазин, пыталась разузнать, о каком предмете идёт речь, но вышло неудачно…       — Поторопилась? — с усмешкой перевёл взгляд обратно на неё Том.       — Да, — выдохнула Гермиона. — Горбин понял, что я шпионила за Малфоем.       — Знаешь, звучит так, словно речь шла о парных предметах или связанных между собой, — медленно отозвался тот. — Он пришёл к Горбину, потому что у него был или есть такой предмет, который есть и у Малфоя, и он желает починить его. Даже, скорее, он не был, а есть у Горбина, иначе как бы Малфой объяснил, что именно нужно починить, не принося безделушку в магазин?       — Гарри тоже выдвинул идею о парных предметах, но… чтобы это ни было, какое отношение Малфой может иметь к Волан-де-Морту? Он всего лишь школьник и находится на виду у всех, не имеет возможности покидать замок и…       — Как раз возможность у него и была. В тот день, когда Малфой возвращался со стороны запретного леса и в разных реальностях встречал иногда тебя. Тогда не было защиты, тогда Малфой уже знал, что защиты не будет.       — Ты хочешь сказать, что какие-то изменения в аврорате напрямую связаны с Малфоем? Это невозможно! Его отец был изгнан из министерства, посажен в Азкабан, а после этого сбежал. У него не может быть доступа к министерству, да и зачем? Провернул какую-то махинацию, чтобы суметь встретиться со своим сынком?       — Ты рассуждаешь не о том, — качнул головой Том. — Дело не в связи Люциуса Малфоя с министерством, а в том, что он — Пожиратель смерти. И раз ты говоришь, что его сынок заходил к Горбину и просил придержать какую-то вещь, а другую помочь починить, то ему нужна связь с внешним миром. Если не ошибаюсь, все ваши письма и посылки проходят проверку, а если Малфой замышляет что-то плохое, то он не может просто так переписываться с Горбином или тем же оборотнем, который должен контролировать работу старика. Сама связь Малфоя и Горбина явно не является безобидной. Уж поверь, я знаю, кем является Горбин, как он ведёт дела и с чем имеет дело. И вообще… эта вещь, требующая починки, должна находиться здесь, у Малфоя.       — Вот именно, что все личные вещи студентов проверили, и никто не смог бы пронести в школу запрещённый предмет. А предмет явно запрещённый, потому что, веря твоим словам, Горбин занимается всем, что хоть как-то связанно с тёмной магией. Малфой не мог пронести эту штуку в школу.       — Не мог, но у него был шанс получить её как раз в тот день, когда охрана школы ослабла, — произнёс Том, затем несколько секунд поразмышлял и добавил: — Или есть другой вариант: этот предмет находится в школе и всегда в ней находился.       Гермиона резко вздёрнула голову в его сторону и задумчиво стала рассматривать заострённые черты, словно решаясь на что-то.       — Говори уже, раз есть, что сказать, — протянул тот.       — Гарри обеспокоен тем, что Малфой исчезает с карты Мародёров. Его нет нигде в замке и его окрестностях.       — Что это за карта? Показывает присутствие всех обитателей?       — Да, она показывает местонахождение всех волшебников, причём без утайки. Не важно, под оборотным зельем ты будешь или…       — И ты молчала?! — мгновенно вспыхнул Том, отшатнувшись от спинки дивана, заглядывая прямо в глаза Гермионе.       Та растерялась, от испуга приоткрыв рот, и, сглотнув, произнесла:       — Я совсем забыла, что Гарри может увидеть на ней тебя…       Том ощутил, как чувства снова овладевают им, а магия начинает беситься из-за утери контроля. Его снова потянуло к Гермионе, но он пытался сконцентрироваться на спокойствии и самостоятельно заглушить тревожность. Закрыв на несколько мгновений глаза, Том глубоко вздохнул, открывая их, и со слабой улыбкой посмотрел на собеседницу.       — Карта не показывает только одно — Выручай-комнату, — попыталась успокоить его Гермиона. — Тебе не о чем переживать!..       — Выручай-комната! Малфой пропадает в ней. В ней находится тот самый предмет! — тут же отозвался Том с загоревшимися от осознания глазами.       — Точно! — воскликнула та, слегка удивившись, что случайно нашла ответ, куда пропадает Малфой с карты. — Но… проблема в том, что невозможно выяснить, какой образ приобретает комната для Малфоя…       — Если речь идёт о предмете, то достаточно попросить комнату, чтобы она приняла облик помещения, в котором есть всё когда-то спрятанное студентами с самого начала существования этой комнаты. Ты была в такой комнате. Там ты нашла мою диадему.       — Но там слишком большое количество вещей! Как можно найти то, что не знаешь?       — Думаю, там мало вещей с тёмной или необычной магией, а Горбин занимается только такими предметами.       — Это глупо, Том. И вообще, зачем тебе это? Зачем тебе знать, чем занимается Малфой?       — Скажем так: я заинтересован в том, чтобы вычислить планы Малфоя, — уклончиво отозвался он. — Если он замышляет что-то неправильное, то это может повлиять на мои планы, а я не привык не учитывать все обстоятельства, которые могут помешать мне.       — И что за планы у тебя?       — А вот это уже не твоё дело.       — Том, ты говорил, что когда-нибудь я смогу узнать, какую роль ты на себя берёшь, — осторожно произнесла Гермиона. — Неужели я до сих пор должна оставаться в неведение, что ты делаешь, и в чём я тебе помогаю?       — Тебе достаточно знать то, что я не помогаю Волан-де-Морту, об этом я уже сказал недавно.       Та вздохнула, отводя взгляд, немного подумала и снова посмотрела в глаза Тому.       — Тогда я не понимаю тебя! Ты не помогаешь ему, но волнуешься за его жизнь! Ты обещаешь не причинять вреда мне и моим друзьям, но интересуешься замыслами Малфоя и действиями Дамблдора! Как я должна это складывать в своей голове? Ты ни там и ни здесь, ты!.. Я уже ничего не понимаю!       — И не должна ничего понимать, — усмехнулся Том, насмешливо глядя на собеседницу.       — Мы договаривались, что можем доверять друг другу, — сбавив тон, возразила Гермиона, чуть притянувшись к нему. — Как я могу доверять тебе, если ты ничего не говоришь мне? Если я даже не знаю, в чём помогаю тебе своей информацией?       — Если ты помнишь, то мы договаривались, что я ставлю тебя в известность на своё усмотрение. В данном случае я не вижу никакой перспективы рассказывать о своих планах, а значит, тратить на это время. И обрати внимание, что я предложил договор, а не принудил тебя. Мне ничто не мешает прямо сейчас кинуть в тебя Империус и заставить выполнять то, что мне хочется. Подумай, стоит ли портить со мной отношения, когда я проявил снисходительность к тебе?       Гермиона долго всматривалась в тёмные глаза, плотно сжав губы, затем грудным голосом произнесла:       — Я ненавижу тебя, Риддл.       — Зачем ненавидеть того, кто довольно благосклонно относится к тебе? — мягко заговорил Том, склонив немного голову. — Вдумайся в мои слова о снисхождении ещё раз. В конце концов, если ты хочешь узнать от меня больше, то, кажется, в повторяющемся дне я доказал, что злость, как и ненависть, не помогут. Прояви и ты снисхождение, если желаешь обладать моими знаниями, и, возможно, я смогу тебе верить.       — Ты никому не доверяешь, — фыркнула Гермиона.       — Верно, я не доверяю, но умею верить, а это разные вещи.       — Сейчас ты не веришь, что я буду молчать о твоих делах?       — Послушай, Грейнджер, ты хочешь знать обо мне, потому что переживаешь за себя и своих друзей. Я убедил тебя в том, что меня не интересует смерть Поттера или твоя, в противном случае, что мне мешает прямо сейчас выцепить мальчишку и пришить его? И раз это единственное твоё переживание, и я всем своим видом показываю, что эти переживания напрасны, то не вижу смысла рассказывать обо всём, ибо мои заботы никаким образом не относятся к твоим переживаниям.       Гермиона опустила голову, немного подумала и тихо произнесла:       — С кем ты дрался несколько дней назад?       — Ты что? Беспокоишься за меня? — наигранно удивился Том, растягивая губы в улыбке.       