Баллада о Пламени Дракона

      Лучше бы Кили сразу объяснил мне про эти дурацкие грибы, может тогда я бы так не опозорилась перед Двалином и остальными. Хотя Торин кажется говорил, что они галлюциногенные, но разве я тогда слушала? Да и если уж на то пошло, то это было сказано слишком вскользь, между делом, чтобы толком понять, о чём речь. Кто же знал, что споры мирных с виду жёлтых грибочков кишмя кишат прямо в воздухе и вызывают депрессивное состояния и всякие другие нездоровые расстройства личности? Теперь, когда я об этом услышала, мне стало немного легче, хотя на душе было всё так же противно. Однако, в любом случае, лучше знать о том, что с тобой происходит, чем считать, что деградируешь и сходишь с ума. Кстати, Гэндальф ведь тоже говорил, что с мощёной тропой, по которой мы сейчас идём, не всё в порядке, и лучше отправиться в объезд, как сам волшебник в итоге и поступил. Точнее, я надеюсь, что он так поступил, а не бросил меня на произвол судьбы в этих непролазных кущах.       Чащобы и впрямь были такими густыми, что сойти со старой дороги не было никакой возможности — подлесок заслонял всё похлеще добротного частокола. Интересно, а почему сами эльфы не используют этот путь, и Торин так уверен, что они нас не засекут? Может, их ранимые ушастые души сильнее гномов не переносят действие местных грибов? Мне самой подчас так плохо становится, что только Кили и может успокоить то уговорами, то объятиями и поцелуями. Бедняга уже столько от меня наслушался, что удивительно, как до сих пор не поседел и не разучился улыбаться своей задорной улыбкой. Остальным вообще лучше держаться подальше, а то и в их адрес сболтну чего непотребного. Не каждого тогда остановят доводы о моей чувствительной женской психике, кто-то всё равно попытается воздать за нанесённую обиду. — Нам самим скоро есть будет нечего, а ты всё эту белку прикармливаешь, — без особой злобы заметил Кили, когда во время привала я угостила пушистую красавицу карамелькой. — Парни увидят — тебе уши надерут, а её без хвоста оставят.  — Нельзя, — засунув и ему в смеющийся рот конфету, я проводила взглядом умчавшую с угощением диковинную зверушку. — Она добрая и смелая, как можно обидеть?  — Эта белка просто наглая жадина, а ты ей потакаешь, — уткнувшись подбородком в мои волосы, гном что-то пробурчал на своём кхуздуле, из которого я ни слова не понимала. — Спи, скоро опять выдвигаться вперёд.       Так, в полудрёме, мы просидели под деревом наверное с час, а потом Торин снова поднял всех, заставляя идти дальше. Он всё время так делал. Порой и ночами покоя от его приказов не было. Трудно даже подсчитать, сколько было этих ночей да и разделявших их сумрачных дней тоже.       Не меньше недели.       Наверное, все давно бы сбились со счёту, но у скурпулёзного Балина ещё не сел телефон. А вот мой давно разрядился, и это прискорбно — больше не было возможности тайком фотографировать недовольное лицо Кили и дразнить его, что соберу море ещё более интересного компромата, после которого ни у кого не повернётся язык назвать его самым хорошеньким из Дуринов.       Гном то смеялся, то злился от слова «хорошенький», и за всем этим было весьма забавно наблюдать — хоть что-то отрадное в похожем на страшную сказку лесу. Да и потом я хотела сохранить эти снимки на память. Даже, наверное, когда нибудь распечатать. В сердце теплилась надежда, что из всех нынешних приключений и передряг всё же получится выйти живой и может быть даже почти невредимой, и вместе с тем росло понимание, что когда вернусь домой, то стану ещё большим изгоем, чем была. Прославлюсь как сумасшедшая Бэггинс и уже точно никогда не смогу обзавестись семьёй.       Впрочем и раньше надежд на это было меньше малого.       А так останутся хоть воспоминания.       Воспоминания о том, что когда-то у меня был недокавалер самых настоящих, пусть и гномьих, королевских кровей. Принц. Буду седой одинокой девой греть старые кости у разожженного в камине огня и, рассматривая выцветшие фото красавчика, вспоминать, как он дразнил, целовал и называл меня золотком. Похоже, это всё, что уготовано мне судьбой из той романтической чепухи, о которой так мечтают девчонки.  — Опять скисла? — помогая перебраться через поваленное бурями, обращающееся в труху дерево, Кили внимательно вглядывался в моё лицо. Ясно, чего он боится — никогда не угадаешь, когда меня накроет очередная истерика, являющаяся для него худшим наказанием, чем сам переход через Мирквуд. Не думала прежде, что мужчины так боятся девичьих слёз. — Только готовлюсь это сделать, — оказавшись поставлена на тропу, я ответила ему вымученной улыбкой. — Обещаю не реветь сутки, если мне на ужин достанется хотя бы сухарик и немного воды. — Была бы ещё и карамелька, если бы ты не берегла их для своей белки, — вздохнув с явным облегчением, Кили бодро направился вперёд, потянув меня за руку, чтобы не отставала. — Мне кажется, на ней можно и сэкономить наши скудные запасы.  — И чем ты предлагаешь питаться бедной девочке? Она же с голоду сдохнет, если решит перейти на диету из прелых листьев. — Ну как-то же всё их чёрное племя жило и питалось здесь до того, как ты занялась своей благотворительностью. Ни разу не задумывалась, почему они так неотрывно за нами следуют?  — Ждут, пока самый слабый выбьется из сил, чтобы съесть его? — В точку. А теперь поразмысли, кто в нашем отряде, на их взгляд, легкодоступная добыча? И эта добыча подкармливает самую бойкую из них.  — Да ладно, ты этих конфет съел втрое больше несчастной худенькой белочки.  — Ну да, она такая худенькая, что когда прыгает по веткам, они жалобно трещат под весом её жирной недоедающей задницы.       Хихикнув, я на мгновение уткнулась лбом в его плечо. Уверена — именно этого Кили и добивался, только бы не рыдала и не истерила. Похоже, терпения успокаивать меня у него становилось всё меньше.       Прошло ещё несколько дней пути, и гномьи запасы еды окончательно растаяли. Не осталось даже сухарей, да и воды было совсем мало. Становилось ясно, что если в ближайшие сутки Торин ничего не придумает, то скоро нас ждёт мучительная голодная смерть в чащобах, которые становились только гуще и уже почти совсем не пропускали свет. Вначале среди листвы то и дело скользили солнечные лучи, а теперь нас окружали замогильные сумерки, сменившиеся с приходом ночи непроглядной тьмой. Даже белки больше не преследовали наш отряд столь активно, как прежде, только несколько энтузиасток, включая мою прожорливую подругу, ещё скакали по веткам. Наверное, и им было не по душе находиться в этой жуткой части леса. Вокруг становилось всё больше грибов, а старые скрюченные ветви буков и вязов были сплошь обтянуты густой паутиной, которая в потёмках до жути напоминала белоснежный погребальный саван. Судя по количеству этой тонкой пряжи, здесь должны кишмя кишить сотни тысяч пауков — ведь кто-то же это всё сплёл, но пока я ни одного не заметила. То ли они так хорошо прятались, то ли зрение притупляли усталость и голод. Но, похоже, никого кроме меня отсутствие тружеников эльфийского прядильного тыла не напрягало, так что волноваться и переживать, наверное, не стоило. И без того хватало насущных проблем, чтобы ещё думать о месте их дислокации.       Например, стоило устыдиться того, что, несмотря на все лишения и невзгоды, гномы бодро двигаются вперёд, а у меня ноги подгибаются и, наверное, скоро начнут заплетаться, как у пьяньчужки из удельского паба. Стоило, но не буду. Не моя вина, что хоббиты не привычны совершать дальние переходы на голодный желудок. Не помню, что там дословно было в контракте, но существовать без еды и воды я точно не подписывалась, так что с меня и взятки гладки. Я маленькая и хрупкая, мне положено есть минимум пять раз в сутки, чтобы ветром не сдувало, а не последний раз неделю назад. Буквально вчера в ремне пришлось проделывать новую дырку, иначе джинсы просто падали с вконец отощавшего зада. Наверное, от маленькой груди совсем ничего не осталось. Помнится, в начале нашего знакомства Кили очень сетовал на её скромные размеры; интересно, что бы он сказал теперь, если бы увидел меня без кофты? Наверное, забрал бы назад своё обещание ухаживать, пока мне этого хочется.       