Та исподлобья посмотрела на него, запрокинула голову и, глядя в потолок, устало выдохнула:       — Будто бы я одна это делаю.       Том усмехнулся и демонстративно отвёл глаза.       — Поверь, если бы не магия, всё было бы совсем по-другому.       — Значит, ты окончательно решил, что не будешь избавляться от этого? — опустив взгляд, уточнила Гермиона.       — А ты до сих пор держишь эту мысль в голове? — ответив на её взор, невинно поинтересовался тот.       Она ничего не ответила, опустила ноги на пол и немного отвернулась.       — В следующий раз ты должна проследить, чтобы Поттер не использовал свою карту в момент, когда сюда прихожу я, — серьёзно произнёс Том после недолгого молчания.       — Когда ты собираешься прийти? — не оборачиваясь, спросила Гермиона.       — Так же, через три дня. В это же время, — ответил он.       Та слабо кивнула и сцепила пальцы в замок, пока Том доставал сигарету из кармана. Зажав фильтр в губах и подкурившись, он внимательно изучил профиль собеседницы, затем произнёс:       — Если хочешь, можешь идти.       Гермиона обернулась и недоверчиво посмотрела на него, потом медленно поднялась, расправляя складки юбки, и приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но Том опередил.       — Если не хочешь, можешь остаться.       — Сегодня ты будешь здесь?       Он закусил губу, с любопытством и озорством посмотрел ей в глаза, кивнув. Гермиона несколько секунд стояла в нерешительности, затем отвернулась и направилась к выходу.       — Знаешь, Грейнджер, — задумчиво окликнул Том, выпуская дым, — когда мне чего-то хочется, я никогда себе не отказываю в этом.       Она обернулась и чуть сощурила глаза, когда он медленно перевёл с сигареты на неё взгляд и насмешливо улыбнулся.       — Учитывая, что я чувствую твои желания, мне можно не врать.       — Я не уверена, что хочу провести эту ночь в твоём обществе, учитывая твою способность — причинять мне боль.       — Тогда учитывай мою способность — делать тебе приятно, — легко произнёс Том, превратив насмешливую улыбку в невинную.       Гермиона пристально оглядела его с головы до ног, акцентируя внимание на том, как отлично гармонируют тёмные и белые цвета в одежде, и спросила:       — Ты хочешь поболтать?       — Ты это так называешь? — невозмутимо отозвался он и, увидев, как та начала хмуриться, озорным тоном добавил: — Ты не понимаешь шуток.       Она удержалась, чтобы не закатить глаза, но заметно расслабила плечи.       — Иди, Грейнджер, спи, — уставшим голосом закончил Том, вставая с дивана и снимая с себя плащ. — Подумай над тем, что некоторые вещи происходят один раз в жизни.       — Хорошее настроение? — скрестив руки на груди, спросила она, показав подобие улыбки.       Том обернулся со слабой усмешкой на губах, кидая сложенный плащ на подлокотник, расправляя плечи и поправляя воротник рубашки.       — Можешь этим воспользоваться.       Гермиона медленно прошла к круглому столу и села за него, закидывая под себя ногу, опираясь подбородком на руку, наблюдая за Томом. Он приблизился, поправляя рукава, затем облокотился ладонями о стол, склоняясь перед ней и заглядывая исподлобья в глаза сквозь упавшие на лицо кудрявые волосы с озорной улыбкой на губах. Гермиона медленно выпрямилась, убирая ладонь со щеки и настороженно спросила:       — Что ты задумал?       — Ничего, — качнул он головой, медленно моргнув.       — Ты хотел поболтать…       — Я не говорил, что хочу поболтать, — усмехнулся Том, показывая загадочную улыбку. — Но раз ты решила остаться, то из этого нужно извлечь пользу.       Он наклонился к ней, на секунду прикоснулся к губам и тут же вытянул мерцающую нить, заставляя свои глаза вспыхнуть неоновым светом, самому почувствовать восторг и неукротимую уверенность, ощущая, как всё тело заполняется невообразимой мощью, а Гермиону, томно наблюдающую за белым свечением из-под полуопущенных ресниц, погрузиться в мягкую пропасть.

***

      Том посмотрел на наручные часы, отмечая раннее время, поднялся с дивана и посмотрел на спящую в кресле Гермиону, свернувшуюся в клубок.       До полуночи они непринуждённо разговаривали о темах, волнующих Тома, пока не замолчали и почти единовременно не провалились в сон, оставаясь на своих местах.       В момент пробуждения Том ощутил подавляющие чувства и призыв магии, но тут же попытался взять себя в руки и сконцентрироваться на делах. Поправив одежду, выкурив сигарету и накинув плащ, он бросил последний взгляд на Гермиону и вышел из комнаты, защищая себя дезиллюминационными чарами. Сегодня он решил проследить за Малфоем и убедиться, что тот действительно исчезает в Выручай-комнате.       К огромному сожалению, видимо, у Драко были на сегодня другие планы, поэтому уличить в чём-то мальчишку ему не удалось. Благополучно покинув школу и оказавшись в логове Пожирателей смерти, Том, как ни в чём не бывало, зашёл через главный вход и неожиданно наткнулся на Долохова.       — Где тебя носило? — прошипел он, сверкая глазами.       — Поднимемся, — спокойно отозвался тот, направившись к лестнице.       Когда оба оказались в комнате Тома, Антонин напряжённо пронаблюдал, как тот снимает верхнюю одежду и с безмятежным видом поворачивается к нему.       — Волан-де-Морт знает, что сегодня ты исчез.       — Ну, исчез я не сегодня, а вчера… — усмехнулся Том, с чувством превосходства взглянув на волшебника.       — Я сказал, что ты проводишь время в переулке, и кое-как мне удалось убедить Лестрейнджей не таскаться за тобой, — сдержанно отозвался Антонин, сцепив в замок перед собой ладони, спрятанные в перчатках.       — Прекрасно. Скажешь ему, что ничего странного я не делал, но как будто бы наблюдал за всеми. Будем считать, что я поджидал Нимфадору Тонкс, которую мне не удалось застать.       — Том, ты должен понять: обо всех твоих побегах я должен знать, — не разделяя безмятежности собеседника, произнёс Долохов.       — Будем считать это случайностью, — отворачиваясь от него и подходя к окну, отозвался Том.       — Понравилось спрыгивать из окна? — спокойнее поинтересовался Антонин, присаживаясь в кресло.       — Лестрейнджи настолько недальновидны, что не додумались караулить тут, — слабо улыбнулся себе тот. — Или слишком высокомерны.       — Полагаю, сегодня был в школе? Выяснил что-нибудь интересное?       — Помнишь Горбина — владельца лавки в Лютном переулке?       — Он имеет какую-то связь?       — К нему ходил Малфой, просил рассказать, как починить какую-то вещь. Случайно не знаешь о чём речь? — поворачиваясь лицом к Антонину, спросил Том, опираясь ладонями о подоконник.       — Когда это было? — чуть нахмурившись, отозвался тот.       — В августе. Он просил Горбина починить что-то и оставить какую-то вещь на будущее. Вещь, которая находится у него на продаже, но не продаётся.       — Видимо, Малфой-младший скрывает что-то и составляет планы, связанные с убийством Дамблдора.       — Видимо, — кивнул Том. — Я бы и сам сходил к Горбину, но понимаешь, как это будет… странно. Да и не хочу светиться перед Волан-де-Мортом, ведь Лестрейнджи быстренько доложат ему о моей заинтересованности Горбином.       — Это мелочь какая-то или?..       — Не имею представления, — качнул он головой, — но Горбин ни за какие деньги не продаст эту вещь. Выясни, что это.       — Хорошо, — согласился задумчиво Антонин, сжимая и разжимая ладони в перчатках. — Вечером сообщу.       — Завтра я встречаюсь с Тонкс, и ты доложишь об этом Волан-де-Морту, — напомнил Том.       — Будешь как-то подготавливать её к столкновению?       Он качнул головой, промолчав о назначенном тайнике, потому что, если Долохов всё-таки играет за Волан-де-Морта, Том лишится всех своих запасных вариантов, продуманных заранее, как в случае с Тонкс, так в случае и с Гермионой. Осталось продумать место для укрытия на случай, если между ним и Волан-де-Мортом окончательно мир треснет пополам.       — Антонин, — обратился к нему Том, приподняв опущенную голову чуть выше, — откуда Драко Малфой мог знать, что в тот день защита школы ослабнет?       — Ты подозреваешь причастность Люциуса Малфоя в деле с авроратом?       — Вряд ли. Его сынок особо не распространяется о своих планах, но вот что странно: в тот день он наверняка был в Хогсмиде. Как ты думаешь, с кем он мог видеться и зачем?       — Не знаю, но это явно связано с убийством Дамблдора.       — А значит, Драко Малфой связан с махинацией в аврорате. Для него была устроена эта махинация, чтобы он протащил предмет, если был вне школы, или просто встретился с кем-то для получения какой-то информации.       Антонин закусил губу, слегка приподняв в недоумении брови, и стал постукивать пальцами по коленке, задумчиво наблюдая за этим движением. Такая реакция немного удивила Тома, он чуть нахмурился, но невинным тоном спросил:       — Ты не согласен со мной?       Долохов, словно очнувшись ото сна, поднял голову и спокойно ответил:       — Согласен, но это не значит, что Руквуд не имеет к этому отношение. Они явно как-то связаны, и если это было нужно Малфою-младшему, то в первую очередь он обратился бы именно к Августусу. Возможно, через кого-то.       — Но не через Люциуса, точно, — покачал головой Том, продолжая внимательно наблюдать за поведением собеседника. — Кто с Руквудом поддерживает хорошую связь?       — Яксли, Эйвери, ну и я.       Тот на мгновение сузил глаза, затем встрепенулся и оттолкнулся от подоконника, принимая безмятежный вид.       — Том, я не совсем понимаю, зачем тебе знать имя настоящего махинатора? Даже если это не Руквуд, и даже если подача шла от Малфоя, какая разница?       — Затем, что отсутствие любопытства и неосведомлённость довели Волан-де-Морта до безрассудства! — жёстко ответил он. — Он прокололся на пророчестве, не проявив должного любопытства и предусмотрительности, я же не собираюсь прокалываться на этом, махнув рукой на все неизвестные махинации, кружащие за его спиной! И я учитываю, что некоторые пытаются это дело свесить на меня.       Том обошёл стол, приближаясь к Антонину, и, внезапно показав вежливую улыбку, произнёс:       — Заставляешь думать о большей осведомлённости, чем говоришь мне.       Долохов безоблачно улыбнулся ему в ответ.       — Я и не рассчитывал, что ты будешь безоговорочно доверять мне.       — Я никому не доверяю, и ты это знаешь, — безразлично отозвался Том, отворачиваясь от собеседника и направляясь к прикроватной тумбочке.       — Я найду тебе затейника, — через несколько секунд решительно произнёс Антонин, поднимаясь на ноги. — Настоящего, если это не Руквуд.       Тот достал из тумбочки пузырьки и неторопливо подошёл к Долохову, который принялся поправлять белоснежный воротник рубашки, торчащий из-под тёмного пальто.       — Найдёшь, — угрозливо улыбнулся Том, протягивая пузырьки. — Мне это больше не нужно.       Антонин посмотрел на успокоительное зелье, которое приносил ему пару дней назад, и аккуратно забрал из протянутой руки, а тот отвернулся и отошёл к столу.       — Рад слышать, что взял себя под контроль.       Том обернулся, пронзительно заглянув в стальные глаза, и невинно отозвался:       — Уверен, если бы юный Антонин Долохов встретился с самим собой, у него бы тоже возникли сложности при общении с тобой.       Он проследил за странной усмешкой, заигравшей на губах мужчины, и ещё настойчивее подумал о загадочности этой личности. Может быть, Долохов ему не враг, но то, что он скрывает какие-то факты, уже казалось однозначным. И если это так, то Том обязан узнать с какой целью и какие факты. Ему всё больше казалось, что Август Руквуд здесь не причём, а Антонин знает куда больше, чем говорит, и пытается всё свалить на Руквуда. В конце концов, если он смог предать Волан-де-Морта, помогая Тому, то где гарантия, что Долохов не предаст и его?       За кого играет этот человек? А главное, в чём его интерес и какой ожидает приз?