Немного отстав от увлечённо спорящих о чём-то в хвосте отряда Кили, Фили и Дори, я облокотилась о шершавый ствол высоченного вяза и позволила себе слабость размечтаться о том, как, вернувшись домой, первым делом отправлюсь на кухню, чтобы приготовить рагу с цыплёнком и чудесные пончики, которые густо намажу малиновым джемом. Нет, лучше торт с чёрной смородиной и побольше сливок. Как же вкусно будут пахнуть коржи при выпекании… Просто волшебно. А ещё рыбки бы нажарить, но её сначала нужно поймать и почистить. Очень люблю делать это самолично. И тогда с лучком и пряностями получается такая вкуснятина, что за уши от тарелки не оттянуть, пока она не опустеет.       Обиженный пустой желудок судорожно сжался от столь бессмысленных фантазий, и именно в этот момент, согнувшись пополам от боли, я услышала впереди выстрелы. Мамочка дорогая, что же такое происходит? Пришлось, спешно отирая выступившую на лбу испарину, нестись к ушедшим вперёд гномам. Ополоумели что ли совсем? Торин же категорически запретил шуметь. Но собственно именно он во главе отряда и находится.       Нет, всё-таки хочу жареного гуся! С чесночком и хрустящей корочкой!       Такого, как мама готовила на Новогодню.       Святые тортики, сколько можно мечтать о несбыточном? Уже тошнит от голода, а никак не уймусь…       Вылетев на крохотную поляну, окружённую словно хороводом зарослями дубов и бесплодного в этом лесу орешника, я буквально врезалась в перезаряжавшего обойму Кили, который тут же пихнул меня, как под крыло, себе за спину и передал оружие Бомбуру. — Твою мать, золотко, где тебя орки носят? Хочешь, чтобы я совсем поседел?  — Лучше бы они есть носили, — попытавшись выглянуть из-за его руки, я тут же зажмурилась, почти оглохнув от новых выстрелов. — На нас напали? — Точно, свора гигантских пауков решила сожрать нас на обед и пытается изловить по одному. — Ты шутишь? — невозможно было поверить услышанному, ничего не видя за его широкой спиной. — Как… — Шутки — это инвестиции в секс, а нам сейчас не до него, — несколько раз выстрелив куда-то вперёд и вверх, Кили, наконец, обернулся ко мне, и по его мрачному лицу стало ясно, что происходит действительно что-то очень нехорошее. — Этих тварей слишком много. Можешь спрятаться так, чтобы тебя не нашли? С нами тебе сейчас нельзя.  — Хорошо, — заозиравшись вокруг, я обратила внимание на особо раскидистый старый дуб. — Сейчас…  — Белли, — наклонившись, обняв свободной от оружия рукой, гном прижался к моим губам быстрым, горьким от запаха сигарет поцелуем. — Вдруг что — кричи так громко, что бы я даже оглохший тебя услышал.  — Договорились! — понадобилась вся моя смелость, чтобы прижаться щекой к его колючему подбородку, а затем пулей шмыгнуть в выбранное укрытие. — И ты тоже!       В канонаде вновь затрещавших выстрелов ответа слышно не было. Если Кили вообще что-то ответил. Юркнув к бугрящимся древесным корням, я спряталась в высокой поросли и охваченная ужасом следила за тем, как Двалин с Ори распаковывают гранатомёт, а остальные гномы успевают управляться с более лёгким оружием.       Вскоре, ломая ветки деревьев, появился первый из пауков, о которых говорил Кили: настоящая чёрная гора, лапы которой заросли густой шерстью, а острые жвала щёлкали так громко, что от ужаса туманилось в глазах, и гулко колотилось сердце. Попробуй одолей такого монстра, а если он ещё и с компанией, то это — верная смерть.       Паук и впрямь оказался не один, топот остальных его соплеменников было слышно так же хорошо, как выстрелы и собственное рваное дыхание. Не меньше десяти монстров, двое из которых вскоре были убиты, а остальные, словно танцуя, уворачивались от пуль и всё быстрее наступали на оборонявшихся гномов.       Не выдержать.       Не спастись.       У меня просто раньше взорвётся мозг, и окоченеют пятки.       Бежать некуда, да и совесть никогда бы не позволила так поступить. Нужно как-то помочь, что-то сделать, но что я могу со своим маленьким ростом и тощим оголодавшем тельцем? Разве жахнуть особо шустрого паука веткой по лапам или запустить ему в глаз булыжником… Глупости это всё. Огромные тварюги наверняка сразу меня заметят и в лучшем случае затопчут, а в худшем ещё и сожрут.       Н-да, не слишком радужные перспективы.       Похоже, круг замыкается раз в пятилетку, преподнося на блюдечке смерть, не слишком отличавшуюся от родительской.       В прошлый раз затейником был Радагаст, в этот раз отличился Гэндальф. Наверное, магический орден Арды стал чёрным проклятием для нашей семьи.       И тут я вспомнила про кольцо Горли. Тоже магическая штучка. Может стоит использовать его в противовес поступкам волшебников, и тогда появится шанс на спасение?       Цепочка, на которой оно висело, путалась в растрепанной косе и словно живая зацепилась за заколку, однако уже через несколько секунд я вместе с ней надела золотой ободок на палец. Расстегивать просто не было времени. Надела и затаила дыхание от того, как изменилось всё вокруг: словно окуталось прозрачной туманной дымкой, которая приглушала звуки и отчего-то делала происходящий вокруг кошмар не таким жутким. Интересно, это потеря страха или просто минутное отупение?       Не став тратить время на обдумывание этого непонятного состояния, я выбралась из своего укрытия и внимательно огляделась. Подходящей для задуманного палки поблизости не оказалось, а под пули гномов лезть совсем не хотелось. Оставалось ограничиться белым крошевом булыжников, мостивших тропу, по которой вёл нас Торин. Схватив один из них, я постаралась получше прицелиться и запустила его в находящегося ближе всех паука. С первого раза попасть не получилось, однако эффект всё же был вдохновляющий — монстр был достаточно удивлён просвистевшим над головой камнем, чтобы отвлечься от своих попыток подобраться к палившему без разбора Глоину. Тот не преминул воспользоваться моментом и выстрелил пауку в глаз.       Мерзкое зрелище и море чёрной крови завертевшегося и рухнувшего монстра — картина не для слабонервных барышень вроде меня, однако это была знатная победа. Вдохновлённая успехом я продолжила собирать булыжники и метать их в начинавших впадать в бешенство пауков. Кто-то из них даже начал бегать кругами, противно ворча про спрятанную в листве катапульту. Всё это, разумеется, злило не только пауков, но и не понимавших, что происходит, гномов; однако апогеем моего успеха стало попадание не в очередного монстра, а в прилетевшего откуда-то сверху белобрысого верзилу. Распластавшись на земле и потирая ушибленное плечо, он сквернословил громче Торина с Двалином и даже не менее цветисто.       Опешив от произошедшего казуса, я далеко не сразу поняла, что матерящийся на чём свет стоит дяденька является эльфом. Это стало очевидным, только когда следом за ним с веток деревьев посыпались остальные остроухие личности. Ругавшиеся не менее виртуозно и напугавшие пауков своим появлением так сильно, что те резвым галопом ретировались с места незадавшейся охоты. Дрессированные что ли, как медведи на ярмарке?       Растерянно хлопая глазами, я смотрела на то, как эльфы умело разоружают пытавшихся оказать сопротивление гномов и, зачитав им статью о нарушении границ и разбое в Мирквудском заповеднике, уводят вглубь лесной чащи.       Вот это поворот… Сработано умело, как с преступными бандами, о которых рассказывают в выпусках чрезвычайных происшествий, и так быстро, словно каждый день этим занимаются. А как сильно ругаются с Торином и Балином — аж дух захватывает! Впрочем, остальные гномы не отставали в своих возмущениях, и ор стоял такой, что стайка носившихся за нами белок от греха подальше стремительно разбежалась. Мне тоже нужно было что-то делать: и, постаравшись стряхнуть с себя оцепенение, я поспешила за арестантами и их конвоем. Не оставаться же одной посреди леса, да и их выручать как-то нужно. Только как? Кидаться камнями уже, ясное дело, бессмысленно, но ведь что-то придумать можно? И сказать хоть слово постоянно оглядывавшемуся, чёрному, как туча, Кили. Но сделать этого, не выдав себя, я не могла.